Помнишь меня

— Ты помнишь? — шепчу с надеждой. — Помнишь меня?

Он молчит, лишь хитро улыбаясь. Глаза закрыты, и солнечные блики мягким пухом лежат на его лице. А я никак не могу разобрать, что значит его улыбка. То ли он улыбается очевидности ответа на мой вопрос, то ли просто не хочет расстраивать. Ведь он знает, как сильно я хочу, чтобы он помнил меня, помнил, что было с нами. Он говорил как-то, что для него не так важно, что было прежде, и потому он более рад тому, что происходит сейчас. Но… Я не могу быть уверена в том, что он тот самый. Я никого не любила так, как его. Можно сказать, что я вообще никогда и никого не любила… кроме него. Мне достаточно одного взгляда, одного звука его голоса, одной улыбки, как мое сердце начинает биться быстрее, и в груди становится так тесно, что не могу дышать. Даже сейчас едва могу совладать с собой, когда он так близко. И запах его кожи сводит меня с ума, просто отупляет. В голове никаких мыслей, кроме одной: а если я неправа? И точно знаю, знаю наверняка, если он не тот, если он не помнит меня, то любовь к нему уйдет из моего сердца навсегда, и не будет уже этого пугающего своей безмятежностью счастья. Не знаю, смогу ли я пережить эту потерю вновь, бесконечные поиски уже выбили меня из сил. Я не хочу больше верить и надеяться на то, что я все еще в своем уме.

— Пожалуйста, не молчи, — взываю к нему с мольбой.

Улыбка медленно сходит с его лица, глаза открываются и устремляют на меня свой укоризненный взор.

— Я знаю, что тебя беспокоит, — шепчут его губы, и от звука его глубокого пронизывающего голоса меня бросает в дрожь. — Меня это немного настораживает, что ли. Почему нельзя просто верить? Ведь, когда я увидел тебя, у меня не возникло ни единого сомнения. Я не задумывался о том, что было прежде между нами, и помнишь ли ты меня. Я просто увидел тебя и понял, что ты — вся моя жизнь, что только ради тебя я делаю каждый вздох, что только ради тебя бьется мое сердца, и что жизнь была бы лишена смысла, если бы в ней не было надежды на то, что где-то на Земле есть ты.

— Ты просто не понимаешь, как я действую на людей. Стоит мне появится на публике без маски, как лицезревшие готовы умереть за один мой взгляд. Ты просто можешь быть одним из таких.

— Человеком?

— Да, человеком. Люди не умеют любить. Их любовь — это жажда обладания. Представить, что такое возможно между нами, равносильно смерти. Я вижу, как ты смотришь на меня, смотришь жадно...

— Как будто хочу обладать тобой?

— Забудь! — обрываю его на полуслове. — Это просто бред. Возможно, всего лишь мои страхи.

— Ты не замечаешь за собой, но ты смотришь на меня точно так же.

— Я люблю тебя, Рад. — Эти слова, вымученные ожиданием и недоверием, томящиеся в тесном горле, вдруг единым порывом вырвались на свободу. И сразу стало как-то легче и свободней дышать. — Я так сильно тебя люблю...

Он прижал меня к себе, аккуратно уложив на свою широкую грудь, так легко и непринужденно, как будто я была маленькой и невесомой пушинкой. Я уткнулась носом ему в шею, наслаждаясь спокойствием и тишиной этого беззаботного летнего утра.

— Очень сильно? — спросил он нежно, и я интуитивно почувствовала, как его губы растягиваются в улыбку.

— До умопомрачения.

— И ты все еще сомневаешься?

— Я просто дура. Я должна быть благодарна нашему Отцу за этот дар, а вместо этого всегда ставлю его волю под сомнение.

— Он не зря вложил в тебя это семя недоверия. Нас не раз это спасало.

— И не раз спасет.

— И, пожалуйста, не чувствуй себя виноватой за то, что не доверяешь мне. Я прекрасно знаю, какую женщину люблю. И знаю, что убеждать тебя в чем-то, доказывать свою точку зрения — значит, лишь укреплять в тебе недоверие.

Я все также молчала, чувствуя кончиком носа бег его теплой крови по яремной вене, лишь изредка ухмыляясь его словам. Слуха коснулся монотонный раздражающий звон, но я отмахнулась от него, как от надоевшей мухи. Я бы хотела, чтобы этот сон длился вечно. Чтобы никогда не наступало утро, а мы бы, как и миллиарды лет до этого, разговаривали всю ночь, нежась в объятиях друг друга.

— Баэт, я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя, и ты мне очень нужна.

— Я знаю, Рад. Мы едины.

Он был похож на мечту, и все воспоминания о нем — были мечтой. Сладким сном, ароматным, приятным нёбу и ноздрям. Я желала больше всего на свете, чтобы он был рядом, но уже смирилась с одиночеством. И его запах уже не вызывал боли в груди, но дарил надежду, что этот сон не закончится никогда.

Я прижалась к нему всем телом, сжала в объятиях так сильно, чтобы никогда, уже НИКОГДА не расставаться.

Боль… и мысли. От боли уже осталось только слово, как таковой ее уже не существует. Куда она делась? Исчерпала свои ресурсы, сдалась, спряталась, убежала от меня подальше, натолкнувшись на незримую преграду "тщетность"? Да и черт бы с ней. Но есть еще мысли… Мысли угнетают. Напрягают. Хочется пустить пулю в висок, чтобы вышибло из черепной коробки этот никчемный мозг, кишащий мыслями, как разлагающаяся плоть кишит трупными червями.

Четов будильник! Заглохни! Неужели ты не все еще не понял, что я не хочу просыпаться?!

— Почему ты хмуришься? — раздался над ухом такой любимый голос.

— Этого не может быть, я же должна была проснуться, — шепчу сама себе.

— Ну, стоит начать с того, что ты и не засыпала...

— Я схожу с ума...

— Баэт? — теперь голос звучит взволнованно, и большие ладони скользят по моим плечам.

— Рад? — поднимаюсь на локтях и, наконец, отваживаюсь открыть глаза. — Это не сон?

Он лежит рядом, спокойный и невозмутимый. Всегда удивлялась, как ему удается сохранять самообладание. От одного взгляда на него у меня начинает кружиться голова и сбивается дыхание: еще чуть-чуть — и упаду в обморок. А он лежит, ухмыляется моей растерянности.

— Я была уверена, что ты мне приснился, — говорю ему тихо со смешанным чувством.

— Даже если бы это был сон, я бы хотел, чтобы он не заканчивался. — Он закрепил эти слова, как печатью, поцелуем на моем виске.

Мне не хотелось отходить на него ни на шаг, даже просто отвернуться, чтобы не ласкать его лицо взглядом, чтобы не видеть его глубоких, словно черная бездна, глаз, было отчего-то больно. Действительно, больно. И это не красивый эпитет. Из груди как будто кто-то незримый и безжалостный, несмотря на все мои протестующие крики, вырывал замирающее сердце. И сразу становилось как-то пусто, и сочащаяся кровь обжигала израненную плоть до онемения.

Но, тем не менее, еще больнее было тогда, когда я уже знала о существовании Рада, но не имела возможности быть с ним. Сейчас он рядом. Теперь мне ничего не страшно абсолютно ничего. Кроме одного… трансформации. Мой организм начал готовиться к ней еще пять лет назад, а вот Раду еще предстоит ощутить все ее прелести на себе.

— Милый… — я опустила ладонь на шершавую щеку возлюбленного. — Пора заняться делами… Но сперва — душ!

— Я только "за"! Однако, избавиться от меня и не надейся.

Рад подхватил меня на руки, так легко и непринужденно, что аж закружилась голова. Он был давно не молод, и я искренне волновалась, что его акробатические трюки до добра не доведут. Хотя общие стандарты существуют не для таких, как мы.

Поставляя тела под прохладные струи в душевой кабине, мы не размыкали рук и губы наши не знали устали, наслаждаясь вкусом бесконечных поцелуев. Пожалуй, я не подберу даже слов, чтобы описать, как сильно я ждала и жаждала его прикосновений. Но, тем не менее, я нашла в себе силы, чтобы выйти из ванной, накинув на плечи легкий шелковый халат.

В первую очередь нужно было подумать о завтраке. Когда придет время, нам потребуется приличный запас белков, углеводов, протеинов — всего того, без чего невозможно… как бы это сказать?.. возродиться. Именно поэтому я уделяла большое внимание питанию, и своему, и Рада, и именно поэтому потянулась к телефонной трубке, лежавшей на прикроватной тумбочке, чтобы заказать в ресторане отеля завтрак.

Прижимая щекой телефонную трубку к плечу, я прошлась вдоль комнаты и остановилась у окна. Служащий отеля без запинки, хоть и с жутким индийским акцентом, перечислял мне утреннее меню. Отчего-то заныло под ложечкой при упоминании цыпленка карри. Индусы потрясающе готовят дичь, а мы с Радом всегда отдавали ей предпочтение. Хоть он и говорил, что непривередлив в еде, я знала наверняка, что от курицы, даже будь он не голоден, никогда не откажется. Прошли тысячелетия, мы поменяли сотни личин, а наши предпочтения остались прежними. Именно поэтому я заказала цыпленка и свежевыжатый грейпфрутовый сок.

Нажав на кнопку отмены вызова, я задумчиво теребила телефонную трубку, не сводя глаз с улицы. Я отчетливо ощущала какое-то волнение. Что-то на улице, но я не могла понять, что именно, беспокоило меня, как… Например, когда отправляешься куда-либо, и вроде собрал все вещи, но внутренний голос настойчиво нашептывает о том, что ты забыл самое важное. Что я упускаю из вида, мне было непонятно, и очень вовремя из ванной вышел Рад. Один его вид — я тут же забыла обо всем.

