И снег, и пепел, и прочий Апокалипсис

«Когда люди воюют, даже гнев Господа не может устрашить их»

«Зоар»

За стеклом — и снег, и пепел, и прочий Апокалипсис…

Время застыло на отметке «сейчас» и не хочет перетекать в «завтра». Ни плавно, ни скачком. И боль, вместе с ним, остаётся здесь. Рядом.

Взрыв прокатился недавно. Ещё небо не очистилось. Так и сыпет белым. В это белое и идти-то как в метель, — хороший хозяин и собаку не погонит, — но я не собака, мне туда надо. Я — Солдат.

Сперва обезьяна додумалась в драке за кусок мяса поднять палку на своего сородича. Потом уже недочеловек понял, что можно заточить медь. Так получился Человек. И с этого началась история человечества. Первая эра Войны — Дострелковая эпоха.

Позже человек научился использовать подсобные средства, для того, чтобы запустить палку или металл подальше. Стремились святоши запретить арбалет как негуманное оружие, а проиграли — на то оно и отличие человека от тварей Господних. Человек — сам Господь. Это была Вторая эра Войны — Эпоха Просвещения.

Потом человек научился сгибать указательный палец, дёргая спусковой крючок или нажимая на кнопку. Ты мог быть невидим для противника и притом — убивать легко и свободно. Живая сила подавлялась огнём и металлом. Но, тем не менее, и солдату хотелось быть «живой силой», поскольку жило ещё в нём животное и требовало выхода. Было необходимо не только убивать, но и бывать убитым. То была короткая Эпоха. Да и не Эпоха как таковая, а так — прослойка в сдобном пироге. Сладенькая. Именно тогда зародилась истинная культура Войны. Это была Эпоха Ренессанса.

С первым взрывом ядерной бомбы человек обрёл истинное величие, шагнув за предел своего животного начала. Сровнялся с творцами в своей мощи и понимании вселенских Истин. Именно с того момента, как Хиросиму покрыло пеплом, зародилось нынешнее человечество — Воины. И началась новая эра — Эра Божественной Войны. Присутствие непосредственно в бою стало неважным. Люди разделились на «живую массу» и «солдат». Конечно, сперва не всё удавалось так легко и многому пришлось учиться… Но прошли годы и новые правила вошли в плоть и кровь.

…Каждый Солдат владеет районом «живой массы», который ставит на кон в Игре.

«Живая масса» состоит из неактивных людей подвида человек невоюющий и подчиняется Солдату.

«Живая масса» не имеет право на переход в категорию Солдат.

Солдаты играют между собой, подавляя «живую массу».

В финале Большой Игры Солдаты сходятся в непосредственном бою…

Взрывом снесло все окна и зеркала в районе Эдако. И лишь стекло моего шлема — последний осколок прочности в этом хрупком пространстве. Дрожит радужность плёнки защиты на стекле — волнует изображение. Впрочем, смотреть-то и незачем. Будет что живое — сенсор предупредит. А так… Не первый же раз в зоне поражения — знаю, как выглядит. Обрушенные конструкции зданий, перевёрнутые машины, покосившиеся столбы, оборванные провода, пустые глазницы домов. Тела. Иногда хорошо, что за разводами всех цветов не видно, что трупы однотонны — чёрные, белые и красные. И хорошо, что ноздри прикрыты вентиляционной защитой. Однажды я позавидовал бешеным Берсеркам из клана Северных Солдат и снял шлем. Теперь знаю, что вкусный запах жареного мяса перемешан с вонью прорвавшейся и закипевшей в эпицентре канализации. Это смесь вызвала тогда одновременно и слюнотечение и рвотный позыв. Помнится, меня всё-таки стошнило…

Да где же он!?

