U.S.S.A.R.

25 июля 2006 года. СССАР, Вашингтон. 08:42

— Что?! Демократия – это возможность человека свободно деградировать! – рявкнул Генеральный Секретарь Томпсон, стукнув огромным, как голова шимпанзе, кулаком по столешнице. – Демократию они советуют… Да пусть идут к чертям со своими бездарными советами! Людям нужна твердая власть, и все это прекрасно знают.

— Товарищ Томпсон, — попытался остудить Генсека Шпигель, — Но это же международные специалисты, предсказавшие революцию в Бразилии…

— Да что там было предсказывать! Когда куча одичавших оборванных негров стреляют с танков в здание правительства, то тут уж и кретину понятно, к чему идет дело. А вот твои специалисты подкачали, Робби. Я надеялся, что они что-нибудь путное подскажут. А эти… — Томпсон изрыгнул несколько слов, клеймя ученых из Статистического университета города Мехико самыми антицензурными словами, — … последние советуют мне увеличить уровень демократии!

Роберт Шпигель, несмотря на дрожь в коленях, восхитился своим непосредственным начальником. Генеральный Секретарь Американской Коммунистической Партии, несмотря на преклонный возраст, все ещё мог производить на окружающих грозное впечатление. Огромный, двухметровый, с обширной, как степи Хакассии лысиной, он являлся живой легендой для всех стран, входящих в социалистический лагерь. Его прадед трудился до полуобморока на одном из заводов Форда, получал гроши и втайне от всех заучивал «Капитал»; дед, в молодости известный боевик партии, в старости стал директором того самого завода, национализированного после Великой Революции; отец участвовал во Второй Мировой войне и завоевал медаль за Храбрость в бою с английскими фашистами. Поэтому неудивительно, что Артур Томпсон почти с рождения вошел в партию, и, фанатично преданный своей стране и идеалам коммунизма, добрался до самой вершины, о которой только мог мечтать гражданин СССАР. К сожалению, за последние годы товарищ Томпсон сильно сдал. Память его становилась хуже, он иногда не сразу вникал в сложные политические гамбиты, формирующиеся на шахматной доске мира. Однако своего несгибаемого характера он не потерял, что бесконечно радовало. Генеральный Секретарь Артур Томпсон, как и раньше, был готов поставить на карту все ради победы.

Честно говоря, Роберт не сильно верил, что они когда-нибудь увидят наступление коммунизма. Он был политиком и патриотом, и был готов принять любую идеологию – главное, чтобы она в конце концов вела к победе его страны над другими. Поэтому, когда Генсек не мог найти выход из какой-то политической ситуации, он просил помощи у своего тайного советника. Увы, сейчас конгениальный Роберт Шпигель не мог ничего сказать. Назревает война.

-Товарищ Томпсон, маршал Шепард прислал распечатку с информацией, добытой нашими агентами. – Роберт аккуратно положил папку на стол, пытаясь не возбудить в Генсеке новую волну ярости.

— Ну, что там? – Томпсон резким движением руки раскрыл папку, — Так, ага. Приблизительный военный, экономический и производственный потенциал Российской Империи. Ага, ага. Вот дьявол! Ты представляешь, Робби, они ведь с нами ноздря в ноздрю… Даже обгоняют! Ого! Мне это не нравится. Хорошо хоть, ракет у нас больше. Ага… Ага. Ты в курсе, Робби, что иваны очень сильно обходят в плане вооруженного столкновения?

— Да, я знаю. — не без страха ответил Шпигель. В отличие от своего начальника он был в курсе, что возможности СССАР по этому списку сильно завышены – в некоторых графах даже в два раза. Времена сейчас для Союза нехорошие, производство немного упало. Кризис по Марксу.

— Это хорошо, что знаешь. Это очень хорошо. – нахмурился Генсек, разглядывая отчет. Наконец он решил что-то про себя, и повернулся к Роберту, — Ладно… Так. А знаешь что? Иди-ка ты домой, Робби. Ты же всю ночь работал.

— Но товарищ Томпсон…

— Цыц! Я сказал – проваливай, значит – проваливай. Мне нужно побыть одному. Если что, засну в кабинете, поэтому меня не кантовать. Все, до встречи! – он махнул рукой, прогоняя помощника из кабинета, и погрузился с головой в бумаги. Роберт не видел, как его лидер немного покусывает губы в предвкушении кое-чего приятного.

***

Тот же день. Российская Империя, Петроград. 22:00

— Князь Потехин, а что вы скажете об этой новой опере… как его, Господи… «Комикон»? – повернулся министр путей сообщения Проклятов к своему соседу, засовывая в огромный жабий рот сигару, напоминающую своими размерами ствол небольшой березы.

— К сожалению, я не смог его посетить. Но, как мне сказали, ничего от этого не потерялось – оперу называют одной из самых бездарнейших, — нехотя ответил Борис Игоревич, министр здравоохранения: он был не настроен на разговоры, с кем бы то ни было.

— О да! Полностью с этим согласен! – воскликнул Проклятов, поднимая вверх костлявый палец, — Отвратительно, просто отвратительно… голоса никакого, а все туда же! Мне придется полностью согласиться с бароном Вороновым: современная опера оставляет желать лучшего…

Борис Игоревич Потехин сделал вид, что внезапно заинтересовался разговором между министрами образования и обороны, которые спорили о том, куда выгоднее в нынешнем году вложить деньги. Оставленный без слушателей, Проклятов попытался поговорить сам с собой, рассказывая о содержании так взволновавшей его оперы, но вскоре затих. Видимо, министр не утраивал себя как собеседник.

