Голубой экран

15 мая 2011 года, Германия, Южная Бавария, город Ганцдорф. 21:34

— Так что, — в который раз попытался уговорить Юргена отчим, — Ты всё-таки не будешь смотреть новое шоу Христиана Бахманна?

— Папа, я же говорил… — начал было Юрген, но отчим его перебил,

— Юрген, ну почему ты ведешь себя как последний мизантроп? Я знаю, о вкусах не спорят, но посуди сам: кроме тебя и тети Марты с Цветочной улицы все будут у телевизора! Ты хочешь уподобиться старушке, которая ещё помнит молодым кайзера Вильгельма?

— Просто я не люблю Бахмана. Он кажется мне идиотом.

Отчим уставился на него так, будто увидел сиреневого инопланетянина, который ворует у старушки пирожок. Мистер Клаус Фассбиндер был неплохим человеком – после смерти матери Юргена он стал для него единственным родным (если можно было так сказать об отчиме), не считая бабушки, живущей в Берлине, и парень любил его как родного отца, а мистер Фассбиндер отвечал взаимностью. Другое дело, когда Юрген плохо отзывался об этом ведущем, мистере Бахманне. Тогда отчим раздувался, лицо его начинало пылать справедливым гневом, а довольно обширная лысина с торчащими по бокам соломенными волосами принимала цвет спелого помидора. Вот и сейчас он стоял посреди их гостиной между мягким кожаным диваном и журнальным столиком, сжимая в руках пульт от телевизора, и глядел на Юргена со смесью негодования и дикого удивления. Юрген же сверху вниз (он уже перерос отчима на полголовы) разглядывал его алую, как знамя коммунистов, макушку. Отчим открыл рот, глотая воздух как рыба и силясь что-то сказать. Но вдруг он устало махнул рукой и завалился на диван, произнеся:

— Хотя… Что это я к тебе пристал? О вкусах не спорят, правильно? – он улыбнулся Юргену и спросил, — Что делать будешь? Опять играть в компьютер?

— Нет, папа, — Юрген был рад, что отчим не стал устраивать лекцию о своем кумире, — Пойду спать. Школа выматывает.

— Помню, как я в твоем возрасте возвращался домой, — отчим замолчал и ткнул кнопку на пульте. Из динамиков телевизора послышалась веселая рекламная песенка, — Часов эдак в шесть утра… Вот были времена! — он весело рассмеялся, — Однажды мы закинули мистеру Капице – светлая ему память! – живого петуха через каминную трубу, предварительно влив в него немного пива с растворенным слабительным. Говорят, он двое суток подряд убирал дома последствия. А, ведь и правда, ты уже зеваешь! Давай, спокойной ночи!

— Спокойной ночи, папа! – Юрген помахал отчиму рукой и, выйдя из гостиной, направился вверх по лестнице, в свою комнату. Мистер Фассбиндер остался на диване, застыв в ожидании – через пару минут должно начаться новое шоу, которое он (да и все жители Германии, если не мира, кроме Юргена) боялись пропустить.

Юрген толкнул дверь своей комнаты, располагавшейся на втором этаже. Это был его маленький ковчег – все здесь, вплоть до краски и оконных стекол он выбирал сам. Синие стены были заклеены плакатами рок-звезд и неплохими карандашными набросками лиц людей – бородатых стариков и грудных детей, милых девушек и суровых мужчин. Здесь были и пара пейзажей, но места, на них запечатленные, выглядели мрачно и фантастически – Юрген рисовал такие, когда у него было особо плохое настроение. В углу примостился стол, на котором, возвышаясь среди кучи мелкого мусора, чернел монитор компьютера. Рядом была кровать, которую хозяин комнаты не заправлял принципиально. И вокруг всего этого валялась куча непонятных вещей: детали одежды (среди мужских футболок и штанов иронично светлели фиолетовые трусики Сони); книги, выстраивающиеся в колонны; листы бумаги, CD диски, куски проволоки и прочее и прочее.

