Последняя скрипка для энтов

Это фанфик по «Властелину колец», миниатюра в жанре альтернативы.

 

Известно что энты слегка заторможены в разговоре, речь их медлительна, и эту особенность обычно передают с помощью многословия, повторов, слов-паразитов, и проч., получается весьма правдоподобно, образно, однако, я решил попросту растянуть слова. Читать быстро будет неудобно, и не знаю насколько такой прием удачен. Я делал ставку на личностное читательское погружение в атмосферу истории, на то что, возможно такие паузы помогут проникнуть в обстановку, «услышать» голоса энтов, увидеть их, почувствовать. Поэтому, прежде всего — такие растягивания не передают особенность речи энтов, а играют роль паузы, помогающей читателю попасть в окружающее рассказа, удерживают внимание.

Конечно, в большой форме это было бы не к месту, но миниатюры — они видавшие виды.

Сегодня в лесу тишина, ибо, энты собрались на совет, и шума они не потерпят. Живность,— от мала до велика — забилась в свои норы, дупла. Все кто мог видеть и молчать — наблюдали за энтами,— медлительными хозяевами леса, собравшимися на поляне, в бору. Ветер посвистывает высоко в кронах, тучи становятся всё мрачнее, цветы закрываются, муравьи бросают работу, вот-вот разразится буря.

Энты, томясь в ожидании Оливня,— снуют по полянке, звуча при этом, то как скрипка, то как виолончель, а иногда как свирель. Да, выглядит это именно так, хотя, энты не знают что это: ждать, томиться, терпеть, спрашивать «Почему он так долго?!» или пускать пузыри от скуки. Вот, кажется что энты ждут, но на самом деле они думают, а кто надумался — тот смотрит в небо, например, или в землю.

— «Ну где же он! Сколько можно ждать!..» — с опаской подумал дятел, тут же завертев головой,— не услышал ли его, какой энт?!.. Нет, но сердце у птички забилось чаще. Зверям не терпится вернуться к работе, приготовлениям к зиме. Дятлу еле слышен разговор белок на соседнем дереве,— одна из них запыхавшаяся, только что прибежала, и говорит другой: «…По дороге, да, заснул! Я в него желудями бросаться… идет, да»,— дятел успокоился и закрыл глаза. Многие животные задремали, и вскоре появился Оливень. Он вышел на поляну, оглядел каждого, за приветствие, и под аккомпанемент движения скрипок-энтов, сказал: «Братья!.. Горе пришло на наши земли!..» — говорил он медленно и протяжно, и голос его, словно вибрация струны,— уходил волной, не переставал звучать и в молчании.

— Како-о-ой-то, Сало-о-ова-а-ар, решил нагреть руки на нашем лесе!..— продолжал Оливень, даже, жестикулируя. Правда, жесты запаздывали, и получалось, несколько патетически. Его миндалевидные глаза почти округлились.

— Вы представляете! О-он будет греться у костра из на-а-аших дере-е-евьев!.. Мы должны…

Животные пытались выхватить хоть часть слов, смешивающихся с воем ветра, и шелестом листвы.

— По-о-стой, О-оливень!.. По-о-годи!..— заговорил Дубень, приземистый, толстоногий энт.— Это, мне ду-у-мается, у-уже бы-ы-ыло.

Оливень, прищурив глаз — уставился на Дубеня.

— Да-а, О-оливень,— сказал Тополень, высокий энт, с бакенбардами из пушка. Тополень был выше остальных.— Ты попу-у-утал, как обы-ы-ычно.

Одним глазом Оливень пытался достать взгляд Тополеня, другим — не отпускал Дубеня, который продолжал: «То, не Салова-а-ар, никако-о-ой, а,— Са-а-арума-а-ан».

Где-то очень далеко пророкотал гром.

— Братья!..— закрыв глаза, сказал Оливень.— Я вас не вижу! — открыв глаза он продолжал: «Братья!.. Но у меня-я, есть еще беда!.. Я видел гигантских лю-ю-юдей, они бы-ы-ыли выше Топо-о-оленя. Они сказали мне, что-о, этим места-а-ам конец. И, эти лю-ю-юди, могут нас забра-а-ать».

Энты захихикали.

— О-о-оливень! Люди маленькие, как белки!

Белки на деревьях поднялись.

— Что ты, мне тако-о-ое, говоришь! Топо-о-олень! — не унимался Оливень.— Я видел их, своими о-о-оча-а-ами.

Энты хихикали.

— О-о-оливень!.. Может, люди забрались на дере-е-евья, и говорили с тобо-о-ою, а ты поду-у-умал, что они та-а-ак высо-о-оки?!..

