ЛоГГ. 17 мгновений лета. 4. Дуэль

— Юлиан, у этого Рубинского и впрямь амбиции были как про него говорят, — вполголоса, но с апломбом хозяйки этого уголка обитаемого мира говорила Карин. — Мне даже нравится, что имперцы заняли этот его особнячок, он им вполне подходит по статусу. Всё же вкус у него был на уровне, просто приятно тут находиться.

— Что ни узурпатор верховной власти, так обязательно с эстетическим вкусом у него всё в порядке, — с тяжёлым вздохом печально ответил командующий республиканской армией.

Катерозе на секунду хищно оскалилась, но молнии в её глазах заплясали всерьёз и надолго:

— Что поделать, если это главное упущение Союза, исключая Трюнихта, разумеется? Впрочем, он и сам тот ещё узурпатор, страшно подумать, что было бы, не подстрели его наш красавец генерал-губернатор! Кабы республиканцы хоть чуток уважали своих воинов, глядишь, судьба Союза была бы иной! А то — жрать с пластмассовой посуды — это ж курам на смех!

Юлиан почувствовал смутное раздражение — похоже, имя ему было всё-таки ревность...

— Как ты сказала? — он ещё не полностью очнулся от тяжёлых раздумий о предстоящем, но требовалось показывать, что он не игнорирует реальность. — НАШ генерал-губернатор, да ещё и красавец??? Что за компрадорская лексика, дорогая? Сколь бы не был выгоден на деле поступок Ройенталя, он не перестаёт быть противозаконным.

Катерозе в сердцах тряхнула головой — это означало, что её настроение могло уже испортиться...

— Милый, я сказала вообще-то правду — ты не можешь этого отрицать ни на каких условиях. Это был наш генерал-губернатор, он сделал для территории столько, сколько наши чинуши не сделали бы никогда за десятилетие. То, что он был красавец — это объективный факт, дорогой, странно лишь, что об этом все стыдливо молчат, а я не вижу причин помалкивать. Как ни печально, все истинные красавцы погибают, очень жаль, — она нежно погладила карман куртки, где лежал шёлковый мешочек с кудрями её отца, которые принёс ей Юлиан, и только в этот момент он услышал от неё долгожданное "я тебя люблю". — А что касается противозаконности… я не буду тебе напоминать, как относился к Трюнихту адмирал Ян, но как насчёт того, что важнее — закон или человек? Если первое, то Союз погиб вполне себе логично!

Тут уже сам Юлиан замотал головой, отбрасывая дежурную рассеянность.

— Да сколько ж можно расхваливать имперцев по всяким поводам, в конце концов?! Теперь у тебя Ройенталь красавец, а что дальше? А ведь между тем не ты ли поощряла, когда твой отец бахвалился дуэлью с ним?

Катерозе против ожидания весело рассмеялась.

— Да, он очень смешно это делал, глупый взрослый ребёнок, вообразивший, что равен взрослому мужчине, — она томно прикрыла глаза, закинув руки за голову. — Конечно, поощряла — потому что знала, что дальше наших коридоров это не уйдёт, а погладить его по шёрстке очень хотелось. Захоти Ройенталь всерьёз его размазать — я бы с отцом не повидалась вовсе, так что у меня есть и свои причины говорить о нём правду, и плевать, что это имперец, даже такого ранга, Юлиан. Неужели неясно до сих пор? И потом, это вовсе не единственный красавец среди приближённых императора — их тут сотни — а наша армия не могла похвастаться наличием красивых мужчин никогда! — она резко поставила руки ладонями на талию и озорно открыла свои бездонные глаза, видимо, недовольная тем, что не дождалась поцелуя. — Кроме отца и Поплана даже назвать некого, ха-аха! Разве что адъютант Меркатца ещё прибился, но и он не местный, что называется.

Юлиан беспомощно развёл руками, насмерть сражённый этой женской логикой...

— Этак что же получается, что я тоже урод? — удивление было столь сильным, что у него не было сил даже обидеться. Собеседница воспользовалась этим его замешательством в полной мере для выполнения своих замыслов — налетев на него словно вихрь, Катерозе резко сжала его сильным объятием и припечатала крепким поцелуем, а затем столь же быстро отпустила, словно ничего этого только что не было.

