Записки попаданки. Сборник повестей

Привет, меня зовут Мариной. Я попаданка, кажется, так сейчас называют людей, посещающих другие реальности. Вот и меня перебрасывает в иные миры, но не просто так, а с определёнными миссиями, которые я каждый раз успешно выполняю.

К сожалению, эти перемещения затрагивают не только тело, но и душу, растрачиваемую на любовные приключения с катастрофическими финалами. Чтобы её облегчить, я начала вести дневник, выплёскивая на бумагу накопившиеся переживания.

А начиналось всё так…

Втот злосчастный день мне чертовски не повезло: меня ограбили, вырвали сумку. Я осталась без наличных, банковских карточек и телефона, а также всяких мелочей вроде косметички и кучи записных книжек. Но этого нападавшим показалось мало, и они стукнули меня по макушке чем-то тяжёлым. Излишняя предосторожность, ведь я всё равно не успела их разглядеть.

Весь день, стиснув зубы, я боролась с головной болью и тошнотой, подкатывающей в самый неподходящий момент, на работу не поехала, но и в больницу не пошла тоже. Впав в депрессию, я решила, что, если судьба сегодня умереть, то сопротивляться не имеет смысла.

В дверь позвонили. С трудом поднявшись, я дотащилась до прихожей, постанывая от ломоты в спине и скрипа в коленях. На площадке стоял подвыпивший сосед, которому, наверное, не хватило дешёвого пойла.

— Дай полтинник до понедельника, — приказал он.

— Ага, сейчас, — раздражённо окрысилась я, — ты мне с прошлого года сто рублей должен.

Пьянчуга слегка растерялся, но желание принять на грудь пересилило, и жертва алкоголизма вновь начала уговаривать:

— Да ладно, не жадничай, я тебе сто пятьдесят отдам.

— Ни копейки не получишь! — послышался мой рёв, и дверь захлопнулась.

Закрыв глаза, я прислонилась лбом к холодному стеклу глазка.

— Эх, Рассея-матушка, куда ж от тебя деваться? А может, тоже напиться, а?

Идея показалась хорошей.

— С утра пораньше? — насмешливо спросил внутренний голос.

— Какое утро? — вслух возмутилась я. — Два часа дня.

— Ладно, давай, — милостиво разрешил незримый собеседник.

Достав заначку, я дотащилась до ближайшего магазина, купила бутылку коньяка, лимон и, расположившись на кровати, с наслаждением предалась греху пьянства, закусывая благородный напиток целым цитрусом, порезать который уже не осталось сил.

Вскоре меня охватила приятная истома, голова перестала болеть и, расслабившись, я погрузилась в дремотное состояние. Мысли лениво бродили по извилинам, вяло цепляясь одна за другую, спокойствие опустилось на плечи, потери уже не казались невосполнимыми, и я не заметила, как задремала.

I

Через некоторое время странный плеск влился мне в уши, а постель показалась настолько жёсткой, что я заворочалась, пытаясь устроиться поудобнее. Не добившись результата, я потянулась, разлепила сонные вежды и окаменела: передо мной расстилалось бескрайнее море. Его шум и стал причиной моего пробуждения, а сама я сидела на песке, спать на котором, как известно, невозможно. Вытаращив глаза, я смотрела на пену ворчливого прибоя.

— Эй, ты! — послышался грубый оклик.

Ошарашенная я не прореагировала. Новый окрик прозвучал ещё резче:

— Эй ты, малец!

— Ну, это точно не мне, — решила я.

Но последующие действия владельца голоса показали, что я ошибаюсь. Жёстко встряхнув, меня подняли, повернули на сто восемьдесят градусов, и я оказалась лицом к лицу с огромным, мускулистым мужчиной, одетым в широченные красные штаны, подпоясанные того же цвета кушаком и заправленные в огромные ботфорты. Торс его едва прикрывала пёстрая жилетка, а вокруг головы обвивался вылинявший платок, из-под которого на плечи спадали засаленные локоны. Один глаз закрывал лепесток чёрной ткани.

— Откуда ты здесь взялся, мальчишка? — не меняя тона, поинтересовался живописный собеседник.

Я разозлилась.

— Какой я вам мальчишка? Отпустите меня немед…

И тут увидела свои ноги. Чёрные штаны не вызвали у меня изумления, я постоянно ношу брюки, но, приглядевшись, я поняла, что они кожаные, а таковых в моём гардеробе никогда не имелось. Удивило меня и то, что на привычном месте отсутствовала грудь. Точнее, она была, но не третьего размера, а маленькая и почти незаметная под мешковатой рубахой с широкими рукавами, сужающимися у запястий. Схватившись за голову, я обнаружила бандану, стягивающую собранные в тугой пучок волосы.

— А ведь пару дней назад я сделала стрижку, — мелькнула глупая мысль.

— Следишь за нами? — уронив меня на песок и до боли сжав моё хрупкое плечо, спросил полуголый великан. — Кто тебя послал?

— Я сплю и вижу сон, — мелькнула мысль. — Бредовый сон. Кто меня послал? Куда? Откуда? За кем следить?

— Наш корабль утонул, — едва шевеля языком, сказала я. — Я находился в лодке, она перевернулась, и меня, наверное, выкинуло на берег. Но, как, не помню.

Хватка ослабла.

— Вы попали во вчерашний шторм? — заинтересовался колоритный незнакомец. — Вот и мы тоже. Теперь чиним судно. Пробоины по всему днищу, что твой кулак.

— Мой? — посмотрев на свои пальцы, в очередной раз мысленно удивилась я. — Скорее твой.

И перевела взгляд на массивную кисть мужчины. Вслух же произнесла:

— Вам повезло больше, чем нам. Похоже, из всей команды спасся только я один.

Буркнув что-то неразборчивое, но явно сочувственное, собеседник погрузился в размышления.

— Ладно, пошли, — наконец приказал он, — я отведу тебя к капитану.

И двинулся вперёд. Делать было нечего, поскольку сон не прерывался, пришлось идти вслед.

— Меня зовут Джон Коу, а тебя? — неожиданно спросил провожатый.

— Ээ… Марина, то есть Марио.

— Фамилия у тебя есть?

— Наверное. Только я никак не могу её вспомнить. Я ударился головой.

— А с какого ты судна? Корсарского?

Мне пришлось вдохновенно врать:

— Судя по костюму, да. Но в памяти у меня не сохранилось никаких подробностей нашего плавания. Только эпизоды из раннего детства.

— Бедняга, хорошо тебя приложило. Ты ведь не англичанин, верно?

— Почему вы так решили? — осторожно поинтересовалась я.

— Выговор чужой. Вроде как испанский или итальянский.

Я хмыкнула. Ну, мужику виднее, он, наверное, несколько языков знает.

— Учти, — предупредил тот, — капитан испанцев не любит. Если ты один из них, без разговоров вздёрнет на нок-рее.

Нок-рея — поперечная перекладина на рее.

— Так, — подумала я, — бред переходит в кошмар.

И спросила:

— А как он это выяснит?

— Найдёт способ, — прозвучал краткий ответ.

Больше мы не разговаривали. Впереди замаячил корабль, рядом с которым не было ни души. Мой спутник напрягся.

— Тысяча чертей, где все? — пробормотал он.

И кинулся к месту стоянки. Мне тоже пришлось прибавить ход, и, против ожидания, двигалась я легко: ни спина, ни колени меня больше не беспокоили. Добежав до судна, Коу заметался, но внезапно остановился, прислушиваясь. Из-за холма доносились голоса и бряцание оружия.

— Дьявол! — заорал Джон.

Схватив за запястье, он потащил меня за собой, на ходу поминая разных морских обитателей и всех чертей, вместе взятых.