— Твои глаза, — проговорил он тихо, — они говорят больше, чем ты хотела бы сказать. Что тебя беспокоит?

— Просто мысли… — холодно ответила я, но один взгляд на Рада — и в голове зашумело от прилива крови. — Либо оденься, либо забудь о завтраке.

— Ты уже сделала заказ? — спросил Рад.

— Сейчас принесут.

Знаете, неловкость в нашем общении вполне обоснована. В этой жизни мы знакомы всего несколько дней, по сути, твердо веря в материалистичность мироздания, в то, что термин "реинкарнация" существует лишь для научно-фантастических фильмов, очень сложно поверить в то, что мы не чужие друг для друга люди. Только нас связывают не близкие отношения в предыдущих жизнях, ибо наши жизни не пересекались уже очень и очень давно, нас связывает то, кем мы были друг для друга.

Я искала его тысячи лет, мою единственную любовь, конструктора моих снов, моего создателя, моего супруга, моего принца. Он никогда не останавливался ни перед чем, чтобы быть со мной, и в этот раз я решила разрушить все преграды на моем пути, чтобы соединить наши судьбы вновь. Именно здесь, в Индии, мы были вместе в последний раз, поэтому я привела его сюда снова, чтобы пробудить воспоминания наших прожитых жизней.

— Скажи, для чего мы здесь? — спросил Рад, будто прочел мои мысли, неторопливо облачаясь в джинсы и белую футболку.

— Ты слышал когда-нибудь об Адамове мосте[1]?

— Прости, не припоминаю. Это что-то важное?

— Это часть нашей истории, — ответила я ему тихо, отворачиваясь к окну.

— Расскажешь? — он бесшумно подошел ко мне со спины и осторожно обнял.

— Гиды расскажут, — усмехнулась я, — поедем на экскурсию.

— Это из-за предстоящей экскурсии ты так напряжена? — кончик его носа скользил вдоль моей шеи, и я ощущала его теплое дыхание на своей коже. Эти ощущения во все времена были самыми приятными для меня.

— Нет, конечно. Просто… Просто сейчас мы вместе, и это может быть опасным для нас.

— Кто может причинить нам вред? Почему? — он развернул меня к себе лицом, и его темно-зеленые глаза, почти черные, внимательно следили за моим взглядом, не позволяя отвести его в сторону.

— Потому что мы не должны были быть вместе! Никогда!!! Понимаешь? Никогда! Мы изменили все предписания! И я… ничуть не жалею об этом.

— Но ведь мы были созданы друг для друга?

— Нет. Для нас были созданы другие: у тебя должна была быть другая жена, а у меня — другой супруг. Но мы выбрали друг друга и пошли всем наперекор, чтобы быть вместе. Потому что полюбили, хотя и не должны были.

— Почему?

— Потому что разные! — мой голос едва не сорвался на крик, но, видя ошарашенный взгляд мужчины, я успокоилась. Я ласкала пальцами его лицо, уверенная в том, что никогда и никого не смогу полюбить больше, чем люблю его. — Все это не имеет значения, Рад! Мы сделали все правильно.

— Ты так уверена в этом?

— Конечно. И моя любовь — лучшее тому доказательство.

Мои губы коснулись его губ как раз в тот момент, когда в дверь номера постучал официант из ресторана.

— Расскажешь мне обо всем, — сказал Рад тоном, которому нельзя возразить, но при этом взгляд его смягчился, и он пошел открыть дверь.

Я осталась стоять у окна, наблюдая за всем, что происходит на улице. И опять вернулось чувство тревоги.

Из-за беспокойства я утратила аппетит, да и присутствие рядом Рада меня чрезвычайно волновало, то и дело внутри вспыхивали какие-то незнакомые мне чувства и ощущения. Было ли это сексуальное влечение? От части. Я скучала по нему, как безумная, и четырех ночей, которые мы провели вместе, мне было мало. Мы занимались любовью до рассвета, не зная усталости, но я снова и снова тянулась к его губам, чтобы целовать их, пока не закружится голова.

Он сидел напротив меня, торопливо ел цыпленка, как будто его морили голодом, изредка поглядывая на меня. Покончив с дичью, как и подобает индийскому принцу, он аккуратно омыл пальцы в пиале с водой и лимонным соком и вытер их полотняной салфеткой. Хотя, конечно, я не по праву называю его индийским принцем. Родом он из Северной Америки. Но когда-то очень давно он был моим принцем, и я была его женой.

— Что ты имела в виду, когда сказала, что мы поступили правильно? — спросил он, довольный завтраком.

— Ну, попробую объяснить так, как я это понимаю. У каждого существа, абсолютно у каждого, есть свое предназначение. Изменить предназначению нельзя. Любая попытка изменить свою судьбу ведет к серьезным последствиям. И у каждого из нас был свой путь, свое предназначение, но, когда мы встретились, мы смогли изменить свои судьбы. Мы были вместе тысячелетия, потом был перерыв в несколько сот лет. Помню, что скиталась по свету, искала тебя, но не могла найти, помню, что снился мне. Но я звала, а ты не откликался. Может, ты просто не жил в те времена. Даже сейчас у нас с тобой серьезный разброс в возрасте, — сказала я, усмехнувшись, как будто упрекала в том, что он родился слишком рано, и продолжила свой рассказ. — В этой жизни, может быть, отчаявшись, я уже не искала тебя. Прошло много лет прежде, чем я узнала о тебе. Одного взгляда на тебя мне хватило, чтобы

ужаснуться тому, какие чувства ты вызвал в моей душе. Если я скажу, что душа запылала, я ничуть не совру. Но тогда я ничего не знала о себе, ничего не помнила, и твой образ казался мне чужим. Я предпочла забыть и не думать, пока ты не позвал меня. Впервые за столько лет я услышала твой голос! Сначала был только он один, голос, потом начали рождаться образы. Все ярче и отчетливее. Я видела твой дом, видела тебя, но очень долго не могла заглянуть в твои глаза, будто ты прятал от меня свое лицо. И потом уже, спустя года два, наверное, когда, наконец, я увидела твое лицо, я поняла, кто ты. Я была на грани отчаяния.

— Я строил мосты к тебе, а получилось, что выстроил преграды, — в его голосе слышалось сожаление.

— Если бы не твои мосты, я бы никогда не узнала о тебе. Голос можно слышать десятилетия, но не найти путь к его обладателю и за всю жизнь. А я уже знала, где тебя искать. Хотя и были, конечно, некоторые трудности. Я все выжидала подходящего момента, чтобы поговорить с тобой, но раз за разом находила новые причины, чтобы не написать. Пока ты не сделал все сам.

Я была безгранично ему благодарна. За все. За его улыбку, за его голос, за его попытки найти меня среди тысячи лиц, за его понимание, за его чуткую душу. Он был даром Небес для меня, и его любовь была высшим благословением.

— Так вот. К чему я заговорила об этом. Когда люди не предназначены друг другу, но все равно стараются сломить свою судьбу, изменить предназначению, Жизнь жестоко карает их, мучает болезнями, отдает на растерзание Смерти. Мы изменили наши предназначения, еще тогда, когда этот мир был юн и красив, мы рука об руку прошли сквозь время, и ни разу нас не посмели разлучить. Мы не предназначены друг для друга, Рад. Мы одно целое! Мы были вместе еще до рождения этой вселенной.

— Ты говорила об угрожающей нам опасности, — вновь заговорил Рад.

— Опасность есть.

— Из-за чего?

— А ты еще не понял? — я улыбнулась любимому, чтобы хоть немного развеять его страх за меня, за нас. — Никто не в силах изменить предназначение!.. Это удалось только нам с тобой. Изменив предназначение однажды, мы способны изменить его вновь. Говоря проще, мы способны изменить судьбу любого существа. Кому-то это может быть на руку...

— За нами следят? — Рад бесшумно подошел к окну и остановился рядом со мной.

— Я могу и ошибаться, но, кажется, да.

— Кто это может быть?

— Кто-то из нас.

— Я не понимаю.

— Оох, — тяжело вздохнула я. — Это очень сложно объяснить. То, что мы не совсем люди, ты же понял?

— Да, но кто мы, если не люди?

— Мы… части бессмертного Сознания, и, говоря "МЫ", я имею в виду каждое живое существо, будь то человек или травинка, и, говоря "Сознание", я имею в виду того, кого здесь принято называть Богом. Мы — есть Бог. Божественное начало сильнее в тех, кто прибыл на эту планету и дал жизнь человеческой цивилизации. Подобных нам немного на Земле, но они — наша семья. И независимо от того, какими тропами мы идем, мы все снова встретимся.

— И куда лежит наш путь?

— Туда, где мы оставили наш корабль.

— Египет, — медленно проговорил Рад, и я заметила, как мимолетное воспоминание блеснуло в его глазах.

— Плато Гиза, если быть точным.

— Ты столько всего помнишь.

— Это не столько воспоминания, сколько изучение и сопоставление фактов, и еще кое-какие догадки.

— Мне немного не по себе… от всего этого, — тихо заговорил Рад, и выглядел он растерянным. — И я ничего не помню. Только смутные образы. Твои глаза...

Он взглянул на меня так нежно, что защемило сердце. Не знаю, на что бы я не была готова ради него.

— Именно поэтому мы и приехали сначала сюда, в Индию, чтобы вспомнить.

— Почему память так зло над нами подшутила?

— Не знаю, Рад.

— Может, мы ошиблись, когда понадеялись на то, что мироздание сохранит нам память? Или же так было запланировано специально. Тогда я не вижу в этом логики, — он говорил тихо, что я едва могла расслышать его слова. — Ты говоришь, мы умерли, чтобы спасти человечество от неминуемой гибели. Мы сознательно пошли это, и, возможно, у нас просто не было выбора. И, потеряв наши первоначальные тела, мы лишились памяти. Мы стали такими же людьми, и жили как люди. Но сейчас начали вспоминать. Почему? Потому что опять что-то должно произойти?