Мрачно темнел украшенный росписью потолок Зимнего дворца, не так давно заново отстроенного после Второй мировой (Петергоф сейчас также находился на реконструкции). В приемном зале, уставленном высокими кожаными креслами, собрались все министры, управлявшие великой Империей. Сам император почему-то задерживался, и поэтому холеные люди в дорогих костюмах убивали время кто как — разговаривали о всякой ерунде, курили, а министр тайной полиции Жухлин вообще дремал в кресле, довольно ощутимо похрапывая и принося этим дискомфорт для остальных. Князь Потехин вяло пробежал глазами по позолоте, покрывавшей стены, и, не скрывая скуки, откупорил стоящий рядом на столике бутылёк с вином. Алая жидкость красиво наполнила маленький стаканик из хрусталя, князь немного поболтал её на весу, любуясь отблесками света в кровавом преломлении, и залпом выпил, ощущая разливающуюся по горлу свежесть. И в этот момент черт вновь дернул старого маразматика Проклятова, который затрепыхался на своем месте, словно внезапно разбуженная на насесте курица, и начал тихо, но внятно нудеть:

— …Нет, при Семене Викторовиче было гораздо лучше. Его ведь все Батюшкой называли, да и сейчас называют. Уважают, значит. Не был он сопляком, как Сашка, не был! Да и кто бы ему позволил? Война ведь… Так это ведь надо было – страну за столько времени с колен поднять… Кто ж ещё так сможет? Клянусь вам, мой сударь, — обратился он к пустоте, — Клянусь чином моим, годами верной службы заработанным – когда Семен Викторович изволили умереть, я день весь слез с глаз не утирал. Даже, грех признаться, петлю хотел намылить. Благо, падчерица отговорила – ты мол, Проклятов, человек в государственной службе опытный, а цесаревич Александр Семенович государства не знает, авось и подскажешь чего… А Сашка, оказалось, сопляк, редкостный сопляк. Гнилая голова, с червоточинкой. Эх, загубит он страну, ой загубит, ой ещё поканителимся по заграничью…

Его оборвал лакей, внезапно появившийся из-за секретной двери и сразу огласивший залу неприятным высоковатым голосом, которому вторило появившееся в углах эхо:

— Внимание! Приветствуйте Императора Всея Руси, князя земель Северокитайской и Польской, Ордена Индийских Богов, Ордена Андрея Первозванного, Ордена Святой Славы, Ордена Мужества, Ордена Трех Княжеств, Орденов Лихтенштейна, Разделенной Англии, Австралийского короля кавалера, хозяина земли русской Александра IV Семеновича!

Министры встали и зааплодировали, когда из центральной двери в сопровождении двух высоких гвардейцев в синих парадных формах появился император Александр Семенович. Как всегда в князе Потехине при виде его непосредственного начальника заворочалось сухое, привычное раздражение.

— Садитесь, господа подданные, — произнес царь с картавостью, обведя взглядом собравшихся, — У нас не так много времени, чтобы тратить его на официоз.

Мало у него времени… Только жесткий самоконтроль не позволял Борису Игоревичу, обычно горячему сорвиголове, показать при императоре свое презрение. Отвращение питалось отовсюду: от мизерного ростика «Хозяина земли русской», словно не царь он, а какой-то выродок; от позорной привычки его выпячивать губы, как уличная женщина; от усиков и бородки салонного мажора, под которыми Император прятал полное отсутствие подбородка; от маленьких бледно-голубых глазок с желтоватыми белками. Но более всего князя раздражало другое.

Несмотря на то, что министр путей сообщения Проклятов был старым маразматиком да и вообще ископаемым, как меч, доспехи и конь Тимура, он был прав: Александр 4 был «с червоточинкой». Отец его, Семен I Викторович, был коронован двадцать четвертого июня тысяча девятьсот сорок второго года – ровно через два дня после того, как его отец, царь Виктор Константинович Збруев (надо сказать, довольно бесхребетный правитель: единственное, что он сделал – вовремя забрал корону у под корень сгнившей династии Романовых в лице царя Николая Второго) умер от сердечного приступа, узнав, что Англия и Франция, провозгласившие у себя политику фашизма, объединились и напали на Россию. Молодому цесаревичу, которому на то время ещё не исполнилось семнадцати, досталась атакованная врагами страна, и ему пришлось становиться настоящим Царем за ужасно короткое время, так как Прибалтика уже вовсю грабилась европейскими нацистами. И он им стал. За неделю Семен Викторович провел частичную мобилизацию, привел в состояние боевой готовности производство, собрал научный костяк и заставил его работать на нужды фронта. Царь умудрился сделать так, чтобы Япония, ненавидящая русских, стала нашим союзником. Когда в Союзе Советских Социалистических Американских Республиках начались теракты, проведенные англичанами, Семен Викторович втянул коммунистов в войну, и вечные враги стали на короткое время друзьями по оружию. Да, покойный Император пользовался не всегда чистыми методами борьбы. Но он победил – и это главное.

Спустя четыре года войны, когда, наконец, утих рев орудий и был проведен суд над лидерами фашистов, перед Семеном Викторовичем встала новая проблема – восстановить почти полностью истощенную Российскую империю. И вновь талант великого лидера не подкачал. Он смог не только вернуться к довоенному, не самому впечатляющему уровню ВВП, но и умножить его минимум вчетверо. Через всю страну пролегла федеральная трасса «Владивосток — Кёнигсберг», от которой серыми змеями расползлись новые дороги. Более того, благодаря ватаге ученых, ставших после войны верными исполнителями царской воли, в России был изобретен новый состав асфальта – наиболее надежный и наименее дорогой, что позволило Императору справиться с одной из двух главных проблем страны. Почти на голой земле, из-под толщи которой ещё не вытащили все упавшие бомбы, рождались и сразу начинали работать заводы. В тысяча девятьсот шестидесятом в космос полетела первая ракета с человеком внутри, и на корпусе её раскинул золотые крылья русский двуглавый орел. За почти полувековой срок правления Император Семен Великий вытащил Россию из полуанархизма и военного коллапса в лидеры планеты. Он умер в девяносто третьем – Колосса сожрало изнутри. Рак желудка.