Когда мы вскарабкались на вершину, моим глазам предстало удивительное зрелище. С двух сторон ровной площадки стояли люди, одетые так же, как я и мой новый знакомец, а в центре образовавшегося круга находились связанный молодой человек в растерзанной одежде и двое мужчин, один из которых выглядел настоящим пиратом, а второй, благодаря элегантному камзолу, джентльменом.

Неожиданно для нас, не знавших предыстории, оба выхватили шпаги и скрестили клинки. Сцена показалась знакомой, но сопровождающий не дал мне времени вспомнить, где я могла её видеть. Дёрнув за руку, он заставил меня быстро переставлять ноги, чтобы кубарем не скатиться к подножию холма, и, скользя на осыпающемся песке, ринулся вниз.

Схватка закончилась так же быстро, как и началась. Джентльмен в чёрном пронзил противника насквозь, и, когда тот рухнул на песок, сказал стоявшему рядом небрежно одетому авантюристу:

— Думаю, это аннулирует наш договор.

И тут до меня дошло.

— Сабатини! — прозвучал мой восторженный вопль. — Одиссея капитана Блада!

«Одиссея капитана Блада» — приключенческий роман Рафаэля Сабатини о пиратах, первоначально изданный в 1922 году.

Вот это да, какой же яркий сон! Казалось, что я вижу всё наяву.

Элегантный мужчина, только что убивший Левассера, повернулся к нам и удивлённо поднял бровь.

— Кто это? — спросил он у Коу.

— Просто мальчишка, — ответил тот. — Корабль, на котором он плыл, потонул во время шторма, а его выкинуло на берег.

— Тебе повезло, — рассматривая меня, сказал капитан.

Под его пристальным взглядом я почувствовала себя неловко и покраснела.

— Как тебя зовут? — продолжил он.

— Марио… эээ… Сабатини.

— Вспомнил? — усмехнулся Джон.

— Ага. А вы — капитан Питер Блад?

Джентльмен нахмурился.

— Блад? Это имя мне незнакомо.

Странно, во сне многое меняется, но чтобы имена персонажей…

— Меня зовут Генри Мак-Гилл, — представился капитан.

И, на тебе — шотландец. А Блад был ирландцем. Поражаясь причудам своей фантазии, я пробормотала:

— Простите, сэр, я, наверное, ошибся.

Мак-Гилл махнул рукой и обратился к Коу:

— Джон, «Викторию» мы подлатали, до Тортуги она продержится. Устрой мальчика, накорми, а потом разберёмся.

Тортуга — скалистый остров в Карибском море к северо-востоку от Наветренного пролива.

И скомандовал:

— Судно на воду!

Началась суета. С помощью брёвен и рычагов огромную посудину сдвинули с песчаного насеста, и вскоре, сидя в маленькой каюте, я под аккомпанемент бьющихся о борт волн жевала принесённую Джоном еду.

Как я поняла, прообразом Коу стал великан Волверстон, но, в отличие от книжного героя, его двойник оказался удивительно добродушным. Устроившись напротив меня, он глотал огромные куски, запивая их такими же большими глотками вина, и всё время говорил, вероятно, решив, что теперь в его обязанности входит развлечение гостя.

— Ты так и не вспомнил, как назывался твой корабль? — поинтересовался он.

Я покачала головой, подумав, что возродить в памяти то, чего никогда не существовало, дело непростое.

— Ну, ладно, какая разница, — смачно рыгнув, сказал Коу. — Останешься у нас юнгой, плавать под парусами капитана Мак-Гилла большая честь.

— У меня нет выбора, — отозвалась я. — Но я всё забыл, придётся учиться заново.

— Да какая же это наука? — удивился Джон. — Выполняй приказы и точка. И не позволяй никому помыкать собой, у нас тут разные мерзавцы попадаются.

— Только этого мне не хватало, — подумала я.

А вслух спросила:

— Джон, как ты стал пиратом?

— Мы корсары, — поправил он, — ведь нас неофициально прикрывает губернатор Тортуги д’Ожерон. Сегодня Генри спас его племянника из лап Шевалье…

Корсары (каперы) — частные лица, которые с разрешения верховной власти воюющего государства использовали вооружённое судно (также называемое капером, приватиром или корсаром).

Бертран Д’Ожерон(1613-1676) — француз, губернатор острова Тортуга, на котором представлял Вест-Индийскую компанию. Он заложил гражданские и религиозные основы жизни флибустьеров и подготовил рождение будущей Республики Гаити.

Шевалье — пират Левассер из трилогии о капитане Бладе.

— Анри? — неосторожно спросила я.

Собеседник напрягся.

— Да. Откуда тебе известно его имя?

— Кто же его не знает? — притворно возмутилась я, мысленно колотя себя по губам.

И торопливо повторила вопрос:

— Так как же ты стал корсаром?

Джон нахмурился и неохотно ответил:

— Нас осудили, как бунтовщиков, принявших участие в восстании герцога Монмута, и отправили на каторгу, откуда нам удалось бежать. Вернуться в Старый Свет мы не могли, и решили присоединиться к береговому братству.

Восстание Монмута (в просторечии «восстание с вилами») — неудачная попытка свергнуть короля Англии Якова II Стюарта.

Береговое братство — свободная коалиция пиратов и каперов, которое было активно в XVII и XVIII столетиях в Атлантическом океане, Карибском море и Мексиканском заливе.

Больше на эту тему Коу говорить не захотел, а я задумалась. Какой странный сон: вымышленные герои носят здесь другие имена, а у исторических личностей они неизменны…

Поразмыслив, я сильно щипнула себя за руку и громко вскрикнула. Было очень больно, видение не прерывалось, а это означало, что всё происходит наяву. Холодная волна паники накатила на меня, слёзы защипали глаза, и я, как ни старалась сдержаться, расплакалась.

— Что с тобой? — встревоженно спросил Джон. — Вспомнил чего? Или заболел?

— Вспо-омнил, — заикаясь, соврала я. — Во время шторма погиб мой отец, его смыло за борт.

— Ой-ёй…

Коу сел напротив, сокрушённо глядя на моё зарёванное лицо.

— Беда, парнишка. Ты теперь сирота, получается.

Подумав о своём, я закатилась ещё пуще.

— Ну, всё, всё, — забормотал Джон, несильно сжимая мою руку. — Море — оно такое, часто жизни забирает. Будь мужчиной!

Я попыталась им стать и послушно вытерла слёзы.

— Надо рассказать капитану, — пробормотал Коу и, похлопав меня по плечу, вышел.

А я снова заплакала. Потом, немного успокоившись, поднялась и подошла к стоящему в углу неровному осколку зеркала.

Оттуда на меня смотрела я сама, непривычно юная, в своей реальности оставшаяся такой лишь на фотографиях. Сдёрнув с головы платок, я рассматривала спускающиеся ниже пояса густые пряди без единой сединки, сожалея, что с ними придётся расстаться. Место юнги в кубрике, и мне надо будет выглядеть похожей на мальчишку.

Кубрик — единое жилое помещение для команды на корабле.

Взгляд мой остановился на огромных ножницах, лежащих почему-то под столом. Стараясь держать их как можно ровнее, я с содроганием резала женское богатство, пока волосы не укоротились до плеч, а после, вновь повязав бандану, выпустила локоны наружу. Разглядывая себя, я подумала, что, похоже, судьбе надоело моё вечное нытьё о скуке и однообразии жизни, и она решила изменить её таким вот экстраординарным способом.

— Что ж, — решила я, — стану флибустьером: романтика, приключения и…

И встретилась взглядом с ошалевшим Джоном.

— Ты зачем, — изумлённо спросил он, — устроилздесь цирюльню?

Цирюльня — парикмахерская.

Я спохватилась, что не уничтожила следы преступления, но поздно. Пришлось выкручиваться.