— Подошел экскурсионный автобус! — перебила я Рада. — Пойдем скорее.

Я схватила его за руку и вприпрыжку поскакала на улицу. Не стану скрывать, такое поведение для меня не то, чтобы в новинку, оно, скорее, вообще недопустимо. Но я ощущала себя так, как будто мне было лет 9, хотелось смеяться, бегать, собирать полные охапки цветов и тонуть-тонуть в его глазах. Я была абсолютно, безмерно счастлива оттого, что мои пальцы утопают в его большой широкой ладони, что мое сердце исходит трепетом от его близости, и казалось, что я не заслуживаю такого счастья. Я дышала так, как будто боялась, что каждый вздох может оказаться последним. Наверное, именно это чувство называют жаждой жизни.

— Ты не ответила мне, Баэт, — Рад остановил меня прямо в гуще толпящихся у автобуса туристов.

— Любимый, пожалуйста, давай хотя бы день не будем пытаться разглядеть будущее, а взглянем на прошлое. Ты же знаешь, как это важно для меня.

Он посмотрел мне в глаза и грустно ухмыльнулся. Это было так непохоже на него, я не привыкла видеть его печальным.

Рад, поддерживая меня под локти, помог мне взобраться по узким ступенькам в экскурсионный автобус. Многие места уже были заняты, и я уверенно пошла в конец салона, высматривая свободные места для нас обоих. Слева я заметила пустое двуместное кресло и быстро заняла место у окна, прикрыв заляпанное грязью стекло пыльной шторой, чтобы свет не слепил мне глаза. Рад сел рядом.

Из-за его внушительного роста и непропорционального тела он казался худым, хотя на самом деле был довольно громоздким. Стоя рядом с ним, ну или сидя, как сейчас, у меня возникало какое-то паническое, не поддающееся рациональному объяснению, чувство, что надо мной нависает гора. И, наверное, из-за этого я любила его еще сильнее, нежа и лелея пьянящую мысль, что он весь-весь, такой большой, такой высокий, целиком и полностью мой.

На его широких губах расцвела улыбка, и его длинные пальцы оплели мою ладонь. Я склонила голову ему на плечо, не сводя глаз с его красивого лица. Липкая жара тропического утра, неутихающий гул голосов туристов для меня словно перестали существовать. По глазам Рада я видела, что у него еще много вопросов ко мне, и я была уверена, что моих знаний будет недостаточно, чтобы ответить на них все. Мне нужна была его поддержка, его блестящий аналитический ум и его воспоминания, потому что только моих нам на двоих не хватит.

— Ни о чем не переживай, любимая, — едва слышно шепнул Рад, и кончики его пальцев нежно коснулись моей щеки.

Они скользили по моей коже аккуратно, едва касаясь, как будто Рад боялся навредить мне или причинить боль. Да я и сама ощущала себя слишком хрупкой рядом с ним, к тому же в этом, столь непривычном для меня теле.

— Здесь так душно, — слова еле вырвались из пересохшего горла.

— Сейчас, — ответил Рад и, встав с кресла, открыл большой люк в потолке автобуса. На меня сразу хлынул прохладный поток густого влажного воздуха.

Я и не заметила, как автобус начал движение, и сколько времени мы уже в пути.

За те несколько секунд, что Рада не было рядом со мной, я успела осмотреть пассажиров. Преобладающее большинство из них сидели, при чем спиной к нам. Их присутствие не вызвало в моей душе никаких колебаний. Несколько людей стояли, группа подростков у окна, и один худощавый паренек с рюкзаком за спиной и бейсболкой, натянутой на самые глаза. Почему-то именно на нем задержался мой взгляд. От него не исходило никакой опасности, но я явственно ощущало волнение, которое преследовало меня с самого утра, еще в отеле. Однако я постаралась скрыть это от глаз моего возлюбленного. Он всегда был чуток к моим ощущениям, может, даже слишком, и я не хотела раньше времени беспокоить его.

Я отвернулась к окну, делая вид, что любуюсь за проносящимся мимо пейзажем, хотя мои глаза продолжали следить за пареньком в бейсболке. Теперь от него явно исходил поток внимания, направленный на меня и Рада, однако, в большей мере сосредоточенный на мне. Обычно подобная наглость вызывает во мне приступ ярости: никто, никто не имеет права следить за мной! Я боролась с желанием убить столь самонадеянного мальчишку! Но вдруг мне стало любопытно.

Наверняка Рад заметил по моему лицу столь противоречивые чувства, но вида не подал. Он наклонился ко мне и прижался губами к моему виску. Я глубоко вздохнула, унимая сердцебиение и гнев.

Делая вид, что меня интересует деревенька, раскинувшаяся по бокам грунтовой дороги, по которой ехал наш автобус, я продолжала осторожно наблюдать за парнем.

Он стоял лицом к окну, поправляя наушники спрятанного в карманах плеера и изредка бросая в мою сторону робкие взгляды. Интересно, он хотя бы имел представление о том, кто я, что за мужчина рядом со мной!? Он же понятия не имеет, какой силой я обладаю, даже находясь в смертном теле! Но тогда… почему он следит за мной? Причем встал так неудобно, спиной к объекту наблюдения. Кто же так делает?

Не успела в моей голове сформироваться эта мысль, как парень невзначай повернулся, облокотившись спиной о толстое стекло. Снова робкий взгляд в мою сторону, и он извлек из кармана джинс телефон. Меня словно обдало с головы до ног холодным потом. Ничем хороши это закончиться не могло.

Я наблюдала, как пальцы парня ловко бегают по дисплею TouchPad"а, и меня все больше пронимала дрожь.

— Баэт?.. — горячий шепот Рада коснулся моего уха. — Милая, с тобой все в порядке? Тебя как будто лихорадит.

— Все хорошо, Рад, — я поцеловала его гладко выбритый подбородок и провела кончиком носа по его шее, по-прежнему не сводя глаз с незнакомца.

Поток его внимания не ослабевал, он успевал поглядывать и в нашу сторону, и на дисплей телефона. Парнишка шмыгнул носом и поднял телефон выше, направляя на нас объектив. Я крепче сжала руку Рада, и дрожь в теле я уже унять не смогла. Я не прятала взгляда, и в нем яростно полыхал гнев.

Парень встретился со мной глазами, и, поняв, что давно разоблачен, резко побледнел лицом. Он сунул телефон обратно в джинсы и, сжав в руке лямку рюкзака, стал протискиваться вперед, к водителю. Я поднялась с места, чтобы последовать за наглецом и узнать о его махинациях с телефоном, но рука Рада остановила меня.

— Пусть уходит, — его пронзительные темно-зеленые глаза не сводили с меня взгляда. — Он всего лишь человек, и не сможет причинить нам вреда.

— Но он сможет рассказать о нас другим, расскажет, что мы здесь!

— Ты же сама говорила, что мы здесь не задержимся надолго. Нас не успеют нагнать, — вкрадчиво и спокойно произнес Рад. Он улыбнулся, и все мои тревоги отступили.

Тем временем автобус затормозил, и парень, все еще оглядывающийся на меня, вышел в открывшиеся двери. Когда автобус продолжил путь, я смогла вздохнуть спокойно.

— В отель мы уже не вернемся, — сказала я уверенно.

— Но там остались наши вещи! — возразил Рад.

— Скоро они нам не понадобятся.

Рад обнял меня обеими руками и прижал к груди. Я почувствовала, как сонно закрываются мои глаза, и решила не сопротивляться этому желанию. Но сон был недолгим. Вскоре движение опять прекратилось, и все пассажиры, толкаясь, вышли из автобуса.

Духота отступила, едва я вышла на свежий воздух. Дышать стало свободно и легко.

— Гид что-то рассказывает, я хочу послушать. Ты говорила, это важно. — Рад повел меня за собой, где дружно перед лицом гида столпились туристы.

— Царевич Рама[2] был добр и внимателен к каждому, учтив и справедлив, умен и обладал не дюжей силой, был статен фигурой и красив лицом, — продолжал рассказ гид. — Его любили все подданные и желали видеть правителем только его одного. И жену себе принц нашел достойную, не из лона рожденную дочь царя Митхилы Ситу. Отец нашел ее, когда вспахивал поле. Он провел борозду в земле и увидел, как оттуда взглянули на него красивые глаза. Взяв девочку домой, он воспитал ее как родную дочь.

Когда пришел черед выдавать красавицу замуж, в Митхилы съехались все цари, раджи и махараджи, добиваясь руки царевны. И сказал тогда царь, что отдаст в жены дочь лишь тому, кто доблесть и силу свою проявит, кто сможет стянуть тетивой Лук Шивы. Но как не старались женихи, ни один не смог не то, чтобы свести лук, но и даже поднять его над землей. Лишь Рама, словно играючи, с легкостью возвел могучий древний лук, принадлежавший некогда Шиве, и накинул на него тетиву. Сила молодого царевича была столь велика, что лук треснул в его руках!

Рука Рада все еще сжимала мои пальцы, и мы так тесно стояли друг с другом, что я явственно ощущала, как бешено в его груди колотится сердце. Я подняла голову, вглядываясь в красивые глаза моего принца, и увидела, как их заволокло туманом. Я знала, что теперь он вспомнил, знала, что он видит.

Мы тогда были молоды и любили друг друга, наши души пылали, а сердца звучали в унисон. Казалось, что жизни этой не будет конца, что не будет предела нашему счастью. И тот миг, когда я, одетая в белое праздничное сари, увешанная драгоценностями, предстала перед очи моего принца, когда наши друзья, наши родственники и наши подданные осыпали нас лепестками лотоса, он не забудет уже никогда. Я была готова идти за ним на край света, и была готова разделить с ним тяготы правления нашим царством. Я знала, что стану ему лучшей женой и мудрым советником, если он потребует этого от меня. Я не учла лишь того, что человеческая зависть и происки врагов положат конец нашим мечтам, но отнюдь не нашему счастью. Подлая жена царя заставила выгнать Раму из царства, а трон отдать его брату. Он просил меня остаться в столице, не скитаться обездоленной по джунглям...