Многие энты закивали.

— Братья!.. У нас, нет, вре-е-емени-и,— показывая ладони,— идемте на корабль, мы спасе-е-емся.

Дубень нахмурился, ткнул пальцем в сторону Оливня, и сказал: «Люди, научили тебя дурно-о-ому-у, какое еще «Нет вре-е-емени», ты говоришь?!»

Другие поддерживали Дубеня.

— Люди сказали, что всё здесь, вскоре накро-о-оется-я ме-е-едны-ы-ым тазом…

— Че-е-ем?

— Медны-ы-ым та-а-азо-о-ом.

— А что-о сие есть? — Тополень клонился, дабы расслышать получше.

— Не знаю, братья!.. Но я видел их корабль, и впечатли-и-ился-я. И поверил.

— А я слышал, О-оливень,— говорил Дубень,— что та-а-аз — это какая-то часть тела людовека.

— Челове-е-ека,— поправил Ивень, энт, с волосами до самой земли.

— Да-а, его самого.

— Братья!.. Не знаю кому верить, но, лю-ю-юди много вы-ы-ыро-о-осли-и. А их корабль…

— О-оливень! Люди — маленькие, как белки! — говорил Тополень.

— А эти, То-о-ополе-е-ень, были выше меня. Да и тебя, уверен.

Энты не понимали, а если бы знали что такое — безумие, то обязательно назвали Оливня сумасшедшим.

Ивень замахал головой, из волос-ветвей — вылетели воробьи, недовольно чирикая.

— Братья!.. Не расходитесь, я вспо-о-омнил, что сказали те лю-ю-юди-и.

Некоторые энты слушали спиной.

— Гло-о-оба-а-ально-о-ое-е, потепле-е-ени-и-ие. Вот, братья! Како-о-ое, это страшное!

— Что-о?!

Кто-то подошел ближе, другие лишь стали лицом к Оливню.

— Я не знаю, братья, что-о-о это. Но их кора-а-абль, всё очень серьезно.

Голос Оливня еще вибрирует в нем, как нота в музыкальном инструменте, остальные же замолчали, и стало так тихо, будто здесь никого и нет. Только природа; лес, в ожидании дождя.

— Идемте, братья, увидите сами,— поворачиваясь в сторону, где видел людей.

— Э-это, далеко? — подал голос из ветвей — Ивень.

— О чем ты говори-и-ишь, И-и-ивень! — злился Дубень.— Здесь одна река, на ю-юге-е.

— Да-а,— сказал Оливень.

— Я,— сказал Тополень,— с вами, братья. О-оливень! Идем, покажешь нам тех людей, и глоба-а-ально-о-ое, потепле-е-ение.

— Идем, То-о-опо-о-олень, ме-е-едный та-а-аз уже близко.

Оливень побрел в чащу, за ним двинулись Ивень, Дубень и Тополень. Остальные предпочли остаться.

Тут очнулось зверье, но, хлынул дождь; дятел опустил голову и заснул под беличьи скороговорки, на соседнем дереве,— о желудях и энтах.

Уже ночью четыре энта вышли на опушку, к холмистой долине, где должны быть те высокие люди. Темнота сгущается ливнем, ветер забивает водоросли меж коряг Оливня, а его взгляд, как никогда — целеустремлен, и кажется, этот бородатый энт видит сквозь темноту и дождевую завесу.

Они шли по долине, переступая буераки и поваленные деревья, шли молча, а ветер уносил мелодию этих скрипок-энтов, далеко в лес, к другим энтам, являя им — печальную песнь уходящей надежды.

Оливень остановился и сказал: «Братья!.. Видите?» — показывая в темноту.

Ответы энтов потонули в раскатах грома, а вспыхнувшая молния, там, куда показывал Оливень,— на миг проявила удивительнейшее сооружение, парящее над землей, у реки. Округлое, громадное как скала, и мигающее словно безоблачное, ночное небо — звездами.

— Это, братья, кора-а-абль, о кото-о-ором, я вам говори-и-ил.

Энты шли, тусклый свет под кораблем становился ярче, мигающие огоньки завораживали, а гул, идущий по земле от корабля,— кажется, придавал энтам силы, входил в них, и обновлял.

Я остановлюсь здесь, посмотрю как следы этих странных великанов — заливает вода, как сами они, скрываются в ночной мгле, смеются, ибо, им стало радостно, от того что, этот путь был не напрасен.

Всё загудело, даже воздух, а вода, трава, да и я сам — приподнялись на миг от земли — когда корабль с людьми и энтами унесся в небо.