Шаман

Забытая всеми маленькая планета на краю галактики Водолея. Когда я сюда попал, она была все же приятнее: леса, пусть и карликовых осин, и берез, густой ягель, дающий оленям пищу и жизнь. И вода, она была здесь раньше повсюду, позволяла утолить жажду, или смотреться в себя как в зеркало, или нести смерть, если не знаешь брода. В некоторых местах еще до сих пор остались узкие полыньи, в которые могло бы засосать оленя и нарты с каюром, да только вот нет оленей, и каюров тоже нет.

От олешков остались гордые рога, украшающие сопки, по которым летает, перекати — поле.

Все уничтожено, превращено в полупустыню, солончак вгрызается в землю, словно жадный песец, роя лабиринты, ведущие в никуда.

Все началось очень давно, когда космическая корпорация купила права на эту планетку, «Триада», построила на орбите огромный город, уровней так на восемь, а когда местное солнце стала гаснуть, и энергии становилось все меньше, кто-то из персонала предложил новый не опробованный еще никем и нигде атомно-гелиевый реактор.

Штука, безусловно, хорошая в умных руках, но умные улетели реализовав проект, а оставили простых работяг, пьющих с пятницы по понедельник. И вот уже где-то утечка, и не помогает ни умная автоматика, ни русская водка, ни скафандры экстренной защиты. Все горожане растаяли, как лед весной, а процесс утечки все продолжался, и скоро станция стала фонить так, что светилась, как новая Луна. Её поторопились взорвать, чтобы скрыть собственную халатность и разгильдяйство. Радиоактивные обломки, как ступени отработанной ракеты, устремились к планете. Многие укрылись, под новомодными, из оксида алюминия стеклами, а природе пришлось выживать.

Сюда прилетают очень редко, мало осталось тех, кто чтит заветы предков, и их обычаи.

Сквозь прозрачные стены своего бокса я вижу бункер соседа, богатый, однако, тут тебе и сани, и яранга, и олешков штук шесть, огромный казан из меди, и новомодный лазерный гарпун.

У меня все скромно, нарты два олешка, кухлянка, правда, очень красивая, вышитая дочерью.

Любимый бубен, достался в наследство от матери, искусной шаманки-целительницы. Им я пользовался в самых важных камланиях. На темной коже бубна видны пиктограммы всех трех земель, солнца, луны и тотема рода — ворона.

Живем скучно, в гости не ходим, боимся подцепить радиацию, ха-ха. Мне бы конечно хотелось к соседу куркулю, у того виднелся не один ящик водки, и еще много чего в иностранных наклейках, но не зовет.

Я не жалуюсь, я сам так захотел, мне всегда хватало малого, главное со мной мой шаманский бубен, и шапка, с железным черепом ворона, тотемом рода, рога оленя, и серебряные колокольчики. Что еще надо для хорошего камлания.

Я жду прилета родни. Мы все ждем.

Кто-то уже не дождется, те, чьи боксы ближе к краю сопки, либо сгорели в лаве, либо засыпаны пеплом. Каждый год по весне вулкан просыпается, за это время он стал выше, извергая все больше лавы и пепла.

Я не просто жду, я жажду вырваться отсюда. С этой умирающей планеты, от этих соседей. Я даже знаю как, но для этого нужны люди.

Местное солнце давно остыло, превратившись в белого карлика, не греет и не дает достаточно света нашей малышке планете. Здесь нет своих лун, и после того, как взорвали станцию, наступила темнота. Она словно полярная ночь моей родины, только ей нет конца. Как нет конца моему одиночеству.

Когда-то я был великим шаманом, спасшим свой народ от вымирания. Во мне открылась чудовищная сила, способная объединить всех и переместить нас в параллельные миры. Повезло, что это было будущее, другой галактики, где равенство всех рас дает процветание. Мой народ шагнул в будущее, и забыл меня. Моих родичей становилось все больше, а людей желающих погреться в моей яранге все меньше. Какой-то очень успешный родственник назначил мне пенсию, но я перестал быть необходим. Я умирал от своей ненужности, сердце превратилось в лед. А если ты не нужен, то выбираешь то, что выбрал я — одиночество.

Но за эти три сотни лет даже я от него устал.

Я захотел увидеть бескрайнюю тундру, летящих птиц с зимовки, грозное море, в котором плавают моржи.

Я хочу вернуться к людям, поэтому я жду их словно маму, которая затерялась в буране, словно любимую отданную замуж за другого.

Но нет, уже я вижу, черное небо освещает космическая капсула, будто падающая звезда, и она доставит сюда моих соплеменников.

Сначала прибывшие люди зажигают прожектора, чтобы стало светло и можно было бы делать селфи. Люди фотографируются на фоне нашего города, так чтобы был виден вулкан.