— Во время первого своего шторма я дал обет Святой Деве, что, оставшись в живых, не буду стричься ровно год, — дрожащим голосом пояснила я, — и сегодня истекает этот срок.

Коу кивнул и, нагнувшись, подобрал клок волос.

— Одна из заповедей моряка — чистота на судне, — строго сказал он. — Немедленно собрать!

— Есть!

Я кинулась исполнять приказание, но Джон остановил меня, чтобы объяснить, где найти необходимые для уборки предметы.

— Если обидят, — добавил он, — скажешь мне. А через пару склянок загляни к капитану.

Склянки — во времена парусного флота — песочные часы с получасовым ходом.

Кивнув, я шмыгнула за дверь, когда же вернулась, Коу в каюте не было.

II

Приведя помещение в порядок, я села, чтобы немного отдохнуть, и, оглядевшись, увидела закиданную тряпичной рухлядью написанную от руки толстую книгу. Заинтригованная я потянула томик к себе и, открыв, погрузилась в чтение.

«Дон Антонио де Арагон де Лерма — адмирал военно-морского флота короля Испании, в очередной раз получивший из Мадрида нарекания за неумение справиться с неуловимым Мак-Гиллом, рвал и метал. Один за другим испанские фрегаты, потопленные удачливым флибустьером, навсегда исчезали в волнах Карибского моря, подвергались ограблению колонии. Испания терпела материальные убытки, а дон Антонио де Арагон моральный ущерб от сознания собственной беспомощности.

Дон Антонио де Арагон де Лерма — герой «Одиссеи капитана Блада» дон Мигель д’Эспиноса и Вальдес.

Вместе с адмиралом за капитаном Мак-Гиллом гонялся и дон Альваро де Арагон— племянник дона Лерма, которого поручил его заботам брат — дон Сантьяго, несколько лет назад умерший от тропической лихорадки. В отношениях между дядей и племянником отсутствовала родственная теплота; дон Антонио выполнял свой долг, воспитывая молодого человека, дон Альваро прислушивался к его советам и поучениям, но этим их общение и ограничивалось.

Дон Альваро де Арагон — герой «Одиссеи капитана Блада» дон Эстебан.

Младший де Арагон являлся полной противоположностью дяде. Он не обладал высокомерием и заносчивостью старшего, не проявлял характерной для испанцев жестокости, чужда ему была и любовь к золотому тельцу. Дону Альваро недавно исполнилось шестнадцать, и он мечтательным взглядом смотрел на мир, находя в любом его проявлении красоту и романтику.

Ненависти к корсару юноша не испытывал, напротив, он восхищался этим человеком, понимая, что тот гениален, как флотоводец и воин, и пресловутая удача здесь не при чём. Его приводило в восторг и то, что Генри воевал, как джентльмен. Испанскую честь де Арагон не ставил ни во что, насмотревшись за время плавания с дядюшкой на бесчинства как грубой солдатни, так и «благородных» офицеров.

И, в конце концов, заветной мечтой юноши стала встреча с главным врагом всего испанского флота Генри Мак-Гиллом…»

— Как поэтично, — подумала я, придерживая пальцем прочитанную страницу, — Насколько я помню, в «Одиссее капитана Блада» его летопись вёл Джереми Питт. Интересно, как зовут здешнего автора?

Снаружи раздался шум. Встревожившись, я оторвала кусок тряпки и, заложив его между страницами, запихнула фолиант под сваленные горой лохмотья. И вовремя. В каюту с грохотом ввалился незнакомый джентльмен удачи и уставился на меня.

— Ты кто, птенец? — поинтересовался он.

— Новый юнга, — слегка заикаясь, откликнулась я.

— Что ты здесь делаешь, и где Джон? — шагнув ко мне, вопросил нежданный гость.

— Я прибирал каюту, — начиная трястись, но стараясь сохранить лицо, ответила я. — А где Коу, мне неизвестно.

Незнакомец выругался.

— И что ты расселся? — рявкнул он. — Марш драить палубу!

— Простите сэр, но пока капитан не скажет мне, чьи приказы исполнять, я не двинусь с места, — сдерживая дрожь в голосе, независимым тоном сообщила я. — Кстати, он ждёт меня, а посему, позвольте откланяться.

И попыталась прошмыгнуть в узкую щель между косяком и вонючим телом незваного командира. Но неудачно. Тот схватил меня за шкирку, словно котёнка, и я повисла, безрезультатно стараясь высвободиться.

— Тебя ждёт Мак-Гилл? — насмешливо скалясь, осведомился злодей. — Не слишком ли много чести для такой ничтожной букашки?

В этот момент моя злость прорвалась. Изловчившись, я изо всех сил ударила ногой в пах негодяя, посмевшего так со мной обращаться. Он взвыл и сделал именно то, чего я и ожидала: разжав пальцы, обеими руками схватился за повреждённое место. А я во все лопатки кинулась наутёк.

Слыша за собой тяжёлые шаги преследователя, я ускорила бег и не заметила, как вылетела на квартердек, где собрались праздные корсары.

Квартердек — помост либо палуба в кормовой части парусного корабля.

— Хватайте его! — раздался рёв.

Увёртываясь от протянутых рук, я не заметила, что один из пиратов выставил ногу, и кувырком скатилась по лестнице. Не знаю, как мне удалось сгруппироваться, но я ничего не переломала, и даже ушибы оказались незначительными. Правда, подняться сразу не смогла, а ко мне, потрясая кулаками, уже неслась моя погибель. Приготовившись к серьёзным колотушкам, я зажмурилась, и… вдруг наступила тишина.

— Что здесь происходит? — прозвучал знакомый голос.

Разлепив один, а за ним и второй глаз, я взглянула вверх. Надо мной стоял Мак-Гилл.

— Да вот, — грубым голосом отозвался враг, — щенок отказался выполнять мой приказ и посмел утверждать, что у вас с ним назначена встреча…

— Я, действительно, его ждал, — нетерпеливо сказал Мак-Гилл, — а ты, устроив травлю, не только помешал мальчику выполнить распоряжение капитана, но и чуть не покалечил его.

Он обратился ко мне.

— Кто тебя толкнул?

На квартердеке возникла напряжённая тишина.

— Я сам упал, — выдавила я, — споткнулся.

Едва слышный вздох облегчения донёсся до моих ушей, корсары, переглядываясь, кивали друг другу. Похоже, я произвела на них выгодное впечатление, никого не выдав.

Подбежал Коу. Он принялся ощупывать моё тело, ища повреждения, но когда руки мужчины скользнули к груди, я отвела их, заявив:

— Всё в порядке, Джон, даже синяков не останется.

Он недоверчиво посмотрел на меня, а потом, улыбнувшись, похлопал по плечу:

— Молодец! Ловок, хорошим моряком будешь.

Мне настолько понравилась его похвала, что по лицу расплылась глупейшая улыбка. А Коу обратился к пиратам:

— У этого парня во время последнего шторма погиб отец, и если вы представляете, что это значит, ведите себя с ним по-человечески.

Мне стало стыдно, и я подёргала Джона за рукав.

— Ну, зачем ты об этом? Сегодня отец, завтра кто-нибудь из них…

Тот отмахнулся и продолжил:

— Корсар с «Валькирии» сообщил, что вчера ушёл в небытие корабль достойнейшего моряка Энцо Сабатини. Это его младший сын — Марио.

Меня словно ударило молнией, и я застыла с разинутым ртом. Почему? Как могла моя выдумка стать реальностью? Неужели я способна влиять на происходящие здесь события? Или это всего лишь невероятное совпадение?

Мысли не давали мне покоя, и я не сразу услышала, что меня окликает Мак-Гилл:

— Марио, идём. До прибытия на Тортугу мы должны решить все вопросы, связанные с твоим пребыванием на судне.