Пришлось быстро искать нового императора. Выбор шел между двумя сыновьями Семена Викторовича – цесаревичами Константином и Александром. Константин был старше Александра на добрых пятнадцать лет, и вызывал большие надежды – уж очень он был похож характером (да и внешностью, что немаловажно) на покойного царя. Сашка же родился у Семена Викторовича от второй жены, он был сер и тих по сравнению со старшим братом, потому понятно, что выбор пал на старшего сына. Уже был назначен день его коронации, как вдруг его находят повесившимся в личной комнате, в сверохраняемом Петергофе. Говорят, это было убийство. Кто знает?

Пришлось короновать Александра, нареченного Четвертым. Необычно пышные торжества, трансляция почти на половину планеты, всероссийский выходной. И вроде все хорошо, но…

Царь был «с червоточинкой».

На первом же собрании выяснилось, что Александр IV не имеет собственного мнения. Самый заклеванный министр (вроде Трепова, министра рыболовческого дела), мог лишь повысить голос – и Император всея Руси, хозяин земли Русской и прочая и прочая был готов согласиться с любым, самым сумасшедшим предложением. Далее – царь любил льстецов. Целая армия их кормилась на деньги казны, предаваясь за государственные рубли служению Вакха и Венеры, взамен лишь немного повисев на ушах Сашки (как его презрительно звали умные люди) и рассказав, какой он великий правитель. И, наконец, император, стыдно сказать, пил — с полной отдачей, почти до самозабвения. Даже сейчас, когда Борис Игоревич поворачивал лицо к Александру IV, от последнего шел легкий, но ощутимый запах алкоголя.

Народ, ещё не зная подробностей, продолжал усердно трудиться и верить, что им твердо управляет царь-батюшка, но придворные, из тех, кто поумнее, уже начали тихо переправлять деньги и другое имущество за границу. Да что там – князь Потехин сам нашел довольно «уютный» оффшор в Демократической Республике Южного Китая. Ходили страшные разговоры – что СССАР готовит войну, что при такой политике, какая начала проводиться, страна вскоре окажется не на первом месте, а где-то в районе анального отверстия. Все это показывало, что скоро будет что-то страшное…

— Итак, что мы сегодня собираемся обсуждать? – плюхнулся император в свободное кресло, — Вы не представляете, друзья, такой трудный день…

Собрание пошло неторопливо, министры вяло переговаривались, царь так же вяло им отвечал. Борис Игоревич молчал и слушал, ужасаясь. Ни одного стоящего предложения. Ни одной ценной мысли. Ни одного путного слова. Зачем СССАР хотят на нас напасть? Мы же им так сдадимся…

Вдруг слово взял министр обороны, князь Боголюбов. Наверное, лишь его одного из здесь присутствующих Потехин считал за человека – старый вояка всегда говорил то, что думал. Собственно, потому и был в немилости у правителя.

— Александр Семеныч, пока тут все ховорят, я уж тож скажу… — Боголюбов разгладил длинные черные усы, и, не ответив на царский раздраженный взгляд, продолжил, — Короче, такая система. Мне уж раз двадцать пять докладывали, шо коммунисты из американского Союза готовятся к неким действиям. Я вам так скажу – к войне они готовятся. Я знаю, что вы приказали ихним шпионам давать дезинформацию для запугивания – мол, у нас и танков, и ракет побольше. Я с решением императора спорить не могу – не та кровь. Но Ваше Высочество, но послушайте! Ведь если и взаправду война будет, так ведь куда нам эти надутые цифры деть? Надо ВП поднимать, иначе амеры нас так отутюжат – мало не покажется!

В этот момент откуда-то из потайной дверцы, откуда до этого выходил лакей, появился высокий худощавый человек с землистым лицом и вкрадчивыми движениями карточного шулера. К его левому запястью, тускло отсвечивая металлом, был прицеплен браслет наручников, цепью соединенный с черным кожаным чемоданом – самым страшным оружием, мощью империи. Худощавый торопливо проковылял через зал к креслу, которое занимал император, и начал ему что-то говорить тихим шепотом. Александр IV слушал человечка, и с каждым словом он все более хмурил редкие брови.

К сожалению, князь Потехин прекрасно знал этого человека. Худощавого обладателя чемодана звали Ллойд Карпов, и это был ещё один минус действующего императора. Во все времена властители России приближали к себе людей, с которыми были связаны дружественными, а иногда и любовными узами. Такие люди получили название «фавориты». Один такой, по фамилии Распутин, довел династию Романовых до того, что её пришлось отдать корону Збруевым. Даже Семен Великий не минул этой чаши – подле него была всегда некая Алиса Фредлих – немецкая красавица и крайне умная женщина, которую император любил до конца своей жизни. А рядом с их сыном был Ллойд. Никто не знал, кто он и откуда взялся. Но он обладал безумной властью над Александром – до такой степени, что тот доверил этому проходимцу самое мощное оружие, которым обладал.

— Очень интересно… Князь Боголюбов, то есть вы считаете, что война неизбежна? – спросил наконец царь.

— Грешно сказать, конечно, но – да, считаю! – храбро признался министр.

— И вы считаете, что мы можем проиграть в этой войне?

— Проиграть – не проиграем. Да только выиграть будет ой как тяжело.

— Что ж, я вас понял. Знаете, господа, коммунисты хуже религиозных фанатиков. Я ручаюсь своей короной, что в России, свято блюдущей традиции самодержавия, такой дряни никогда бы не было. Но вот князь Боголюбов утверждает, что наша, хранимая Богом страна может проиграть американским варварам! Несмотря на весь наш военный потенциал! Лично я считаю, что нам не нужен министр обороны, который впадает в паникерство. Ллойд Аристархович завтра рассмотрит новую кандидатуру на эту должность. С вами, князь, я прощаюсь. Можете идти.

