Паразиты

Паразиты

Волк навострил уши: неподалеку раздавались громкие голоса. Зверь осторожно потянулся следом за людьми через кустарник, не попадаясь им на глаза и не теряя их из вида. Потом, положив голову на лапы, внимательно смотрел, как три человека в белых нательных рубахах копают яму, а остальные, одетые в форму, курят.

Работа продолжалась недолго. Трое в рубахах покорно встали у ямы, а люди в форме подняли винтовки. Сверкнуло пламя, и по лесу прокатился гром выстрелов. С испуганным щебетом тут же улетели птицы. Волк стремглав умчался в чащу, однако вскоре вернулся. Он уже знал, что винтовки не только несут смерть его сородичам, но и дают порой легкую добычу.

На поляне уже никого не осталось. Волк принюхался и уловил помимо пугающего запаха порохового дыма ни с чем не сравнимый аромат свежей крови, которая бурела на траве у холмика свежей земли. Волк чуял, что добыча неглубоко. Быстро замелькали серые лапы, полетели в сторону комья земли и дерна. Через несколько минут волк с глухим рычанием ухватил зубами грязную ногу и вытащил из ямы еще теплое окровавленное тело человека. Вот она, вожделенная добыча! Хрустнула кость, и зверь принялся жадно пожирать откушенную голень.

Но вдруг зверь поднял уши и глухо зарычал. Шерсть на холке встала дыбом, и волк настороженно наблюдал, как к нему медленно движется нечто страшное и непонятное: сверкающий искрами вихрь, со свистом вздымающий траву и листья. Зверь, держа в зубах растерзанный кусок плоти, с рычанием попятился, а странный вихрь накрыл человеческие останки.

Свист сразу прекратился. Листья и трава опали на землю. А человек с отгрызенной голенью исчез. Волк осторожно вернулся к яме, слизал с земли капли крови, обнюхал все вокруг, поднял морду и протяжно завыл.

* * *

Иван (он уже привык к этому имени) открыл глаза и увидел над собой белый потолок. "Господи, неужели жив? — медленно проползла мысль в раскалывающейся от боли голове. — Но почему?" Он с трудом повернул голову и изумленно уставился на непонятные приборы с экранами и эластичные шланги. В венах обеих рук торчали иглы капельниц, а к телу прилепилось множество присосок. "Вот так госпиталь! Такой только у немцев может быть" — подумал Иван и попытался присесть. Что-то ему мешало. "Привязали! Точно, в плену! — пришел сделал вывод раненый. — Лучше тут, чем в могиле. Но какого черта фашисты меня выкопали?»

Иван сумел приподнять голову и увидел, что в просторной чистой палате больше ни души. Но тут неслышно распахнулась дверь, и к койке почти подбежала статная молодая женщина лет тридцати с небольшим. Иван на несколько мгновений забыл про боль и жадно ощупал взглядом роскошные бедра, туго обтянутые белым халатом. Только потом поднял глаза на миловидное округлое лицо, обрамленное русыми локонами, выбившимися из-под косынки. "Вот так девка! Кровь с молоком! А на немку не похожа. Пленная или из власовцев?"

— Наконец-то очнулись! — услышал Иван приятный голос. — Вам сказочно повезло. С такими ранами редко выживают.

— А у вас, фашистов, значит, лечат? — еле прохрипел Иван, сразу почувствовав ноющую боль в груди ("Сколько же пуль в меня всадили?&quot.

— Фашистов? — на миловидном лице женщины читалось явное изумление. — Так их же давно… — она вдруг запнулась. — Я лучше позову дядю.

Медсестра выпорхнула из палаты, а Иван задумался: "Темнит девка: «фашистов давно…» Отбросили, что ли? А госпиталь трофейный? Сколько же я в беспамятстве пролежал? Нет, все врет! А нога-то чего болит?" Иван снова приподнял голову и обмер: ниже правого колена под простыней ничего не было. "Отрезали фашисты! Понятно, опыты ставят! Ах, сучка, а как ласково разговаривает!"

Вскоре у койки стоял полный врач лет шестидесяти и внимательно смотрел в лицо Ивана, покрывшееся холодным потом.

— Как вы потеряли ногу? — поинтересовался доктор. — Похоже, вам откусил ее дикий зверь? Волк или медведь?

Иван ничего не ответил и отвернулся.

— Решили молчать, Михаил Александрович? — усмехнулся доктор. — Но вам нет смысла скрывать свое происхождение, господин штабс-капитан. Вы у друзей.

— Не понимаю, о чем вы, — равнодушно откликнулся Иван. — Ваши друзья власовцы и прочая нечисть. Я в предатели не пойду, лучше сразу кончайте. Зачем только голову себе морочили, могилу раскапывали?

Врач с сестрой недоуменно переглянулись.

— Аня, включи запись!

Женщина нажала кнопку на одном из приборов, и Иван услышал свой хриплый голос:

— Какой Михаил Строгов?.. Я тракторист Иван Иванов, ныне лейтенант, командир разведвзвода… Почему белый офицер?.. Я ж добровольцем на фронт… Не бейте, товарищ капитан...

— Мне нравится ваша стойкость, — ухмыльнулся врач, когда Аня выключила запись. — Даже в бреду вы повторяли свою легенду, господин штабс-капитан князь Михаил Александрович Строгов. Кстати, вы уже много лет считаетесь пропавшим без вести. Так что уничтожить вас действительно легко. Но разве для того я вытащил вас с того света? Я проводил эксперимент, а вытащил счастливый лотерейный билет…

— Хватит, доктор, — угрюмо буркнул Михаил. — Видел я ваш эксперимент — под коленом. А потом будет и билет — на тот свет.