Джон взял меня за руку, и мы бодро побрели за капитаном.

Пригласив нас в каюту, обставленную со скромной, но богатой простотой, Мак-Гилл жестом предложил нам сесть и поинтересовался:

— Память к тебе не вернулась, юнга?

Я с сокрушённым видом покачала головой.

— Увы, большая часть воспоминаний стёрлась.

— Жаль. И всё равно, в первую очередь, прими мои соболезнования. Твой отец, как верно сказал Джон, был достойным моряком. Знакомство с ним я считал честью.

Вжившаяся в роль сына Сабатини я непритворно всхлипнула.

— Даже лица его не помню, — грустно доложила я собеседникам.

— Ничего, сынок, со временем всё наладится, — с сочувствием сказал Коу.

А Мак-Гилл заявил:

— Ты поступаешь в распоряжение офицеров. Учить тебя и отдавать приказы могут только они. Джон, донеси это до всей команды.

— Сделаю, Генри.

Одобрительно кивнув, капитан присовокупил:

— Что же касается морских баталий, то я категорически запрещаю тебе принимать в них участие. Свою долю при дележе ты получишь, правда, меньшую, чем у других, но я не позволю ребёнку рисковать жизнью.

— Я уже не маленький, — возмутилась я, — и хочу воевать вместе с остальными.

— Это приказ, юнга, — строго сказал Мак-Гилл.

— Фу ты, — подумалось мне, — что это меня на рожон понесло? Заигралась. Случись бой, конечно же, спрячусь, чтобы ядром не прибило.

— Генри, — сказал Коу, — во время сражения в кубрике находиться так же опасно, как и на палубе. Может, мальцу в трюм спускаться?

— Эти тонкости я оставляю на твоё усмотрение, Джон, — отозвался Мак-Гилл. — Покажи мальчику корабль, объясни, где что находится, и пусть отдыхает до прибытия на Тортугу. А там понадобятся все, и он тоже.

— Пойдём, сынок, — сказал Коу, взяв меня за руку, — я познакомлю тебя с судном.

— Всё складывается не так уж плохо, — подумала я.

И, поклонившись капитану, послушно отправилась за провожатым.

Джон водил меня по кораблю, показывая и объясняя, а я присматривалась, время от времени согласно мыча.

Наконец, мы добрались до кубрика. Там находились человек двадцать команды, к которым и обратился Коу:

— Кто ещё не знает, — сказал он, — не говорите, что не слышали, и передайте другим. Это наш новый юнга — сын погибшего вчера капитана Сабатини. Никто из вас не имеет права им командовать, он подчиняется только Мак-Гиллу и нам — офицерам. В сражениях ему участвовать нельзя, и если кто-нибудь увидит его на палубе во время боя, пусть закинет мальчонку в трюм. Это приказ. Всем ясно?

Пираты, переглянувшись, нестройно ответили согласием, а один из них, наверное, присутствовавший при моём падении, сказал:

— Да хороший малец, ребята, свой в доску. Не предатель и не изнеженный маменькин сынок. Думаю, мы уживёмся.

Джон погладил меня по голове и подтолкнул к новым товарищам. Я пожимала мозолистые ладони, терпела чувствительные похлопывания по плечам и спине и пыталась запомнить имена, среди которых, к счастью, не оказалось слишком сложных.

Наконец, черёд дошёл до моего сегодняшнего знакомца, и я протянула ему руку, приветствуя. По губам флибустьера скользнула мрачная усмешка, и мне сразу стало ясно, что он никогда не войдёт в число моих друзей. Во взгляде мужчины плескалась злоба, но, повинуясь грозному взгляду Коу, он грубо сообщил:

— Джек Смит.

И сжал мою ладонь так, что я запищала и присела, пытаясь выдернуть пальцы.

— Смит, — резко прикрикнул молодой моряк, которого звали Недом, — прекрати!

— А в чём дело? — насмешливо и нарочито недоумевающее вопросил тот, ещё сильнее сжимая кулак, отчего я чуть не потеряла сознание. — Мы знакомимся.

Тогда юноша, размахнувшись, нанёс ему такой удар по челюсти, что Джек, едва не утянув и меня, отлетел к переборке. Зарычав, он кинулся на приготовившегося к обороне обидчика, но Джон, резво шагнув вперёд, решительно разнял драчунов.

— Поспокойнее, Нед, — посоветовал он молодому.

И обратился к Смиту, всё ещё источающему ярость:

— А ты… если узнаю, что ты хоть пальцем тронул мальчонку, уничтожу. Понятно?

Джек молчал, пытаясь вырваться.

— Понятно?! — взревел Коу, встряхнув непокорного так, что у того клацнули зубы.

И всадил кулак ему в живот. После хука в подбородок Смит обмяк, и Джон отшвырнул его прочь.

— Это приказ, — сказал он, отряхивая ладони с таким видом, словно раздавил мерзкую гадину, — а его нарушение карается очень жёстко.

Коу двинулся к выходу, но, внезапно остановившись, спросил:

— Уяснил?

Приподнявшись и с ненавистью глядя на офицера, Смит процедил окровавленным ртом:

— Уяснил. Всё уяснил.

При мысли, что в лице Джека я обрела страшного врага, меня пробрал озноб. Да ему ничего не будет стоить выкинуть меня за борт, а потом сказать, что я свалилась сама. Придётся срочно искать друзей. И я повернулась к соседу, который, потирая разбитые костяшки, злобно смотрел на пришедшего в себя пирата.

— Спасибо, Нед! — проверещала я, протягивая руку.

— Он получил по заслугам — ответил моряк, сжав мои повреждённые пальцы так, что я снова пискнула, — поэтому, не за что.

Мы замолчали, и тут я, вспомнив об одном деликатном деле, кинулась к выходу. Нед удержал меня.

— Куда ты?

— Забыл поинтересоваться у Джона…

— Потом спросишь, — улыбнулся мой новый товарищ, — у него полно дел. А ты спать ложись, мало что ли тебе на сегодня? Вон койка свободная.

— Мне бы вымыться, — умоляюще прошептала я.

Он озадаченно посмотрел на меня и, подумав, сказал:

— Ну, пошли, я тебе помогу.

Я представила перспективу, и она мне не понравилась.

— Ты только скажи, где это можно сделать, а я уж сам.

Нед снова удивлённо на меня уставился.

— Ты стесняешься что ли?

Я предпочла признаться в этом, чем в принадлежности к женскому полу.

— Странный какой, — улыбнулся моряк, — тебе всю жизнь с мужчинами плавать, а ты собираешься прятаться, как девушка. Ладно, идём, покажу место.

Мы выбрались из кубрика, и Нед уверенно пошёл вперёд.

III

Уже стемнело, и корабль освещался только развешенными кое-где фонарями. На палубе в кромешной тьме, что меня вполне устраивало, стояла огромная бочка.

— Кажется, сегодня никто туда не нырял, — с сомнением сказал проводник. — Справа посудина с пресной водой, искупаешься, облейся, а то соль съест. Дорогу назад найдёшь?

Я кивнула.

— Ну, тогда я пошёл.

— Спасибо!

— Да ладно, — засмеялся Нед и исчез во мраке.

А я разделась и забралась в тёплую воду. Белья на мне не оказалось. Гадая, куда оно могло деться, я избавилась от солевого налёта и натянула одежду. Ботфорты воняли. Вымыв их изнутри и поставив проветриваться, я села на сухой пятачок палубы.

С квартердека донеслись голоса, и я навострила уши. Говорили капитан, Джон и ещё двое незнакомых мне моряков.

— Я думаю, Генри, — вещал Коу, — мы должны избавиться от француза. Ни нам, ни команде он не внушает доверия.