На Боголюбова было жалко смотреть, словно на влюбленного юношу объект его чувств равнодушно плеснул помоями из облезлого ведра с отбитой эмалью. По полном лицу растекся ядовито-красный цвет, и казалось, что из до сих пор молодых зеленых глаз выкатилась маленькая слеза. А его император уже равнодушно отвернулся от уничтоженного бывшего министра, и со скучающим видом слушал министра подземных ресурсов, радостно рассказывавшего о достижениях России в этой широкой области. Князь Боголюбов немного постоял, подыскивая слова, но потом лишь процедил сквозь зубы – как плюнул:

— Не та кровь, не та! – и развернувшись, хромой походкой вышел из зала. Кроме Потехина никто не проводил взглядом опального министра.

— Мой Император, надо будет потом его проверить, — очень явно прошептал Александру IV Ллойд Карпов, — Вполне возможно, все эти годы на чистом теле нашего министерства паразитировал шпион и саботажник…

— Проверьте, Ллойд, проверьте, — ответил Александр IV,- И примите меры, если то потребуется.

Собрание вновь пошло так же, как и до инцидента. Лишь, к огромному отвращению Бориса Игоревича, министр Проклятов начал лебезить перед царем и льстить так, как этого не делал ни один придворный льстец. Видимо, произошедшее с Боголюбовым его навело на определенные мысли, и он совсем не хотел, чтобы этот подозрительный Ллойд Аристархович «принял меры». Правило, выведенное Потехиным ещё в самом начале службы, продолжало действовать — порой место дороже чести.

***

СССАР, Вашингтон. 09:18

Артур Томпсон пробежал глазами по очередному отчету, совершенно не понимая, о чем он. Все его мысли и чувства были уже в другом месте – в нижнем ящике стола, закрываемом на личный ключ, где в темноте, среди нескольких пачек с белыми долларовыми купюрами и именным кольтом лежала небольшая резная шкатулка, в которой он хранил свою маленькую тайну. Но генсек специально затягивал этот волнующий момент, получая удовольствие от набегающей на организм жажды. Это вроде голода – обычного или сексуального, и здесь предварительная стадия, когда любуешься лежащей на тарелке курицей или ласкаешь глазами и руками обнаженную красавицу, играет очень многое.

Белый дом был почти пуст – Томпсон прекрасно слышал все, что творится в здании. Он сам назначил рабочий день на десять утра. Генеральный секретарь не любил, когда ему мешали в этот момент.

Народ Союза Советских Социалистических Американских Республик многое знал о своем лидере. Но было и то, что не попало во всевидящие и всеслышащие глаза и уши многоликой толпы. Боготворящий своего Генерального Секретаря народ, например, не знал, что его огромному, как гора, темпераментному и мужественному лидеру уже не нужны женщины. Болезни и тяжелая работа сделали слишком многое для разменявшего пятый десяток Артура. Народ не знал, что всесильного хозяина Америки могли запросто посадить в молодости: он тогда был сорвиголовой, состоял в банде и однажды, по пьяному делу, пырнул своего коллегу куском стекла – насмерть. Народ не знал и то, что Генсек любил выпить, и пару раз только Шпигель спасал его от международного скандала. И, в конце концов, народ не знал о Шкатулке.

Ну все, пора.

Щелкнул замок, вмонтированный в полку, и из прохладной темноты появилась Она. Красивая резная крышка, маленькая аккуратная защелка, кривые ножки в виде лап и теплые на ощупь стенки, на которых с огромным усердием неизвестным мастером были вырезаны фигурки греческих нимф и гоняющихся за ними сатиров. Крепкий, как черепаший панцирь, ноготь сдвинул защелку, крышечка приподнялась, открывая взору Генсека содержимое шкатулки. Внутри была вложена изящная серебряная трубочка, а по бокам, в нескольких специально выдавленных канальчиках, лежал снежно-белый порошок. Как и положено, трубочка немного вошла в ноздрю, и Артур с удовольствием вдохнул в себя кокаин. Медленно по телу расплывалась привычная истома, готовая в любой момент превратиться в бурю дикой активности или в черную, как дохлая ворона, всеуничтожающую агрессию. Он сильно сдал в эти годы. Нет привычной силы, усталость давит все сильнее, начали мучить проблемы по мужской части. Порошочек был единственным, что спасало американского лидера и давало ему силы для работы. Если бы не он, СССАР пришлось бы искать другого Генсека. Но народ Союза таков – ему нужны во главе не люди, а полубоги. А других полубогов пока не видно даже в радиусе округа Колумбия. Шкатулка вновь вернулась на свое привычное место, и Артур вновь окунулся в мир своих ощущений. В его сознании искрился другой мир, гораздо шире этого. Томпсон с удивлением обнаружил, что ему захотелось женщину. Это было почти чудом, и Генеральный Секретарь почувствовал себя всесильным, словно от его должности полубога убрали приставку.

Что там сегодня болтал Робби? Что-то насчет русских?

А что они могут?

В голове Генерального Секретаря родился план. Он был очень смешным. Немного пофантазировав, что он может провернуть, Томпсон во всю силу расхохотался – это было действительно очень забавно. А если попробовать?

Причем здесь розовые куры?

Так, телефон. Трубка долго не хотела попадать в руку – словно какая-то сука намазала её вазелином. Здесь вроде был Роберт. Надо ему сказать, чтобы в следующий раз не мазал трубку вазелином, вот. Это тоже смешно, смешно, смешно, смешно, смешно…. А зачем он намазал трубку вазелином? Вот ведь человеку делать нечего, а! А еще госслужащий… Все, поймал! Ха-ха!

— Девушка, это… Томпсон, Генеральный Секретарь СССАР. Вот. Соедините меня с королем России. Подождать неск… несколько минут? Окей, окей.

