Вечера

Кружевная занавеска, словно ещё ледяная после погружения в мороженое из молочных персиков, мгновениями пульсировала и беременела ветром. Через кружевные цветочки пробегали ветровые эпизоды нежного июньского луга. Лучи заката долетали до кружев и оставались в них, как в паутине.

Тяжёлая старинная дверь в избу открылась с лязгом крепостных ворот рыцарского замка. Мужчина переобулся в войлочные тапочки, вымыл руки и сел к накрытому клеёнкой столу.

Его супруга оставила всё, чем занималась (а она украшала заварку смородиновыми листочками и выбирала чашечки для чая), торопливо подошла к мужу и обняла его так, словно встретила после опасного путешествия.

— Кур хорошо закрыл?

— Да. И овец с коровой тоже.

— А Ладного отпустил с поводка?

Муж кивнул.

— Тогда будем ужинать.

Посуда с тёплыми закатными бликами делала окрошку и жареную картошку ещё вкуснее. А, когда дело дошло до чая с шоколадными конфетами, миру, несмотря на вечер, с детским упрямством захотелось посветлеть. Женщина встала и роботизированными движениями закрыла все окна. Вернулась к столу, села.

— Н-не шевелись, — мужчина схватил жену и с табуреткой вместе притянул к себе. Оба больше ничего не сказали, лишь смотрели то в окошко, то в глаза друг другу. Никаких звуков, кроме одного стука в дверь и в кухонное окно. А потом, как повелось, домик кто-то поднял, вынул из земного вечера, несколько мгновений подержал в темноте и вернул в родной закат. Когда вечер состыковал себя и дом, послышался успокоительный лай.

— Ладный возвращается.

— И где только он всё это время хоронится? Знаешь, — женщина протёрла ладонью влажную шею, — я думаю, пора готовить ужин на троих.

Они вышли к Небу. Его светло-голубую бессолнечную сталь прорезала широкая полоса копошащегося света.

— Успокаивается.

— И, как фонарь, двор нам освещает.

Супруги проверили дворовые постройки и пошли к завалинке, коротать ночь.