А главное, чем Юрген гордился – здесь не было этого чертового телевизора.

Юрген проковылял к кровати и сбросив с себя джинсы и футболку, с удовольствием рухнул на мягкий матрас. Сон охотящимся хищником, медленно и вкрадчиво, вползал в его сознание. С сожалением он подумал об отчиме – бедняга, сейчас будет слушать бессмысленный треп очередного экранного паяца, но при этом не будет плеваться и иронично насмехаться над потугами того выглядеть умным и знающим. Нет, что вы! Каждое слово болвана будет приниматься за незыблемую догму, каждая плоская шуточка будет вызывать приступ истеричного смеха. Почему?

Мистер Бахманн появился на ТВ года четыре назад на одной из политических программ в качестве ведущего, и сразу привлек внимание зрителей. Он не имел яркой внешности, почему-то его лицо не запоминалось, а всплывали отдельные кусочки – острый нос, пепельные волосы, глаза в неизменном хитром прищуре, глупый пиджак в черно-белую клетку — но вместе они в сознании Юргена не соединялись в единое целое. Ещё голос – нарочно шепелявый, вызывающий змеино-ящерные ассоциации. Таким акцентом могла обладать игуана, если бы заговорила на немецком языке.

Но появление Бахманна в какой либо программе неизменно вызывало взрыв рейтинга. Его лицо все чаще и чаще появлялось на ТВ – неизвестно почему, но практичным немцам приглянулся шепелявый ведущий в странном пиджаке, а программы с его участием ждали у экрана целыми семьями. Его одинаково любили и бизнесмен, и менеджер в маленькой фирме, и уборщик в ночном клубе с сомнительной репутацией, и солидная берлинская фрау. А мистер Бахманн все увеличивал поле своей деятельности, подписывая все новые и новые контракты, появляясь на светских мероприятиях и вызывая при этом бурю восторга. Дошло до того, что его рейтинг превысил рейтинг кайзера! Абсолютное большинство немцев считало его самой яркой фигурой на современном телевидении, и уже за границей Бахманна причисляют по таланту к ушедшему на заслуженную пенсию Лари Кингу. Ультраправые с уважением цитировали вслух высказывания Бахманна о национальном достоинстве, консерваторы приглашали ведущего на мероприятия, а коммунисты всерьез надеялись на его поддержку в случае революции.

И вот где-то около года назад мистер Бахманн исчезает с экрана. Массы, создавшие кумира, в шоке – куда он мог деться? Тысячи версий – от суицида до запоя или секты, сотни ежедневных звонков с вопросами. Лишь шесть месяцев спустя в интернете появился ролик, в котором Христиан Бахманн заявляет о своем совершенно новом шоу, в котором пространно и загадочно обещает показать «новый уровень телевидения». С этого момента реклама нового шоу под названием «Новое время» заполонила все, что только можно было. Везде мелькало лицо Христиана Бахманна, призывавшего быть у телевизора пятнадцатого мая в двадцать два ноль-ноль. Говорят, программу будут вещать на весь мир…

А черт возьми! Юрген раздраженно выдохнул и перевернулся на бок. Что ему до очередного клоуна, веселящего толпу зевак? Лучше спать, завтра будет трудный день.

***

Тем временем Клаус Фассбиндер дожидался нового шоу на своем любимом диване. Из холодильника появилась бутылочка холодного пива, и неуклюжий, сделанный второпях бутерброд крошился хлебом на его колени. Да, это стоило того! Клаус был одним из самых ярых фанатов Христиана Бахманна, и смотрел каждое его шоу. В словах телеведущего в неизменном клетчатом пиджаке сквозила мудрость поколений, им хотелось верить, а остроты на политические темы заставляли Германию корчится от смеха, и превращались в крылатые фразы. И вот – новое шоу, которое ведущий делал целый год, и которое так загадочно рекламировали – ни одного кадра, только сам Бахманн, обещающий новый формат телевидения и совершенно удивительные ощущения.

