Григорий Борзенко "Проба пера"

Григорий Борзенко

ПРОБА ПЕРА

(Театр двух актеров)

Тюремный детектив в четырех действиях

Интерьер сцены: Тюремная камера, на заднике сцены нарисовано зарешеченное тюремное окошечко. В центре у задника сцены стоят два табурета. А по краям — две койки (нары).

Освещение — полумрак или лучи сценический фонарей, направленных только на нары. Остальная часть сцены — в полумраке.

Действие ПЕРВОЕ

В камеру входит новенький (Сергей), с нехитрыми вещичками в руках. На нарах сидит «сторожил» (Артур) этой камеры, который тут же начинает язвить:

Артур: Опа! Опочки! Классический сюжет! Многократно показанный в кинушках. В камеру приходит новенький, на него, салагу, братва, достойная уважения, наезжает, а он, видите ли, всех раскидывает в разные стороны. Все по углам лежат, все повержены. А он, герой, с видом победителя усаживается на нарах. (Ехидный смешок). Да только такие «картины маслом», мил человек, только в кинушках бывают. В жизни, наивная твоя душа, все иначе. В реальности этого героя для знакомства тут же ставят в позу, и делают из его «попи» розочку. Слышь, мил человек? Уторопал, к чему я клоню? Это я популярно тебе объясняю сценарий ближайших событий. Чтобы ты не мялся в нерешительности, мол, не знаю, что мне делать, куда примоститься, куда и как стать. Стать можешь везде, лишь бы мне удобно было. Чтобы твое очко было как раз на уровне моего «боевого братца». Который сейчас пополнит свою, и без того немалую уже, коллекцию. Как сбудешь готов — говори. Жду!

Новичок молча положил вещи под подушку, взял табурет, подвинул поудобнее, сел, вытянул ноги вперед, словно давал ногам отдохнуть.

Сергей: И тебе тоже здравствуй, добрый человек. Я понимаю, что я новичок, поэтому со своим уставом в чужой монастырь не лезу. Руководствуясь чувством порядочности, также здороваюсь со своим новым соседом. И был бы благодарен, если бы ты подсказал, что тут и как, какие порядки, как себя вести. Я понимаю, что тут свои законы и условности, поэтому искренне не хотел бы, сделать нечто, на мой взгляд безобидное, но по местным законам неприемлемое. Что может быть расценено как неуважение к кому-то. Коль нас судьба свела вместе, и, думаю, нам немало придется делить кусок хлеба, то ты, надеюсь, подскажешь мне, что и как. Хорошо? Кстати! Извини, я не представился. Меня зовут Сергей. Я тебя?

Собеседник аж приподнялся на локоть от возмущения.

Артур: Ну, ни фига себе! Вот это номер! Такую наглость впервые встречаю! У товарища явно барзометр зашкаливает! Вместо того, чтобы быстрее «подмыться», да нести попу на «месячник культурного обслуживания», он распатякивает о куске хлеба, которым нужно делиться. Ты что, бык, совсем одурел?! Во завтра смеху-то будет, если я расскажу уважаемым людям, что новичок предлагает с пидерами куском хлеба делиться! Ты хоть знаешь, как они питаются? У них отдельные миски, едят они отдельно от всех. Они изгои! Кто по незнанию с миски пидера отобедает, тот сам к ним причисляется. И стает таким же изгоем, который даже подойти не может к остальным! А он разглагольствует о советах, как жить на зоне! Нашел себе инструктора по правилам культурного поведения. Говорю тебе, готовь очко, а то по-другому говорить будем!

Сергей добродушно (можно и наигранно) потянулся.

Сергей: Да ладно тебе, хватит меня разыгрывать. Честно говорю: я не верею, что мужику может нравиться тархать другого мужика. Какое красивое женское тело! Какое это величайшее удовольствие наслаждаться таким телом, входить в него! А у мужика… Жопа волосатая… Ужас! Неужели на такое зрелище у кого-то может подняться?! Это все равно, что бомжи в мусорных баках роются, объедки собирают. Вижу, что ты нормальный мужик, не верю, что ты это всерьез. Хватит прикалываться. Давай поговорим нормально. Тут и так жизнь безрадостная, а мы ее еще и сами себе отравляем. Как зовут-то тебя? Ты так и не сказал.

Артур встал с нар, лицо его кипело гневом. Он положил руки в районе ширинки.

Артур: Все! Время болтовни закончилось! Пришло время действий. Твоих действий! Я готов. Если ты сейчас же не отсосешь у меня, тогда наступит время моих действий. Считаю до десяти! Раз! Два!

После слова «десть» ничего не произошло. Сергей, продолжая сидеть, тяжело вздохнул.