— Ты вне конкурса вообще, милый, — назидательно сказала она, манерно покачав указательным пальцем у него перед носом. — Но нужно учитывать те статьи, где нас положили на лопатки, а не обижаться. Посмотри — даже наша типа бравая форма рядом с имперским мундиром просто лохмотья, а ведь встречают по одёжке, как говорится… Когда феззанки шипят, видя нас, одно слово: "Оборванцы!" — я знаю, что они правы. Думаешь, мне приятно это осознавать? Наш уютный Изерлон строила тоже империя, не забывай.

Юлиан в ужасе схватился ладонями за виски. Столь мещанский взгляд на вещи был ему абсолютно чужд, но крыть было нечем. Не он ли сам молча воевал за чистоту и порядок в доме адмирала Яна, просто не задумываясь над бытовыми мелочами? Ведь действительно, даже семейство Казельн настоятельно давало понять всем своим существованием, что спартанские условия для людей — не самый лучший выбор, тем более, жить в них постоянно… А ещё в памяти всплыла старая феззанская язвительная острота: "В отличие от имперской армии, в повстанцы брали кого попало, вот и результат, хи-хи!" Он не знал, что подруга тоже часто вспоминает мадам Казельн, но в связи с тем, что услышала от неё однажды...

"Карин, дорогая, все эти мужские игрушки — на деле просто чепуха, было б чем им заняться. Я действительно не разделяю ничьих убеждений — они чушь, вообще-то. Фредерика стала офицером только потому, что её отец был им — будь он судьёй или адвокатом, она стала бы юристом и точно так же нашла себе мужа, только семьянина посерьёзнее, честно говоря. Уж за год семейной жизни мог бы сделать девочке ребёнка — очень странный парень этот Вэньли. Я же стала женой перспективного офицера лишь потому, что знала, что моего парня всё равно пригребут в армию в нашем идиотском государстве. Мне был нужен он, а не трепотня о демократии и прочей ерунде. Он меня любит — и это всё, что мне от него нужно, взамен я даю ему понять, что он может всегда рассчитывать на меня. Всё. И мне без разницы, что там у него на воротнике — орёл, лев или триколорная ерунда с пятиугольником. Но пока ты не влюблена всерьёз, нечего цепляться за что попало — попадается обычно всякая мелочь. Не нужно бросаться людьми, тут ты права, но и разделять все их заморочки ты вовсе не обязана".

— Ты что ж, на самом деле недовольна тем, что не носишь обычное женское платье из солидарности со мной? — убитым голосом проговорил Юлиан. — Я дурак, что не подумал об этом.

— Это так, но что это меняет? — усмехнулась Катерозе. — Я достаточно хорошо смотрюсь и в форме, а надень я что гражданское — все решат, что ты завёл шашни с имперскими дамами и твоя репутация пострадает всерьёз. А вздумай ты напялить что-то вместо формы — считай, карта наша бита вовсе, раз подстраиваемся под победителей. До чего неприятно всё-таки разгребать чужие огрехи...

— Ты полностью права, — вздохнул Юлиан и наконец сообразил нежно обнять её.

— Что за шараду ты опять решаешь в уме? — проворковала она, погладив его по волосам. — Говори, я же вижу.

Юлиан снисходительно улыбнулся.

— Она называется "почему де Вилье хотел убить императора". Похоже, это из-за эпизода с ним мы получили ещё одну аудиенцию, а вовсе не из-за важности наших совместных соглашений.

Катерозе звонко и заразительно засмеялась.

— Всего-то? Да тут думать нечего даже. Не устоял перед искушением попытаться, вот и всё. А император просто великодушен, как все настоящие мужчины.

— То есть? — озадаченно переспросил Юлиан.