Мистер Фассбиндер бессмысленно смотрел рекламу. Блок был огромный – уже минут десять подряд, и это раздражало. Он отпил немного пива – совсем немного, только смочить губы, и откусил краешек от бутерброда. Так, вот, кажется начинается. Экран телевизора заполонила объемная трехмерная заставка с черными буквами «Neues Zeit». Переплетение красок, всплески и размытые рисунки… симпатично. Что же они придумали?

Экран потемнел. Мистер Фассбиндер вдруг испугался – а если программу обрезали? Темнота длилась половину минуты, но потом в центре появилась все более увеличивающаяся белая точка. Она разрослась, и превратилась в Христиана Бухманна (у мистера Фассбиндера при виде кумира закололо от радости сердце). Ведущий улыбнулся – мягко, тепло, — и произнес со своим великолепным шепелявым акцентом:

— Добрый вечер всему миру, который меня сейчас слушает и смотрит. Перед тем как мы начнем, хочу сказать вам, эта программа – самое лучшее, что я сделал за жизнь. То, что изменит этот мир. Наслаждайтесь.

Христиан исчез с экрана, а его место заняли картинки, сменяющие друг друга все быстрее и быстрее – фотографии зданий, кусков кирпича, лица, руки, слова на песке, взрывы, люди, трупы… Из динамиков полился непонятный, все время меняющий тембр голос: он приказывал, требовал, кричал, упрашивал, рассказывал… Мистер Фассбиндер попытался оторвать взгляд, но ему это не удалось, в конце концов, что в этом плохого, они же просят, почему и нет, все это глупость, вы и мы не связаны, а вот это Тадж Махал, я его помню, но это не важно, это сон, он был и есть, а теперь он просто будет, а вот Берлин, а может не Берлин, надписи требуют, какая красивая девушка на фото, а этот страшный, уйди отсюда, ему, Карлу, никогда не было так хорошо, а может это гипноз, но нет, зачем, Христиан — гений, он не попросит плохого, он попросит лишь хорошее, не спорь с ним, мир многогранен, как бриллиант, но телевизор лучше, он сделал его навечно счастливым, он заставит забыться, а Юрген глупец, он этого не знает, и сейчас Клаус окунется с головой в счастье, в новое время, где нет проблем… Да, вот так.

***

Юрген проснулся рано утром, будильник ещё не показывал восьми. Голова болела – его с детства мучило давление. Немного повалявшись в кровати (сегодня можно было — выходной), он сел и стал искать носки под кроватью. Носков, конечно же, не было, и Юргену пришлось натянуть на ноги старые растоптанные тапки. Поднявшись, он тяжело проковылял к двери и остановился. Вокруг была загадочная, ненормальная тишина. За окном не гудели автомобили, и отчим не грохотал на кухне кастрюлями в поисках съестного. Ни звука. Ни скрипа. С Юргена упал последний сон. Очень быстро он сбежал вниз по лестнице, и случайно заглянув в гостиную, обмер. На полу вверх лицом полулежал его отчим, опершись головой на сиденье дивана. Бутылка пива закатилась под столик, оставив по пути своего следования темный след впитавшейся жидкости на ковре.

Юрген подбежал к мистеру Фассбиндеру и отшатнулся. На лице отчима расплывалась огромная, неописуемо счастливая улыбка, а глаза помутнели и закатились, но при этом он глубоко дышал, а с уголка оскаленного рта стекала слюна.

— Господи, папа… — Юрген напряг свою память, вспоминая методы оказания первой помощи, — Сейчас я сбегаю за аптечкой и вызову скорую, только держись, папа.

Он попытался позвонить с телефона в гостиной, но тот молчал, будто отрубили провода, а мобильные регистрировали стабильное отсутствие сети. Тогда Юрген притащил с ванной аптечку, и попытался сунуть отчиму под нос нашатырь. Тот никак не отреагировал, и продолжал слепо улыбаться в пустое пространство. Не помогла и вода из чайника (в кране её почему-то не было), и несколько довольно сильных оплеух, и искусственное дыхание. Через час пустых попыток Юрген перестал пытаться разбудить отчима самостоятельно, и решил сбегать к соседям, которые, возможно, могли помочь. Он наспех оделся, и взяв с собой на всякий случай портмоне отчима, вышел на улицу.