В трубке заиграла мелодия. Удивительно, но звуки вдруг обретали объем и втягивались ему в уши, как втягивается в свою нору древесная змея. Это было ужасно приятно. А как выглядит та девушка, которая ему отвечала? А может, когда он позвонит, сходить к ней? Разве она откажет своему, так сказать, непосредственному начальнику? Артур её расскажет, что был импотентом, и тут бах… Она порадуется за него, да, порадуется. И даст. Тут вообще – круглый окей по всем статьям, включая расстрельные.

Мелодия кончилась. Обидно. Так, кто там должен быть на проводе? Император России. Александр Четвертый, кажись.

— Hello, my boy!

— Здравствуйте, вы кто? Как вы сюда дозвонились? – донесся из трубки невнятный голос. Судя по всему, его обладатель был если не мертвецки, то довольно таки пьян.

— Мое имя Артур. Фамилия Томпсон. – начал Генеральный Секретарь, вспоминая уроки русского языка, — Я General Secretary of USSAR. Слышал про такое?

— Что?

— Что слышал. Значит так… как это будет по вашему… — он напряг память, вспоминая, как в детстве один одноклассник учил их русским нецензурным выражениям, — уе…ище, слушай в трубку от телефона, которую ты держишь в руке. Это ультиматум. Да. What?

— Да как вы смеете! – развизжалась трубка, — Я Император Всея Руси… Ты хоть понимаешь, кто я, а кто ты, чтобы тут предъявлять ультиматумы?

— Конечно понимаю. Ты жалкая… ho is… тварь, и-и, и вообще… ху… сос. Yes, yes. Короче, или завтра ты мне отдаешь… что у вас там есть… короче, мне позарез нужна эта… Сибирь, вот, и отдай островов штук пять…

— Что?..

— Да, вот ещё что. В течении трех месяцев ты должен уничтожить свой ядерный запас. Мне… нужно нет, чтобы он… был, вот. Понял меня… animalfucker?

— С вами говорит Император Всея Руси, кавалер множества орденов… Князь земель… Ллойд Аристархович, каких там земель? Неважно. В общем, я объявляю войну вашей стране. Если вы сейчас не признаете поражение, я буду вынужден открыть по Союзу огонь на поражение из всех орудий убийственного назначения… — попытался ответить Александр 4 величественно, но лишь запутался в своих же словах.

— Fuuuuck… Да ты говоришь так, словно у тебя зубов нет… Не хочешь по хорошему – будем по плохому. Война. До встречи, idiot.

В ответ из трубки послышались частые гудки. Если Томпсон звонил, чтобы пошутить, то сейчас место юмора заняла сырая холодная злоба. Эта русская свинья ещё и упирается! Нет, представьте себе! Хотя ведь Шпигель сегодня сказал, что у нас с русскими почти равный военный потенциал. Так… зато ракет у нас больше. Ядерных. Сила СССАР, всеуничтожительный кулак социалистического народа, готовый по первому приказу Генерального Секретаря рухнуть на врага и сжечь его в пламени, равном которому не было… По первому приказу… Опять эти чертовы розовые куры! Нет, что-то нынче много галлюцинаций. Нынче. Раньше он просто чувствовал прилив энергии, а сегодня тире нынче что-то не так. Словно он нынче не управляет собой. Видимо, слишком чистый кокаин нынче ему нынче привез старый друг с юга, имеющий, хе-хе, нынче где-то в Боливии плантацию. Или в Панаме? По первому приказу… Куда он идет? Томпсон вдруг понял, что открывает металлическую дверцу с секретным кодом, который знает лишь один он. Скрип её отдался эхом по всей комнате, отпружинил от стен, ударил в одну из бегающих под ногами куриц и рикошетом вылетел в открытое окно. По первому приказу… непослушные пальцы начали нажимать подряд все кнопки, и от них по тонким проводам разлетались электрические сигналы, приказывающие ввергнуть весь мир в Преисподнюю. Да отвали ты, чертов цыпленок! Не клюй мою ногу! Вот, теперь все.

***

Российская Империя, Петроград. 23:52

— Кто это был? – спросил, сидя за рабочим столом, покрасневший от выпитого Ллойд Аристархович у Александра Семеновича, держащего в руках трубку гостелефона.

— Ган… он! – матюгнулся царь, покачнувшись на ногах. Он был ещё пьянее своего фаворита, — Пи… ор гнойный был, уе… ище лесное, крыса…

— Ух, как все это ваше дело обросло подробностями… — ответил Карпов. Он немного помолчал, разглядывая стоящую на столе пустую бутылку с наклейкой «Moskowskaja», — Ить это, выпили все… Слушай, Саня, я это… может, абсент достану?

— Да делай ты что хочешь!

— Саня, ты меня только что другом называл, так? Называл. Вот я тебя как друга прошу – не груби. Я к тебе по-хорошему, и ты ко мне не хуже. Я ведь знаю, ты хоть и царь, а человек хороший. Короче, давай сейчас сядем… я бутылочку достану с «зеленым змием»… подожди, у тебя она где? В шкафу? Подожди… — император России сел за свой рабочий стол, а Карпов сорвался с места, и нещадно избивая себя чемоданом по коленям, кинулся к большому шкафу, — Вот она, красавица. Так, вот она, вот она, она на что намотана? Так, по пятьдесят? Не, кто так мало пьет? Я же края вижу, ё. Так, вот. Ну, давай.