— Ах, это, — равнодушно ответил врач. — Вы все толкуете вкривь и вкось, Михаил Александрович. Ногу вам откусил зверь — очевидно, разрыл захоронение. Предлагаю сделку. Я регенерирую вам ногу, а вы оказываете мне и России услугу. Не скрою, дело чрезвычайно опасное. Но вы храбрый офицер, другому бы не поручили освобождение от большевиков царской семьи. Теперь снова пора послужить народу и избавить его от тирании.

— Вы дешевый провокатор, господин военврач, — глухо сказал Михаил. — А я лейтенант Иванов. Руки у вас коротки до товарища Сталина добраться. Кончайте меня, не тяните.

— Лучше выпейте успокоительное, Михаил Александрович, — любезно предложила Аня, протягивая раненому стаканчик с желтой жидкостью.

— Отравить решили? — Михаил скривился. — Что ж, почему бы не принять смерть от приятной дамы! Руку хоть одну тогда развяжите.

Аня расстегнула ремень, и Михаил взял у девушки мягкий стаканчик, изумившись про себя: "Вот те раз, не стеклянный!" Снадобье оказалось вкусным, однако Михаил не допил до конца, а резко плеснул остатки жидкости в глаза доктора. В ту же секунду швырнул на него медсестру, и оба медика упали на пол. В мгновение ока Михаил освободил вторую руку и спрыгнул с койки. За доли секунды осмотрел себя: почти голый, в белых трусах, культя на правой ноге забинтована, а несколько ран на седой волосатой груди почти зарубцевались. Тут же простыней Михаил быстро и ловко спеленал доктора с сестрой. От неожиданности те даже не помышляли о сопротивлении.

По-звериному, на четвереньках, в горячке почти не чувствуя боли, даже когда культя касалась пола, Михаил выбрался из палаты в длинный пустой коридор. Раненый заспешил в сторону, откуда тянул сквозняк. Бежать на четвереньках оказалось непросто, однако Михаил упорно двигался дальше. Повернув за угол, он наткнулся на двух мужиков в зеленых ливреях, остолбеневших при виде пленника; и тот резко схватил их за ноги, повалил и стукнул лбами.

Быстро дополз до стеклянной двери и увидел через нее аккуратно постриженный газон и березовую аллею. Створки бесшумно разъехались в разные стороны, и пленник выбрался на волю, жадно вдыхая свежий воздух. У крыльца стоял странной формы автомобиль серебристого цвета. Оттуда выскочил здоровенный бородатый детина в ливрее. Он ловко увернулся от выпада Михаила и так ударил пленника в ухо, что тот мгновенно потерял сознание.

Очнувшись, Михаил увидел перед собой участливые лица Ани и доктора. Разочарованно вздохнул, когда понял, что лежит в той же койке.

— Почему не прикончили? — глухо поинтересовался он.

— Господи, Михаил Александрович, что же вы нас за зверей каких-то принимаете, — вздохнул врач. — Князь, дозвольте, наконец, представиться: граф Дмитрий Борисович Устинов. Моя племянница графиня Анна Федоровна Устинова. Она сирота. Вы мужественный офицер, Михаил Александрович, и снова сие доказали. Я пытался ввести вас в курс дела постепенно, но вы приняли нас за кого-то другого. Так что давайте попробуем сразу быка за рога. Князь, не сочтите меня за сумасшедшего… Надеюсь, вам известно, что такое телевидение?

— Политрук у нас в разведроте москвич, рассказывал. На экран через увеличительное стекло смотреть нужно.

— Хм, я так и предполагал, что между нашими мирами существенная временная разница, — заметил врач. — Извольте взглянуть, князь, как ныне выглядит телевизор.

Он взял небольшую черную коробочку и нажал на кнопку. И тут же одна стена палаты ожила. Михаил увидел на ней яркое, сочное изображение мужчины и женщины, которые по очереди бойко рассказывали:

— Сегодня Государственная Дума утвердила предложенный Кабинетом министров план мероприятий к стопятидесятилетию премьер-министра Александра Васильевича Колчака...

Рассказчиков сменила другая картинка: пожилой мужчина в форме адмирала царской армии стоял в открытом автомобиле и приветливо махал рукой прохожим. Михаил изумленно оглядел улицу с высоченными домами, сверкающими стеклом. А потом, уже ничего не слыша, впился взглядом в удлиненное строгое лицо премьера. Большой нос, волевые складки вокруг рта — сомнений быть не могло. Действительно адмирал Колчак, постаревший, но не очень. Но ведь его давно расстреляли!

— А! — догадался Михаил. — Кинематограф! Фантастический фильм!

Дмитрий Борисович безнадежно махнул рукой.

— Вы прагматик до мозга костей, Михаил Александрович. Очевидно, вас не убедить даже телевизионным изображением. Нужно просто выехать из усадьбы. Но прежде вас излечить. Итак, вы согласны помочь мне в обмен на ногу?

— Я уже перестал что-либо соображать, Дмитрий Борисович. Как можно вернуть потерянную ногу? Но тирания претит моему существу. А терять мне нечего. Согласен!

Доктор кивнул, и Аня принесла длинный цилиндр, который тщательно укрепили на культе. Михаил почувствовал, как обрубок погрузился в теплую жидкость. Боль в ноге быстро стихла, и пленник понемногу забылся.

Проснувшись, Михаил почувствовал себя гораздо лучше. Грудь почти не болела, в голове просветлело, а правая нога чесалась снизу. Аня приветливо улыбнулась ему и ласково сказала:

— Попробуйте встать, князь. Дядя разрешил.

