Колодец

— Сегодня в Колодце опять была Марита.

Квонг, словно не слыша Ларкина, продолжала перебирать тонкими пальчиками по сенсорной панели компьютера. Потом обернулась и с грустной полуулыбкой сказала:

— Там нет никакой Мариты. Там вообще никого нет.

У его напарницы был всегда такой вид, будто она понимала намного больше, чем говорила. Так это было или нет, Ларкин не знал, хотя проработал с ней на станции уже не один месяц. В мыслях он часто сравнивал Квонг с этой планетой, на которой люди впервые высадились много лет назад, но, по-хорошему, так до сих пор ни черта о ней и не узнали. Да, земного типа, да, атмосфера-климат-растения-животные, да, следы древней цивилизации, судя по всему, достаточно развитой. И исчезнувшей несколько десятков тысяч лет назад, без всякого глобального катаклизма, просто так. То ли вымерли, то ли полетели к иным мирам и новой жизни, счастья искать. Совсем как мы, подумалось Ларкину.

Артефактов было немного — за такой срок почти всё рассыпалось в мелкую пыль, тем более что ветры здесь были не чета земным. Остались полуразрушенные дороги, руины циклопических построек из чёрного блестящего камня, в которых, если повезёт, можно было отыскать изящные кварцевые статуэтки, изображавшие то ли местных божеств, то ли местных жителей. А ещё остался Колодец — дыра в земле на вершине одного из холмов, окольцованная развалинами могучих стен, затянутая зеркальной гладью, на которой, сменяя друг друга, появлялись картинки. Приборы упрямо твердили, что никакой глади там нет, а изображения — лишь оптическая иллюзия, вызванная, скорее всего, неведомо как сохранившимися машинами в глубине холма. Но из отправленных в Колодец сотен автоматических зондов — связь с которыми пропадала, как только они пересекали зеркальную границу — ни один не вернулся. Вспыхнувший было энтузиазм исследователей постепенно угас под холодным душем неудач, и Колодец остался просто диковиной, к которой иногда наведывались любопытные колонисты.

Странным было то, что картинки на «поверхности» Колодца появились не сразу. Радужно-бесформенные разводы, открывшиеся взглядам участников первой экспедиции, вскоре сменились туманными очертаниями, в которых угадывались то неведомые пейзажи, то диковинные существа. А потом начали появляться изображения людей. Мужчин, женщин, детей. Красивых и уродливых, стройных и толстых, радостных и печальных. И ни разу ни один портрет не повторился. И ни разу никто не опознал в этих людях хоть кого-то знакомого. Или не осмелился сказать об этом вслух — так думал теперь Ларкин. С того самого дня, как увидел Мариту.

… На самом деле её звали Ингрид. Но это холодно-блондинистое имя совершенно не сочеталось ни с копной развевающихся на ветру каштановых волос, ни с насмешливым прищуром ореховых глаз, ни с заливисто-девчачьим смехом...

— Ладно. Я на вторую метеостанцию. А то там что-то передатчик последнее время барахлит, — Ларкин поднялся с места и двинулся к выходу.

Ему показалось, что Квонг в ответ едва слышно вздохнула.

***

Он с трудом посадил флаер на пятачке у вершины холма: ветер сегодня разыгрался не на шутку. Грозовые облака, то и дело прорезаемые зигзагами молний, не предвещали ничего хорошего. Вряд ли он успеет улететь до начала урагана, заночевать, наверное, придётся тут. Но это было неважно.

Конечно же, она была здесь. В небе за её спиной беззвучно вспыхивали зарницы, им вторил, пусть и не в такт, гром с небес настоящих. И это тоже было удивительно — до сих пор в Колодце не было никакой «погоды». Ларкин некоторое время полюбовался картинкой. Почему-то вспомнилось, как в детстве он, неведомо зачем, придумал страшного монстра Вилбиби, живущего под водой. По ночам Вилбиби всплывал из глубин океана, приходил к детям в спальни и пожирал всех, кто просыпался от прикосновения холодных, склизких присосок, сотнями покрывавших его длинные щупальца.

Ему вдруг захотелось кинуть в Колодец что-нибудь тяжёлое, а лучше взрывчатое, чтобы этот треклятый Вилбиби прекратил морочить людей дурацкими картинками и вылез наконец наружу. С трудом подавив это желание, он наклонился над провалом. И в этот момент Марита шевельнулась.

Тонкие пальцы протянулись к поверхности, прикоснулись, провели по ней. И пошёл дождь. Нет, не здесь. Там, в зазеркалье.

«В тот день тоже шёл дождь, и мы с Мари… Ингрид стояли под ним, держась за руки, и её тоненькая маечка промокла насквозь, и тело просвечивало сквозь неё — и я видел всё, и мне так хотелось назвать тебя снова Маритой, а ты смеялась, ты всегда смеялась, ты вообще ничего не воспринимала всерьёз не то что я осторожничал и боялся нам нельзя ты же замужем и он мой друг это плохо плохо нет не могу что ты делаешь нет что я делаю какие острые у тебя груди и дышишь ты как зверёк маленькая лисичка с острой мордашкой что же теперь с нами будет когда вы уезжали он пожал мне руку на прощание а я не смог мне казалось теперь не имею права а потом когда узнал о той аварии вас похоронили вместе чёрный блестящий камень совсем как здесь на этой планете я стоял перед ним смотрел на твой портрет представлял тебя живую а ты правда живая я иду к тебе один шаг только один перейти черту не боюсь тебя вилбиби небоюсьидуктебемаритамаритамари...»

Существо в глубине лениво шевельнулось, и по поверхности Колодца пробежала мелкая рябь. Существо умело ждать, и теперь не спеша наслаждалось плодами своего терпения, поглощая сознание Мелкого, высасывая его, как паук высасывает муху, познавая природу чужаков через его воспоминания, мысли, чувства. Терпение — вот чего не хватает всем Мелким. И этим, и тем, другим, которые были здесь до них. Вилбиби… он называет меня Вилбиби. Хорошее имя. Подходящее для их мира. Который скоро тоже станет моим.

На холме приземлялся второй флаер.