— То есть де Вилье эмоционален, как все честолюбцы, которых не устраивает сидеть на задворках мира и прозябать там со скуки. То есть он, будучи реальным лидером, завидовал императору, у которого получилось то, что он сам хотел бы сделать — вопрос, мог ли и прочая оставим в стороне, — азартно пустилась в пояснения подруга, величественно пылая жарким огнём в глазах. — Люди же часто дерутся не с реальными противниками, а со своими абстракциями, которые они наложили на образ других людей и назвали тех своими врагами. А эмоции — штука такая, которую нельзя недооценивать, иначе бы ты оставил де Вилье в живых, верно? Коль скоро же ты — последний, кто его видал, то тебя об этом и спрашивать — обычный полицейский опрос в таких случаях вовсе неэффективен, детали теряются. Ты ведь не всё знаешь из того, что известно императору по этому делу? Почём тебе в таком случае знать, что ему может быть интересно? Вот и не задавайся больше глупыми вопросами — лучше подумай, что привезём в подарок Шарлотте и её сестре.

Юлиан молча тяжело вздохнул — ему не нравились эти внезапные переходы на бытовые мелочи, но протестовать он опасался. Катерозе с таким удовольствием носилась по всем выставкам, музеям, концертам, спектаклям, которые вежливо предлагали посетить имперские сопровождающие, что он не мог даже помыслить о том, чтоб ей отказать: "Ну где же я ещё могу увидеть такую красоту, Юлиан, ну сам посуди!" Приходилось сопровождать её, тем более что делать особо было нечего. Но и Аттенборо был прав в своих подозрениях, обронив как-то вполголоса: "По улицам слона водили..." И уж чего стоит это уведомление об аудиенции только для них двоих! Ощущение, что почва потихоньку уходила из-под ног, становилось всё навязчивее — так, должно быть, ощущал себя Лебелло, приняв на себя всю полноту власти в своё время. "Нету драки — нету популярности" — любил говаривать отец Карин, но что это за жизнь, если драка в ней — сплошная?

К счастью, а может, и наоборот, но думать стало некогда — появился церемонийстер с дежурными словами, и Юлиан, инстинктивно превратившись в галантного кавалера, повёл Катерозе под руку навстречу судьбе.

Огромная гостиная явно была рассчитана на немного скромненький бал, не иначе — первое, что приходило на ум. Лебелло бы точно позавидовал, отчего-то подумалось само собой. И Фредерика бы тоже заценила — но для императора роскоши просто фатально недостаточно — резюмировал бы любой соотечественник… Какой удар по шаблону, в самом деле, сразу же — нет, не зря адмирал Ян вставал навытяжку на своём мостике, услышав сообщение о прибытии флагмана императора и отдавал честь — Юлиан все чаще ловил себя на том, что и сам еле держится, чтоб не вести себя подобным образом. А когда-то ненавидимый им за блестящие победы Лоэнграмм преспокойненько сидел сейчас на просторном диване, потому что ничего похожего на трон соорудить приказано не было, едва ли не спиной к гостям, и перебирал руками старинные клинки, в ножнах и без — от них и вправду нельзя было просто так отвести взгляд. Он был без плаща и верха мундира — после непонятного выздоровления от смертельной болезни он ходил так по-домашнему постоянно, и лишь пару раз в особо торжественных случаях выходил в полном церемониале. Золотые волосы сияли на ярко-синей рубахе дорогущей ткани, будто лучи солнца в полдень. На низком столике для сладостей и кофе тоже лежала пара шикарных клинков, так что, усевшись напротив в приготовленные для гостей кресла, посетители могли и сами до них дотронуться легко. Никого, кроме Эмиля, молча поднёсшего гостям чай, не было, и Юлиан, поначалу очень напрягшийся от этого, обнаружил, что побеждён этой нарочито домашней атмосферой.

Император весело кивнул и лучезарно улыбнулся, чуть подмигнув, прихлебнул из кружки первым:

— Молодцы, что пришли. Разбираю тут некоторые антикварные игрушки, решил и вас позвать, дело интересное. Вы ж не любители скучать, я так понял?

Эмиль молча поставил перед Катерозе вазу со сладостями. Та, помедлив, потянула к ней руку.

— Ну, как ни смешно прозвучит, — беспомощно развёл руками Юлиан, — а так получилось, вот и всё.

Райнхард весело и беззаботно рассмеялся.

— Вот так оно обычно и бывает, — получается само и как само хочет, верно? — он снова подмигнул, не переставая улыбаться, и взялся потягивать чай, просто сияя теплом и светом на гостей.

Юлиан молча кивнул.

