Скат из проводов

В субботу, когда я купалась под душем, меня ударило током. То ли заземление нарушилось, то ли статика воды повлияла, я что — физик? Но пробило от намыленной макушки до кончиков напедикюренных мизинцев; между бёдер вспыхнуло, и в микрорайоне отключили воздух. Последний раз так накатывало, когда я смотрела «Блудливую Калифорнию», поспорив с собой, что буду держать руки поверх одеяла целых три серии.

Никаких споров с собой в субботу я не заключала, поэтому привычно сняла душ с держателя и уселась в холодной пустой ванне. Напор поменьше, а то сильный режет; горячей воды, наоборот, поддать. Клубы пара достигли лица; я шипела сквозь зубы и медленно покачивала струю душа — будто гладят пальцы, а ещё лучше — неутомимый скользкий язык шириной со МКАД.

И уже на последних судорогах, когда я хрипела в запотевший потолок, до хруста стискивая пластмассовый источник неги, я поняла, что произошло. Это Тот, Кто Живёт в Проводах, не сдержался и дал мне сигнал, как сильно он хочет меня. И теперь смотрел, как я содрогаюсь под струями воды, и бессильно корчился где-то в недрах гудящего над головой люминесцента. Я выдохнула и прошептала ему:

— Знаю.

Я давно догадалась, что он живёт в квартире. Наверное, он был из электрической породы, как нильский гимнарх или как угорь, такой же длинный, толстый и сырой. Я назвала его Скат. Он со скоростью света скользил внутри проводки в стенах и круглосуточно мечтал обо мне оттуда. В туалет я научилась ходить на ощупь, впотьмах, чтобы он не видел меня в такой ситуации, и я оставалась для него богиней.

Скат следил из включённого телевизора, как я просыпаюсь утром, томная и без белья, и сразу сажусь работать. Специально не одевалась, для него, чтобы он любовался и отчаянно тёрся о внутренности проводов, и, бесшумно скуля, жаждал потереться о мою торчащую в монитор грудь.

Прихлёбывая чай каркаде, я чертила на экране очередной заказ, а Скат подглядывал из гудящего системника и знал все мои сайты «жгучие красавчики мира». Я думала запаролить вход — но как от него укроешься, ведь он живёт в проводах?

Прятаться от Ската было глупо, поэтому я придумала дразнить его. Открывала закладку с горячей подборкой видео и ощущала в предвкушении, как влажнеет подо мной кресло, а Скат напряжённо замирает в глазке камеры: «нет, только не это, не мучай меня!» Но я хитро поглядывала в камеру, под столом размазывая по промежности выступившую влагу, и всей кожей слышала его измученное «да-а-а-ай».

В ролике актёр наигранно стонал под бородатым мулатом, а я дрожащими пальцами выписывала на себе иероглифы безо всякой системы и думала, как же далеко мулату до моего Ската, который войдёт в любую щель и заполнит собой всё. Слабость расползалась по позвоночнику, я стекала по креслу в нирвану, пока не начинали пестреть в глазах алые пятна. Мигала настольная лампа — Скат бесновался в своей электрической тюрьме, не в силах вынести мою пытку.

— Не… ппполучишь… — освобождённо ахала я лампе, вытирала руку о скатерть и фыркала, глядя на фонтаны простокваши на крестце нижнего актёра — ну не бывает столько.

С каждым днём лампа мигала всё чаще, будто у соседей работала сварка — это Скат терял терпение и всей длинной сущностью рвался ко мне из внутрипроводной вселенной. А в субботу в ванной не выдержал соблазна моего тела в потёках пены и ударил током своего желания, да так ударил...

В воскресенье я быстро сбегала за продуктами через дорогу. Не хотелось оставлять Ската одного, он тосковал и тихо ныл в евророзетках от страха, что больше не увидит меня.

Я решила, что сегодня снова буду накалять его пенно-водным зрелищем. Но сколько ни нежилась под тёплыми струями, готовая к электроудару, сколько ни оглаживала грудь — тяжёлая, налитая, смотри, — Скат стыдливо таился в проводах. Трепетал оттуда волнами плюсоминусов, исступлённо грыз виниловую изоляцию, от мыслей о его мучениях подкашивались колени. Робкий мой, в тесном одиночестве своего мирка он исходил жаждой, до предела напрягались все его двести двадцать вольт.

И уже когда я вылезла из ванны и, укутавшись полотенцем, растрясла мокрые пряди и включила фен, изнеможённый Скат сорвался. Фен зашипел в руке, застрекотал. Обхватив его обеими руками, я чувствовала, как трепещет каждый электрончик ликующего тела Ската, рассыпаясь жёлтыми искрами из пропеллера — кончай, мой хороший, сладкий, кончай, ещё, ещё…

Я скинула полотенце и сползла на влажный кафель почти в самом зените — только пару раз сильно сжала бёдра; померкло в глазах перепелетение труб под раковиной, и меня прострелило душно-ослепительным разрядом. На полу ванной с погибающим феном в руке у меня был самый острый в жизни оргазм, и я смутно услышала, как бахнуло где-то в коридоре, и во всём доме вылетели пробки.

Сначала испугалась, что ослепла: я сидела в кромешной тьме, но потом осознание непоправимого покрыло меня гусиной кожей. Что же я наделала?

Я, как была, голая, спотыкаясь о груду туфель у входа, выметнулась на лестничную площадку, к щитку, судорожно защёлкала тумблерами. Бесполезно — за приоткрытой дверью моя прихожая так и осталась погружённой во мрак. Соседская старуха высунулась из квартиры, подслеповато оглядела мои ягодицы:

— Хоспадя!

Плевать, я даже не знала, как их всех зовут. Меня тошнило от чувства потери — нежный, зависимый от электричества Скат был окончательно и бесповоротно мёртв! Он не выдержал удовольствия и рассыпался на частицы по обезжизненным проводам.

Я вернулась в квартиру, глотая слёзы, в унылые двадцать пять квадратных метров пустоты. Я погубила самое чудесное создание на свете. Невыносимое чувство, будто сегодня все кошки мира передрались за право перейти мне дорогу.

Звякнул о плиту эмалированный чайник — электрический бесполезен, я чиркнула зажигалкой. Собакопавловский рефлекс: пить чай — думать о Скате, думать о Скате — пить чай. Теперь не залить моё горе и цистернами каркаде.

Слёзы капали в раковину, я рассеянно мыла чашку, упиваясь печалью, и вдруг что-то близко-родное почувствовалось в прикосновении воды. Чашка тренькнула о металл, раскололась зелёными кусками, я неверяще выкрутила кран до упора и подставила ладони под струю.

Меня нежно погладили тёплым, взвивая фейерверки мурашек, и всей кожей я услышала сладкое, до боли знакомое «да-а-а-ай». Кувырнулось сердце — о, этот восторженный подъём — я взяла кубок! выиграла в лотерею вагон феличиты! поймала снитч!

Скат жив, он жив, он...

Я вылетела в прихожую, к тумбочке, рывком выдвинула ящик и вцепилась в телефонную книжку. Где номер того жирного слесаря из ЖЭКа? Срочно надо провести трубы в спальню.