***

Христиан Бахманн нервно дергал левую запонку на своем любимом клетчатом пиджаке. Место, где проводилось Собрание, пугало его. Христиан с детства был пугливый – одноклассники и однокурсники издевались над ним за шепелявую дикцию – ещё в три года он упал с горки и ушиб челюсть. Но теперь он – фигура, а те самые его обидчики не умнее овоща.

Эта мысль немного успокоила Христиана, и он позволил себе осторожно оглядеться. Он сидел с краю на одном из двадцати поставленных полукругом мягких дорогих кресел. В зале Центра царил мрак, только лампы, стоящие на столиках с напитками, немного разгоняли темноту. Кроме него здесь было ещё человек семнадцать разного возраста и национальности, и некоторых он знал: огромного ростом русского олигарха Крохорова, лысого и хитрого политика Пельца из Берлина, владельца американской корпорации мистера Рея, но в основном это были незнакомые мужчины в дорогих костюмах, обсуждавшие полушепотом что-то между собой. Христиан откинулся на спинку и взял со стола бокал с вином. В конце концов он сделал то, что хотел.

И тут в метрах трех перед креслами вспыхнула прямоугольная лампа на потолке, осветив широкой, заваленный разнообразной ерундой стол. В освещенном участке появились руки Магистра, а сухой голос произнес на английском:

— Итак, начнем Собрание, — и в зале Центра наступила глубокая тишина.

Христиан внимательно следил за руками. Магистра никогда никто не видел – его скрывала конспиративная сеть, поражающая своей обширностью, а от членов Собрания он прятался в этой темноте. Говорили, что он уродлив настолько, что прячет свою внешность даже от тех, кто на него работает и верен ему как пес. И только руки, бегающие по столу, могли выдать Христиану настроение загадочного Магистра. Левая рука подняла карандаш, а правая нетерпеливо тарабанила по столешнице. Вновь раздался голос Магистра:

— Смею заявить, что операция «Экран» завершилась успехом. Мистер Бахманн переводится с седьмой ступени на пятую за заслуги перед Собранием и лично передо мной. У кого нибудь есть вопросы?

С места поднялся пожилой азиат, лысый как колено, и принялся вопросительно ворчать скрипучим голосом. Магистр ответил ему также скрипуче (руки отрывисто жестикулировали), азиат удовлетворенно кивнул головой и сел на место, а правая ладонь повернулась внутренней стороной к ряду:

— Извините, я переведу. Мистер Вей спрашивал, почему я уверен в полной успешности операции. Отвечаю: мы предусмотрели все. В данный момент большая часть населения планеты погружена в анабиоз, так как сигнал мистера Бахманна транслировался по всем возможным каналам, вплоть до интернета. В нормальном состоянии процентов двадцать, если не меньше. Господа, планета наша! – раздался сухой, черствый смех, — Теперь решим, так сказать, производственные вопросы.

Среди сидящих послышалось ворчание. С крайнего места встал какой-то пожилой человек и пропищал тонким фальцетом:

— Господин Магистр, с чего это ради вы дали мистеру Бахманну пятую ступень?! Я уже девять лет подряд не могу уйти с шестой, а ему сразу пятую?

Руки раздраженно дернулись, левая начала рыться в бумажках:

— Мистер Смит, вы должны знать главную цель нашей организации. Очень долго мы думали, каким образом провести селекцию – все методы были слишком вредоносны: ядерное оружие, экологическое заражение… — из темноты на миг выступил профиль: огромный, изрытый морщинами лоб, горбатый нос и тонкий презрительно скривленный рот, а потом вновь растворился за границей света, — А без селекции нам всем грозила бы гибель, так как старушка – планета не выдерживала столько народа. Мистер Бахманн предложил самый легкий способ, не имеющий никаких последствий. Теперь, когда население планеты тихонько уменьшится без всяких опасных вытекающих, мы можем обсудить новую политику. Именно для этого я сегодня и собрал вас здесь. Семьдесят с лишним лет мы работали над проблемой повторного заселения Земли, и вот – вопрос решен. Теперь мы перепишем историю человечества – раз и навсегда. Хватит нищих, портящих нервы, хватит политиков, хватит лишних людей!

