— "О чём ты думаешь?", — спросил он меня. Вернее я спросил сам себя как если бы он был мной. Но я промолчал и он ответил за меня. А точнее, я ответил за себя… Тьфу ты, чертовщина!, — он, я… Пусть я спросил и я же ответил, ведь он был я, а я — он, и оба мы были гадёнышами. И кто сказал, что два гадёныша не уживутся? Поэтому я так и спросил: "о чём ты думаешь, гадёныш?"
— Из нас двоих именно ты был Гадёнышем...
Я от неожиданности аж подпрыгнул: молчит-молчит, и — на тебе! И глаза побелели и зашмыгал носом… И когда же я им стал по-твоему? Неужели родился? Или ещё раньше, таким зачался?.. А ведь точно… Я всегда таким был — царапал гвоздём шкаф, разбрасывал обувь в неистовстве… Знаешь, я никогда не верил сказкам, и бабку-Ёшку не боялся...
— Зато тебе понравилось про Гулливера среди лилипутов. Это про меня, фантазировал ты. Я так хочу перешагивать через дома и рвать канаты как нитки. Ты ведь до сих пор не веришь, что у людей в венах кровь, а не водица или чернила как у осьминога...
Признайся, в тот вечер что ты ей сказал? Все видели — сначала она рассмеялась, потом замолчала, быстро вышла из танца. И, я поспорю, ничего уже не видела. Как слепая натыкалась на пары. Её окликнули, она не слышала, уже решила… Ты и подумать не мог, когда сказал, с улыбочкой: "Ты свободна, моя девочка. Как птичка..." И взмахнул кистью, типа крылышком. Может это и стало последней каплей, даже не слова, а жест, эдакая насмешка… Но и то, что ты так долго не открывался — помнишь розы? Помнишь, где ты их рвал? Ага — у исполкома, можно считать рискуя вылететь их универа, мне и то было бы очковато, а уж тебе — и не представляю… Зато получалась "дешёвая баба", то что надо. Помнишь, что ты ей пел?: "старики разменяют флэт, всё будет в шоколаде, моя baby". Ты всегда называл её так — девочкой-baby, так оно американистее и очки чёрные носил как у Цыбульского. Очень тебе зашёл "Пепел и алмаз". Два раза посмотрел. Как тот прячется за сохнущей !
простыню, а с другой стороны расплывается кровавая пляма… Она инъязовка была. Читала Фолкнера в оригинале. Ты в библиотеке её зацепил. Машинально. Проводил до общаги. Через неделю вспомнилась. Рискнул с букетом. Долго стоял перед входом — не знал номер комнаты и как фамилия. Заходившие остро зыркали на букет. Спрятал за спину… У неё был какой-то коллоквиум, купила сосисок. Но узнала — "привет...". Помнишь?
— Да что ты всё спрашиваешь — "помнишь-помнишь", конечно помню, хотя столько лет...
— А тогда, на танцах, она уже была беременной, месяце на третьем, тебе не говорила, хотела увериться… А ты… Ты же за ней тогда пошёл, сам не знал почему, но пошёл, на третий этаж, в 307-ю… Но не зашёл, остановился в шаге. Что же ты не зашёл, Гадёныш? Она как раз бритву искала. Была такая на комнату, типа санитарно-гигиеническая...
А ты даже не постучался. Стоял и ждал. Чего ты ждал? Вот когда уже брякнулась, ты заскочил — и дверь-то не заперла!
Ещё в сознании была, только глаза помутнели и говорить уже не могла, смотрела куда-то далеко. Эх...
Три пролёта отмахал снова на танцы, сказал ходил посцать. А ответил то невпопад, тебя о другом спросили, а ты ответил про туалет, и тогда только туда сходил, а решили, что раньше, типа алиби получилось… Ты сказал "я был..." и только тогда пошёл, да, так и было, а твой первый уход не запомнили, так и прокатило, повезло тебе, Гадёнышу...
— Послушай, друг мой-враг мой, ведь я это ты, а ты это я… Что же ты мне не сказал остановить кровь, вызвать скорую, жениться, чтобы не вылететь из универа, и всё равно стать типа неприкасаемым, "тем, который"… А теперь травишь душу… Знаешь сколько она мне снилась, и снится, если хочешь знать. Да ведь ты знаешь...