— Но ты не стала даже слушать меня, — засмеялся Рад так громко, что на нас стали поглядывать туристы. — Моя царевна Видехи, — прошептал он уже тише, лаская пальцами мое лицо.

Руки возлюбленного овили мое тело и крепко сжали в объятиях. Я почувствовала, как к горлу подкатил комок, а в глазах встали слезы.

— А что было дальше? — Рад искал ответа в моих глазах.

— Слушай, — кивнула я в сторону гида.

— В тот день, когда Рама возвращался с охоты, его приметила ракшаси, прозванная за уродство Шурупанакхой. Она принялась уговаривать Раму распрощаться с Ситой и взять в жены ее. Потешаясь над ракшаси, Рама ответил, что судьбой ему предназначена одна только Сита, и Шурупанакха пригрозила съесть соперницу. С этими словами она набросилась на царевну, но Рама схватил ненавистницу, и брат его, верный Лакшмана, вынул из ножен меч и отсек Шурупанакхе уши и нос. Она бежала, осыпая царевичей проклятьями, и брату своему Кхару рассказала о случившимся. Собрал тот войско в четырнадцать тысяч ракшасов и обрушился на обитель Рамы. Царевич наказал брату и царевне оставаться в хижине, а сам встретил войско один, возведя златом украшенный лук. Пали от стрел Рамы и ракшаси, и сам Кхару, и трехголовый демон Тришира. И решили братья Шурупанакхи отомстить царевичу, пленив его прекрасную супругу и скрыв ее на острове Ланке.

— Я помню! — воскликнул Рад, вздрогнув, и устремил на меня взволнованный взгляд. — Я помню, как все было.

Его руки еще крепче сжали меня в объятиях, будто он боялся вновь меня потерять.

— Обернувшись оленем дивным, Марича увлек Раму за собой в лес. Услышав предсмертный крик оборотня, Сита взволновалась о муже. Она принялась уговаривать Лакшмана следовать брату на подмогу, но Лакшмана, помня о наказе Рамы не отходить от царевны и защищать ее, оставался непреклонным. Сита, горюя, заливалась горькими слезами, причитала, что без любимого супруга выпьет ядовитого зелья, кинется в пучину моря или разобьется о камни ущелья, спрыгнув в обрыв, но никогда не взглянет на другого мужчину. Вняв слезам Ситы, Лакшмана бегом последовал за Рамой по его следам. А временем тем в лесную обитель царевича, где Сита оставалась одна, пришел раджа всех ракшасов Равана. С каждым его шагом на хижину надвигался мрак. Открыв имя свое царевне, повелитель демонов предложил ей стать его любимой женой. На что ответила Сита...

— … Я предана Раме! — слетели с моих губ слова. Я подняла глаза и поймала взгляд Рада.

— Не поддавалась царевна уговорам Раваны, — доносился до нас размеренный голос гида. — И принял демон тогда свой истинный облик: десятиглавый, двадцатирукий, с налитыми кровью глазами, с клыками. И спустилась с неба золотая колесница, запряженная волшебными жеребцами. Равана схватил царевну одной рукой и, забравшись в колесницу, усадил Ситу себе на колени.

Вернувшись в хижину, Рама не обнаружил там супруги. Он искал ее в лесу и у пруда, где она обычно срывала лотосы, но никак не мог найти. Молодой царевич был безутешен.

Я почувствовала, как сильнее смыкаются объятия Рада на моих плечах, словно я попала в плен тесных колец удава. Он нагнулся ко мне, и его горячее дыхание пробежало по моей шее.

— Не хочу дальше слушать. Я просто не могу пережить все это… вновь.

— Что ты помнишь?

— Все. Как узнали, что ты на Ланке в гареме Раваны, как вступили в бой. И, пока тебя не было рядом, в груди было как-то пусто, как будто там не билось сердце, как будто там никогда не было души. Только холодная пустота. — Он закатил глаза, и я заметила, как дрожат его черные густые ресница, которым позавидовала бы любая леди. — И это было самое ужасное. Почти как безумие! Я не видел ничего, кроме отвратительных морд ракшасов, не чувствовал других запахов, кроме затхлого запаха их черной крови.

Я молчала, переживая эту боль вместе с ним. Мы отстали от экскурсии, и стояли теперь вдвоем посреди леса. Верхушки деревьев шумели над нашими головами, и лепестки ароматных соцветий ложились нам на плечи.

Сейчас, как никогда прежде, я ощущала себя живой и настоящей, как будто вдруг мою внешнюю оболочку, наконец, наполнили содержанием, как будто моей жизни придали смысл. Скорее всего, это было связано с тем, что мой принц был рядом. Однако я видела, что мое присутствие ничуть не приносит облегчения ему. В выражении его лица я находила лишь отчаяние и бесконечную боль.

— И ты этого хотела, Баэт? — крикнул он сквозь зубы. — Чтобы я все вспомнил? Даже не смотря на то, что эти воспоминания несут с собой лишь чреду тягостных мук? Хранить эту боль в памяти на протяжении веков, тысячелетий?.. Это не под силу человеку.

— Но ты и не человек, — шепнула я, заглядывая Раду в глаза. В моем горле было так сухо, что звуки, произносимые мной, были почти не слышны.

— Только ощущаю себя человеком, — и я услышала в его голосе сожаление, как будто он просил прощения у меня.

— Ты просто помнишь только боль, поэтому и твои воспоминания наполнены ею. Но вспомни, сколько всего хорошего было в нашей жизни! Сколько было счастья!

— Счастье может быть и сейчас! Мы можем прожить простую смертную жизнь, ни о чем не вспоминая, ни о чем не беспокоясь. Ты станешь мой женой, и я дам тебе все, чего бы ты не захотела!

— Любимый! Любимый! — Я обхватила ладонями его лицо и целовала его губы, не желая останавливаться. — Мы не сможем!

Я держалась, как могла, но слезы душили меня. Сказать ему о том, что подобные мысли и желания все то время, пока я искала его, преследовали и меня тоже, было бы преступно. Дать ему надежду на то, что мы можем жить, как подобает смертной супружеской паре. Но эта надежда ошибочна! Мы пробовали много раз, встречаясь в человеческих телах, влюбляясь друг в друга до безумия, так сильно, как только могли любить человеческие сердца. Но наши жизни всегда менялись после очередной встречи. Он может не помнить, но я помню это слишком хорошо. И в этом, определенно, прослеживалось вмешательство Вселенной, вмешательство Бытия. Как расплата за все те преступления против Судьбы, которые мы свершили. Но, видит Бог, я благодарна этой Судьбе за то, что мы с Радом все-таки встретились, не смотря на то, что это было невозможно.

Мне часто снились сны о том, что мы были вместе. В основном это были приключения, сражения, мы стояли бок о бок, защищая друг друга. И это было прекрасно! Но однажды я увидела наш дом, наших очаровательных четверых детей, двух сыновей и двух дочек. Увидела, как рано утром мы собрались все вместе на кухне за завтраком, как Рад обнимал меня, нашептывая слова любви и нежности. Тогда я проснулась со слезами на глазах, и проплакала потом несколько дней к ряду. От того счастья, что испытала в том коротком сне, от того отчаяния, что этому некогда не бывать.

И вот мы стоим вместе в тропических лесах Индии, где уже прожили одну хоть и полную сражений, предательств и разочарований, но все-таки счастливую жизнь. А он продолжал шептать мне о том, что сегодня же мы можем сесть в самолет и улететь в Калифорнию, ни от кого не прячась, ни во что не вмешиваясь, пожениться, родить детей и просто быть счастливыми. Предложенные им перспективы были столь соблазнительными, что я просто не могла найти слов, чтобы остановить его, и от того еще сильнее из моих глаз текли слезы. Он просил меня поехать с ним, умолял оказаться от всех моих планов, ласкал пальцами мое лицо и осушал поцелуями мои глаза.

— Мы просто не можем! — закричала я, захлебываясь в рыданиях.

— Но почему?! — он отошел и отвернулся от меня, взъерошивая руками черные, легка волнистые волосы.

— Мы скоро изменимся, наши тела изменятся, и мы не сможем существовать среди людей.

— О чем ты говоришь? — он обернулся и в его дивных миндалевидных глазах пылал гнев. Я видела в нем себя, мы были так похожи, как истинные порождения друг друга.

— Трансформация, Рад! Она уже началась...

— Я не понимаю!

— Разве ты не замечал, что в последнее время тело подводит тебя? Непроизвольные сокращения мышц, головокружения, временная потеря зрения?

— Но… я думал, это из-за усталости...

Рад выглядел потерянным. Он облокотился о ствол старого дерева и запрокинул голову, вглядываясь в синеву неба, раскинувшегося над нами.

— И этот процесс нельзя остановить? Обратить? — спрашивал он меня вновь и вновь, а я не знала, что ему ответить.

— Процесс необратим. Наши тела совершенствуются: обоняние, зрение, слух...

— Все это прекрасно, я понимаю. Но неужели нельзя это остановить?

— Можно, — нехотя ответила я, но врать ему не могла. — Послушай, Рад...

Я медленно подошла к нему, и он принял меня в объятия, прижимая к себе все сильнее. Положив голову ему на грудь, я отметила, что дыхание его нормализовалось и сердцебиение успокоилось. Значит, он уже смирился с нашей участью.

— Трансформация вызвана не нашей встречей, не стечением обстоятельств, — начала я, осторожно подбирая слова. — Меняется мир вокруг нас. Или же лучше сказать, что меняются условия игры. Нам нужно быть к этому готовыми.