Михаил отбросил простыню, размял руки и здоровую ногу. Поймал на себе заинтересованный взгляд Ани и медленно встал с койки. Внизу цилиндра была укреплена платформа на четырех колесиках, и Михаилу удалось удержаться на ногах. Аня подала ему трость, и он принялся медленно ходить из угла в угол. За полчаса более или менее приспособился. Аня нажала на кнопку, и из стены выдвинулся столик. После звонка в палате появился мужик в белом халате, накинутом на ливрею. На лбу его синела шишка. Он недружелюбно покосился на Михаила и принялся расставлять блюда с подноса на стол.

— Петр, голубчик, принеси-ка и мне прибор, — распорядилась Аня. — И захвати для князя какой-нибудь халат. Не могу же я завтракать с обнаженным мужчиной!

— Слушаю-с, барышня!

Через несколько минут Михаил сидел рядом с Аней и мучительно пытался припомнить старинный ресторанный уклад. Петр молча прислуживал им, подливая шампанское в фужеры, а Михаил едва мог связать пару слов. Казалось, он уже целую вечность ничего не ел, тем более каждое блюдо буквально таяло во рту. Аня с улыбкой наблюдала за ним, а манеры ее были так изысканны и непринужденны, что Михаил больше не сомневался: настоящая графиня. Может, его перевезли за границу?

— Михаил Александрович, выслушайте меня и не перебивайте, — предложила Аня. — Дмитрий Борисович — великий ученый. Он замечательный врач, но оставил практику и занялся физикой. Я, правда, плохо понимаю суть его открытия. Дядя объяснил мне образно. В старину писали от руки. Допустим, некий автор написал через копировальную бумагу несколько экземпляров романа. Они вроде бы одинаковые, но каждый лист хоть в мелочи отличается от другого. Так и с параллельными мирами, в которых существуют двойники каждого человека. Теория эта всегда считалась фантастической. Но лет пять назад дядя нашел ее экспериментальное подтверждение. Он рассчитал, что несколько раз в год между мирами возникает что-то вроде туннелей. Потом он смог обнаружить эти переходы своим прибором. Один из туннелей — в приусадебном парке. Два года назад дядя сконструировал установку, позволяющую перемещать предметы до ста килограммов из параллельного мира. Но их сначала нужно найти. На экране только серый фон, а живое существо выглядит красной тенью. Стоит к нему приблизить поле-манипулятор — исчезает. Очевидно, пугается непонятного явления. А туннели открываются минут на десять. В прошлом году мы смогли переместить из вашего мира мышь. Такая удача! Две недели назад увидели на экране большое светло-красное пятно, причем неподвижное. И вот перед нами вы! Грязный, едва живой, но человек. Регенерация конечностей — дело новое, дорогое, но дядя достаточно богат, поэтому может вам помочь.

Михаил давно уже сидел неподвижно, в одной руке держа фужер, другой сжимая край стола, и напряженно слушал.

— Я не в состоянии поверить в эти чудеса, сударыня.

— Ничего, — Анна улыбнулась. — Исцелитесь, съездим в Петербург — все встанет на места. Князь, скажите, раз вы скрывали происхождение, значит, в вашем мире правят большевики? Как вас разоблачили?

— В Омске обнаружили архивы Директории и Русской армии. Там было и мое личное дело. По закону подлости одного особиста перевели на фронт, а у него оказалась феноменальная зрительная память. Узнал в лейтенанте Иванове штабс-капитана Строгова — по фотографии, которую мельком видел в Омске. Я не признался ни в чем даже под пытками, но приговорили к расстрелу вместе с двумя дезертирами. Помню только боль в груди.

— Ужас! — Аня передернула плечами. — Видимо, вас закопали еще живым. К счастью, какой-то зверь разрыл могилу, а вы оказались в сфере действия манипулятора. Князь, а ваша попытка освободить царскую семью оказалась неудачной?

— Не пойму, откуда вам сие известно, графиня. Мы опоздали. Большевики уже расстреляли государя с родными.

— Кошмар! Значит, Ульянов не воспрепятствовал казни? А его застрелила Фейга Каплан?

— Ранила. Он прожил еще шесть лет. Извините, графиня, вы будто и впрямь не от мира сего.

— Вы правы, князь! В нашем мире Ульянов прислушался к германскому послу Мирбаху и велел отложить казнь августейшей семьи. Ваша группа освободила Романовых, хотя почти вся погибла в перестрелке. Тело вашего двойника не обнаружено...

— Утонул? — перебил Аню Михаил, у которого вдруг кольнуло в груди.

— Откуда вы знаете?

— Однажды приснилось. В восемнадцатом. Сон необычайно четкий, словно наяву.

— Обязательно расскажите дяде, — серьезно сказала Аня. — Это необычайно важно! Продолжу лекцию. Вскоре последовал удачный выстрел Каплан, и красные без вождя оказалась деморализованы. Ни Бронштейн, ни Джугашвили не смогли остановить белые армии. Второе Учредительное собрание определило, что Россия — конституционная монархия с сильной исполнительной властью. С тех пор у нас бессменный премьер-министр — отставной адмирал Колчак.

— Хотел бы я пожить в таком мире! — ухмыльнулся Михаил. — Скажите, графиня, мы в Харбине? А вы балуетесь сочинительством?

— Мы километрах в ста от Петербурга в имении графа Устинова.

— Ошибочка! — засмеялся Михаил. — С Ленинграда только в январе блокаду сняли. Наш Ленинградский фронт сейчас на Выборг наступает.