— Вы прекрасно выглядите, Ваше величество! — с искренней радостью заявила вдруг Катерозе. — И… Ваша держава и люди тоже… — она умолкла, и Райнхард поблагодарил величественным кивком в её сторону. Он не был польщён, но доволен — и не желал этого скрывать, как видно. Юлиан не знал, что на деле означал этот обмен любезностями, и снова промолчал.

— Зачем ты окончательно убил де Вилье? — с лучезарным радушием спросил его император, однако было заметно, что вопрос вполне деловой. — Нужно было хотя бы допросить его, у нас ведь обоих были к нему счёты. Тоже мне деятель государственного уровня, хе-хе.

Юлиан тяжело вздохнул и покачал головой:

— Слишком ненавидел.

— Кабы ты его слишком ненавидел, — усмехнулся в ответ император, — так полез бы голыми руками душить и ногами пинать, а не прицельно расстреливать. Ты опасный противник, получается, верно? — он опрокинул в себя едва ли не всю кружку и застыл с улыбкой, от которой можно было ждать чего угодно.

Юлиана бросило в жар, и он лишь беспомощно пожал плечами. Ему захотелось отвести взгляд от этой улыбки, демонстрирующей всю истинную силу имперской мощи, и он поневоле остановил его на лежащих так близко и завораживающих любого мужчину клинках.

— Нравятся? — нарочито бесцеремонно поинтересовался Райнхард, прихлёбывая из кружки дальше и прищуриваясь, будто высматривал что-то, известное ему одному.

— Да, очень, — почтительно проговорил Юлиан, радуясь про себя перемене темы.

— Помнится, с топором ты управлялся неплохо на моём флагмане, — с лёгким оттенком пренебрежения заметил император, поставив пустую кружку на стол и замерев в этом положении, — а как ты в работе с таким оружием, для офицеров повыше твоего текущего звания, а? — его тон стал каким-то заговорщицким, и собеседник наконец мило улыбнулся в ответ.

— Не на тренировке ещё не дрался, — с искренним добродушием сообщил Юлиан и взялся за рукоять. — Да и столь дорогие гун-то мне видеть ещё не приходилось.

Катерозе занервничала, сама не понимая, отчего, и одним махом съела несколько сладких кусочков какого-то мармелада. Вкус был слишком силён — ничего подобного она раньше просто не пробовала.

— Может, проверим? — нарочито беззаботно бросил император, оставив кружку и непринуждённо взяв в точности такой же, разве что с иными украшениями, клинок у себя с колен и чуть подняв его вверх. — Доставишь мне это удовольствие, а?

Юлиан, только что с радостным восторгом рассматривавший грозное оружие, застыл с потемневшим лицом.

— Шутить изволите, Ваше величество? Спарринг с Вами — и мне? — он даже не пытался скрыть своё потрясение, чем явно доставил удовольствие собеседнику.

— А что удивительного-то? — с напускным безразличием прокомментировал тот, неспешно вставая на ноги. — Как задираться к моим адмиралам в космосе — так нормально, как шастать по моему флагману без разрешения с бандой отморозков — так ничего, а как прямой поединок — так тебе удивительно? — он беззаботным жестом поправил гриву золотых волос, и застыл, картинным движением обнимая рукоять обоими руками. — Ну?

— Как Вам будет угодно, — совсем убитым голосом проговорил Юлиан, вставая. Он абсолютно не знал, что и думать — развесёлый тон императора скорее навевал ожидания, что всё сказанное — шутка...

— Благодарю за такие слова, — с величественным высокомерием усмехнулся Райнхард, кивнув головой. — А то мне очень угодно наконец разобраться с тобой, наглец, посмевший обругать мою династию при моих же адмиралах, — его тон продолжал быть весёлым, но теперь стало понятно, что шутить он и не думает даже. — Болеть и умирать, значит? Да не дождётесь, дорогой наш командующий республиканцами, понятно? — улыбка императора осталась добродушной, но в глазах полыхнуло что-то уж совсем другого рода. — Сюда! — скомандовал он, чуть ли не прыжком выбираясь из-за стола и быстро двигаясь по открытому пространству гостиной. — Места тут хватит вполне.

Юлиан, совершенно ошеломлённый происходящим, еле нашёл в себе силы повиноваться. У него просто было недостаточно времени осознать, что всё это — не дурной сон… Император, будто продолжая от души развлекаться, не торопясь чертил своим оружием в воздухе перед собой знаки бесконечности.