— Почему именно нам?

— Потому что от нас зависит исход этой игры.

— Кто мы?

— Создатели этого мира… и всей его красоты, — я улыбнулась, чувствуя, как от смеха содрогается грудь Рада.

— Прости меня, любимая! Прости за все! — он приник губами к моим волосам, лаская их поцелуями. — Прости за всю ту боль, что я причинил тебе, за то, как поступал с тобой.

— Ты все о той жизни?

— Как я мог, Баэт?

Я отвернулась от Рада и, тяжело вздохнув, с укором взглянула в глаза возлюбленного.

— Рад, все, что случилось тогда, все, что случалось в иные наши жизни, — это была необходимость. Судьбу можно обмануть, но ее не избежать. Я ни в чем не виню тебя. К тому же, наказывая себя, ты наказал нас обоих! Мы тысячи лет не были вместе. А я скучала. Я очень по тебе скучала.

— Клянусь, я больше никогда тебя не оставлю. Ни на минуту!

— Знаю. — Мои губы прикоснулись к нему бесконечно долгим поцелуем. — Да и я стала умнее, прожив несколько десятков жизней без тебя. Теперь я не позволю тебе совершать ошибок.

— Я очень на это надеюсь.

Мы пошли по лесу в ту сторону, куда ранее ушел наш гид в сопровождении туристов. Нам удалось нагнать их у побережья, и мы еще долго стояли, слушая пересказ легенды и любуясь красивым Адамовым мостом, выстроенным царевичем Рамой и его сподвижниками до берегов самой Шри-Ланки, чтобы убить Равану и высвободить царевну Ситу.

— Выбрось это из головы, — строго сказала я Раду, пресекая любые его возражения.

Мы вернулись с экскурсионным автобусом к отелю, но подниматься в номер не стали. Через несколько минут должно было подъехать такси, которое доставит нас в аэропорт. А потом перелет, и несколько часов сна, чтобы набраться сил.

— То есть ты привезла меня в Индию, заставила все вспомнить только для того, чтобы я выбросил это из головы? Забыл, как о ночном кошмаре, и больше никогда не вспоминал?

— Именно так. Мне нужно было удостовериться, что это ты. И если раньше, чтобы найти тебя, мне было достаточно пообещать руку и сердце тому, кто накинет тетиву на Лук Шивы, то теперь приходится прибегать к всевозможным ухищрениям.

— Я все думаю, как же я смог выстроить этот мост? Это же просто… невозможно?

— То есть Великие Египетские пирамиды — это по-твоему возможно?

— Пирамиды тоже я строил? — засмеялся Рад.

— Ну, не без твоего участия.

— И что там, под ними?

— Ты знаешь.

— Корабль?

— Да, наш корабль. До сих пор в рабочем состоянии и прекрасно сохраненный.

— Там есть кто-нибудь? Внутри него.

— Кое-кто из нашей семьи, разумеется, но они пока все спят.

— Но есть и другие, кто не спит? Кто здесь, живет среди людей? Ты говорила о таких.

— Почему тебя это удивляет?

— И вы знакомы? В этой жизни?

— С некоторыми.

— Каково это?

— Знать свою инопланетную семью? — я ухмыльнулась своим мыслям. — Знаешь, мы чувствуем свое родство, чувствуем, что мы едины, но вместе с тем, совершенно чужие друг другу.

— Как они выглядят? — продолжал расспрашивать меня Рад.

— Как люди, если ты об этом. Но… это ненадолго.

Возле нас остановилось желтое такси, и мы сели в машину, сказав водителю везти нас в аэропорт.

— О том, что нас ждет трансформация, мы поняли давно, и готовились к этому. Для нас это произойдет быстрее и менее болезненно, чем, например, для тебя, — продолжала я.

— Ну, спасибо, — вздохнул Рад, и на его лбу появились очаровательные крупные морщины. — И как это будет?

— Не бойся, Рад, я буду с тобой. Я помогу тебе справиться.

— Ты раньше проходила через это?

— Я не помню, но примерно представляю, что нас ждет.

— Знаешь, чего бы мне хотелось?

— Чтобы ничего этого не было? — спросила я, стараясь скрыть в своих глазах грусть.

— Не совсем, — по тону голоса Рада я поняла, что только сейчас он понял, как близки мы стали друг другу. — Тебя терять я не хочу. Но то, что сейчас происходит, я хотел бы поскорее оставить позади.

— Ты очень привязан к своей человеческой жизни, не представляешь, как забыть обо всех этих годах, обо всем, что ты успел сделать, о своей любимой работе, карьере. Понимаю, как тебе трудно.

— Пустяк, — вздохнул Рад и спрятал от меня свой отрешенный взгляд. Он печально смотрел в окно, размышляя о прожитых годах. — Оказалось же, что это даже не моя жизнь, а так — небольшое приключение на пути к чему-то, как мне очень хочется верить, большему.

— Сколько себя помню, так было всегда: я находила тебя, отрывала от спокойной, размеренной жизни и увлекала за собой в очередное безумство.

— И ты не представляешь, как я тебя за это люблю!

Мало-помалу тревоги меня отпустили. Я действительно чувствовала вину за то, что и в этот раз я ворвалась в прекрасную и успешную жизнь Рада и все изменила, переставив все с ног на голову. Но почему-то была уверена, что он только рад этому. Он только начинает жить нашей жизнью, только начинает вспоминать. Рано или поздно, но он поймет, сколь мала по значению эта его человеческая жизнь со всем тем, что мы успели пережить прежде.

Жертвование своими судьбами и своими жизнями не было для нас желанной мерой, но, к сожалению, это была необходимость. В конце концов, мы жертвовали собой ради наших детей, ради нашего мира. Тысячелетия человечество было в упадке, и вот, наконец, наступает эра просвещения. Мы вернулись, чтобы обучить наших детей духовности, дать им знания, которые были собраны за долгие годы существования породившей нас цивилизации, и множились уже на Земле, аккуратно собирались, сортировались и хранились на межгалактическом корабле, который, как мне помнилось, был невообразимо огромного размера. Мы не старались его спрятать, оставили там же, где он и приземлился. Внутри постоянно кто-то находился из членов нашей семьи, автономные системы корабля не прекращали работать на протяжении тысячелетий. Мы строили города вокруг него, однако вскоре наши новорожденные дети стали проявлять к нему слишком много интереса. Нам пришлось ограничить доступ к кораблю, так как мы целиком и полностью тогда зависели от него: любая поломка грозила нам смертью и, возможно, полным уничтожением созданной нами цивилизации. Однако, вскоре нам все-таки пришлось спрятать корабль, и причиной тому была разразившаяся война. Во многих трактатах и летописях она именуется Войной Древних или Войной Богов.

Плато Гиза, в толщах земной породы которого мы сокрыли наш космический пантеон, вскоре стало священным для взращенной нами словно семена цивилизации Древнего Египта, гораздо древнее, чем могут предположить историки или археологи. Здесь столетие за столетием выстраивались гробницы, монументы, статуи, храмы. Мы никак не ограничивали стремления нашего народа, помогая им любыми способами, как и тогда, когда появились Великие Египетские пирамиды, чтобы скрыть наличие под землей невообразимых размеров аппарата с действующими системами, для работы которых было необходимости сообщение с наземным миром. Со всего плато Гиза и близлежащих территорий к нему вели многочисленные многокилометровые тоннели, меняя направление и часто заводя в тупик словно подземный лабиринт. Верным был только один маршрут, да и то, чтобы найти его, нужно было знать, куда идти. А знали только мы. И только у нас были ключи, способные отворить многотонные плиты, преграждающие путь. Ключи, конечно, давно утеряны в веках, а, может быть, хранятся в музеях. В любом случае, придется найти способ пройти весь путь без них.

Расплатившись с таксистом, Рад взял меня за руку и повел в здание аэропорта. Даже такое легкое простое прикосновение его руки было для меня безумно волнительным, и я мгновенно ощутила прилив возбуждения. Это чувства и ощущения так остры только потому, что слишком долго мы были в разлуке, и я не имела прежде возможности наслаждаться его обществом и его ласками. Мне бы хотелось, чтобы я поскорее к нему привыкла, чтобы мои чувства не были настолько сильными, ибо даже это сексуальное влечение абсолютно сбивало меня с толку, путало мысли в голове, и я оказывалась в плену собственных желаний.

Рад вопросительно взглянул на меня, вскинув темную красиво изогнутую бровь, идеально очерченную и аккуратную, что наводило на подозрительные мысли. Однако тут нечему удивляться: несмотря на всю свою мужественность, как то высокий рост или широкие плечи, он у меня был жутким модником и, если уместно будет употребить в данном контексте это слово, кокеткой. Меня это умиляло. Может, потому, что, несмотря на свои внешние данные, истинное женскую внешность, идеально округлые бедра и пышную грудь, я всегда была излишне мужественной и инициативной. Уж не знаю, что было тому причиной, то ли многие жизни, как в мужских, так и женских телах, то ли изначальная… как бы это сказать?.. биполярность. В любом случае мы были идеальной парой.

— Ну, что? — хитрый прищур и вскинутую бровь Рад подкрепил ухмылкой, как будто догадывался, о чем я думаю.

— Ох, забудь! — отрезала я, чувствуя, как от возбуждения и стыда за свои эмоции мои щеки заливает пунцовый румянец.

— Я слышал, что секс в самолете на высоте в несколько тысяч километров необычайно хорош, — как бы невзначай сказал он.

"Вот же черт! Догадался!" — подумала я, и, вместе слов, смогла лишь выдавить из себя улыбку. Мой милый проницательный принц. Угадывающий все мои желания.

Мы подошли к терминалу и выкупили предварительно заказанные билеты в Каир, до рейса оставалось более полутора часов.