Они почти синхронно закинули головы, вливая в себя зеленый алкоголь. Кабинет Императора был совсем не освещен, лишь разгоняла тень небольшая зеленая лампа на столе, и в её свете глаза императора стали из водянистых совсем белыми. Стол был отчищен от ненужного хлама вроде бумаг и отчетов, и на их месте стояло несколько пустых бутылок. Александр IV умел пить, но не умел это делать в одиночку. Поэтому ему и пришлось найти такого нужного человека, как Ллойд Аристархович. Если бы он не нашелся, его нужно было бы выдумать. Он был очень полезным: ни один придворный штафирка не мог держать такого темпа в деле служения Вакха, как Карпов и Его Высочество. И только этому человеку царь доверял абсолютно, ведь Карпов всегда говорил только правду. От уродов-министров, разбалованных ушедшим в мир иной отцом, слова хорошего не дождешься, а вот он, его лучший друг, рассказывает, что народ боготворит своего Императора, что под его управлением страна по-настоящему расцвела. Внезапно царь почувствовал прилив нежности к своему фавориту:

— Эх, ты ведь, Аристархович, ты ведь мой самый настоящий и единственный друг!

— Конечно! А кто ж ещё! – подхватил Карпов, наливая Александру IV новую стопку, — Так что там у тебя, братан?

— Да это этот звонил… как его… ге-не-раль-ный секретарь американский… нет, ты представь! Генеральный секретарь! Это надо было кому-то такое придумать! Нет, друг, в этой СССАР, вечно все не как у людей. Варвары, что тут скажешь… — император вновь опрокинул тару с абсентом.

— Ну и что звонил?

— Требовал у меня страну ему отдать. Войну объявил. Нет, ты представь! Мне – войну! Да мы его размажем, как масло по хлебу! Он у нас пятки лизать будет, проклятый коммунист! Красножопый… Снимем с их статуи Свободы серп с молотом и засунем этому ге-не-ральному секретарю туда, куда он вовек не догадается… — кабинет огласился дружным смехом царя и его лучшего друга, — Генеральный секретарь. Шеф-повар, черт его дери.

— Туалетный министр, — подхватил Ллойд Аристархович.

— Ага! Точно-точно! Начальник по помойкам… Он просто не в курсе, что русский солдат – это сила! Он любого разорвет на куски. За царя-батюшку и страну-матушку… Да русский солдат неуничтожаем! Он готов идти до конца, стыть в окопах во имя идеалов своей Родины. Так же? Так! Что он, этот великий боец, не порвет на тряпки какого-то красного амера, у которого в одном кармане – марксоэнгелевский «Капитал», а во втором – дырка? Запуганного всякими спецслужбами? Они просто не знают, с кем связались! Мы, русские – Александр IV ударил себя маленьким кулачком в грудь, — Мы не сдаемся! Мы будем идти до самого конца! И пусть миллионы солдат умрут, но они добьются для своего царя победы – любой…

— Слушай, Саня, — прервал тираду Императора Карпов, — А зачем нашим миллионам, того… воевать?

— …ценой! – по инерции досказал царь, а потом удивленно спросил, — В смысле?

Вместо ответа Карпов молча приподнял левую руку, к запястью которой был пристегнут страшный чемоданчик.

— То есть вы, Ллойд Аристархович, — неожиданно для себя перешел царь к уважительному местоимению, — Предлагаете их… ядерным оружием?

— А что тут такого? – пожал плечами Ллойд, — Зачем тратить солдат на такую ерунду, если можно сразу одним, так сказать, нажатием решить проблему? Будешь ты ещё на этих социалистов патроны тратить… Давай прямо сейчас? Они все равно то же самое не сделают, у этого твоего Питерсона…

— Томпсона.

— …Томпсона кишка тонка!

Царь посмотрел на своего фаворита так, словно первый раз его увидел. Несмотря на все свои грехи Александр знал, что за оружие дал ему покойный отец. Однако нанесенная генсеком обида и искушение одним ударом стереть с лица Земли старого противника медленно брало верх. В конце концов, СССАР в глазах его народа, как рассказал однажды все тот же Карпов – это государство, созданное самим Диаволом, уж слишком там насаждали атеизм. Тогда, если он, Император всея России, нанесет по ним уничтожающий удар, он одновременно станет не просто царем Александром IV, а посланником Божиим. И тогда к его имени добавится титул, который когда-то дали его отцу. Великий…

— Давай! – чемодан лег на стол, скинув на дорогой персидский ковер несколько бутылок. Император прищурился, чтобы разглядеть в темноте цифры на кодовом замке, охраняющем содержимое черного ящика. Пальцы медленно, с непривычки по одной, нажимали нужные кнопки. Два, семь, четыре, три, четыре, девять, ноль, ноль… После того, как Александр Семёнович нажал последнюю цифру, замок глухо щелкнул, словно приглашая их открыть то, что он десятилетиями хранил, как верный своему делу старый пес.

— Давай, Сашка, — кивнул ободряюще Ллойд Карпов, — Это твой звездный час.

Внутри чемодана была полностью занимающая пространство приборная панель с клавиатурой, экраном и небольшой кольцеобразной выемкой. Несмотря на то, что выпито было немало, Александр Семёнович прекрасно понимал, что нужно делать. Глухо крякнула кругленькая кнопка, включая девайс, на экране появилась нарисованная зеленым карта планеты. Клавиатура несколько раз щелкнула, и на карте выделился алым пятном большой сектор, под которым мелким шрифтом значилось: «Союз Советских Социалистических Американских Республик (С.С.С.А.Р.; U.S.S.A.R.)». Выбрав цель, Император России опустил взгляд и снял с левой руки фамильный отцовский перстень-печатку с двуглавым коронованным орлом. Перстень аккуратно лег в кольцеобразную выемку, и позолоту на мгновение осветило красным лазером, считывающим с внутренней поверхности написанный микроскопическим текстом главный код, который не знал даже сам действующий Император. Экран удовлетворенно мигнул, и над красным пятном появился написанный огромными буквами вопрос: «Запуск?»

Царь не колебался, нажав «да».

Теперь все проблемы были позади…

— Мой Император, — сказал, наконец, Карпов после долгого молчания, — Этот день запомнят на века.