— Ну, где тебя носит, олицетворение хаоса и безответственности? — с беззаботным смешком проронил он. — Давай, разбирайся со своим недоразумением, пока у тебя есть такая возможность, или ждёшь, что я передумаю?

Катерозе смотрела на него, как заворожённая, но вместе с тем на её лице начало проступать что-то ещё, вроде понимания неизвестно чего. Юлиан, оскорблённый тем, что её взгляд направлен не на него, поспешил приблизиться к противнику с криком: "К Вашим услугам, сударь!" и скрестить лезвия...

— Вот и славно, — с весёлым смехом отозвался император и атаковал с такой мощью, что Юлиан успел усомниться в своих силах вовсе и окончательно.

— Это тебе за Изерлон, — спокойно сказал Райнхард, не давая перейти в контратаку и как будто даже пританцовывая ради забавы, но от его тона повеяло ледяным холодом, да и глаза будто открыли космическую бездну с сиявшими там звёздами класса О2. — К нашим стычкам перейдём позже немного, — и тут Юлиан всерьёз испугался — по всему выходило, что отбиваться долго он не сможет, а император, похоже, просто решил его хладнокровно убить на поединке — что странного, в самом деле? Простое да изящное решение вопроса — не зря же адмирал Ян избегал чего-то подобного… никакой он дипломат, получается. Император тем временем, похоже, начал уже издеваться над ним, срезав дважды по пряди волос с каждой стороны, а затем — республиканский значок с груди. Внезапно Юлиану показалось, что не грех и сдаться превосходящему противнику, и он, вполне достоверно сымитировав, что подскользнулся, грохнулся на спину. Райнхард вдруг сделал странное движение ногой — он будто проверял, где именно упал противник, и быстро убрал её, не упустив случая пребольно заехать каблуком по рёбрам...

— Ну, и где же прыжок с пола и удар обеими ногами? — с ледяным интересом спросил император, застыв с раскрытой грудью и задранным вверх оружием. — Чего ты ждёшь, в самом деле?

— Но это же будет нечестный приём, — деловито ответил Юлиан, не шевелясь.

— Как будто это кого-то когда-то смущало, — холодно прохохотал Райнхард. — Вот твоего учителя, кстати, точно не смущало — так лихо бортанул меня под Вермиллионом, что у нас это прямая аналогия.

— Это я ему там подсказал, вообще-то, — вежливо сообщил Юлиан, по-прежнему не шевелясь. — Вы уже почти выиграли, но я догадался и влез с пояснениями...

— Та-ак, — с невозмутимым интересом прокомментировал его противник, явно удивлённый, но полностью владеющий ситуацией. — За сообщение спасибо, но мы таки не закончили, ведь ты мне подставился, а это излишняя вежливость. Продолжим, вставай, — он роскошным жестом протянул ему свободную руку, и Юлиан понял, что бессмысленно отказываться. Он молча повиновался, довольный уже тем, что казнь, похоже, отменена. Драться вовсе не хотелось, но и попросить прекратить поединок при Карин он не мог.

— К спине и на пять шагов, — деловито скомандовал тем временем император. — Посмотрим, насколько ты опасен и хитёр.

На этот раз Юлиан не мог решить, получается ли у него эффективно держать оборону, или император снова забавляется. Но вскоре опасения, что его жизнь кончится после очередного изящного движения противника, снова не просто вошли в прежнюю силу, но стали ещё прочнее, чем в первый раз. И оно наступило, изящное движение, но совсем не такое, как он мог ожидать… Райнхард вдруг резко упал на спину, остановившись и обнимая рукоять меча обеими руками — и только то, что он не побледнел при этом, указало вождю республиканцев, что это не странная случайность в схватке, а что-то вполне себе продуманное.

— Ну, чего ты теперь смотришь? — прежним тоном спросил император. — Где удар наповал, я не понял?

— Вы же сами упали, Ваше величество, — с лёгкой укоризной ответил Юлиан, вежливо опустив клинок острием к полу. — Я видел, какой ещё удар наповал, шутите, что ли?