— Он прав, — подхватил чей-то тенорок, — бретонец труслив и, случись что, бросит нас на произвол судьбы.

Бретонцы — народ, живущий в области Бретань на северо-западе Франции.

Прозвучал смешок Мак-Гилла.

— Друзья, — возразил он с весельем в голосе, — для нападения на Маракайбо нужны как корабли с пушками, так и люди. Только с «Амелией» и отремонтированной ненадёжной «Викторией» мы не справимся. Сто двадцать человек команды Готье и тридцатипушечная «Валькирия» станут хорошим щитом, если что-то пойдёт не так.

Маракайбо — город на северо-западе Венесуэлы.

Жак Готье. Прообраз его в «Одиссее капитана Блада» — бретонец Каузак.

— Ты капитан, Генри, тебе и решать, — снова вступил в разговор Джон, — но не говори потом, что мы тебя не предупреждали.

— Не скажу, — отозвался Мак-Гилл.

Послышались удаляющиеся шаги, чей-то хохот, и воцарилась тишина. А я, натянув высушенные тёплым ветерком сапоги, направилась в кубрик.

Команда, не считая вахтенных, спала. На ощупь пробираясь к своей койке, я наступила на руку развалившегося на полу человека, заработав солидный тычок от дышащей перегаром жертвы. Охнув от боли, я шарахнулась в сторону и шлёпнулась на спящего рядом моряка. Тот, подскочив, заорал, я подхватила, и через несколько секунд стояла, как выяснилось потом, под направленными на меня дулами пистолетов товарищей. Кто-то зажёг фонарь, и я увидела искажённые страхом и злобой лица неожиданно разбуженных пиратов.

Разобравшись, кто перед ними, они успокоились, оружие исчезло так же быстро, как и появилось, а седеющий флибустьер по имени Дик недовольно проворчал:

— Юнга, ты с ума сошёл? Не успел появиться на судне, а уже безобразничаешь. Нечего шляться по ночам!

— Простите, — покаянно сказала я, — но я не ожидал, что кто-то ляжет спать на полу. И нечаянно наступил.

— Кто спит на полу? — заинтересовался старый морской волк и, отобрав у соседа фонарь, подошёл к храпящему оригиналу.

— Тайлер, скотина, — взревел он, — опять напился! А завтра на вахту выйти не сможет.

И пнул того в бок, что не вызвало никакой реакции, кроме нового взрыва храпа. Дик ещё раз яростно толкнул провинившегося и позвал:

— Джейсон, помоги-ка вытащить эту бочку с ромом наружу. Окунём его в воду пару раз, чтобы протрезвел.

Из толпы вышел человек, такой же крепкий и коренастый, как Дик, и оба, подхватив расплывшегося пьяницу под руки, поволокли того прочь из кубрика. А остальные хмуро разбрелись по койкам.

— Марио, — услышала я знакомый голос и пошла на зов.

Нед, похоже, видевший в темноте лучше, чем я, схватил меня за руку и помог забраться в качающийся гамак. Я поблагодарила и, скорее, почувствовала, чем увидела, что он кивнул. Через минуту товарищ шёпотом поинтересовался:

— Ты из образованных?

— Что?

Я растерялась.

— С чего ты взял?

— Ведёшь себя так… вежливо.

Его слова заставили меня призадуматься, и я осторожно сказала:

— Наверное, это врождённое. Само получается.

— А-а…

Казалось, мой ответ его полностью удовлетворил и, похлопав меня по руке, Нед отвернулся и вскоре засопел. Но мне не спалось. Сейчас у меня появилось время, чтобы обдумать услышанное на квартердеке. В не единожды перечитанной мною книге говорилось, что поход на Маракайбо чуть не стал для Блада роковым, но изобретательный капитан сумел вырваться из расставленной мстительным испанским адмиралом ловушки, вернувшись на Тортугу с деньгами и славой.

Правда, Мак-Гилл отличался от своего литературного двойника недюжинным упрямством. Трое офицеров, предчувствуя подвох, советовали ему избавиться от француза, но натолкнулись на сопротивление. А ведь именно из-за глупости и недисциплинированности Готье капитан и угодит в сети испанцев. Мало того, в критический момент беспринципный авантюрист предаст товарищей. И это известно только мне. В ходе размышлений у меня родилась идея использовать эти знания себе во благо, и на этом я поставила точку.

Потом, вспомнив о рукописной книге, я задумалась, а совпадают ли события в этом мире с придуманными Сабатини? Ведь, судя по хронике, испанский адмирал гонялся за Бла… то есть Мак-Гиллом вовсе не из личных счётов, и племянник его был совсем не таков, как в первоисточнике. Да и губернатор Тортуги д’Ожерон здесь не имел дочери, а Анри приходился дядей….

Решив выяснить подробности позже, я, наконец, успокоилась и погрузилась в сон.

Утром меня разбудил безнадёжно фальшивый свист. Послушав его с закрытыми глазами, я взвилась с намерением выговорить тому, кто терзал мои уши. Но это оказался Нед, с которым мне совершенно не хотелось ссориться. Стоя рядом с койкой, он начищал ботфорты до блеска. Молодой человек вырядился так, что я не могла не поинтересоваться:

— Что это ты такой… разодетый?

Тот обернулся и хохотнул:

— Собираюсь покорять красавиц Тортуги.

— О!

Я улыбнулась. Неожиданно в памяти всплыл ночной разговор, и я пересказала его товарищу. Моряк задумался.

— Значит, они всё-таки решили не отказываться от услуг француза, — растягивая слова, произнёс он. — Зря, ненадёжный он человек. И в команде у него никакой дисциплины. Готье, конечно, не капитан Шевалье, но та ещё гадина.

Помолчав немного, Нед сказал:

— Знаешь, это плохая новость, но нас эти дела не касаются, офицеры сами разберутся. Давай-ка, собирайся на берег, перед походом надо развлечься.

— А что мне собираться? — сказала я, грустно осматривая свой наряд. — У меня всего имущества — я, да эти тряпки.

Нед посмотрел на меня, как на умалишённую.

— Ты понимаешь, что говоришь?

И постучал пальцем по виску.

— Твой родитель был довольно удачливым корсаром, и наверняка ты — обладатель солидного наследства. Сейчас пойдём и выясним.

Струсив, я принялась отнекиваться. В конце концов, даже если некий пират Сабатини и существовал, это не делало меня ни его сыном, ни даже дочерью. Попытка откреститься от «отцовских» капиталов не удалась, и, с трудом приноравливаясь к широким шагам Неда, я засеменила вслед.

По дороге нам попался Коу, распоряжавшийся переноской грузов.

— Решили посухопутничать? — весело спросил он.

— Да, — ответил Нед, — если ты не против. Хотим поинтересоваться наследством капитана Сабатини.

— О, правильно, — довольным тоном произнёс Джон, — парнишку надо приодеть. Да и, вообще, деньги лишними не бывают.

И, погладив меня по голове тяжёлой ручищей, ласково сказал:

— Иди, сынок, погуляй, ещё успеешь наработаться. Капитану я доложу.

Он ушёл руководить, а Нед и я по шатким сходням спустились на берег.

Пока мы шли к дому губернатора, моего спутника не раз останавливали, здоровались, делились новостями. Нередко обращались и ко мне, называя по имени и выражая соболезнования сыну Энцо Сабатини, что, в конце концов, привело меня в состояние душевного остолбенения и прострации.

Пришла в себя я от испуганного голоса Неда. Поддерживая меня одной рукой, другой он пытался откупорить фляжку с ромом, чтобы влить пойло мне в рот. Увидев, что я открыла глаза, товарищ облегчённо вздохнул.

— Какой ты слабенький, Марио, — посетовал он. — Обязанности на корабле будут тяжелы для тебя.