***

25 июля 2006 года. СССАР, Вашингтон. 12:12

Артур Томпсон не помнил, что происходило после того, как он нажал кнопки запуска. Только смутные тени, призраки по стенам. Кто-то его вел по коридорам, превратившимся в кошмарный лабиринт с кидающимися на них агрессивными вещами, скалящими острые клыки, и кричащими, сходящими с ума от страха людьми. У того, ведущего, были смешные глаза – огромные, круглые и зеленые, словно трава весной. Или это были очки? Генеральный секретарь помнит только одно – проклятые куры ядовито-розового цвета никуда не пропали, они носились тут же, наблюдали за итерирующими людьми своими круглыми желтыми глазами. И ему было очень-очень жалко, что он не успел вытащить из стола свою заветную Шкатулочку.

Они поднимались по лестницам и спускались вниз, проходили по каким-то тайным коридорам, сворачивали, бежали, падали, их сбивали с ног. Наконец впереди появилась огромная черная дверь, мрачно светившая рядом лампочек. Генсеку стало смешно, он хотел сказать что-то забавное, сравнить дверь с каким-нибудь актером, но не успел: проклятый глазастик держал его крепко, словно пальцы у него были из камня, и без всякого должного уважения втолкал американского лидера внутрь, в прохладную темноту, так напоминающую темноту, в которой хранилась Шкатулка. Опять коридоры, только теперь это были холодные бетонные стены, освещаемые алыми тревожными бликами сиренных фонарей. Видимо ночь, проведенная без сна, сыграла свое дело – ему дико, просто до потери пульса, хотелось спать. Генеральный секретарь громко вслух сказал об этом, и внезапно наткнулся на ошарашенные (ему так показалось) глаза-очки неизвестного сопровождающего. Кажется, он не менее удивленно спросил, что такого в его просьбе. А зеленоглазый, немного помолчав, вновь вцепился в американского лидера железной хваткой и повел в какой-то из коридоров. И вновь тоннели, серобетонные кишки подземного существа, алые блики по стенам, кучки визжащих разнополых людей, какие-то дети, висящие под потолком кабели… Наконец перед глазами появилась суровая, как рота солдат, железная дверь, и Генеральный Секретарь оказался в уютной комнате с кроватью, набитой книгами полкой, парой картин и, почему-то – огромным серым плюшевым медведем, важно восседающем на единственном стуле. Сильно Артур не приглядывался – кровать манила его, белая подушка и плед в красно-желтую клетку обещали так много… Рухнув на ошарашено скрипнувшую от такой наглости кровать, Томпсон почти сразу заснул – лишь показалось, что где-то в углу опять притаилась порядком осточертевшая розовая квочка…

Сны лидера СССАР были серы, тревожны и путаны. Он не смог разобраться в хитросплетении красок, обрывках глуповатых мыслей, перетекающих в гениальные идеи, достойные Нобелевской премии, выпавших из неизвестных мелодий аккордов. Пару раз ему казалось, что он проснулся, и маленькая комнатка полна врагов, готовящихся воткнуть в беззащитное тело Генсека свои изогнутые ножи. Он просыпался весь в поту, но вскоре сон вновь перебарывал Артура, и страшная иллюзия сменялась другой, ещё более ужасающей воображение. Но, наконец, Генеральный Секретарь почувствовал, что кто-то ощутимо толкает его в плечо. В слепое небытие прорвался зовущий его по имени голос. Не без труда вынырнув из сна, он разлепил почему-то опухшие глаза – прямо над его лицом висели чьи-то огромные зеленые очки:

— Дьявол, вы кто?

— Товарищ Томпсон, вы меня не узнали? Это я, Шпигель. – сказали очки знакомым голосом.

— Черт тебя дери, Робби! Нельзя так пугать старика! – помощник отодвинулся, и Артур смог нормально сесть на порядком измятую кровать, — Так, день добрый тебе, Робби. Ну, рассказывай, зачем ты меня разбудил? Что такого важного случилось?

— Шеф, вы что?..

И тут только Генеральный Секретарь заметил, как изменился его помощник с прошлой встречи. Лицо, украшенное очками, осунулось, словно хозяин его сидел на жесткой диете. Щеки покрылись щетиной. А главное – одежда. Роберт Шпигель, всегда щепетильно относившийся к своему наряду, выглядел так, словно на него только что напали. Рубашка была измазана чем-то, похожим на автомобильное масло и жутко измята, брюки болтались, так как были больше минимум размера на два, а на колене зияла большая рваная дырка с краями, оскалившимися белой ниткой.

— Так, у меня два вопроса, Робби. Какого черта ты выглядишь, словно тебя только что скинули с горы, и сколько часов я проспал?

— Вы спали двое суток, товарищ Томпсон. Вам плохо? – Шпигель снял свои очки: под глазами пролегли огромные тени.

— Нет, мне хорошо. Да скажи ты, что случилось? – и новый вопрос внезапно пронзил его мозг, — И какого дьявола я здесь делаю?

— Вы ещё ничего не поняли?

Понимание. Оно приходило медленно, постепенно заполняя мозг. Оно вползало, измазывая свою траекторию слизью, оно с тупой болью вгрызалось в виски. Понимание расчищало перед ним всю картину, но оно и обрекало Генерального Секретаря на страшное проклятие. Понимание – проклятие. Проклятие, которым Всевышний заклеймил первых людей, нарушивших его заповеди. И мир перестал быть перед ними чудесным, а стал понятным и… обыденным. И сейчас понимание пришло к нему.

— Насколько сильно?

— Полностью. – ответил Шпигель, протирая очки, — На поверхности, как мне сказали, ещё сильный фон, но он быстро уменьшается – через месяц а два-три сможем выйти на поверхность. Связи с другими городами нет.

— Иисус… — прошептал Генеральный Секретарь Томпсон. Из него в один момент словно вытащили все содержимое – такую внутри он чувствовал пустоту. И вдруг появилось какое-то новое, доселе неиспытанное ощущение. Словно кто-то начал щекотать Артуру изнутри череп. Да ещё к этому во рту вдруг скопилось аномальное количество кислой слюны.