— Ну я же упал у себя на "Брунгильде", верно? — невозмутимо пояснил противник, не шевелясь. — Не будь рядом со мной пары моих адмиралов, да будь ваших людей вдвое побольше, к примеру — я бы недолго защищался сам, логично? — он снова весело расхохотался. — Что ж ты не взял реванш за ту неудачу-то?

Юлиан в ужасе прикрыл глаза свободной ладонью — он наконец понял, что боится.

— Я не хотел Вас убивать, Ваше величество, поверьте, — проговорил он упавшим голосом. — Эта авантюра была лишь для того, чтоб встретиться с Вами, но не более этого.

— Да ну? — вполне себе радостно вскочил на ноги Райнхард. — Разве капитан Шейнкопф тоже так думал? Кабы вы пришли вдвоём, он бы действовал быстрее, разве нет? — он искренне смеялся, но Юлиану было вовсе не до смеха. — Даже если ты сейчас не врёшь, не думаю, что ты бы успел ему помешать меня прикончить.

— Я не позволил бы ему этого! — резко вскинулся Юлиан, резко отняв руку от глаз и положив её на талию. — Не знаю толком, как, но не позволил бы, это точно! Довольно и того, что погиб командующий Ян, не хватало ещё, чтоб и мой император! — последние слова он проговорил так, как раньше позволял себе только молча, когда смотрел на строй имперских кораблей, шепча: "Сегодня или никогда".

Райнхард понял и почувствовал эту искренность, однако всё выглядело так, будто она его вовсе не впечатлила. Он озорно, по-мальчишески присвистнул, вложив в это немалую долю издёвки.

— Да ты вообще чудовище, парень. Используешь людей, отправляя их на смерть ради своих интересов, врёшь им, пользуешься чужой славой, а на деле тебе нужно лишь место поуютнее. Ну да все вы, демократы, такие, вам лишь бы капитал приобрести да невинность соблюсти, — холодно усмехался он в ответ на ужас и растущий гнев противника. — Представляю себе этот сюрреализм — два мятежника дерутся за право распорядиться мной, одному я нужен трупом, а другому — исполнителем его капризов, ага...

— Вы… неправы, Ваше величество! — почти прошептал тот, уже закипая.

— Неужели я похож на идиота, который может поверить в то, что ты говоришь, а? — ехидно спросил император, лучезарно улыбнувшись вновь. — Не нужно меня настолько не уважать, право.

Юлиан понял лишь, что его трясёт от бешенства — и не очень понял, что делает...

— Защищайтесь, Ваше величество! — выпалил он и ринулся в атаку.

— Чудесно! — донёсся до него торжествующий голос Райнхарда. — Наконец-то я свободен от тебя...

Сталь звенела, как ни разу раньше, но весь гневный пыл развеялся уже на второй минуте поединка — а император как будто вовсе не притомился. Ещё через полминуты Юлиан горько пожалел о своей вспышке — а потом и вовсе начал леденеть от ужаса. Каменное лицо противника было непроницаемо, а жестокие удары сыпались так, что хотелось провалиться сквозь землю, только бы это страшное действо прекратилось. Юлиан всё чаще делал ошибки — а противник пока лишь больно лупил его то лезвием плашмя, то позволял себе достать его носком сапожка, однако было слишком хорошо понятно, что на деле пощады уже не будет, и это — лишь безжалостная забава перед настоящей расправой. Велеречивая формула "республиканцы не сгибают колен..." оказалась сейчас пустой фикцией — хотелось грохнуться на пол, обнять сапоги противника и умолять о пощаде. Но там, где-то далеко, за краем горизонта и реальности, была Карин, и об этом помнили оба сражающихся. Юлиан решил ждать, когда всё решится само — и уже примирился с мыслью, что скоро холодный, как глаза его владельца, клинок наконец войдёт в его тело, чтоб положить этому конец. Скорей бы уже… И он не заметил, как случайно подскользнулся и начал падать спиной на пол — уже совсем безотчётно… Полторы секунды, у него почему-то было полторы секунды, оказывается, и он их бездарно спустил, столь сильно напуганный ожиданием смерти! Райнхард отчего-то помедлил это время, снова сделав то странное движение ногой, будто проверяя, где лежит противник, но на этот раз он крепко придавил ему грудь коленом, другим — свободную руку, а своей свободной рукой жёстко заблокировал руку с оружием, лихо замахнулся своим клинком, продолжая холодно и беспощадно улыбаться… Юлиан понял, что это и есть конец. Ему хотелось зажмуриться, но тут ледяную тишину прорезал истошный визг Карин:

— Не-ет, не надо!!! Ваше величество!