— Что будем делать? — спросил мой возлюбленный, обхватив мои плечи ладонями.

— Нам надо пообедать, — сказала я, обратив взор на стену за спиной Рада, где висели часы с огромным циферблатом. — Уже много времени.

— Тогда пойдем найдем более или менее приличный ресторан.

— А ты сноб, любимый, — ухмыльнулась я, — можно было бы обойтись и фаст-фудом.

— Какой может быть фаст-фуд, если я стараюсь произвести на тебя впечатление?!

Мы огляделись и увидели за стеклянными стенами здания аэропорта высокий отель, на первом этаже которого, должно быть, располагался достаточно приличный ресторан. Также приобнимая меня одной рукой за плечи, Рад повел меня в сторону отеля.

— Ухаживания? Вот как? — все эти слова показались мне весьма очаровательными.

— Не знаю, обманывают ли меня мои воспоминания, но мне кажется, я никогда не ухаживал за тобой, как мужчина ухаживает за женщиной, чтобы добиться ее внимания и расположения.

— А тебе не кажется, что мы уже перескочили этот период в наших отношениях? — я ничуть не кривила душой. Встретившись в нынешней жизни, мы занялись любовью спустя уже несколько минут, не оставив времени на ухаживания, подарки и свидания. Кто бы знал, как я была рада подобному стечению обстоятельств.

Меня начало беспокоить неприятное чувство в затылке, как какое-то раздражение, которое спускалось все ниже по позвоночнику к спине. Такое ощущение возникает только при направленном и устойчивом потоке внимания. Либо за нами опять следят, либо кто-то из нашей семьи пытается выйти на связь. Я обернулась, но среди людей, идущих за нами, не разглядела никого, кто мог бы вызвать подозрение.

— Да брось! Никогда не поздно дарить любимой женщине цветы, — тем временем настаивал на своем Рад.

— Это очаровательно. Наверное, я даже не буду против.

— Здорово! Тогда я начну прямо сейчас! — в его глазах вспыхнул азарт, какой-то детский восторг, из-за чего обычно темные они даже просветлели.

Мой прекрасный принц отбежал от меня, и я заметила, что он направился к цветочной лавке, утопающей в красивых букетах, разнообразных по расцветке и размерам. Я остановилась, наблюдая за высоким красивым мужчиной, который улыбался, разговаривая с продавщицей цветов, и та сама, как весенний букет, расцветала в сиянии устремленных на нее глаз чудесного темно-зеленого, немного коричневатого, цвета. Он был так красив и статен, что женщины заглядывались на него, даже если с ними были их мужчины. Я, конечно, хоть и была красива, но не настолько, чтобы тягаться с моим спутником. Со стороны, наверное, мы смотрелись как пара павлинов: прекрасный самец с пестрым веером хвоста и маленькая невзрачная курица с серым оперением. Такое сравнение мне, конечно, ничуть не льстило, но радовало то, что находиться в этом смертном человеческом теле мне оставалось недолго.

— Извините! — раздался взволнованный мужской голос у меня за спиной. Говорили по-русски, что меня одновременно приятно удивило и насторожило. Я обернулась и увидела пожилого мужчину, немногим выше меня, одетого в цветастую рубашку и короткие шорты. В его прозрачных голубых глазах стояли слезы, и я заметила, что он нервничал настолько, что едва мог подобрать нужные слова для того, чтобы начать разговор.

— Я слушаю вас, — постаралась улыбнуться я как можно более приветливо и выжидающе уставилась на мужчину.

— Вы!.. Вы так прекрасны! — горячо шептал он, протягивая ко мне руки, но не смея меня коснуться. — Вы необычайная девушка! Пожалуйста, берегите себя!

Его глаза насторожено переместились на бегущего ко мне Рада, и старичок поспешно покинул меня, не желая, очевидно, вступать с ним в перепалку.

— С тобой все в порядке? — на бегу прокричал Рад, не скрывая своего волнения. В правой руке он сжимал пышный букет из красных гладиолусов, так, словно готов был пристрелить им обидчика.

Рад хотел последовать за ним, чтобы во всем с пристрастием разораться, но я остановила его укоризненным взглядом.

— Все хорошо, — сказала я таким тоном, что спокойствие разлилось по телу моего возлюбленного. Способность влиять на настроение людей я имела еще с рождения, но применять на деле никогда не торопилась.

— Что он тебе сказал?

— Сказал, чтобы я берегла себя.

— Что-то еще? — Рад все еще поглядывал в ту сторону, где в толпе скрылся невысокий пожилой мужчина в шортах.

— Что я необычайно хороша собой, — игриво улыбнулась я.

— А. Ну, говорит правду, значит, беспокоиться не о чем. — Он, наконец, взглянул мне в глаза и нежно поцеловал, застенчиво, как мне показалось, вручая букет гладиолусов. — Это тебе.

Я рефлекторно склонилась к соцветиям, вдыхая их медовый аромат.

— Чудесный букет. Спасибо, Рад.

— Ты чудесная, а это просто цветы.

Мы обнялись и продолжили путь к ресторану. Все эти объятия, поцелуи, прикосновения — это не просто проявление нежности или любви. Это была необходимость, практически физическая потребность, которую было проще удовлетворить, чем противиться ей. Поэтому мы не стеснялись быть нежны друг к другу даже при людях.

По пути Рад несколько раз оборачивался, пытаясь разглядеть в толпе незнакомца, но того и след давно простыл.

— Ну, каков подлец! — в последний раз буркнул себе под нос мой спутник, и мы вышли из здания аэропорта.

Обед был обильным и необычайно вкусным. Я очень любила острую индийскую кухню. Особенно нам понравилась курица из тандура. Помимо курочки я взяла себе макхани из-за его остроты, а Рад выбрал на обед бирьяни. К черному крепкому кофе мы взяли расгулы, которые просто таяли во рту. Я млела от счастья и ощущения тяжести в желудке. Мой взгляд лениво скользнул по откинувшемуся в кресле Раду и задержался на довольной милой мордашке, что многозначительно мне улыбалась.

— Может быть, вернемся сюда когда-нибудь? — вдруг спросил он.

— Когда-нибудь, может быть, и вернемся, — ответила я, стараясь сохранить самообладание и скрыть свои чувства.

— Но ты в этом не уверена?

— Я не знаю, что нас ждет в будущем, после трансформации. Но даже не это страшно. Я не знаю, что ждет этот мир, насколько круто все изменится.

— Отчего-то мне кажется, что это будет прекрасно.

— Изменения в мире, изменения планеты могут быть непредсказуемыми и губительными для всего живого.

— Но ведь мир может измениться и в лучшую сторону?

— Ну, конечно, именно поэтому и потребовались мы. Чтобы помочь людям адаптироваться к прекрасному? — не смогла сдержать я язвительной реплики.

К нашему столу подошел высокий мужчина, немногим моложе Рада, хорошо сложенный и привлекательный, возможно, европеец. Он в нерешительности встал над нами, теребя в руках салфетку подобно тем, какие, как положено по этикету, лежали у нас на коленях во время обеда.

— Вы что-то хотели? — Рад раздраженно взглянул на мужчину. Я тем временем осмотрела ресторан и нашла столик, из-за которого встал подошедший к нам незнакомец. Там сидели молодая женщина и паренек лет двенадцати. Они явно были обеспокоены и не могли понять, что пришло в голову главе их семейства.

— Простите меня! — сказал мужчина по-английски с ощутимым даже для моего уха британским акцентом. Его взгляд скользнул с Рада на меня и обратно. — Спасибо вам! Спасибо, что вы такие есть, — быстро проговорил он и вернулся за столик к своей семье.

— Может, объяснишь мне?

Ну, почему он думает, что у меня есть ответы на все вопросы?!

Я прислушалась, как женщина бранила супруга за его выходку, а он оправдывался тем, что встретил старого знакомого.

— Я не уверена, но, кажется, они видят нас. Этот мужчина, и тот, который подошел ко мне, когда ты выбирал цветы, — я с умилением взглянула на лежащий на столике букет гладиолусов. — И мальчик из автобуса! — воскликнула я, когда меня осенила догадка. — Так вот почему он так странно вел себя!

— Они знают, кто мы?

— Похоже на то, хоть это и кажется невероятным.

— Нам лучше уйти отсюда, — решил Рад и сделал жест официанту, чтобы нас рассчитали.

То, что произошло, нас обеспокоило. Не так, чтобы вселить панику, но заставило чаще смотреть по сторонам. Мы дождались, когда объявят посадку на самолет, и с толикой облегчения взошли на борт.

Я заняла место у иллюминатора, как и случалось обычно, и, пристегнув ремни, откинула спинку кресла. Мою ладонь по-прежнему сжимали горячие пальцы возлюбленного, и это ощущение казалось самым прекрасным. Оно непостижимым образом успокаивало меня, и я не заметила, как заснула.

Рад не стал меня беспокоить, но, когда я перестала ощущать касание его руки на своей коже, проснулась сама. Я осмотрелась, но моего принца нигде не было. И вот сейчас я была готова поддаться панике. Со дня нашей встречи мы не расставались дольше, чем на минуту. Поэтому я и ерзала в кресле, как будто оно было набито иголками, и постоянно оглядывала салон.

"Иди сюда", — вдруг ворвался шепот в мои мысли.

Голоса в голове давно перестали меня пугать, я привыкла к ним. Чаще всего это были голоса кого-то из членов нашей семьи. Иногда они принадлежали незнакомым людям, уж не знаю, живым или мертвым. Но этот голос я узнала бы из тысячи, голос моего единственного супруга, которого я отняла у самой Судьбы. Я поняла, чего он хотел от меня, и улыбнулась своим мыслям.

Я стала пробираться по салону в сторону туалета, старательно пряча взгляд и все еще улыбаясь. Едва я подошла к дверце туалета, как она распахнулась, и руки Рада, длинные, сильные, с аккуратно очерченным рельефом мышц, нетерпеливо втащили меня внутрь.

