Токсоплазма 7

Токсоплазма 7

Слова незнакомца зацепили за живое. Еще недавно он не раздумывая бросился бы в любой омут, лишь добить, дожать, дотянуть до кондиции работу, — такую важную лично для него … Но сейчас …

После отпуска Семен ни разу не подошел даже к своим записям, не то, что к реактивам. Жажда Вечного движения никак не хотела состыковываться с формулой всеобщей мгновенной смерти. Паруса и диамфотоксин категорически не желали уживаться в одной черепной коробке.

Как-то вдруг пришло в голову, что он ни разу не был на похоронах близких. Два дедушки, бабушка … Нет, не феодосийская, другая. Смерть обходила его стороной. Вернее, он избегал ее и не желал замечать, также как и всех этих ежедневно суетящихся вокруг него людей.

Они приходили, уходили, что-то говорили, писали, что-то доказывали. Довольные получали какие-то корочки, знаки отличия. Недовольные — строили козни и долбили, долбили свое, никому, даже им самим не нужное. И все это ради званий, должностей, прибавок, — как поводов для гордости в своем очень узком кругу «родных и близких», которым, по сути, на все это было наплевать еще больше, чем дальним и посторонним. Также как и на самих этих лезущих из кожи родных, «друзей-приятелей» и их родных и их друзей … Фридрих Ницше в своем посттравматическом прозрении о Заратустре не зря ставил этот вопрос так остро. Шизофрения делает людей науки гораздо ближе к природе и к сути вещей, пробуждая в них природное звериное чутье. Интуиция, помноженная на энциклопедические знания — суть научного изыскания. Иначе — профанация и очковтирательство.

Стоило ли думать всерьез о них о всех? Об этих суетящихся «белых мышах» постоянных социальных экспериментов на уровне стран и глобальных союзов? Чего стоит социально показная «дружба» и общепринятые «родственные связи» толп этих абсолютно одиноких людей? Их повседневное бесцельное мучительное существование вряд ли было лучше мгновенной безболезненной смерти. И Семен был уверен, что, по крайней мере, это избавило бы их от вечной неизбывной тоски, которая и его самого не оставляла ни на минуту в течение всей его жизни.

А, впрочем, какая разница. Это ведь так увлекательно, сделать то, чего никто до тебя не делал. Грандиозное, по своей немыслимой силе! Повернуть реки вспять, засеять кукурузой Заполярье, рвануть ста-мегатонную бомбу! Суметь втянуть глубоко мирных обывателей в мировую войну в Европе! Почему бы и не яд? Оружие привлекает слабых. Особенно глобальное. Да здравствует геростратизация всей страны! Ура, товарищи! Весь мир насилья мы разрушим, товарищи! До основанья! Ура-а-а! Обама — наш рулевой!

И вот теперь, стоя посреди своей квартиры, он осознал, что не хочет больше этого делать. Запах тления …, этот проявившийся вдруг запах явной смерти вызвал стойкое, до тошноты отвращение. В последнее время он стал по-животному слишком чувствителен к запахам. Жизненная сила шла откуда-то изнутри, разрастаясь в органах крепким ветвистым деревом и впитывая, впитывая окружающие запахи живой Жизни.

Результаты должны были исчезнуть. Решение пришло сразу. Окончательно и бесповоротно. Но этого мало. Он сам должен исчезнуть, уехать, уйти, уползти отсюда. Раствориться.

— — ------------------------------

Человек все говорил и говорил об идеалах какого-то там «сектора», о чистоте идей, о грандиозных политических перспективах, масштабных финансовых вливаниях … И чем дольше он говорил, тем больше тоски разливалось у Семена по жилам. Случайно подняв глаза на белый кругляш китайских часов над дверью комнаты, он обнаружил, что рабочий день уже закончился и поспешил откланяться, пообещав хорошенько подумать и в течение одной, максимум двух недель обязательно позвонить по телефону, указанному на гламурной золотистой визитке посетителя, мило украшенной виньеткой изящного красно-черного партийного символа в углу.

— — ------------------------------

Семен подошел к шкафу и достал залежавшийся конверт с «официальным» прозрачным целлулоидным окошком. Полученное три месяца назад приглашение одного из медицинских факультетов Карлова Университета в Праге еще действовало. Прекрасное резюме ведущего ВУЗа страны, ряд неплохих статей в Британских журналах, безупречное владение английским, испанским и немецким (мамино мучительное школьное наследство). Все это сделало свое дело.

Но оформление по всем правилам — это время. А его-то, похоже, и не осталось.

Эти люди времени не дадут. Страшно далекий от политики Семен Петрович почему-то осознал это сейчас особенно четко. Слишком часто и настойчиво они стали мелькать в телевизоре, заполняя и заполняя все экзальтированными речами, лозунгами, флагами, выступлениями, маршами. Все это так напоминало кино-хронику 30-х годов.

Трудовая книжка? Зачем? Завтра с утра он позвонит на кафедру. Выхрипит себе три дня больничных, а там как бог даст. Своей машины у него не было. Квартира всегда принадлежала родителям. Снять деньги с карточки. Да не так уж их и много. «Нищему собраться — только подпоясаться».

Семен собрался и плотно влез в Интернет в поисках «горящего» европейского эконом-авиабилета на завтра-послезавтра. Сначала в Болгарию. Там поездом, лучше местными электричками, автобусами. Планы выстреливали как-то легко, логично и обоснованно. Семен невольно даже отметил про себя эту несвойственную ему ранее «легкость на подъем».

К счастью, годовой испанский «шенген» еще действовал. Традиции потомственной профессорской фамилии иногда приносили свои плоды. Вот и теперь, десятидневный майский тур по архитектурным достопримечательностям Испании в сопровождении родителей не прошел даром.

Реактивы … Надеюсь, они по отдельности затеряются среди конторского хлама шкафов. Да и без его записей разобраться вряд ли получится. Слишком узок круг специалистов. Разве что синяя пластиковая банка. Скопившиеся300 грамм«отвала». Несовершенного, промежуточного, сваленного в одну кучу. Точнее, в одну банку — результат доставшейся в наследство привычки никогда ничего не разбрасывать и лени вынести все это в утилизацию. Хотя, кому может пригодиться этот хлам? Надеюсь, они не станут есть его ложками?

— — ------------------------------

Васька смотрел в серую морось за окном. Просто сидел и смотрел. Непрекращающаяся осенняя сырость не вызывала в нем никаких эмоций. Он вообще редко волновался. Пожизненные почти ежедневные прогулки по перилам балконов, по карнизам и форточкам приучили к адреналину как к чему-то неизменному и постоянному. На этом фоне повседневная обыденность вывести из равновесия не может в принципе.

Impossible. Невозможно.

Заставить нервничать того, кто воспринимает жизнь не иначе, как вечную игру может только абсолютное спокойствие болота. Но это — одно из идеальных состояний социальной системы. И гораздо более недостижимое, чем вечная война.

Генетическая память токсоплазмы миллиарды лет несла это знание в себе.

«Токсоплазма 5» http://www.proza.ru/2014/11/12/67

«Токсоплазма 6» http://www.proza.ru/2014/11/13/24

«Токсоплазма 7» http://www.proza.ru/2014/11/14/46

«Токсоплазма 8» http://www.proza.ru/2014/11/15/48

«Токсоплазма 9» http://www.proza.ru/2014/11/16/65

Сборник миниатюр — «х3м — экстрим изнутри»