— Как же далеко вы гитлеровцев пропустили, — задумчиво сказала Анна. — Если я правильно поняла, ваш большевистский диктатор — Джугашвили. Он бездарно подготовился к войне? У нас вторая мировая затронула лишь несколько польских губерний. Впрочем, на сегодня довольно.

* * *

Михаил сидел в автомобиле рядом с Анной и не отрываясь смотрел в окно. Сомневаться больше не приходилось. Все правда. Небоскребы и сплошной поток автомобилей на петербургских улицах. Вывески с твердым знаком и ятем. Всюду портреты премьера Колчака и Николая Второго. И главное — всего за месяц действительно выросла нога.

Проехали мимо Таврического дворца, и Аня рассказала, что там заседает Госдума. Вскоре добрались до Летнего сада. Михаил облегченно вздохнул: те же фигурные решетки ограды и статуи на аллеях.

Расположились втроем на лавочке в тени разлапистого дуба.

— Убедились, Михаил Александрович, что мы говорили правду? — серьезно сказал граф Устинов.

— Факты — упрямая вещь, — согласился Михаил. — До сих пор не могу прийти в себя. Кажется, сейчас ущипну руку и проснусь… В могиле — восемьдесят лет назад. Но перейдем к делу. Вы говорили, что долголетие — чудо, данное премьер-министру и царской семье. Для народа это тайна за семью печатями. Вы ее хотите раскрыть, так?

— Именно, — ответил Дмитрий Борисович. — За тридцать лет исследований я ничего не добился. И вот случайно захватил из параллельного мира вас. Лицо показалось знакомым, проверил по базе. И вот, пожалуйста — вы историческая личность. Мгновенно появилась идея. Ведь только вы сможете понять, действительно перед нами тот самый Колчак, или же это грандиозная мистификация со сменой лиц. В любом случае он и Романовы мыслят категориями девятнадцатого века в двадцать первом. Россия превратилась в огромный склеп, отгороженный от мира железным занавесом. Триста миллионов человек обслуживают несколько десятков живых мумий...

— Но у вас выборная Госдума! — удивился Михаил. — Разве она не в состоянии изменить Конституцию?

— Теоретически это возможно, — согласился Дмитрий Борисович. — Скажите, князь, ваш Джугашвили дал народу конституцию?

— Да, за пять лет до войны. Говорят, самую демократичную в мире.

— Отлично! И вы можете свободно избрать советский парламент? Или как он называется?

— Верховный Совет. Свободно? Сие просто смешно, граф...

— Вот видите! Важен не только закон, но и его применение. Надеюсь, теперь вы понимаете. У нас тоже большевизм, только не красный, а белый. Поэтому нас хоть уважают, но боятся. Мы пчелы. Даем мед, но вдруг ужалим? Наш "мед" — нефть. Мы победители трех мировых войн. Германия наш главный союзник. Зона оккупации России — самая лакомая часть арабского мира. В усадьбе я вам наконец подробно покажу это в компьютере. А пока вкратце изложу свой план. Подробности — позже, в усадьбе. Я разработал для вас правдоподобную легенду и при необходимости мы подкрепим ее артефактами.

* * *

Дворцовую площадь заполнили многие десятки тысяч человек, но Михаил все же протиснулся к первому ряду оцепления, окружавшему трибуну. Здоровенные полицейские истекали потом, однако уверенно сдерживали толпу прозрачными пластиковыми щитами. Небольшой белый вертолет с изображением двуглавого орла на борту поднялся с крыши Зимнего дворца и опустился на миниатюрную площадку на трибуне. Толпа взорвалась громкими криками, приветствуя наконец-то появившихся царя и премьер-министра. Михаил пристально вглядывался в знакомые черты, подмечая каждую мелочь. Конечно же, это он, постаревший Александр Васильевич! Государя Михаил видел лишь дважды много лет назад, однако не сомневался: он самый. Чудеса! Сверху зазвучала величественная музыка гимна, и вся площадь в едином порыве грянула: "Боже, царя храни!" Михаил пел вместе со всеми, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Царь, похоже, обратил внимание на его пристальный взгляд, тоже присмотрелся, но затем, заглядывая в электронный блокнот, заговорил:

— Божией поспешествующей милостью, мы, Николай Второй, Царь и Государь Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский, Великий Князь Финляндский и Литовский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский, Аляскинский и прочая, и прочая, и прочая, намерены провозгласить торжественное празднование сто шестой годовщины Дня Спасения династии...

Слова царя потонули в восторженном реве. Лишь через несколько минут государь смог продолжить речь, перечислив десять смельчаков, освободивших Романовых из большевистского плена. После каждой фамилии на огромном экране, укрепленном на Зимнем, появлялся портрет. У Михаила сжалось сердце — вот они, его боевые товарищи: поручик Сидоров, подпоручик Удалов, ротмистр Хворов… Кто сложил голову, кто уехал за границу, лишь ему пришлось затаиться в глухой деревушке под безликим именем: не бросишь же на произвол судьбы стариков-родителей. Зато в этом мире двойники его друзей не сплоховали.

На экране появилась последняя фотография: "Командир отряда штабс-капитан князь Михаил Александрович Строгов. Родился в 1895 году, без вести пропал в 1918 году". Михаил вздрогнул, увидев лицо двойника. В этот момент царь снова пристально посмотрел на него и что-то шепнул Колчаку. Проницательный взгляд адмирала тоже остановился на Михаиле, после чего премьер-министр начал свою речь. Правда, Михаил не прислушивался к потоку банальных торжественных фраз. Сердце заколотилось, и он ничуть не удивился, когда полицейские со щитами расступились и из-за их спин вынырнули двое в штатском.