— Я еле успел вас вытащить из кабинета – через час после этого упали бомбы. С вами что-то было не то – вы всю дорогу кричали и требовали, чтобы я прогнал каких-то кур. Товарищ Томпсон, я не понимаю, что произошло. Это были русские?

— Конечно… — Томпсон вдруг почувствовал сухое раздражение на этого маленького сгорбленного человечка, сидящего перед ним, и неожиданно для себя закричал, — Шпигель, конечно это русские! Кто, мать твою, мог ещё быть?! Неужели ты действительно такой дикий кретин?!

Шпигель замер, удивленный этой внезапной сменой настроения своего начальника. А Томпсону становилось все хуже. Кислая слюна все напирала, и казалось, скоро она, не имея возможности более сглатываться, выломает зубы, как ломает дамбу водяной поток во время проливных дождей. Щекотание в черепе усилилось и превратилось в пульсирующую боль, особенно сильную в висках, мышцы скрутило. «Интересно», — как то отдаленно подумал Генсек, — «Это не кокаиновая ломка?» И словно в подтверждение он почувствовал первый укол в район сердца.

— Шеф, вам плохо?.. – у Роберта от страха расширились глаза.

— Воды… — сердце, раньше всегда послушное, начало пропускать такты. Удар, удар, пропуск, удар, пропуск… Генсек захрипел. В глазах помутнело, и, наконец, слюна нашла себе выход и выплеснулась из рта. Уколы в грудь становились все настойчивее, им вторила тупая боль в голове. Вдруг рядом появился Шпигель со стаканом воды, но непослушная рука, вместо того, чтобы взять спасительную жидкость, с нечеловеческой силой оттолкнула Роберта на книжный шкаф. Помощник Генерального Секретаря ударился и как-то нелепо сполз вниз, а волосы его стали мокрыми из-за выступившей крови. Томпсон перестал соображать, перед глазами плыли алые и черные круги. Он, качаясь, вылетел из комнаты и упал, подмяв под собой оказавшегося прямо перед выходом солдата. Боль от головы пролетела по всему позвоночнику, серый коридор огласил страшный звериный вой лидера. И тут Томпсон поразился абсолютной, непроницаемой тишине: сердце перестало биться совсем.

***

26 июля 2006 года, Российская Империя, Петроград. 00:32

Ллойд Карпов наливал трясущейся рукой очередную стопку, как вдруг откуда-то донесся громкий вой. Царь, уже почти ничего не соображавший, со странным удивлением подумал, что в дворец забрался волк. Выла эта лесная тварь не переставая, и Александр IV решил про себя, что расстреляет охрану, допустившую такой конфуз. Непослушные пальцы взяли маленькую хрустальную стопочку с зеленым содержимым, и Император, с трудом попав краем её в рот, медленно вылил содержимое в глотку, привычно обжегшуюся высокими градусами. А Ллойд, тихонько бормоча что-то под нос, допил остатки прямо из горла, ничуть не стесняясь сидящую тут царскую особу. Вот ведь холоп… Тварь какая… Император всея Руси попытался обстоятельно объяснить своему другу, что так делать не позволяет этикет, но проклятый язык никак не хотел слушаться. Да ещё и пол, собака, начал ходить из стороны в сторону, не позволяя царской особе даже слезть со своего стула. Нет, хорошо нынче они посидели, с удовлетворением подумал Александр Семёнович. Кто-то начал долбиться в дверь. Ать, мешают… И так их… И эдак… Проклятые дела. Сейчас ещё додумаются открыть дверь, там защелка есть такая, очень, сука, хитрая. А ну их на х.й. Выставив указательный палец, царь нажал небольшую кнопочку на столе, и дверь мгновенно закрылась на электронный замок. Пусть теперь хоть взры… взрывают – не откроют. Технология, мать её! Он попытался сказать это Карпову, похвалиться своей дикой прозорливостью, но опять ничего не получилось. Ллойд Аристархович услышал получающееся у царя мычание, и повернул свое худое темное лицо с длинным носом. Кажется, он понял своего царя неправильно, и расценил мирную попытку похвастаться как некое задевающее его честь оскорбление. Что он там сказал?

Он ещё ему угрожает! Ему, царю! Сейчас охрану вызвать… Да на черт ему охрана, что он, своими руками этого нищеброда не заломает? Александр попытался объяснить это товарищу, но лишь сделал хуже: Ллойд вконец рассвирепел, и, качаясь как дерево на ветру, поднялся со своего стула и пошел кривыми шагами в сторону Императора, сжимая кулаки. Ах ты… челядь! Царь заорал, подбадривая себя, и очень ловко, как ему показалось, спрыгнув со стула, кинулся на фаворита. Костлявый кулак Ллойда, отправленный царю в челюсть, промахнулся и прошелся вскользь по щеке. В ответ Император всея Руси попытался провести что-то вроде боксерской серии, но был остановлен довольно ощутимым ударом в ключицу. Александра Четвертого развернуло в сторону стола. На глаза попалась стоящая на краю пустая бутылка из-под водки. Очень удачно. Пальцы схватили горлышко, и в стороны разлетелись куски стекла, сопровождаемые звуком падающего тела. Но царю этого показалось мало. Он упал на лежащего фаворита, нанес ему несколько ударов свободной рукой по лицу, а потом с размаху всадил в его горло оставшуюся в руке «розочку». Во все стороны брызнула кровь. Эта была ошеломительная победа. Комнату огласил радостный вопль Императора Земли Русской, самодержца и спасителя народа, только что зарезавшего своего друга. И как только он замолк, кто-то бесконечно мудрый поставил одну, но закончившую все точку – комната потонула в пламени, в одно мгновение превратившем царя-самодержца Александра VI Семёновича в живой факел, распавшийся в пепел.

Июль 2011 года