Сергей: Да, считалочку до десяти обычно в первом классе учат. Видать, тогда у тебя были в дневнике пятерки. Но после этого, мил человек, видимо, много у тебя прогулов было в школе…

Лицо Артура еще больше исказилось гневом, и он молниеносно бросился на Сергея. Тот резко вскочил, перехватил руку соперника, и заломил ее за его спиной. Тот взвыл от боли. (Можно в этом моменте разыграть драку, это будет, возможно, эффектнее, но сложнее обыграть. Если актеры не драчуны и постановка драки будет не на достойном уровне, то наигранность только раздразнит зрителя. Поэтому лучше ограничится быстрой развязкой потасовки. И именно с применением борцовского приема, а не боксерского).

Артур: А-а-а! Руку сломаешь! А-а-а-а! Пусти! Боже! Сейчас кости начнут трещать. Пусти!

Сергей: А ты говорил, что такое только в кинушке бывает… Вместо того, чтобы кому-то из поп розочки делать, лучше бы качался, как это до седьмого пота делал я. Лучше бы ты тренировал мышцы не свого «боевого братца», а рук, спины да брюшного пресса. Укреплял бы свое здоровье. Которое, в таких вот случаях, приходило бы тебе на выручку. Предупреждаю: я не только борьбой серьезно занимался, но и боксом. Так что искренне тебе советую не повторять такие попытки. Точно говорю — вырублю! Нашелся, блин, специалист по попам да по розочкам…

Победитель отпустил побежденного, отошел в сторону, сел на табурет, давая сопернику возможность прийти в себя.

Сергей: Но будем считать, что ничего не было. Еще по школьной скамье всем пацанам хорошо известно, что настоящая дружба начинается после того, как двое подернуться. После этого они — не разлей вода. Давай и мы не будем больше сориться. Нам легче будет, если мы будем помогать друг другу, поддерживать один другого в этих невеселых условиях, куда мы оба попали. Мы друзья по несчастью. Зачем нам сучиться?

Поверженный, немного оклемавшись, поднялся, присел на край нар, разминая пострадавшую руку. Было видно, что он угнетен происшедшим, не хочет смириться с поражением, но и побаивается вновь сесть в лужу, видя, что перед ним достойный соперник.

Артур: Так… Ты подписал себе приговор… Все! Молись, сука! Ты ответишь за это! Я… Я, буду мужчиной, я возьму сейчас себя в руки. Но потом… Братва порвет тебя!

Сергей: Ну, начинается! У самого духу не хватило, так сразу братву кинешься подключать. Ну, если ты настоящий мужчина, как в этом уверяешь, то и поступай соответственно. Что, слабо решить спор действительно по-мужски, то есть, один на один?

Тот все еще негодовал.

Артур: Я… Я это так не оставлю! Эта борзость обернется для тебя боком! Посмотришь!

Сергей: Понимаю, что у тебя клокочет сейчас в груди. Но не я ведь это все начал! Успокойся, прошу тебя! Не расценивай это, как заискивание какое-то. Представь, что у меня в душе делается. Совсем недавно я жил обычной жизнью, и вот впервые переступаю порог тюремной камеры, где предстоит провести не один год своей жизни. Да мне сейчас волком выть хочется! Мне, что называется, жить не хочется! Ты ведь понимаешь это! Сам через это пошлел. А вместо того, чтобы поддержать человека в тяжелую минуту, ты еще сильнее добиваешь. Не ты меня, а я тебя сейчас успокаиваю! Твоя голова хоть соображает, настолько это парадоксальная ситуация?! Корчишь здесь из себя крутого, уважаемого, а на самом деле такие люди являются отморозками, без чувства совести и сострадания. Позорник! А я что-то пытаюсь ему доказать, достучаться до сердца. Разве можно достучаться до того, чего у человека нет.

Сергей тяжело вздохнул, подошел к своим нарам, лег, подложил руки под голову и уставился в потолок. Свет в камере (на сцене) медленно угасает.

(Этот прием со светом можно использовать вместо занавеса. Свет на сцене гаснет на короткое время и, после того, как он через несколько секунд вновь освещает сцену, там уже начинаются разворачиваться события следующего действия).

Действие ВТОРОЕ

Сергей тяжело дыша, вытирает полотенцем пот со лба.

Сергей: Фу-у-у-у… (Устало). Все равно, что вагон угля разгрузил. Но это не зря. В первом классе учат не только до десяти считать. В этом возрасте и родители, и учителя вдалбливают в голову детям весьма не глупую и очень полезную мысль. Что по утрам нужно зарядкой заниматься. Кто-то лениться внедрять в жизнь эту прописную истину. А кто-то ее усвоил и делает все, чтобы держать себя в форме. Он, оказавшись в тяжелой ситуации, может постоять за себя. Вот мне здесь мои старания и пригодились. Так что давай отныне вместе заниматься, качаться. Как видишь, это не лишнее. Да, хватит тебе дуться! Извини, если я силу захвата не рассчитал. Господи! Я же еще и извиняюсь за то, что ты не меня наезжал! Да… Дела… Уж сколько дней прошло после нашей стычки! Я рад, что помаленьку наши отношения налаживаются, Артур. Давай хоть раз по душам поговорим. Как Розенбаум пел: «Раскались, браток, расскажи, браток, как сюда попал». Расскажи о своей истории. А я свою беду тебе поведаю.