— Жандармский ротмистр Сергеев, — представился первый и показал удостоверение. — Извольте следовать за нами, сударь.

Вокруг Михаила мгновенно стало тихо. Никто больше не кричал приветствий, и все старались не встречаться взглядом с жандармом. Михаила провели под охраной полиции в подвал Зимнего. В уютном кабинете ротмистр вежливо предложил ему сесть в мягкое кресло.

— Как прикажете вас величать, сударь?

— Князь Михаил Александрович Строгов. К вашим услугам, Павел Петрович.

— Полный тезка, стало быть?

— Нет, тот самый.

— Без вести пропавший? Любопытно! — ротмистр нахмурился и нехорошо усмехнулся. — На вид вам всего-то лет сорок пять.

— Выслушайте меня, ваше благородие, — спокойно сказал Михаил. — Когда наш отряд пробился с семьей государя к Пышме, мы столкнулись с красными. Двух человек потеряли еще у Ипатьевского дома. Удалов и Хворов сопровождали государя к лодке, остальные вступили в бой в лесу. В живых из этой шестерки остался лишь я. Зато почти всех красных перебили. Я был ранен в ногу, но дополз до реки. Увидел, что лодка успела уйти далеко...

— Это вы могли прочитать где угодно, — нетерпеливо перебил его ротмистр. — Князь Строгов упал с берега в воду и утонул. Тело не найдено. Дальше!

— Точно! — Михаил кивнул. — Не помню, когда я очнулся. Течением меня унесло вниз и прибило к берегу. Помог крестьянин по имени Влас, он перевез меня к себе на подводе. В хлеву он уже прятал от красных помещика Голубева. Тот увидел меня в плачевном состоянии и сказал, что помочь мне сможет лишь его брат, талантливейший врач. За две недели Влас привез нас в деревню Кресты в сотне с небольшим верст от Петербурга. Тихон Алексеевич Голубев сразу ампутировал мне правую голень из-за начавшейся в пути гангрены и сказал, что у меня редкая болезнь крови, которую даже он исцелить не в состоянии. Зато он изобрел способ погружать человека в долгую спячку, словно медведя. Я не очень верил, но ведь утопающий цепляется за соломинку. Я согласился пролежать год или два в установке профессора Голубева, пока он не придумает, как справиться с болезнью. Меня уложили в какой-то железный цилиндр с кучей приборов. Проснувшись, я увидел перед собой совсем другое лицо — графа Устинова. Он случайно нашел установку в подвале дома вымершей деревни на своих землях. От него я узнал, что больше века пролежал в анабиозе. Граф вылечил мою болезнь и восстановил ногу. Таких чудес я не ожидал, ваше благородие. До сих пор в себя прийти не могу. А Дмитрий Борисович пытается разобраться с установкой Голубева. Когда он открыл ее, все приборы взорвались. Покойный профессор не хотел, чтобы его тайны знали. Оказывается, его расстреляли красные: не захотел им помогать.

Михаил встретился взглядом с ротмистром и понял, о чем тот думает: сумасшедший, лжец или крамольник...

— Ваше благородие, я слышал, что живы многие потомки моего брата Николая. Велите провести генетическую экспертизу, — спокойно предложил Михаил.

— Сделаем, — холодно ответил ротмистр.

В кабинет без стука вошел энергичный старик в белом халате и с интересом посмотрел на Михаила, пощипывая бородку на длинном лице.

— Князь Евгений Сергеевич Боткин, лейб-медик, — представился он. — Можете не называть себя, сударь, я слышал вашу беседу. Скажите, на какой щеке у профессора Голубева была черная родинка?

— Ни на какой, — уверенно ответил Михаил. — Только шрам на подбородке справа. Я заметил, хоть Тихон Алексеевич его бородой маскировал.

— Действительно, — удивленно сказал князь Боткин. — Ну-с, милейший, а что приключилось с государем незадолго до нападения красных? В книгах этого точно нет.

— Дай бог памяти… — Михаил прикрыл глаза. — Государь споткнулся и упал. Сие случилось так внезапно, что с августейших уст слетело непечатное словцо (Михаил написал его), потом крик: "Змея!" Вы осмотрели его ногу и сказали: "Укол сухой веткой и ожог крапивой. Поторопимся, ваше императорское величество".

— Господи! — воскликнул лейб-медик. — Неужели я обнаружил не все труды профессора Голубева? Ротмистр, сие очень похоже на правду! Немедленно проверьте! Князь, не обижайтесь, вы же человек военный. Придется вам несколько дней пожить в неволе. Документов-то у вас нет. Не волнуйтесь, условия будут отличные. Распорядитесь, пожалуйста, Павел Петрович.

Лицо ротмистра сразу посветлело, и он сам проводил задержанного в отведенную тому спальню. Оставшись один, Михаил сразу рухнул на постель. Черт возьми, все висело на волоске! Но не зря ему приснился тот сон, ох, не зря! Настолько яркий, что навсегда запечатлелся в памяти. Видимо, не только между мирами порой возникают туннельные переходы, о которых толковал граф Устинов, но и между сознанием двойников. Доктор сомневался, а Михаил рискнул — и не прогадал. А генетическая экспертиза — чепуха. Граф Устинов с Аней уже давно провели ее.

* * *

Михаил навытяжку стоял перед государем и премьер-министром. Неужели и впрямь поверили? На него испытующе смотрели две пары глаз, но в них еще читалось некоторое сомнение.