Почти четыре часа прошло с тех пор, как я уничтожил район Эдако. Это был сложный маневр — я перетасовал траектории ракет всего за несколько минут до команды атаки. По наитию. Рискуя всем. Да, половина моего района была уничтожена ракетами Эдако, но! Я сумел прорвать оборону его Мегадота. И разметал всю защитную когорту автоматических манипул. Я добился невозможного — всадил в сердце зоны противника две ракеты класса «игра на поражение» и одну «игра на уничтожение». Невероятная удача и — ставки возросли! Игра перешла в новую фазу — личное сближение. Я как победитель прошлого гейма вторгся на территорию противника и теперь победным маршем бреду по разбитым улицам к центру района, туда, где возвышается широкий плотный Мегадот. Там, наверняка, в подвальном бункере сейчас тупо смотрит на экраны Эдако. А, может быть, и нет. Возможно, именно в этот момент он одевает на лёгкий эргокостюм бронированный военный скафандр-«капсул» и уже готовится выйти мне навстречу для последней схватки. О, это будет тот ещё бой! От предвкушения свело мышцы и «капсул» отозвался напряжением ткани по корпусу. Сдавило грудь — таким тугим колобком стал оттого, что взбугрились нейро-тонические мышцы костюма. Ловят чувства, заразы, сильнее, чем нужно… Давно отрегулировать надо было. Не успел до боя, теперь — терпи!

Сквозь белые хлопья пепла и снега, летящие с неба, я увидел… Меж покорёженным взрывом сорванным жестяным щитом с фасада дома и перевёрнутыми останками автомобиля — человек в «капсуле». Эдако! Сейчас…

Только вот почему он лежит? Должен встречать и готовиться к бою… Или его так в Мегадоте припечатало, что и скафандр не защитил?

Тело уже готово к бою, «капсул» поёт каждой связкой песню битвы, его певучий бархатистый голос слышно даже сквозь забрало шлема! Он напевает о долгой дороге, о победе, которая нужна одна на всех, о развёрнутых стягах… Сколько лет воюю — ни разу ещё не повторился! Героическая музыка наполняет меня вдохновением, грудь распирает от вдохов и слёзы умиления готовы бежать по щекам. Только…

Почему Эдако лежит?! Неужели действительно попал под взрыв? И мне не будет Поединка? Ужас!.. Это значит, что я не смогу претендовать на его район! Найдут наследника из клана Якудз, и придётся мириться, пока он будет пару лет под боком отстраиваться. Лишь когда бросит первый вызов на игру, можно будет напасть. А это — долго. Пока ещё город очистят машины от последствий взрыва, пока ещё «живую массу» нарастит или подкупит новых с Островов генетического баланса. Да… Надо было остановить ракету класса «игра на уничтожение». Это было слишком…

Пепел и снег с неба — как лохмотья старухи… как порванные шторы. Всё гуще. В такой густоте потеряться можно. И противника потерять. А если он сейчас вскочит да как. Хотя нет. Так, как он лежит — уже не вскакивают.

Мышцы напряжены, ствол вдоль правого плеча подрагивает — снаряд уже готов к движению в цель. А ноги стали тяжелы и точны — каждый шаг, что свая вколачивается в землю — при готовности к поединку центр тяжести костюма уходит вниз конструкции.

Навзничь. Он, похоже, шёл из Мегадота и в какой-то момент усталость и боль его свалили навзничь — лицом вперёд. Как повалился без сил, так и застыл, раскинув руки и лишь чуть повернув голову. Может быть, сбежать хотел к Святошам на Острова. Может быть, сдаться Миротворческим Силам и подать им жалобу на мою игру. Кто ж теперь знает.

Датчик «капсула» показывает, что жив. Это хорошо. Никто не отнимет моей победы! Я просто добью его. Кому какое дело, что Поединка не было — ставки-то уже подняты. Мне, может быть, дадут возможность отдохнуть немного. Я выберу Острова. Говорят, там до сих пор натурально делают детей и даже выращивают их женщины, а не автоматика. Вот ведь сказка какая. Выберу бабу покрепче и пофигуристее. Дитё ей сделаю. Что-то останется после меня… После этого пепла и снега, и прочего Апокалипсиса… А потом вернусь обратно — сатанеть от понимания высокой миссии Творца и Воина — выращивать «живую массу» или закупать на Островах, отстраивать свой Район и воевать с чужими. Звереть, молотя по кнопкам управления атакой и орать благим матом, правя манипулами-уловителями ракет.

Подошёл вплотную. Ни движения. Сигнальный медицинский огонёк на шлеме — вспышками — красный, зелёный, красный — тяжёлое ранение воина, без сознания.