— Я потому и пошёл юнгой к отцу, чтобы стать мужчиной, — солгала я.

Нед с уважением посмотрел на меня и хлопнул по плечу.

— Молодец! При таком настрое у тебя всё получится.

Губернатор не смог или не захотел нас принять, и мы беседовали с его секретарём. Тот без лишних разговоров и проволочек вручил мне увесистый, звякающий мешок и назвал общую сумму наследства. Цифра оказалась так велика, что глаза мои вылезли на лоб. Нед тоже выглядел потрясённым.

— А ты, оказывается, богач, — удивлённо глядя на меня, сказал он. — Но неужели ты не знал, что владеешь такими деньгами?

— Понятия не имел, — пожав плечами, ответила я. — Отец не отчитывался передо мной за прирост нашего состояния.

И продолжила вдохновенно врать:

— Но он всегда говорил, что не хочет повторения своей судьбы для сыновей и намерен отправить нас обратно в Италию.

Неожиданно мои слова подтвердил секретарь д’Ожерона мсье Лероа. Он сообщил, что Энцо, в отличие от других корсаров, не тратил ни одного луидора ни на пьянство в тавернах, ни на женщин, а всё до гроша отдавал губернатору, чтобы тот мог пустить эти деньги в оборот.

Луидор — французская золотая монета XVII— XVIII веков.

— Капитан Сабатини, юноша, — сказал француз, — пёкся только о детях, мечтая о лучшем будущем для вас. Учтите это и подумайте хорошенько, как лучше распорядиться тем, что вам досталось.

Попрощавшись с мсье Лероа, мы вышли. Голова моя походила на котёл под давлением, готовый взорваться. Как? Почему моя бредовая история стала явью? Всё, что я придумывала, воплощалось в жизнь и шло мне на пользу. С такими деньгами я могла уехать прямо сейчас и до конца своих дней не заботиться о хлебе насущном.

Посмотрев на хмурого Неда, я взяла его за руку.

— Ты сердишься на меня?

Голос мой прозвучал жалобно. Моряк вздрогнул.

— Да что ты, Марио, с какой стати?

— Но ты так мрачен…

Ответ меня удивил.

— Наверное, теперь ты покинешь Тортугу. А я привык к тебе, малыш, всегда тяжело терять привязанности.

Я смотрела на него во все глаза. Когда Нед успел ко мне прикипеть, если мы знакомы всего лишь сутки? По-видимому, под привлекательной, хотя и несколько грубоватой телесной оболочкой юноши скрывалась тонкая и чувствительная душа, раз он так скоро сумел полюбить человека. На меня накатила волна тёплых чувств к нему, и я успокаивающе произнесла:

— Но я пока никуда не собираюсь. Сначала Маракайбо, а потом поглядим.

Нед встрепенулся и заулыбался, а я залюбовалась его ожившим лицом, забыв, что при сложившихся обстоятельствах не имею права быть женщиной.

— Стоп! — мысленно осадила я себя. — Ты собралась влюбиться? Тебе мало отрицательного опыта в прошлом? Он твой друг, коллега, и точка.

Однако мысль о том, как обаятелен Нед, как, должно быть, сильны его объятия, нежны прикосновения и сладки поцелуи, никак не хотели меня оставлять. И неизвестно, к чему привели бы эти размышления, если бы я не споткнулась и не растянулась на камне, рассадив ладони в кровь.

— Да что же ты неуклюжий какой, а? — поднимая меня, ворчал Нед. — Как ты по вантам лазил с такой-то удачей?

Ванты — снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются мачты.

Он достал фляжку и, не обращая внимания на моё нытьё, осторожно промыл кровоточащие раны и повёл меня к ближайшей лавке готового платья. Выйдя оттуда несколько похожей на капитана Мак-Гилла, я улыбнулась спутнику.

— Ну, что, идём покорять красоток Тортуги?

Нед засмеялся.

— Тебе рановато, — сказал он весело. — Пошли в таверну, я научу тебя пить ром.

— Научишь меня?

Я презрительно фыркнула.

— Я сам дам любому сто очков форы.

— Посмотрим, — снова хихикнул товарищ.

И вразвалочку двинулся вперёд. А мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.

В старинном кабаке было шумно. Авантюристы разных мастей, одетые и как джентльмены, и как лаццарони, заглатывая огромные порции спиртного, хвастались своими сказочными подвигами. Осторожно отодвинув размахивающего руками верзилу в растерзанной рубахе, Нед провёл меня к дальнему столу, где сидел изысканно одетый худой человек с вытянутым, унылым лицом, выглядевший на фоне веселящихся оборванцев настоящим аристократом.

Лаццарони (от итал.) — нищие, босяки.

— Приветствую вас, мсье Соррель, — сняв шляпу, поздоровался молодой моряк. — Какая нелёгкая занесла вас в эту обитель греха?

— Стремление познать всё, мой друг, — скучным голосом сообщил тот. — Но я, собственно, хотел поговорить с Генри Мак-Гиллом.

Нед удивлённо рассмеялся.

— Капитан никогда не бывает в подобных местах. Чтобы встретиться с ним, вам надо подняться на борт «Амелии».

— Это будет неразумно, — ответил Соррель. — Я намерен сообщить ему нечто важное под строгим секретом, и видеть меня не должен никто.

Моряк почесал затылок.

— Ну, под покровом темноты…— нерешительно начал он.

— Исключено, — перебил собеседник. — Мне нельзя появляться на судне.

И, резво вскочив, кинулся к выходу, а мы с Недом проводили его недоумевающими взглядами. Пожав плечами, товарищ сел за стол и велел подбежавшей девушке принести бутылку горячительного.

— Ну, а теперь поглядим, — сказал он с хитрой ухмылкой, — как ты меня обставишь.

Что-что, а пить я умела, недаром неумеренное потребление алкоголя давно стало частью российского менталитета. Поэтому через полчаса, когда Неда уже штормило, я сидела с абсолютно трезвым видом и, насупившись, прихлёбывала отвратительный на вкус напиток. Изумлённый моряк долго косился на меня, потом, поднявшись, постоял, пытаясь удержать равновесие, рухнул обратно и, уронив голову на руки, заснул. А я растерялась, не представляя, как потащу приятеля к кораблю.

И тут увидела Коу, вынырнувшего из волн бушующего моря корсаров. Я окликнула его и по глазам поняла, что разыскивал Джон именно нас. Пробравшись к столу, он растолкал и поставил моего спутника на ноги, кинув мне:

— Идём. Вечером мы отплываем.

— Уже? А как же ремонт «Виктории»?

— Её полностью залатали.

Я молча побрела за великаном, на чём свет стоит ругающим Неда:

— Мальчишка, — бурчал Коу, — молоко на губах не обсохло, а туда же — ром глушить. Тысяча чертей, на что ты теперь годен?!

А юноша, вздрагивающий от некстати напавшей икоты, только жалко улыбался в ответ.

— Не ворчи на него, Джон, — попросила я. — Он выспится и придёт в себя.

— Чтобы выйти в море, нам понадобятся все руки, — кисло отозвался флибустьер, — а щенок лыка не вяжет.

— Это я виноват, предложил ему пить наперегонки.

— Что?!

Коу даже остановился.

— И почему ты на ногах?

— Меня не берёт. Опыт, — усмехнулась я.

Моряк остолбенел.

— Да какой у тебя может быть опыт?! — взвыл он, придя в себя. — Ты же младше него…

— При чём тут возраст? Я учился, — последовало возражение.

Хмыкнув, Джон двинулся дальше, бормоча:

— Дурак, вот дурак!

Говорил он, конечно, не о себе. Вскоре в тяжёлом молчании мы ступили на палубу «Амелии».