— Садитесь, князь, — предложил царь. — Признаться, мы до сих пор ошеломлены вашим столь неожиданным появлением. Портрет, а вы рядом, только лет на двадцать старше. Александр Васильевич решил было, что сие умышленная мистификация. Однако дерзость ваша подтверждает, что на нее мог пойти лишь человек, с порядками нынешними незнакомый.

— Давайте вспомним, Михаил Александрович, всю подноготную операции, на которую я вас уполномочил, — предложил премьер-министр. — Мы с государем могли что-то подзабыть за целый век.

— Охотно, ваше высокопревосходительство, — Михаил кивнул. — Действительно, как сейчас помню ваш кабинет в Омске...

Он рассказывал почти час с такими подробностями, что его не раз прерывали восклицаниями: "Надо же!", "Точно!", "А я совсем забыл!" Затем оба правителя пожали ему руку, а царь обещал орден Святого великомученика Георгия второй и первой степени (первые две Михаил получил еще на германской войне).

Михаила проводили к царице, цесаревичу, великим княжнам и их многочисленному потомству. "И впрямь склеп", — подумал он, глядя на десятки благодарящих его бодрых старцев.

— Служить будете у меня, — сообщил Колчак по окончании встречи. — Установка Голубева вам не повредила, разве что возраста лет двадцать добавила вместо сотни. Вы в отличной форме, князь, к тому же человек старой закалки.

На следующий день Михаил с Колчаком и офицерами охраны на электромобиле через туннель под дном Невы за несколько минут добрались из Зимнего до бывшего здания двенадцати коллегий. Там теперь располагался аппарат премьер-министра. Колчак сам показал новому помощнику его шикарный кабинет.

— Господин, который прежде здесь служил, стал терять хватку, — пояснил премьер. — Оставил без внимания несколько рапортов о проявлении вольнодумства. Жандармерия разбирается, умысел сие или глупость. Увы, в третью мировую мы слишком много общались с американскими и европейскими союзниками, нахватались у них сумасбродных идей. Поэтому за последние десять лет люди разболтались. Не сомневаюсь, князь, вы сразу разглядите крамолу.

Несколько дней Михаил изучал свои обязанности. Еще в усадьбе графа Устинова он удивлялся, как просто обращаться с таким сложным устройством как компьютер. И хотя в голове до сих пор не укладывалось, как может работать такое чудо техники, Михаил уверенно нажимал на клавиши или диктовал аппарату голосом. По электронной почте приходили рапорты от глав департаментов с просьбой разрешить издание книги или эфир фильма после одобрения их цензорами. Бывали сомнительные случаи, когда никто не хотел брать на себя ответственность. Тогда Михаил просматривал спорные эпизоды и на всякий случай все запрещал, а об авторах скрепя сердце тут же отправлял информацию шефу корпуса жандармов.

Иногда Михаил сам входил во всероссийскую сеть и выборочно просматривал обсуждение какого-нибудь нового романа или телепередачи. За лояльность российских подданных беспокоиться не приходилось: никто без нужды не упоминал не то что высоких особ, но даже губернаторов или градоначальников. Не было недостатка в похвалах государству, единственному на планете, которое сохранило нравственность и чистоту в окружающем мире вседозволенности. "Жалко, не можем мы хоть иногда заходить в Интернет, — рассуждал один из форумчан. — Рассказали бы развращенным американцам, как хорошо живем". "Еще чего! — отвечали ему. — На Западе уже фобия-2020 свирепствует, без компьютерного общения умирают, из квартиры выйти не могут!" Михаил покачал головой. Не такую Россию защищал он в гражданскую от красных! Ладно, никого хоть не казнят за вольнодумство: в Сибири и на Аляске места крамольникам хватает.

Однажды Михаила пригласили к доктору Боткину. Тот с группой инженеров рассматривал большой ржавый цилиндр, облепленный корпусами приборов. Все они были безнадежно испорчены взрывами.

— Эти господа не могут разобраться, — Боткин кивнул на инженеров. — Князь, вы не помните, как выглядела установка в восемнадцатом? Любые подробности!

— Увы, Евгений Сергеевич, ничего не разглядел, — Михаил развел руками. — В подвале лишь одна свеча горела. Влез в сей цилиндр — и будто заснул. Профессор сказал на прощание: "Бог даст, и проблему бессмертия к вашему пробуждению удастся решить". Как я понял, вы преуспели гораздо больше него.

— Ну да, — смущенно подтвердил князь Боткин, пощипывая бородку. — Он рассказывал мне кратко о своих исследованиях, а после освобождения Петербурга обнаружились его бумаги. Увы, не все, так что о бессмертии говорить пока рано. Долголетие — да, с оговорками...

— Согласен, Евгений Сергеевич, — Михаил кивнул. — Долголетие должно быть достоянием лишь правителя, августейшей семьи и их хранителя. Иначе миру грозят перенаселение и голодная смерть.

— Разумеется, князь. Тем паче у государства просто не хватит средств на всеобщее долголетие. Спасибо за ваши хлопоты.

— Сожалею, что не смог помочь.

По вечерам Михаил связывался по компьютеру с графом Устиновым и Анной. Беседовать приходилось лишь о невинных вещах, ибо жандармерия, конечно, записывала все разговоры. "Здоров!" — всякий раз заканчивал Михаил, и граф Устинов понимал, что ничего выяснить не удалось. Глядя в грустные глаза Анны, Михаил мысленно вздыхал. И почему они далеко друг от друга? Ведь он уже догадался, что ей совсем не безразличен.