И не то, чтобы повезло мне… Я артист, импровизатор, талант можно сказать… Ты знаешь как я мечтал пойти в театральный? Монолог выучил. Само-собой из "Преступления..."! А хочешь изображу!? Я его до сих пор помню, а где запнусь — поправишь, у тебя память абсолютная, и моей почище… Когда Свидригайлов Роде исповедуется… Вот все ему исповедуются как священнику, значит признают его власть над собой. И я так хотел. Вы вот не понимаете — Родя это криптоИсус; чтобы стать святым, то есть запомнится, надо сперва согрешить… И вообще грех это нормально, можно сказать человечно — "все мы немощны, ибо чловецы суть", перед искушением имеется ввиду. Только согрешив следует и покаяться, а вот с этим — беда, надо от себя то и отречься. Да это как себя же и убить! Тут нужна сила нечеловеческая. Конечно легче удавиться...
Хотя ты и есть я, как ни крути, всё одно меня знаешь плохо, не понимаешь ты меня — и всё тут! Да заткнись ты! Никакая не шизофрения. Больше их слушай. Меня закалывали галоперидолом, а не тебя. А ты только подхихикивал как я обосцусь, гадёныш ты гадёныш...
Тех же женщин ты почему не понимаешь — ты с ними дел не имел, ты типа свечку держал… Веришь тому, что в книжках написано и что они сами о себе рассказывают. Да и не тех ты читал. У Шопенгауэра хорошо: "единственная цель женщины — рождение ребёнка", точно не помню, но смысл такой… У них свой, что называется "женский" мир, где можно гладить кошку, целыми днями заниматься рукоделием, там, наверху, типа в невесомости, где господь-бог занимается онанизмом, хе-хе-хе...
Вот и та, первая, вздрогнула тогда, запахивая халатик, коротенький такой, чуть не до трусиков, меня сильно возбуждало… А рука была мокрая, липкая, оттого дрожь по телу и гусиная кожа; а мне понравилось — эдакое невинное свинство, экспромт… За ними бывает интересно наблюдать — как натягивают чулок, как кусают сосиску и — не глотают, это же неприлично!, а незаметно усваивают, ангельским типа образом...
— Ты тоже из человека соки высасываешь пауком и бросаешь и ещё гадишь, где поел...
— Не перебивай. Все гадят. А что — "они" не гадят? Ни по-большому, ни по-маленькому, не потеют, не пердят? Хо-хо, ты с ними не жил… Вот и смешно как они делают вид, что не жуют, что жевать им ни к чему.
Она тогда вздрогнула всем телом, как от тока. Зазвонил телефон, звонил долго, зло. Когда утих, я сказал — "тебе звонили", очень деликатно, заметь, а не — "тебе звонил..." Но она всё поняла, и тогда сказала это роковое "убирайся". Из моего дома, из моей жизни, из моего мира, где кошки и рукоделие… И тогда я толкнул её, получилось на угол стола… Да-да, перелом шейного позвонка! И как ты догадался!? И отпечатки остались, а как же? Только мы же скрывали, я можно сказать по привычке, а она — понятно почему, я у неё был типа "запасной". Вот "основному" и накрутили, с ним и видели. А про отпечатки? В деле что его… И адвокат не помог. Алиби не было, один дома… А что ты предлагаешь, придурок? Явиться с повинной, раскаяться-покаяться типа Раскольниковым? Так у него же умысел был, гадкий ты мой! Понимаешь — у-мы-сел… А что засудили невиновного — так то система засудила, за показатели раскрываемости боролись...
И говно я после себя не оставляю, смываю… И одеяло ночью перетягивал сонным образом, а не спецом. Не считаю, что у других нет крови, а типа антифриз и они не мёрзнут… Может что лёжа курю, да и тут — зависимость, форс-мажор так сказать...
— А девки с вокзала, которых ты в ночь и выставляешь… Ходишь по скверику, высматриваешь силуэт в потёмках, протягиваешь сигарету — "вы не меня случайно ждёте?" и, если не отказывается, сразу на ты — "пошли...".
— Ой, не смеши! Девок с вокзала давно не таскаю. Опасные, твари, на ночь не оставишь, что обчистит ещё ладно, и глотку перережет, если "бывалая", опять же трепак, хламидии всякие, мандовошки… Бр-р-р, свят, свят, свят… Ну всё, вали с таким базаром, я спать буду...
"Спят усталые игрушки. Мишки спят, кошки спят. Одеяла и подушки ждут ребят..."
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.