IV

Наше плавание к Маракайбо стало для меня чередой рабочих часов с небольшими перерывами на отдых. Канатами я стёрла руки в кровь, ноги пострадали не меньше, и тёмными вечерами, добравшись до кубрика и лёжа в непроглядном мраке, я смотрела в невидимый потолок и глотала слёзы боли, стараясь никого не разбудить рвущимися из груди всхлипываниями. Романтика морей для не привыкшей к физическому труду девчонки оказалась слишком тяжела.

Поддержкой в эти нелёгкие дни для меня стал Нед. С молчаливого согласия Коу и капитана он работал вместе со мной, порой выполняя порученную мне непосильную работу и бережно врачуя раны. По ночам он нередко выводил меня на палубу и, сидя рядом, уговаривал, наставлял и утешал, и в сердце у меня зрели благодарность и любовь к тому, кто принимал такое живое участие в моей нелёгкой судьбе.

Но человек привыкает ко всему. Через несколько дней тяжкие обязанности стали казаться мне не столь обременительными, забыв о боязни высоты, я ловко лазила по вантам и, наконец, начала наслаждаться плаванием. Море было спокойным и очень красивым, попутный ветер надувал паруса, и часто, сидя на мачте, я мечтательно вглядывалась вдаль, чувствуя, как душу захлёстывает волна восторга, готовая выплеснуться на каждого, кто в этот момент появился бы рядом.

Путешествие наше подходило к концу, вскоре мы вошли в озеро, отделяющее порт Маракайбо от моря. Занимаясь повседневными делами, я очутилась рядом с квартердеком и услышала голоса. Разговаривали капитан, Джон, Брайан Тревор, бывший, как я узнала, шкипером и летописцем Мак-Гилла, и ещё кто-то, мне незнакомый, на поверку оказавшийся хозяином «Валькирии». В голосе Коу звучало раздражение.

— Готье, — громко и веско говорил он, — подумай сам: ты не знаешь фарватер, и пересекать озеро без лоцмана неразумно.

Фарватер — часть водного пространства, достаточно глубокая для судоходства.

Лоцман — судоводитель, хорошо знающий местный фарватер и проводящий по нему суда.

— Господа, — защищался француз, — я пойду не наугад, а делая промеры. Зачем нам лишний человек на судне?

— Джон прав, — сказал Мак-Гилл, — ты не справишься, Жак, и мы рискуем застрять тут из-за тебя.

Голос Готье зазвучал вызывающе:

— Я сам себе хозяин, Генри. Я командую «Валькирией», и, поступлю так, как сочту нужным.

Наступило молчание. Наконец, заговорил Тревор:

— Вижу, тебя не переубедить. Но если что-то пойдёт не так, помощи от нас не жди.

— Как-нибудь разберусь, — фыркнув, сварливо ответил француз.

Когда он спустился в шлюпку и отплыл, я подошла к капитану.

— Сэр, — обратилась я к нему, — всё это кончится очень плохо. Он посадит «Валькирию» на мель посреди озера, и вы, разгружая её, потеряете не меньше трёх дней. За это время жители узнают о нашем прибытии и покинут город. Губернатора придётся искать очень долго.

Потеряв дар речи, Мак-Гилл, Коу и Тревор изумлённо воззрились на меня. Опомнившись, Джон промямлил:

— Что ты городишь, юнга? Откуда ты можешь это знать?

— Поверьте мне, так и произойдёт, — ответила я. — Простите, что я осмеливаюсь давать советы, капитан, но будет лучше, если вы всё-таки заставите Жака принять на борт лоцмана.

И помчалась к Неду, чувствуя, как спину мою буравят три ошеломлённых взгляда.

Как я предсказала, так и произошло, в точном соответствии произведению Сабатини. Три дня корсары, ругательски ругая Готье, снимали груз с «Валькирии», чтобы стащить судно с мели, а когда, мы наконец, сдвинулись с места, выяснилось, что Маракайбо пуст.

Мало того, за это время между островами Вихилиас и Лас-Паломас, на выходе из похожего на бутылку Маракайбского озера, встала на якорь испанская эскадра, возглавляемая злейшим врагом нашего капитана доном Антонио де Арагоном де Лерма. Так же, как и в книге Сабатини, адмирал прислал корсарам приказ немедленно покинуть город, обещая неприкосновенность. И получил от Мак-Гилла дерзкий ответ с требованием выкупа за Маракайбо и угрозой уничтожить и его, и эскадру испанцев в случае, если его условия не примут.

Но дальше всё пошло совершенно не так, как в первоисточнике. Во-первых, Готье, струсив, откололся сразу, а не после описанной в книге атаки с горящим шлюпом. Его команда погрузилась на «Валькирию» и отплыла, решив отдаться на милость адмирала. Все, кроме меня, приуныли, но я-то знала, что этот поход не стал для Блада последним, и намеревалась поделиться своими соображениями с двойником капитана, последнее время посматривающим на меня с некоторым страхом.

Шлюп — трёхмачтовое военное парусное судно второй половины XVIII — начала XIX вв.

Вторым же отличием выдумки от «действительности» стало появление в расположении нашего отряда незнакомого молодого человека, оказавшегося племянником дона Антонио.

Дон Альваро де Арагон возник на моём горизонте ясным тёплым утром, когда я, покончив с делами, прилегла в тени, болтая с Недом. Друг выглядел подавленным.

— Я знал, — грустно сказал он, — что смерть для корсара неминуемая неприятность. Но как же не хочется умирать!

Я вытаращила глаза.

— А с чего ты взял, что умрёшь? Капитан умён, он что-нибудь придумает.

— Надеюсь.

Голос Неда звучал уныло.

— После ухода «Валькирии» нас осталось слишком мало. Если не произойдёт чуда, испанец дождётся подкрепления, войдёт в озеро, и вздёрнет всех на нок-рее.

Похлопав товарища по руке, я сказала бодрым голосом:

— Не хорони нас раньше времени, всё ещё может измениться.

И оказалась права.

— Простите, господа, — прозвучал незнакомый голос с сильным акцентом, — вы моряки или местные жители?

Мы подскочили. Над нами стоял юноша в камзоле, сшитом по испанской моде, и дорогих, но сильно сбитых башмаках. Выглядел он так, словно долго шёл пешком, в потухших глазах светилась усталость. Я бы дала молодому человеку лет пятнадцать-шестнадцать: его подбородок и верхнюю губу окаймлял лёгкий пушок, и рядом с ним даже двадцатитрёхлетний Нед казался взрослым мужчиной.

— Моряки, — ответила я.

Мальчик вспыхнул от радости.

— Вы плаваете с Генри Мак-Гиллом?

Мы дружно кивнули.

— Не могли бы вы представить меня капитану?

Нед поднялся.

— А вы кто?

В глазах юноши мелькнуло беспокойство, руки его задрожали, но он справился с собой.

— Я дон Альваро — племянник дона Антонио де Арагона. И мне необходимо встретиться с Мак-Гиллом.

Во взгляде Неда появилась неприязнь, смешанная с недоверием. Подойдя к испанцу, он обыскал его. Никакого оружия, кроме шпаги, у того не оказалось, и моряк поинтересовался:

— Зачем вам нужен капитан?

— Хочу помочь ему вырваться из ловушки, устроенной моим дядей.

При этих словах лицо дона Альваро потемнело. Мы переглянулись.

— Пошли, — неохотно согласился Нед.

И направился к «Амелии».

Дон Антонио, возмущённый поведением племянника, рвал и метал. Сначала они поссорились из-за того, что адмирал не сдержал слова, данного Готье, и не выпустил «Валькирию» в море, собственноручно вздёрнув капитана и каждого второго из команды. Нельзя сказать, что дон Альваро сочувствовал предателю, но у него имелись твёрдые понятия о чести и уверенность, что обещания надо выполнять.