Через несколько дней после разговора с Боткиным Михаил оказался на совещании у Колчака. Премьер собрал всех помощников и начал долгую речь о том, что на его юбилей приедут иностранные делегации. Это неизбежное зло, и вредные последствия от него должны быть минимальными. Однако закончить сентенцию Колчак не успел. Он схватился за горло и упал с кресла на мягкий ковер.

— Что случилось, ваше высокопревосходительство? — Михаил метнулся к нему и попытался поднять.

— Что ты делаешь, безумец? — услышал он сразу несколько голосов. — Беги! Не то сгниешь в Сибири!

В мгновение ока кабинет очистился от помощников Колчака. Михаил еще раз попробовал поднять премьера, но тот судорожно уцепился за ворс ковра. Вдруг лицо правителя изуродовала страшная гримаса, и он громко заговорил резким неестественным голосом, словно обученный попугай:

— Запас жизненной энергии иссякнет через два месяца. Носитель немедленно должен получить...

Михаил схватил бумагу со стола и принялся записывать непонятные инструкции, насыщенные латынью. Вряд ли кто из его новых коллег, привыкших к клавиатуре, был способен на такую прыть.

— Ваше усердие излишне, князь, — вдруг услышал Михаил голос доктора Боткина. — Сей бред — сущая бессмыслица. Надеюсь на вашу скромность. Обсуждать болезнь премьер-министра — дурной тон.

— Немее меня только камень, — серьезно сказал Михаил.

Боткин взял у него лист бумаги, просмотрел с несколько нарочитым безразличием и сжег в пепельнице. В этот момент Колчак поднялся с ковра и сел в кресло, вытирая со лба холодный пот.

— Я не предупредил вас, князь, но вы должны были все понять и бежать вместе с остальными, — строго заметил премьер-министр.

— Но я не мог оставить вас, — возразил Михаил. — Думал, остальные струсили.

— Да, это мое упущение, — согласился Колчак. — Что делать, старею. Вы свободны. Евгений Сергеевич позаботится обо мне.

Вечером в конце разговора с графом Устиновым вместо обычного "здоров" Михаил сказал "болит голова". Не успел он запить таблетку тройчатки, как в его апартаментах в подвале Зимнего появились двое вышколенных слуг с незнакомым доктором.

— Князь Боткин велел провести медицинское обследование всех участников сегодняшнего совещания у премьер-министра, — вежливо сказал врач. — Извольте пройти с нами, ваше сиятельство.

Когда через полчаса Михаил возвращался к себе, поддерживаемый под руки слугами, его все равно покачивало. "Вот так укол", — бормотал он себе под нос.

Утром он ничего не помнил о вчерашнем инциденте и с удивлением смотрел на две пустые бутылки из-под коньяка на столе у кровати.

— С чего бы это я вдруг? — вслух сказал он себе. — Видно, старею. Не пойдет за меня Аннушка.

Вновь размеренно потянулись похожие друг на друга дни, но однажды Михаил был немало изумлен, услышав, как на его обычное "здоров" Дмитрий Борисович сказал: "По-моему, вам пора отдохнуть". Однако рассуждать не было времени.

Наутро он связался по компьютеру с Колчаком и сообщил, что вспомнил нечто важное. Вскоре дежурный офицер проводил Михаила к премьер-министру. Секретарша подала коньяк и удалилась, играя шикарными бедрами.

— Я не задержу вас долго, Александр Васильевич, — тихо сказал Михаил. — Однажды князь Боткин спрашивал у меня про установку профессора Голубева. Тогда я ничего не мог сказать, а сейчас, окончательно оправившись от болезни, вспомнил. Только не про аппарат. Я лежал уже внутри, но крышку профессор еще не закрыл. Что-то записал на листке и подошел к стене. Потом вернулся к аппарату. В руке уже ничего не было. Я тогда решил, что Голубев бросил бумагу на пол, а теперь думаю: может быть, он спрятал ее в тайник в стене?

— Но ведь жандармы там все простучали, — с сомнением в голосе произнес Колчак.

— Разумеется. Но вот что я сегодня вспомнил: тогда стены были из красного кирпича, а теперь из белого.

* * *

— Вот здесь! — Михаил указал ротмистру Сергееву на угол подвала.

Жандармы принялись за работу. В подвале стало пыльно, и ротмистр с Михаилом отошли подальше.

— Есть, ваше благородие! — послышался радостный голос через полчаса.

Под белым кирпичом действительно оказался красный, а под ним — дверца сильно заржавевшего сейфа. Сначала ее проверил сапер и удовлетворенно кивнул:

— Нет взрывчатки, ваше благородие.

Еще час потребовался жандармам, чтобы смазать замок и подобрать код. И вот дверца распахнулась. В сейфе оказалось несколько пыльных конторских книг, исписанных мелким почерком. Михаил успел разглядеть схемы и формулы. Записки упаковали в сумку, которую ротмистр опломбировал. Когда выехали обратно, Михаил заявил, что ему нужно повидать графа Устинова: давно не виделись. По автомобильному компьютеру связался с Колчаком и получил разрешение.

Сердце Михаила радостно забилось, когда из-за леса показалась знакомая усадьба. Микроавтобус с жандармами поехал дальше в Петербург, а Михаила в автомобиле подвезли к дому. Анна выбежала на крыльцо. Михаил поцеловал ей дрожащую руку и посмотрел в глаза. Сомневаться не приходилось: она ждала его. Следом за племянницей показался Дмитрий Борисович. Мужчины обнялись и прошли в столовую. За обедом о делах не говорили, а потом отправились в парк, где уютно расположились на лавочке.

— Предосторожность не помешает, Михаил Александрович, — тихо сказал граф Устинов. — Жандармы могут продолжать проверять вас и прослушивать мой дом. Здесь же мы в безопасности.