Райнхард будто ждал именно этого — а в сущности, так оно и было — и не только остановился, но и удовлетворённо кивнул головой в её сторону.

— Дама права, мне не надо пачкаться, — спокойно сказал он. — А ты с ней согласен?

Юлиан сообразил, что кроме Райнхарда, его лица сейчас никто не видит, и поспешно кивнул.

— А всё же как хочется снести тебе сейчас голову, и проблем нет, — задумчиво проговорил победитель. — Может, всё же так и поступим, а? Всё ж таки эта наша война, верно?

— Я Вам тут не советчик, — сквозь зубы процедил Юлиан. — Увольте.

— А вот это правильно, — весёлым и довольным тоном проговорил император. — Ты мне совсем не советчик, учти. — Катерозе фон Кройцер, — учтиво позвал он, медленно поднимаясь на ноги и опираясь на свой клинок, будто вдребезги уставший, — тут проблема, если дарить ему жизнь ради Вас, то он обидится и впадёт в чёрную меланхолию, так подскажите, как мне поступить.

По полу звонко застучали каблучки — это когда же она успела сменить обувь-то? Но факт остаётся фактом — Карин порхнула к императору и с непередаваемой грацией придворной дамы приложилась к его руке, грохнувшись на колени и уткнувшись чёлкой под пальцы сюзерена:

— Ваше величество, чего уж проще, подарите его жизнь мне, ведь мой отец и был капитан Шейнкопф, так что больше у меня никого и нет, — очень любезно проговорила она.

— Экое у нас сборище сирот получилось, — фыркнул император, и вдруг сделал жест, от которого оба гостя едва не потеряли дар речи — он прошёлся подушечками пальцев по лицу и плечам девушки, как это делают только слепые люди. — Действительно, красотка — да ещё и отец погиб на моём флагмане, дело дрянь, дарю тебе жизнь этого паренька — всё ж лучше, чем ничего. Смотри не пожалей только об этом в будущем.

— Ваше величество, — не желала униматься Катерозе, — позвольте тогда задать вам один вопрос.

— Только в обмен на услугу, — лучезарно улыбнулся император. — Встань и поддержи меня под локоть, мне тяжело стоять после болезни.

— Слушаюсь, сир, — оторопело выполнила та, не понимая толком, в чём дело.

— А теперь отведи меня к своему креслу и усади туда — я не вижу, где оно, — стало заметно, что он глубоко и тяжело дышит, просто искусно скрывает это, и совсем ужаснувшаяся Катерозе осторожно выполнила указание. Затем, осмелев, провела ладонью прямо перед глазами Райнхарда — зрачки нисколько не шевельнулись, и она поняла, что холодный взгляд императора — это взгляд слепого, чьи глаза открыты.

— Не старайся, — сказал ей Райнхард, очевидно, почувствовав это движение. — Я действительно слепой, это факт — осложнения после болезни у меня ещё не прошли, — он лёг в кресло, как совершенно разбитый усталостью человек, не выпуская, впрочем, клинка из пальцев, только сейчас грозное оружие напоминало скорее трость по своему назначению. — Что за вопрос там у тебя?

— Ваше величество, — Катерозе очень смутилась, но отступать было поздно и невежливо, — это правда, что Вы забрались на трон, защищая свою сестру?

Райнхард тепло улыбнулся и спокойно пожал плечами:

— Конечно, правда — у меня вовсе не было выбора, что делать. А что?

— Да так, мне нужно было уточнить это, для будущей свекрови важный вопрос, — смущённо протараторила она, — в общем, женские споры в моём окружении нередки, а мне важно знать, что говорю.

— И кто же утверждает этот тезис? — с любопытством усмехнулся Райнхард, ему и в самом деле стало интересно.

— Я. Но это, в общем, не важно совсем, — вовсе смутилась Катерозе. — Может, вам ещё что-нибудь угодно?