Дона Антонио привело в бешенство противодействие мальчишки решению, которое сам он считал правильным. А потом возникла новая проблема: тот исчез, и дядя опасался, что его захватили в плен. Адмирал отправил людей на поиски строптивца, а когда они не привели к результату, стал ждать.

И дождался. Индеец привёз ему письмо Генри Мак-Гилла, в котором капитан сообщил, что родственник де Арагона де Лерма находится на борту его судна в качестве заложника, и предлагал отпустить юношу после того как пиратским кораблям будет открыт выход в море.

Злобно усмехаясь, дон Антонио написал ответ, суть которого сводилась к следующему: он — испанский гранд ставит интересы Испании выше семейных. И поэтому с великим сожалением отказывается от любезного предложения корсара, прекрасно понимая, что тем самым обрекает дона Альваро на смерть.

Через полчаса послание доставили на «Амелию». Когда собравшиеся ознакомились с его содержанием, в капитанской каюте воцарилась тишина. Мак-Гилл обводил взглядом понурившихся офицеров, на лицах которых читалось отчаяние. Они ошибались, думая, что родственные отношения их добровольного пленника и адмирала сыграют на руку флибустьерам.

Молодой испанец сидел, опустив голову. Капитан подошёл к несчастному и, с сочувствием глядя на него, положил ладонь ему на плечо. Взглянув на Мак-Гилла, тот попытался что-то сказать и вдруг зарыдал. Никто не успокаивал мальчика, понимая, что в этот момент он расстаётся с последними иллюзиями по отношению к собственному дяде. Я, прильнувшая глазом к широкой дверной щели, тоже прослезилась, понимая, как тяжело сейчас бедному ребёнку. Капитан сел рядом с ним.

— Не тревожьтесь, дон Альваро, — мягко сказал он, — смерть вам не грозит. Вы пытались помочь, это не удалось, что ж, мы найдём другой способ.

Юноша покачал головой.

— Лучше умереть, чем пройти через такое, — подавленно сказал он. — Более для меня не существует ни моей семьи, ни Испании. Прошу вас, капитан, возьмите меня в команду. Плавая с бывшим родственником, я многому научился и смогу стать вам полезным.

Мак-Гилл задумался.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Как и наш новый юнга, вы поступаете в распоряжение моё и офицеров, но в кубрике с командой вам находиться нельзя. Корсары не знают всех обстоятельств и не доверяют испанцам. Поэтому вам помогут обустроиться в каюте, находящейся рядом с моей.

— Мне не нужно ничего сверх того, что есть у других, — грустно сказал Альваро. — Но вы правы, и ваши опасения обоснованы. Я буду осторожен.

Капитан, кивнув, хотел отпустить людей, но тут испанец задал вопрос, услышав который, я похолодела:

— Сеньоры, позвольте поинтересоваться, с каких пор на пиратских кораблях юнги — девушки? Разве на Тортуге мало мальчиков?

Мак-Гилл и другие на несколько секунд замерли, а после покатились со смеху. Вытирая слёзы, Коу сказал:

— Дон Альваро, Марио очень юн, потому и выглядит таким нежным. Но мальчишка он боевой и обязанности свои выполняет хорошо, все им довольны. Вы ошиблись.

Переговариваясь и ухмыляясь, офицеры покинули каюту капитана. Испанец не стал возражать, но недоверчиво покачал головой, а я поняла, что раскрытие моего инкогнито — дело времени.

Теперь для меня стало главной целью — уплыть с Маракайбо живой, не став игрушкой команды, которая наверняка изменила бы отношение ко мне, узнав, кто я на самом деле. Вернувшись на Тортугу, я смогу оплатить переезд в Англию, Францию, Италию, к чёрту на кулички. А чтобы поскорее уйти из проклятого озера, надо осуществить мой план. Осталось только поделиться своими соображениями с капитаном. Решившись, я постучала и вошла.

Дон Альваро смотрел на меня во все глаза, ища во внешности и поведении подтверждение своих слов. Стараясь не обращать внимания на его пронзительный взгляд, я сказала:

— Сэр, не позволите ли вы с вами поговорить? У меня есть идея, как нам вырваться отсюда.

Капитан пожал плечами.

— Почему бы и нет, — ответил он. — В нашей ситуации любая толковая мысль может оказаться спасительной.

— Но я хотел бы побеседовать с вами с глазу на глаз.

— Ты не доверяешь господину де Арагону?

Я отрицательно мотнула головой.

— Не то чтобы, но…

— Вы не возражаете, дон Альваро? — обратился к тому Мак-Гилл.

— Нисколько, — поднимаясь, ответил тот.

Капитан поручил Джону показать новому члену команды его каюту и жестом пригласил меня занять место напротив.

— Позвольте сначала задать вопрос, сэр? — скромно попросила я. — Скажите, вы не намеревались под покровом темноты напасть на эскадру де Лерма, используя позаимствованный нами шлюп в качестве плавучей бомбы?

Вскочив, Мак-Гилл, со страхом уставился на меня, а я мысленно хихикнула, подумав, что, пожалуй, только мне удалось напугать бесстрашного авантюриста.

— Как ты об этом узнал? — хрипло поинтересовался тот.

Я хмыкнула.

— Так же, как и о будущем просчёте Готье. Мне диктует Бог.

Капитан рухнул в кресло.

— И что ты можешь сказать по поводу этой атаки?

— Мысль неплоха, но…. Дело в том, что адмирал перевооружил форт на Лас-Паломас, укрепив его с помощью пушек, взятых из форта Кохеро. Мы нанесём серьёзные повреждения кораблям противника, но вырваться в море не сможем. Мало того, огнём орудий будет повреждена «Виктория», и нам придётся потратить не один день на её ремонт.

Мак-Гилл пристально посмотрел на меня.

— Так что же ты предлагаешь?

Я поделилась «своими» мыслями. План оказался настолько прост и эффективен, что лицо капитана просветлело.

— Но, несомненно, — добавила я, — необходимо сделать вылазку. Я в это больше вмешиваться не стану, а вы, сэр, выберетесь туда с кем-нибудь из офицеров, и все лавры в случае нашего спасения отдадут вам.

Капитан задумчиво накручивал на палец локон парика.

— А почему ты хочешь скрыть своё в этом участие?

— У меня есть на то причины, но я предпочёл бы о них умолчать, — прозвучал ответ. — Кстати, дон Альваро наверняка неплохо знает обстановку. Уверен, он станет хорошим проводником.

— Я подумаю об этом, — сказал Мак-Гилл, всё ещё размышляя над моими словами.

В каюту заглянул Коу.

— Генри, — растерянно сказал он, — к тебе рвётся вице-губернатор дон Франсиско. Пустить его?

— Да, конечно, — возвращаясь в реальность, ответил капитан.

И повернулся ко мне.

— Марио, — сказал он, — если мы, благодаря твоей выдумке, сумеем уйти, я присвою тебе офицерский чин.

Подавившись воздухом, я отчаянно замотала головой.

— Ни в коем случае, сэр! Прошу, пообещайте, что вы этого не сделаете.

Мак-Гилл долго молчал, с любопытством меня рассматривая.

— Хорошо — согласился он, наконец.

С облегчением вздохнув, я покинула каюту, разминувшись в дверях с доном Франсиско — маленьким, тщедушным человечком, выглядевшим очень напуганным. Оказавшись на палубе, я нашла Неда, сбившегося с ног, отыскивая меня, и, выслушав его ворчливые претензии, заявила:

— Мне надо рассказать тебе нечто важное, но это должно остаться между нами.

Он кивнул.

— Ладно. Спустимся на берег?

— Да. Боюсь, здесь найдутся любопытные уши, что совсем нежелательно. Пойдём.

И мы направились к сходням.