Я услышала, как за спиной щелкнула задвижка, и на меня обрушилась лавина поцелуев. Он целовал жадно, как будто хотел выпить меня до дна. Эта страсть была похожа на безумие, и я счастьем отдалась ей. Прикосновения Рада были резкими, как будто он хотел одновременно ласкать меня всю, а рук для этого было слишком мало. Он был нежен, как и прежде, и я физически ощутила, кто он никак не может насытиться мной.

Я ласкала кончиками пальцев его лицо, вздутые вены на шее, и мои руки скользили все ниже по часто вздымающейся груди любимого. Задрав его футболку, я нагнулась, припадая губами к животу. Поднимаясь все выше, целуя его грудь, шею, подбородок, я гнала от себя мысль, что сейчас мы станем близки в туалете самолета, летящего на высоте 11 тысяч километров над уровнем моря.

Рад помог мне снять джинсы и легко подхватил меня на руки, прижимая к себе так сильно, что у меня сперло дыхание. Голова кружилась, и я была готова упасть в обморок от переполнявшей меня любви и страсти.

Я думала о том, что все эти наши сексуальные эксперименты не к добру. Хотя о чем это я? Конечно, к добру! У нас было воздержание продолжительностью в три тысячи лет. О нет, конечно, у нас были другие мужчины и женщины, но это не идет ни в какое сравнение. Секс с людьми для нас может быть так же отвратителен, как секс человека, например, с шимпанзе: вроде, и ДНК во многом схожи, и поведенческие навыки, но все-таки совершенно разные биологические виды, не говоря уж о потенциалах духовного и умственного развития. Только находясь в руках Рада, я могла получать истинное удовольствие от близости, и только так могла быть по-настоящему счастлива!

В Каире было жарко, но не душно, не так, как в Индии. Воздух был сухой и горячий, и обжигал легкие при каждом вздохе. Под ногами кружился мелкий белый песок, занесенный сюда порывами ветра. Небо над головой было бездонно-синее, без единого облачка.

— Куда теперь? — спросил Рад, когда мы сошли с трапа. Странно, что он полностью и во всем на меня полагается, а я искренне надеялась, что он адаптируется как можно скорее, и проявит уже инициативу.

— Куда бы ты хотел?

— Зависит от того, что мы собираемся делать.

— Ты знаешь, что мы собираемся делать.

— Да, но когда?

— С наступлением ночи. Но туда будет трудно пробраться. Особо интересные объекты серьезно охраняются. К счастью, нам туда не надо, — усмехнулась я.

— Не слышу уверенности в твоем голосе.

Мы медленно шли через аэропорт, мимо людей, туда, где могли бы поговорить спокойно без свидетелей. Через дорогу располагался отель. Не очень хороший, скорее всего, но принять там ванну и поспать представлялось возможным.

— На самом деле у меня вопросов по этому поводу ничуть не меньше, чем у тебя, и ответить на них некому. — Я тяжело вздохнула, глядя перед собой, в густое марево раскаленного от жары города. — И мне очень страшно.

— Но я же с тобой? — Рад привлек меня к себе, оставив нежный поцелуй на моем посеребренном годами тягостных раздумий и отчаяний виске: я прожила лишь четверть века, но волосы мои были уже седы. — А где остальные?

— Ты нашу семью имеешь в виду?

— Да, конечно.

— Кое-кто уже в Каире, некоторые даже уже свершали попытки пробраться к кораблю.

— Откуда ты знаешь?

— Чувствую их.

— А почему я не чувствую?

— Причин может быть несколько.

Мы продолжали разговор, пока в отеле заполняли бумаги, чтобы снять номер, пока поднимались в лифте на девятый этаж и шли по чистому коридору в свои апартаменты. Здесь было легко и свободно дышать, и звук наших шагов эхом раздавался где-то впереди, обгоняя нас.

— Одна из них, как мне кажется, самая вероятная, это то, что ты еще не успел познать всю свою силу. Фактически ты еще человек, который помнит кое-что из своего прошлого. Ты никогда не стремился развиваться духовно, сосредоточился на физическом аспекте жизни: деньги, карьера, отношения. Мы же изначально пошли по другому пути, стараясь познать мир, понять, кто мы. Именно благодаря этому стремлению наши судьбы пересеклись, мы многое поняли, а главное — вспомнили, кто мы есть.

— Как это получилось?

— Мы видели одинаковые сны.

Зайдя в свой номер, я первым делом плюхнулась на широкую двухместную кровать, Рад же направился в ванную, и я услышала, как зажурчала вода.

— Здесь есть джакузи!

Судя по голосу, мой принц был рад такой находке, и звук его счастливого голоса отчего-то рассмешил меня. Безмолвно улыбаясь, я оглядела чистенький светлый номер с белыми стенами и шторами персикового цвета, как и ковровое покрытие на полу. За окнами кряхтел кондиционер, с перебоями впуская внутрь потоки ледяного ветра. На столике стоял компьютер, и я подошла к нему, угодив прямо в холодный порыв кондиционированного воздуха.

— Тут и Интернет есть. Рад, — я оглянулась как раз в тот момент, когда мой возлюбленный выходил из ванной, — если хочешь с кем-то попрощаться, сказать то, что никогда не говорил, но хотел, сейчас для этого есть последняя возможность.

— Нет, любимая, — он сел на кровать и усадил меня к себе на колени. — Я со всеми попрощался, когда уезжал к тебе. Я знал, что не вернусь уже.

— Мой проницательный принц… — шепнула я, пытаясь сдержать подкатившие к глазам слезы. Мы ведь не только с близкими и любимыми людьми прощались, мы прощались с прежней жизнью.

— Там, наверное, уже вода набралась. Надо бы сполоснуться перед сном. Пойдем?

— С одним условием, — я прильнула к его шершавой щеке губами и принялась целовать, — я буду вести себя как маленькая развратная девчонка.

— Условие принято, — ухмыльнулся он, медленно стягивая с меня короткий топик и подкрадываясь ловкими пальцами к застежке бюстгальтера.

Мы приняли ванную и заказали в номер еду и кофе. Много кофе. Очень много кофе. Мы серьезно не досыпали и были физически и морально истощены, и кофе был единственным способом оставаться в тонусе. Да и, что греха таить, мы любили кофе ничуть не меньше хорошо зажаренных цыплят. Мы перекусили и легли спать, крепко обнявшись.

Меня разбудил какой-то навязчивый звук, как звонок будильника по утру. Но, когда я открыла глаза, в номере было тихо, а за окном царила темнота.

— Рад, любимый, пора вставать! Нам нужно торопиться.

— Голова трещит… — наконец, он поднялся с кровати, потирая глаза.

Резкий стук заставил меня вздрогнуть, и мы оба уставились на дверь.

— Обслуживающий персонал? — голос Рада прозвучал настороженно.

— Нет, нет! Оденься! Это за нами!

Я вскочила с кровати и простыня, которой я прикрывалась, слетела с моего обнаженного тела. Шаря по полу руками практически в полной темноте, мне удалось нащупать джинсы и топик. Поспешно натягивая одежду, я подбежала к двери и отворила ее. На пороге стояли двое молодых мужчин, которых я знала уже несколько лет.

— Привет, — сказала я, пропуская их в номер.

— Как спалось? — спросил один из них, чуть повыше, с волнистыми темными волосами. На его щеках угадывалась двухдневная щетина, что рассказала мне не меньше, чем образы, создаваемые им.

— Отвратительно. Как вы нас нашли?

— Ты дала четкие образы отеля, — ответил второй, светловолосый, которому сегодня, видимо, все-таки удалось побриться. — Но в следующий раз, когда будете в джакузи, постарайтесь спрятать свои мысли получше!

Мы переглянулись с Радом, стараясь не рассмеяться, но претензии к сведению приняли, чтобы впредь не быть столь беспечными. Он, к моей радости, не был растерян или испуган. Похоже, Рад начал принимать действительность как нечто само собой разумеющиеся.

— Не мешкайте, ради Бога, — снова заговорил шатен. — Мы оставили машину прямо у входа в отель. Надеялись, вы сами догадаетесь выйти к нам навстречу.

— Мы просто очень сильно устали, — попыталась оправдаться я.

— Только сегодня вылетели из Мадурая, — подытожил Рад.

— Что вы забыли в Индии? — блондин удивленно уставился на нас.

— Наши прошлые жизни, — ухмыльнулась я.

— Сколько ехать до Гизы, — спросил Рад, беря меня за руку, как обычно, когда мы куда-нибудь направлялись. Не знаю, наверное, чтобы не потерять меня в толпе.

— Минут двадцать, — ответил шатен, подталкивая нас к выходу.

— Это наша семья? — мой возлюбленный склонился к моему уху, когда удостоверился, что нас никто не услышит.

— Наши братья. Шатены зовут Илья, блондин — Артем. Можешь не запоминать имена, через несколько дней они потеряют актуальность.

Весь путь я не могла отделаться от ощущения, что наш автомобиль мчится по бездорожью. Трясло так, что казалось, будто из меня сейчас вытряхнет все внутренности.

Огни Каира остались позади, но я уже видела на горизонте взмывающие в небо пики Великих Египетских пирамид.

— Вы чувствуете это? — воскликнул Илья, стараясь перекричать бушующий в салоне автомобиля ветер. Руль в его руках ходил ходуном, и я надеялась, что его не оторвет на очередном вираже.