— Уже да, — неспешно кивнул головой император. — Хочешь свадьбу у меня при дворе, Катерозе? Раз уж твой отец погиб на моём корабле, то я могу и заменить его хотя бы на этот раз, верно?

— Ваше величество! — только и смогла проговорить Карин, молча припав к его руке.

— Значит, да? — спокойно поинтересовался Райнхард. — Ты согласна?

— Конечно, да! — еле выговорила та, задохнувшись от накативших рыданий.

— Договорились. Моя сестра поможет тебе с платьем и всем остальным — она неплохо в этом разбирается, — улыбнулся император, но сейчас было заметно, что он и вправду устал, и сильно. — Юлиан, — чуть громче позвал он, — я тебе мог бы позавидовать, не будь я уже счастливо женат. Такую невесту даже в моей империи надо поискать, честно говоря, цени своё сокровище. Подойди уже сюда, вечно тебя где-то носит...

Юлиан подошёл — как только он услышал новость о слепоте императора, он так и сидел на полу, сжавшись в комок от стыда и ужаса. Да и сейчас его не особо смущало, что выглядит он, как побитая собака.

— Я понял всё, Ваше величество, — только и проговорил он, поклонившись.

— Вот и хорошо, если вправду понял, — вроде бы добродушно откликнулся Райнхард. — После поглядим, так ли это. Благодарю тебя за службу — я неплохо размялся, право.

— Вам не следовало этого делать, — с грустью заметил Юлиан. — Как мне теперь жить с этим позором?

— Опять глупости говоришь, — бесцеремонно оборвал его император. — Я просил тебя доставить мне удовольствие, разве ты забыл? Ты выполнил мою просьбу, вот и всё. А болтать об известном теперь обстоятельстве я не просил, так в чём проблема?

— Хорошо, пусть так, но Вы ведь тоже поняли, о чём я, — по-прежнему скорбно сказал республиканец.

— Возможно, — ослепительно улыбнулся собеседник. — Но сейчас я уже устал и попрошу меня оставить. Клинок можешь взять себе на память, и попрощаемся.

— Это… я не могу себе этого позволить, — еле выдохнул Юлиан, сам не свой от нового потрясения. — Простите, но...

— А я могу, — с лёгким вызовом ответил Райнхард. — И хочу, чтоб ты себе позволил...

— Юлиан, ты невежа, от милости императора не отказываются! — вскинулась в полный рост Катерозе. — Простите его, Ваше величество, его доконало известное обстоятельство — меня тоже, к слову. Может, дождёмся, когда оно наладится, и потом устроим свадьбу?

Райнхард сокрушённо покачал головой в ответ.

— Честно говоря, я не знаю, когда оно наладится, Катерозе. После об этом, если можно, а пока...

— Хорошо, хорошо, будет сделано, Ваше величество, — вежливо прощебетала та. — Пойдём, Юлиан, — с апломбом повелительницы добавила она, увлекая за собой своего жениха. Тот молча позволил не только вести себя, но и подобрать оружие, которым дрался, вместе с ножнами — девушка лихо вложила в них клинок и забросила себе за спину. Когда они были уже на пороге, они услышали густой от усталости, но вполне себе мощный голос императора:

— Юлиан! — окликнул он противника, уже уронив голову на грудь и закрыв глаза.

— Да, Ваше величество, — поспешно отозвался тот.

— Юлиан, ты знаешь, почему ты проиграл?

— Так получилось, — только и смог ответить ему растерянный противник.

— Опять глупости, — проворчал император, не шевелясь. — Просто ты — безбожник, а я — нет, вот и весь расклад.

— Возможно, — ошарашенно пробормотал Юлиан — подобное и правда не приходило ему в голову.

— Не возможно, а факт, — жёстко заметил император. — Ты надеешься только на себя, а я уже давно не могу позволить себе подобную роскошь. А теперь подумай о результате — тебе полезно. До встречи, я позову.

— Хорошо, — пробормотал Минц, с трудом понимая, что тупо слушается жестов Карин, и больше ничего. Произошедшее было слишком сильно для того, чтоб он мог делать что-либо ещё, и двери наконец захлопнулись. В холле их уже ожидал озабоченный Аттенборо, но, взглянув на парочку, он решил не задавать никаких вопросов и молча сопроводил их в авто.