Они притащили с собой через несколько галактик моего правнука, мол, посмотри на дедушку шамана, они не верят. Я ловлю их эмоции за стеклами скафандров, те, что прилетели, меня не помнят, не знают, поэтому грусти нет, скорби тоже. Наверное, теперь если побывал на Триаде, после гибели станции, так назвали эту планету, дают какие-нибудь льготы, бонусы, кешбэки. Иначе, зачем пересекать полмира, чтобы нас увидеть

Мальчишка слишком молод, его отца жалко тоже, а вот дядя мальчика вполне себе ничего, крепыш, средних лет. Но туристы идут не ко мне, а к бункеру моего соседа. Ему снова повезло?

Я вижу, как мужчина снимает рюкзак и достает что-то похожее на пылесос. О, углекислотный лазер, только он может порезать прочные стеклянные стены наших домов. Тонкое синее пламя словно горячая струна режет, как масло толстое стекло. Радиация врывается в дом моего соседа, но вандал, успевает вытащить ящик водки, и спрятать их в само развернувшийся контейнер.

Я вижу их смеющиеся довольные лица, а за их спинами разлетаются кости, ошметки кожи оленьих шкур, нарты рассыпаются в прах. И мой богатый сосед тоже, вон он полетел, его холодный пепел украшает собой перекати— поле.

Теперь этот варвар приближается к моему дому.

У меня не так много времени, чтобы успеть, мгновение, чтобы достичь свободы. Я даже признателен этому вандалу, ведь сам я не мог вырваться из стеклянной пирамиды. Что там добавили в сверхпрочное стекло, что не давало моему духу вырваться на свободу, я не знаю. Может сама форма пирамиды, форма гробниц наших прапрапредков. Кто-то из моих потомков решил, что это очень символично. Хоронить сынов тундры в пирамидах из прозрачного стекла. Таинство, выставленное на всеобщее обозрение. Тысячи мумий на потеху космическим туристам. Хотя, что ворчать, и сетовать, больше сотни лет на Триаде нет никаких туристов.

Мой бубен, украшенный священными животными, падает на землю, пусть они думают, что он просто упал, нет, это я камлаю. Вибрация земли, лава вулкана стучит в мой шаманский бубен.

Конечно моим родственникам невдомек, что танец шамана уже начался.

Взглядом ворона я слежу за тонким лезвием лазера, как только появится просвет, я вырвусь на свободу, еще доля секунды, еще, не упусти, не стань прахом, разлетевшимся в небытие.

И вот это сладкое мгновение.

Душа дяди мальчика, мужчины средних лет, слишком вялая, отвыкшая воевать. Моей шаманской силы хватит на то, чтобы вырвать ее, и бросить на нарты которые через секунду разлетятся по ветру.

Душа стонет, жалуется хозяину, тот в трансе продолжает резать стены моей стеклянной темницы.

А мне уже все равно, мой дух вырвался на свободу. Я жив!

В переговорном устройстве слышу нежный голос: «Не трогай бубен Сэгргех, я вижу, он принесет несчастье».

Женщины, они так остро чувствуют, когда дело касается их близких. Мне великому шаману нужен мой бубен, но я доверюсь женской интуиции.

— Конечно, Бурея. Я возьму только колокольчик, его легко очистить лазерной дезактивацией. Как ржавчину снять. — Говорю я женщине.

Отрываю жалобно звенящую частицу священного бубна.

Потом мы садимся в стыковочную капсулу и улетаем к межзвездному лайнеру.

После душевой кабины, я оставляю скафандр в промежуточном отсеке, и уставший от столетнего отдыха, бреду к себе в каюту. Большая каюта люкс класса, кругом рекламные постеры: «Посетив планету, Триада вы помяните своих умерших родственников, отдадите им последний долг. К вашим услугам мощные прожектора, голографическая съемка, живые цветы и скафандры повышенной защиты от радиации. Спешите, быть может уже завтра проснувшийся вулкан, уничтожит могилы ваших близких. Вам проститься семь грехов, ваши дети будут так же помнить и о вас. Аллилуйя!»

Я сижу за большим столом в кают-компании круизного звездолета, везущего меня на родину, рядом — предки тех, кто забыл обо мне.

Я ем лосося, и копченые ребра медведя, запиваю густым и алым, как кровь олешка, вином.

Хмель не кружит мне голову, а только ярче делает мои желания. Я хочу одного: вернуть все назад, изменить прошлое. Я так хочу жить и умереть на земле своих предков, чтобы меня положили выдолбленную из прочной лиственницы колоду и вольный ветер с берега моря пел мне песню.

Ведь шаманы не умирают, они просто переселяются в другие тела ровно каждые сто лет. А у меня их было целых триста, триста лет одиночества.