Огляделся. Пепел. Снег. Апокалипсис. Тела. Кто — в домах, кто — вне домов. На ком-то даже подобия эргокостюмов — до чего только человеки не додумаются, лишь бы постараться выжить. Дурачьё. Их куцые мозги не способны вместить величие боя, его страсти — каково это — убивать и каждый момент жизни ощущать, что можешь быть убитым. Что вот ты сделал своего противника, а он тебя — не успел! И хочется хохотать и показывать непристойные жесты его раскуроченной роже просто потому, что ты имеешь на это право. Победитель имеет право на всё! Проигравший — только на смерть. И только это важно. Либо иметь всё и сразу, либо ничего. Доля Воинов и Творцов! Мы сравнялись с Богами в понимании Сути!

Мёртвые… Здесь только мёртвые человеки. Дохлые, как обвисшие мешки с трухой. Никакая самодельная тряпка с пропиткой, пусть даже внешне похожая на эргокостюм, не способна спасти от излучения, даже если ты всю жизнь скрывался за бетонным перекрытием. Дохлые, потому что хотели жить… А ведь им никто не запрещал однажды, в день своего рождения, стать Солдатом. Нужно было просто пройти тест. И доказать свою избранность и быть причисленным к святым ликам. Просто пройти тест — просто впервые убить.

Я наклонился над Эдако.

Левая рука напряглась — завибрировала механика огнёмёта в предплечье «капсула».

Уцепив рукой за плечо, перевернул человека в скафандре на спину…

Не может быть!

Это не Эдако!!

Голова женщины безвольно болтнулось в слишком просторном для неё шлеме.

У Воина не должно быть женское лицо! Это не может быть Эдако. Воины — мужчины. Или… Эдако?..

Нет, не может этого быть… Значит… Значит, было у моего врага маленькое счастье — нашёл себе бабу покрасившее да пофигуристее. И зажил с ней. Может, и детей рассчитывал сделать, в обход Комитета Генетического Баланса. Может, даже, она бы и родила, и воспитала. А он бы воевал… И — не было бы ему равных. Издавна пришли легенды о том, что Воин, защищающий свою семью — непобедим. Потому-то Солдаты, проповедующие Божественный Путь Войны, не заводят семей. Честность в Игре важнее. А тут… Вот оно как. Что ж тебя повело по запретному пути, Эдако? Желание стать лучшим? Желание выжить? Желание…

На стекло шлема женщины стали налипать белые хлопья, и я стёр их могучей, но неповоротливой бронированной ладонью. Посмотрел. Словно подсмотрел в сон чужого счастья.

Локоны шёлковые, светящиеся ласковостью и нежностью.

Точённые черты.

Лобик бархатный, без морщин, словно у мраморной статуи.

Тонкие брови — два крыла ракеты «игра на поражение». Вот откроются глаза, и — грянет взрыв — ракеты достигнут моего сердца и не будет пощады.

Губы — бледные, но такие чёткие и красивые — тронуть хочется.

Эх, Эдако, Эдако… Не понимаю и понимаю тебя… Нельзя прикасаться к «живой массе» — она перестаёт быть безличной!

Сел рядом, вглядываясь в тихие черты. Будто только что положил в смертельном бою короля Берсерков из непобедимого клана Северных Солдат! Упоение в сердце. Но петь не хочется. И «капсул» не кричит победных песен, лишь тихо шепчет грустную мелодию. Колыбельную?..

Женщина… Нет, не в том дело, что красива. Не в том, что женщина. Сколько их вешается на шею каждые выходные в Домах Передышки! Другое тут. Эта женщина — любима. Пусть не мной, но она — самое святое и самое ценное на земле. Даже и не знаю — есть ли ещё на земле что-то важнее…

Я огляделся.

