Третий навоз

Хорошо, сидя на спине хаврона, в войлочной люльке из щетины, намятой долгим наездничеством, мечтать о будущем! Клыкач идёт ровно, только перекатываются бугры мышц под твёрдой холкой и веет жаром от объёмного чрева. С Клыкачом Ууту повезло: мощен хаврон и клыкаст, оттого и кличка, может одним видом напугать, но спокоен и добродушен. Когда лезет Уут затемно в люльку, Клыкач даже на передние ноги чуть припадает, чтобы легче Ууту было. Зато Уут костяной стимул не пользует, не тычет Клыкача в нежное подхвостье, где шкура тонкая, чувствительная. Это не спина и не грудь. Их только если пикой, чтобы хаврон снизошёл — что за щекотка? Клыкач животина умная, верную дорогу находит, но уж если припрёт, то Уут его за уши направит.

Вот и сейчас Клыкач сам путь выбирает. Вреда от этого нет, делянка сегодня большая да нажористая. Хоть с Юга на Север её прорезай, хоть с Запада на Восток. Хоть по кругу спираль закручивай! А самое главное, болотце в серёдке. Как ни ходи, в воде недостатка хаврону нет. Однако, удача удачей, везенье везением, а пара бурдюков с водой у Клыкача всегда к спине приторочены. Нельзя про воду забывать, без неё как из хлева выйдешь — так и назад пустым вернёшься. Насухо хаврон не более тысячи шагов пройдёт, а дальше ляжет. Не примет нутро сухого...

Но что о пустом говорить! И водой делянка богата, и запас есть. Хаврон спокоен, знай, режет канаву, вспахивает землю твёрдым рылом. Острые листья Нетронь-травы, колючий ягодный кустарник, зазевавшаяся змея — всё под ногами годится в пищу. Но не только. Главная добыча для хаврона лежит ниже плотного дёрна. Скрипят на зубах у Клыкача жёлто-оранжевый песок и мелкий блескучий щебень, погромыхивает изредка чёрно-фиолетовый камень или иная хрупко-каменная глыба. Ходят мерно свиные бока, трамбуя стенки. Уут сидит наверху, держа в руке дымчатый шарик денежки. Невелика штучка, а дорога! Шарик и шарик, но если посмотреть на него пристально, то приходит к тебе невиданный покой. Потому Купцы дёрганые такие, что истинной цены товара не знают, в денежки не смотрят и тратят их бессмысленно, без пользы и прока. Видано ли дело, такую вещь отдавать? И не просто в обмен, а на самую глупую безделицу: бросовый гриб да свиной навоз...

Ана сейчас тоже, наверное, страдует, грибы подбирает. Уут пригляделся к денежке получше, забывая о внешнем, пригашивая суетные мысли; застучал в ушах гулкий пульс, забив, заглушив постороннее, расширился круг зрения, будто над землёю взлетел Уут. Оставил под собой пыхтящего Клыкача, себя самого оставил, рванулся мыслью к Ане. И точно, не ошибся. Идёт солнечноглазая Ана по перелеску, берет грибы. Не всякий гриб Купцам подходит, только синяя тонконожка, скользкая и сопливая. Что с них взять, пустые люди с пыльными взглядами, пользы своей не понимают. Тонконожку знающий человек не возьмёт, голодрань одна. Жить будешь, но заболеешь надолго, особенно последние лета.

Хороша Ана! Самой из-за короба не видать почти, а руки так и мелькают! Летит гриб за спину, тяжелеет ноша. Большой короб взяла сегодня Ана на промысел. На сердце у Уута потеплело: не сидит Ана без дела, тоже хочет главный день приблизить, когда назовут их парой перед общиной, вот и старается, денежки копит, на приданое да обзаведение. Семьи сговорились уже, осталось только дом поставить да делянку взять. И заживут они — так бы каждому!

Посмотрел Уут на милую, повздыхал про себя — и резко назад, в тело, как из глубины выскочил, жадно глотая воздух. Нельзя там долго быть, дыхание остановится...

Шшш-п-р-уххххх...

Плотный, резкий смрад разлился вокруг. Опростался Клыкач, извергнув первый навоз, самый жидкий и вонючий. И ладно. Земля богаче будет, через сезон делянка под сев пойдёт. А кто смрада боится, тому денежек не видать и в денежку не смотреть!

Кирилл, карго-офицер торгового каботажника «Антей», сидит, прижимая к лицу респиратор пропитанным цветочной отдушкой платком. Ароматические свечи, распылители и озонаторы, приткнутые повсюду, наполняют кают-компанию разнообразными запахами, от резкого до изысканного, но надо всем господствует, заполнив каждую пору и щель, тошнотворный дух свиного навоза, смешавшийся с неуставным табачным дымом. Второй рукой Кирилл безостановочно сортирует горку перламутровых бусин, рассыпанных на столе, разбирая их по цвету и размеру.

— Я иногда думаю, — произносит Кирилл, оторвав на несколько секунд маску респиратора от лица, вдохнув воздух и страдальчески сморщившись. — Я иногда думаю, зачем я учился шесть лет в торговой Академии, кэп? Чтобы копаться в дерьме?

— Брось, Кир, — капитан Джейкоб, в лучших традициях земного, парусного ещё флота кирпичнолицый, толстошеий, с черными мохнатыми гусеницами бровей бровями над глазами, выпускает густой клуб дыма; его право, каждый борется с вонью по-своему. — Брось. Твоё занудство уже действует на нервы.

— Кэп! Я даже не знаю, как вписывать ЭТО в документы. Вот «Гефест» чинно закупается грибами. Их можно назвать, например, «Лекарственный сбор» или «Плоды дикорастущих растений». Или, черт побери, еще как-нибудь!