Члены собрания вновь зашептались, Христиан удовлетворенно хихикнул и отпил вина. Его настоящая жизнь только начиналась.

***

Они все спали и улыбались.

Спали семьи. Спали одиночки. Спали старики и дети. Все смотрели в потолок лежа перед телевизором, компьютером или радиоприемником, все улыбались оскалом наркомана, закатив мутные глаза. К Соне он не стал заходить – боялся, что сойдет с ума. Город был мертв – даже нет, не мертв, а заснул, и не подавал признаков жизни. Пустые улицы. Машины с водителями, врезавшиеся на ходу и так оставшиеся навечно. Ветер, гоняющий по асфальту мятую бумагу. Юрген бродил, стучась во все дома, и пытаясь найти хоть кого-то вменяемого. Проблем с едой не было – все магазины ломились от съестного, и он брал себе столько, сколько хотел. Однако, когда стемнело, ночь Юрген решил провести в парке – жутко было возвращаться в дом и спать под одной крышей с гипнотизированным отчимом.

Он шел по мертвому городу, направляясь в парк. Мыслей не было, только какие-то полумысли-полуидеи витали в голове, но не задерживались, а уступали место новым, ещё менее связным. Электричества нет. Воды нет. Долго ли он протянет? Можно попытаться дойди до ближайшего города, но внутренний голос подсказывал – там то же самое.

Парк. Низенькие деревья, прикрывающие листьями молодую зеленую траву. Дорожки, сходящиеся около фонтана. Здесь вечером всегда было много молодежи, а сейчас один Юрген. Он подошел к ближайшей скамейке, и не останавливаясь, рухнул на неё, вытянувшись на жестких досках во весь рост. Взгляд выхватил пузатого Купидона на фонтане. Вспомнилась Соня, первое свидание… Юрген закрыл глаза. Нет, спать, завтра трудный день. Не думай, не вспоминай, ты теперь один. Их нет. Спи. Спи. Спи.

Из тишины послышался насмешливый женский голос:

— Я так и думала, что ты будешь тут.

Не может быть. Он один. И уже сходит с ума. Не открывай глаза.

— Юрген, ты так и будешь лежать как труп? Вставай давай!

Может, все таки открыть? Если он свихнулся – то свихнулся, это уже точно. Глаза медленно открылись. Сонечка… Моя Сонечка.

— Ты жива?!

— Естественно, дурачок. – она стояла и прищурено смотрела на него, уперев тонкие белые руки в бока, — Позволишь сесть девушке?

Он приподнялся и уступил ей место. Соня откинула кудри и устроилась на краю скамейки, продолжая разглядывать Юргена. Он неуверенно промямлил:

— Ты… э-э… одна?

— В сознании? – она вздохнула, — Нет, ещё тетя Марта, мистер Голдберг, старый Андре, Наташа и Ута, ну помнишь её, глупая такая… Папа с мамой спят. Мистер Голдберг говорит, что если их не кормить, то они умрут от голода.

Юрген грязно выругался, но потом виновато покраснел и извинился перед Соней, рассмеявшейся от его вида.

— Мой папа тоже… заснул, — в глазах парня защипало.

— Ничего, Юрген, ничего, — она ласково потрепала его по волосам. Они сидели до самого утра, разговаривали и строили планы на ближайшее будущее. Юрген держал Соню за руку, она кокетливо улыбалась, но когда речь заходила о родных, девушка начинала плакать на груди у успокаивающего её молодого человека.

Что ж… Их жизнь в новом мире только начиналась.

февраль 2011 года