Да, так оно и было, наверняка… Он нашёл её среди своей «живой массы» и полюбил, как можно полюбить только раз. Почему так можно полюбить только раз? Потому что за такую любовь умирают. Вот он и умер. Там, в Мегадоте, он, стиснув зубы, запихнул её — плачущую, не желающую оставлять его, — в свой «капсул», слишком большой для неё. Он сжал её голову руками и посмотрел в просоленные глаза. Он сказал, что всё обойдётся. Он не мог сказать иначе. Он соврал, что его защитит эргокостюм. Сказал, что она должна бежать к машинам и уходить из Района. Что он скоро последует за ней. Что ему ещё нужно что-то отключить или включить в генераторе…

А она поверила. Столько силы, наверное, было в словах Эдако, что она — поверила. Если бы я оказался на его месте — мне бы тоже поверила. Мужчины умеют так свято врать. Хотя бы один раз в своей жизни.

Веки трепетали, но жизни в теле оставалось мало. Красное, красное, зелёное, красное, красное… Семафорит огонёк, призывая несуществующих медиков. Старая система оповещения. Тогда ещё не были распространенны смертельные поединки один на один, тогда ещё бывали и большие сражения и сквозь них невредимыми проходили медики — представители Комитета Генетического Баланса. Их задача была — вынести с поля боя и вылечить Солдата. Теперь уже нет таких баталий, только одиночные бои, но вот систему сигналов до сих пор не сняли.

Значит, она умирает…

Что ж. Так проще. Так значительно проще.

Но… Убить её — переступить через себя. Через свои законы чести! Выстрелить сейчас и забрать деньги с кона как за победу над Эдако — это не по мне. Потому что… Потому что Эдако победил. Да — я разбил его Район, разворотил Мегадот, убил его где-то под бетонными перекрытиями — не знаю да и знать не хочу — где именно… Но я проиграл. А он выиграл. Тем, что сумел вот так полюбить. И пытался спасти любовь. И умер. Выиграл, зараза такая…

Повинуясь мысленному приказу, «капсул» вскрылся, как скорлупа — треснул разломом над грудной клеткой и раздался на половинки. Я вытащил руки из тяжёлых, застывших бронемассой в камень рукавов и потянулся к скафандру женщины. Эргокостюм, мгновенно среагировав на радиоактивность воздуха, вспенился тонкой желеобразной оболочкой по всей коже. Я тронул пряжки шлема Эдаковского «капсула». Распался шар, и белое лицо стало достижимо.

Трепещущие веки и едва шевелящиеся губы. Что ты говоришь, девочка?

Я наклонился ближе.

— Эдако.

Ах, как ты его любила…

То ли ухмылка, то ли боль скривили моё лицо — не подглядеть, не понять, а «капсул» отключён и не будет петь, отражая моё состояние. А мне захотелось услышать тихую песню о чуде. Я никогда её не слышал. Но знаю, что такая должна быть.

В каждом «капсуле» есть такой механизм… Ещё один привет из прошлого. Активизатор впрыскивателя яда. Говорят, он дарит сначала сон, в котором нет ни сражений, ни боли, а потом медленно гасит сознание. Говорят, что так умирать — легко.

Я тронул чёрный рычажок, который нужно было зажать и вырвать зубами. Подумал. И сломал у основания. Всё. Лицо девушки вздрогнуло от неожиданного глубокого укола. И стало расплываться в улыбке. Для неё, возможно, «капсул» уже пел песню о чуде…

Тук!

Жар меж лопаток вошёл остро до самого мозга.

Меня крутануло от удара снаряда и бросило рядом с умирающей на оплавленный лохматый от пепла асфальт… От боли поплыло в глазах и приподняться уже не получилось.

Эдако подошёл спокойно, не скрываясь. То, что это он, я понял по эргокостюму. Чёрному, с разводами блестящего желе на коже. А он, оказывается, не молод, этот воин из клана Якудаза…

А боль буравит тело, выжимая дрожь и заставляя страдать. Хочется плакать. Да, может быть, я и плачу… Был бы на мне «капсул» — притушил бы боль, справился с раной, а так… Больно-то как, Господи!..

Эдако наклонился надо мной, оглядел и кинул взгляд мимо — на свою девушку. Я ждал, что лицо дрогнет. Но нет. Железный человек.

Глаза вернулись ко мне и, осмотрев и убедившись, что я кончаюсь, Эдако усмехнулся:

— Купился…

Дуло лучемёта возникло над головой неожиданно. И глянуло смертью. Сквозь пепел, снег и прочий Апокалипсис...