— Честно говоря, я ничего не понимаю, — признался Михаил, подробно рассказав обо всем, что с ним произошло после митинга. — Вы дали команду действовать, когда я толком ничего не узнал.

— Но ведь вы пятнадцатого августа сами подали сигнал "болит голова"! — возразил Дмитрий Борисович. — Правда, подтверждения потом не было.

— Неужели? — изумился Михаил. — Утром шестнадцатого у моей кровати стояли пустые бутылки из-под коньяка...

Выслушав его, граф Устинов достал из кармана шприц и велел Михаилу обнажить руку. Анна взяла кровь из вены и ввела ее в портативный анализатор.

— Теперь все понятно! — воскликнул граф Устинов, глядя на дисплей. — Вам ввели спецсредство, и вы забыли о событиях предшествующих двенадцати часов. Видимо, пятнадцатого увидели что-то очень важное. К счастью, эта новинка несовершенна, с ней легко справиться. Смотрите мне в глаза! Вы устали, вам хочется спать...

Михаил открыл глаза и посмотрел на часы. Сорок минут пролетели как один миг.

— Не знал, что вы еще гипнотизер, — удивленно сказал он. — Я что-нибудь рассказал?

— Да, — граф Устинов кивнул, пересказал Михаилу события забытого дня и продолжил. — Кажется, тайна долголетия наших правителей скоро перестанет существовать. Михаил Александрович, некоторые труды молодого профессора Голубева я обнаружил в архиве, когда работал над диссертацией. Меня поразила оригинальность его замыслов. Большевики лишили Россию величайшего врача и микробиолога. Позже я просматривал старые книги в усадьбе и узнал, что Голубев снимал домик на землях моих предков. Деревенька Кресты вымерла, но в развалинах дома я нашел ржавую установку и сейф. Подобрать код не удалось, но я расклепал заднюю стенку. Из записей профессора узнал о его гипотезе по анабиозу и теории симбиоза человека и микроорганизмов. Поэтому вы получили от меня такие четкие инструкции. Книги Голубева я скопировал, вернул в сейф и снова заклепал его. Сейф закопал там, где вы его нашли. Не доведенную до ума установку жандармы забрали ранее. Теперь все становится на места. Боткин проговаривается вам, что нашел не все записи Голубева. Значит, профессор все-таки закончил свои труды — в сейфе лишь их наметки. Думаю, так называемый бред Колчака — четкие инструкции иного существа.

— Что? — в один голос воскликнули Михаил и Анна.

— В нашем организме сто триллионов клеток, и лишь одна десятая — человеческие, — пояснил граф Устинов. — Мы существуем в полезном симбиозе с некоторыми микроорганизмами, в частности, обитающими в кишечнике. Голубев работал над тем, чтобы все они как бы образовали единое существо. Ведь наш мозг тоже состоит из множества клеток. Почему бы неким микроорганизмам не образовать аналогичное сообщество? Как я понимаю, Боткин наткнулся на эти труды много лет назад. Возможно, сам закончил исследования. А вот записи по анабиозу к нему не попали, поэтому он так заинтересовался вами. Так или иначе, Боткин каким-то образом объединил все человеческие микроорганизмы в единое существо. Оно не может существовать вне человека, поэтому кровно заинтересовано в своем носителе. Очевидно, оно решило проблему старения. Время от времени этот не то паразит, не то симбионт подавляет сознание носителя и дает инструкции для обновления дряхлеющего организма. Конечно, в кабинете Колчака все записывалось, поэтому вашу бумагу Боткин спокойно сжег. Но теперь я знаю, чего хочет паразит. Самое большее через полгода я разберусь с его ребусом и решу проблему долголетия.

— Боюсь, я опять мало что понял, — сказал Михаил. — Выходит, чтобы жить века, надо поселить в себе какого-то разумного глиста?

— Он уже в нас, — пояснил граф Устинов. — Но в виде отдельных микроорганизмов. Каким-то химическим способом их объединяют в сложнейшую колонию.

— Нет уж, такое бессмертие мне не нужно. Вдруг эта тварь начнет вместо меня думать?

— Проблема, наверно, решаемая. Боткин еще сам многого не понимает, иначе зачем ему инструкции паразита? В конце концов разберемся — молодых умов у нас хватит, лишь бы им не мешали живые мумии. Тогда у каждого человека появится право выбора.

— А что делать мне? — поинтересовался Михаил.

— Теперь даже не знаю, — признался Дмитрий Борисович. — Может, лучше просто убить Колчака? Вы это сделаете даже голыми руками. Без него белая тирания рухнет. Царь слишком слаб, чтобы ее поддерживать.

— Не могу, — вздохнул Михаил. — Диктатура, подавление инакомыслия — да. Но Колчак никого не казнит. Зачем же нам действовать методами большевиков?

— Вы правы, — согласился граф Устинов. — Что ж, остается другой путь. Долгий, трудный, но надежный: дать долголетие народу. Когда "бессмертных" станет достаточно много, диктатура лишится своей главной тайны, своего козыря и вряд ли не устоит. А вы возвращайтесь во дворец, наблюдайте дальше. Может, придумаете что-нибудь получше.

— Перед отъездом мне бы хотелось разрешить одно дело, — смущенно сказал Михаил, покраснел и встал со скамейки. — В вашем присутствии, Дмитрий Борисович, я прошу Анну Федоровну стать моей женой.

Лицо Анны зарделось. Не в силах ничего сказать, она только кивнула. И тогда граф Устинов вложил руку племянницы в руку князя Строгова.