— Так и пиши: «продукты сельхозпроизводства».

— Это же чушь! Какое это производство! Ну почему я не могу написать просто «руда»! — Кирилл опять зарывается лицом в намордник респиратора.

— Док! — гудит Джейкоб в переговорник. — Пропиши Киру что-то от хандры, иначе я решу, что он был в своей Академии двоечником и заушником.

— Какие пр'блем, Кэп! — голос дока из лазарета дрожит и плывёт, он проглатывает гласные и окончания. Доктор Цвейге, он же бортинженер, он же… он же… он же… спасается спиртом. — Отправл'те Кира сюда, я пр'пишу ему замечт'ную микстуру!

— Ну и экипаж! — ещё один клуб дыма добавляется к воздушному коктейлю. — Один алкоголик, другой неженка и прогульщик!

— Да помню я, — Кирилл заходится в кашле, — про Конвенцию, кэп! Черт бы подрал этих крючкотворов с их параграфами, с их дурацкими запретами вывозить с аборигенных планет полезные ископаемые и руды! Сил моих нет дышать этим зловонием… А еще эта ваша трубка!

— Ничего, парень, — подмигивает добродушно капитан, — через сутки мы заполним последний контейнер, откачаем воздух — что такое пара часов в пустотном скафандре! — зато потом тебе гарантированы чистота и порядок! Прыжок к базе — и спи-отдыхай среди роз и пионов! Скажи спасибо нашим генетикам, тебе не приходится грузить первый навоз.

— Мм… — трясёт Кирилл головой, — еще сутки! Неужели генетики не могли сделать его не таким вонючим?! Это саботаж!!!

Но свободная рука его продолжает ловко катать бусины.

В хлеву жарко и душно. Сегодня дежурство Уута, братья и сёстры, почистив после работы своих зверей, ушли отдыхать. Ничего, очень скоро они с Аной отделятся, заведут собственное хозяйство! Не забыть только взять у Купцов пару поросят, а как же иначе? Без хаврона в доме невозможно. Хавроны тяжело возятся, уходившись за день, похрюкивают, пускают ветры. Всего их в клетях пятеро, все большие и жаркие звери, но Клыкач больше и горячее всех. Даже стоя Уут едва достаёт макушкой хавроновой холки. Чудных тварей разводят Купцы, диковинных. И сами они странные. Посмотришь — вроде люди как люди, две ноги, две руки. Ушей тоже два. Но глаза словно пеплом засыпаны, непонятно даже, люди ли. Не бывает у людей таких глаз. Правда, вещи Купцы делают хорошие. Хотя бы денежку возьми… Уут достал из кошеля заветный шарик, полюбовался снова на радужные, манящие разводы, отдающие голубизной полуденного неба. Это знак обручения. Такая же есть у Аны, только темнее, подобная ласковой тёплой воде.

Успокоившиеся было звери заволновались, оторвав Уута от праздных мыслей. Время второго навоза. Сейчас только успевай поворачиваться, разгребать! Бока хавронов задрожали и густые потоки повалились на приготовленные поддоны. Уут подхватил деревянные щипцы, стараясь поскорее выбрать из дурной гущи тяжелые окатыши, тускло бликующие жёлтым и серым в неверном свете лампы. И чего в них Купцам проку? Ни красоты, ни пользы…

Работа простая, крестьянская. Заполнил очередной черпак — скидывай в нужный сундук, тоже купцовой работы. Почти полные уже стоят, галька падает глухо, не то, что сначала. Придётся с ними помучиться, когда завтра на торжище повезем! Тяжела ноша — но своя. Продадим — а там и свадьба!

Когда Уут разделался с уроком, масло в лампе выгорело чуть не наполовину. Ополоснул руки, постоял, ожидая, пока успокоится натруженная спина и собрался задуть уже огонь, но тут Клыкач снова проснулся, протяжно вздохнул, заскулил тихонько малым поросёнком. Потом громче, взрыкивая — и скатилось из-под его хвоста на чистый поддон серое яйцо, побольше утиного.

Удача! Редкая и нежданная! Никак не время третьему навозу, а вот он. Богатая делянка попалась, им бы с Аной такую… Схватив каменное зубильце, Уут стал сдирать с яйца скорлупу из мягкого, тягучего, блестящего изнутри синеватого камня. Свинец, свиной камень. Ох, и хороши из этого камня грузила и шары для боло! Легко катать, сгибать и скручивать. Недавно совсем Уутов отец придумал и сына научил, сразу после осеннего торжища. Тяжёлое внутреннее зерно, ничуть не легче скорлупы, Уут понёс к отдельному сундучку. Маленький, а тяжеленный! Будто оживает, теплеет с каждым днём. На округлом боку выдавлен рисунок — пять яиц, а рядом еще два — перечёркнутых. Что сказать хотели? Рисунки Купцов смутны так же, как мысли и дела. Крышка сундучка не открывается, а слегка сдвигается в сторону, открывая круглую ямку, как раз под яйцо размером. Вывалив в гнездо зёрнышко, Уут потянул на себя нагретый рычаг, прислушиваясь, как затейливая внутренность сундучка гонит зерно к осталь

— Чёрт, чёрт! — Кирилл в изумлении бросил платок, забытый респиратор упал на стол в горку бусин. — Это же…

Чёрно-багровый сквозь светофильтры обзорного экрана, вырастал на месте одной из туземных ферм ядерный гриб.

Прощай, последний бункер трансуранидов…

Здравствуй, экологический трибунал!