Я прислушалась к своим ощущениям. Внизу живота как будто порхали бабочки. У меня сперло дыхание, и я никак не могла сделать вздох. Однако в данный момент меня это совсем не тревожило. Я наслаждалась непонятным ощущением, поднимающемся от живота все выше, к груди, подкатывало к горлу, и вдруг — захлестнуло с головой, будто меня окатило ледяной волной. И тогда легкие мгновенно наполнились холодным пыльным воздухом пустыни. Я чувствовала, как мелко вибрирует мое тело. Не дрожит, а именно вибрирует. Этим чувством можно было наслаждаться бесконечно долго. Это было похоже на возбуждение, как будто внутри меня разгоралось пламя, и я полыхала все сильнее. Я видела, как "вспыхивают" родные мне люди, и была готова кричать, надрывая горло, от счастья.

— Да! — воскликнул Рад, и я перевела на него наполненный безмерной любовью взгляд. — Это восхитительно!

— Я чувствую наш корабль, он уже под нами, — со слезами на глазах прошептала я. — Я впервые за долгие тысячелетия нахожусь так близко от него.

— Точно! Я тоже его чувствую, — Артем кивнул, не отводя глаз от вырастающих впереди пирамид. — Боже, как же это здорово! Эти ощущения даже передать нельзя.

— Он как будто дышит, — нерешительно добавил Рад.

— Так и есть, любимый! Так и есть!

Мы обнялись, и нашему счастью не было предела. Впервые мы достоверно убедились в том, что наши воспоминания, наши чувства и устремления — не выдумка. Одно дело обсуждать это между собой — кто знает, какие бывают виды массового помешательства?! Но вот сейчас мы слышим шум работающих систем корабля, ощущаем его мелкую вибрацию где-то там, глубоко под землей, под толщами глины, известняка и песка.

И у меня не было сомнений в том, что и он тоже почувствовал наше приближение. И он был рад долгожданной встречи, как и мы, ведь некогда мы были его частью, и полностью зависели от него, как дети зависят от своих родителей. Но мы выросли и стали самостоятельными. И вот теперь, повидавшие жизнь, вкусившие пуд соли, мы снова вернулись в старый родной дом, в теплые объятия взрастившей нас матери, защищавшего нас отца. В отсеках корабля, в самом его сердце, где горело Пламя Жизни, пробуждались от долго сна наши сестры и братья.

— Езжай за Пирамиду Хеопса, — прокричал Артем Илье. — Боже, кто дал им такие идиотские названия?!

— Люди, кто же еще? — отозвался наш водитель.

— Мы дали им все, — сокрушался блондин, — кроме, очевидно, воображения.

— Бастет? — крикнул мне через плечо шатен. — Почему ты пожалела для них воображения? Это же по твоей части!

— Ох, прости, Инпу! Видимо, я растратила все свои силы на иные аспекты.

— Как мое имя? — вдруг раздался серьезный голос Рада. Среди наших радостных возгласов он прозвучал подобно грому.

Мы в миг затихли и уставились на мужчину, удивленно раскрыв глаза и рты.

— Инпу, следи за дорогой! — крикнул Артем Илье, и перевел взгляд на меня. Он кивнул на с удивлением следившего за нами Рада: — Он прикалывается?

— Ничуть. Он ничего не помнит.

— Твое имя — Ра, о, светозарный! — блондин изящно поклонился, насколько это возможно было сделать в тесной машине. — То есть Ра — это наиболее распространенное и, наверняка, известное тебе имя. Амон, Хепра — тоже твои имена.

— Мне эти имена тоже не запоминать? — Рад усмехнулся, глядя мне в глаза. Я поморщилась.

— Новая эра. Новые Боги. Позволь нашим детям наречь нас по-своему.

— Я вижу кладбище, — Илья указал вперед и начал сбрасывать скорость. — Готовьтесь, ребятки, мы прибыли в пункт назначения.

Дорога кончилась, шины зашуршали по песку. Наш водитель искусно маневрировал среди обломков древних статуй, строений и каменный блоков, пока машина не врезалась в каменную насыпь.

— Вперед! Двигаемся быстро! Здесь могут быть вооруженные охранники, — осматриваясь по сторонам, проговорил Артем.

— Поменьше болтовни! — бросила я своим спутникам и вышла из машины, опустив ступни на еще горячий песок.

Сегодняшняя ночь была прекрасна без преувеличений. Над нами — черное небо с россыпью ярких точек, похожих на выжженные пиксели на мониторе, под ногами — белый песок с утопающими в нем древними реликвиями. За спинами вздымаются пирамиды, освещенные огромными разноцветными прожекторами. Этот новый, незнакомый нам мир был не менее прекрасен, чем тот, который мы создали на заре человеческой цивилизации.

— Я знаю куда идти, — Рад протянул мне руку, выйдя из машины и остановившись рядом со мной.

— Доверюсь твоему чутью, — улыбнулась я ему и вложила руку в его ладонь.

Мы шли по древнему кладбищу, где, возможно, покоились останки наших биологических детей и их потомков. Илья и Артем едва поспевали за нами. Впереди показался невысокий холмик невзрачной давно разрушенной гробницы, которая была специально возведена над входом в туннель, как и многие другие на этом плато и на соседних территориях, простиравшихся над погребенным кораблем.

Мы прошли внутрь, спустились вниз в полной темноте, однако, в тот момент я вдруг осознала, что мое тело преобразовалось до такой степени, что темнота мне не помеха. Я вижу прекрасно, все до самой мелочи, вижу так четко, что способна различить каждую пылинку на полу. Судя по тому, как уверенно идут Рад и мои любимые братья, их зрение не уступает моему.

— Помогите мне, — шепнул Рад, наклоняясь к саркофагу, помещенному по середине гробницы.

— Думаете, наших сил хватит? — усмехнулась я, уверенная, однако, в том, что преобразование зрения не единственное, на что способны наши тела. Я чувствовала, как ноют мышцы, ощущала покалывание, которое иногда было весьма болезненным, и каждый раз боль только усиливалась.

— Будем надеяться, — послышалось из темноты.

Мы взялись за углы крышки саркофага и аккуратно сдвинули ее в сторону, обнажая черный зев шахты. Я первой спустилась вниз, за мной последовали другие.

Тут был идеально ровный коридор, без эрозии и сколов. Тут не было даже пыли, потому что ей не от куда было взяться. Мы шли очень быстро, нас гнало нетерпение и приступы болевых ощущений, что резко и точно били по каждому из нас.

Я на ходу выловила в темноте побледневшее лицо Рада, оно блестело, покрытое испариной. Как я не старалась, не смогла за столь короткий период времени подготовить его к трансформации. Я старалась не винить себя, потому что моей вины в этом действительно не было. Но каждый раз, когда я видела, как он стискивает зубы, превознемогая боль, я корила себя за то, что сделала не все, что было в моих силах, чтобы облегчить сейчас его муки.

— Это не твоя вина, любимая, — проговорил он на ходу, улыбнувшись мне.

Мы бежали так долго, пока впереди не показалось яркое голубое свечение, и в этот момент каждый из нас вздохнул с облегчением. От усталости, от нескончаемой боли в наших телах мы почти теряли сознание.

Из свечения, которое давным-давно дало нам жизнь, к нам протянулись непривычно большие и длинные руки, покрытые толстой и прочной кожей металлической на вид. Руки аккуратно и заботливо подхватили наши тела и перенесли нас поближе к бушующему пламени, которое ничуть не ослабло за сотни тысяч лет.

— Хорошо, что вы пришли, — шептали голоса наших сестер и братьев, и мы, наконец, поняли, что теперь мы в безопасности.

Рад держал меня за руки, так сильно сжимая их, будто боялся, что пока мы не контролирует себя, нас разлучат. Я не сопротивлялась.

— Ты помнишь? — улыбаюсь сквозь слезы. — Помнишь меня?

— Я помню, — голос Рада успокаивал меня даже сильнее, чем его прикосновения. — Я поймал тебя, парящую в космическом пространстве, бестелесную, не знавшую самосознания и физической стороны бытия. Я обучал тебя, и дал тебе тело. Я любил тебя как дочь, пока не познал влечения. Нас оставалось пятеро, и мы были присмерти. Мы не могли больше заботиться о вас. Мы воспламенили наши тела, дав возможность тебе и твоим братьям и сестрам выжить в новом для вас мире, неизведанном и непознанном. Я всегда был рядом с тобой и был в тебе, не имея собственного тела, а ты искала любую возможность, чтобы снова вернуть меня к жизни. Я помню, как ты лишь единожды вошла в спальню своего супруга и разделила с ним ложе, чтобы зачать от него сына. Ты убила его, не зная сомнений, чем навлекла на себя гнев твоей семьи. Но ты сказала им, что избрала себе другого супруга, и в муках родила меня, как смертная женщина рожает дитя. Едва мне исполнилось шестнадцать лет, я взял тебя в жены и сделал своей законной супругой, и мы правили нашим народом сотни лет.

Я ощутила, как мое лицо увлажнилось слезами, но не смела перебить его.

— Ты была моей дочерью, и была моей матерью, и я благодарен тебе, что на века ты стала моей женой.

— Амон-Ра… — шепчу через силу. — Я была тебе и сестрой, в тот самый миг, когда мы были рождены из пустоты. Мы были рождены одновременно с этой Вселенной от безудержной страсти Гармонии и Хаоса, как плод запретной любви, когда две противоположности были едины. Но законы мирозданья таковы, что в природе не может существовать ничего столь гармоничного и столь хаотичного одновременно, ибо это претит любой логике. Некогда мы были цельным сознанием, но Бытие попыталось отделить наше гармоничное начало от хаотичного, не допуская возможности, что эти начала уже неразделимы. Нас разорвали на две равные части, в каждой из которых были одинаковые доли Гармонии и Хаоса. Наше существование попирало все законы мироздания и все нормы этики и морали, лишь одно оставалось неизменным — наши противоположности притягивались друг к другу. Мы будем вместе всегда. До смерти Вселенной, а, возможно, и после этого, потому что наша сущность, одна на двоих, — единственное, чего никогда не коснется тлен.

Special FJ.