Артур: Отстань!

Сергей: Вот, блин, поговорить с ним нельзя. Будем молчать — от скуки свихнемся.

Тишина.

Сергей: Ну, чего молчишь?

Артур: Заколебал!

Сергей: Ладно Я свою историю расскажу.

Артур: Блин! Достал ты уже! Что ты можешь рассказать? У всех новичков песня одна и та же. Мол, чист я и безгрешен, как младенец. Мухи не обидел, попал сюда по чистому недоразумению. Немедля меня выпустите, извинитесь, да еще и выдайте талон на усиленное питание! Разве не так?

Сергей: Нет, не так! Мухи действительно за всю свою предыдущую жизнь не обидел. А посадили все же за дело. Я могу десять раз утверждать, что не хотел этого, но… Факт есть факт. Никто меня не заставлял гнать, сломя голову, нарушая всем давно известные правила дорожного движения. Кровью писанные. Вот я и вписал очередную кровавую строку. Этот дедушка, хотя и уже почти отжил свое, но у него были жена, дети, внуки, которые любили его и горевали из-за его смерти. А причина этому — я! Пусть это, понятное дело, было убийство по неосторожности, но это мало меняет дело. Я убил человека! И не должен требовать за это талоны на усиленное питание. Да, за такое не дают подрасстрельную статью и максимальные строки отсидки, но и безнаказанности за смерть человека не должно быть. Я это прекрасно понимаю. Поэтому стараюсь, как ты говоришь, быть мужчиной, собираю волю в кулак, смиряюсь с тем, что случилось, принимаю наказание, как должное, и отсижу сой срок, не возмущаясь. Усваивая истину, что на следующий раз нужно и за стрелкой спидометра следить, и за знаками, и помнить, что те, кто мелькает за окошком автомобиля, не букашки, а люди, которых любят и ждут дома. А за что ты сюда попал? Я вижу, что ты как никогда в дурном расположении духа, но все равно расскажи.

Второй громко и неприятно рассмеялся.

Артур: Вот сука же приставучая! Если ты ждешь от меня таких же соплей, то глубоко ошибаешься. Хочешь знать правду? Все наоборот! Я как раз попал сюда именно потому, что считал тех, кто, как ты говоришь, за окном, букашками. Так и убивал их, в соответствии со статусом, как и положено букашкам. Резал, как свиней на скотобойне. Без жалости и тени сомнения. Так что на эту тему у нас задушевной говорильни не получится. Разные у нас истории. Сопи в две дырки!

Сергей: Да… Истории у нас, может быть, и разные, да итог один. Оба мы душегуба, лишившие кого-то жизни. Но отношение к случившемуся у нас действительно разное. Я не просто раскаиваюсь, я уверен, что до конца своих дней буду нести на себе этот грех. Ты же, вижу, раскаиваться и не думаешь.

Смех на этот раз был еще более неприятным.

Артур: Ну, ты, блин, и придурок! Раскаиваться?! Да если бы ты знал, какое это волнующее удовольствие — убивать человека! В ее глазах — животный страх! Ужас! Она хочет жить. Она умоляет: не убивай! Дяденька, говорит, миленький, соколик, касатик, родненький, золотенький, не убивай! А ты только смеешься в ответ и… «ножичком по горлышку»! Ты видишь, какая паника и боль на ее лице, как тускнеют ее глаза, как угасает в них жизнь. Наблюдать за таким — кайф! А ты говоришь раскаиваться… Дурень! Отстань, говорю!

На некоторое время в камере воцарилась тишина. Сергей поднялся и начал прохаживаться по камере.

Сергей: Если ты думаешь, что я буду тебе читать морали, то ты глубоко ошибаешься. Понятно, что я шокирован таким варварством, но не мне, тоже лишившему человека жизни, пусть и иным образом, осуждать тебя. Я несу свой грех, ты — свой. Тут табачок, как говориться, порознь. Но у нас есть одно общее. Мы сидим в этих стенах, и, как молвится в пословице, «дофига еще сидеть». Поэтому можем свихнуться со скуки. Робинзон Крузо тот тоже от одиночества чуть рассудком не тронулся, хотя у него там был простор, птицы пели вокруг, козы блеяли. Нам же, чтобы крыша от скуки не поехала, нужно себя занимать хотя бы рассказами. Поэтому я и завел разговор о воспоминаниях. Хотя, скажу честно, мне неприятно слушать твою исповедь, но все же хотелось бы окунуться в ауру тех событий. Как это было, где, когда? А я расскажу о своих невеселых похождениях.

Артур: На твои похождения мне насрать! А от меня ты тем более ни единого слова по этому поводу не услышишь. Я и так сболтнул лишнее. Сколько доблестные сыщики во время следствия надо мной не корпели, так я им и не раскололся о своих многочисленных похождениях. Посадили только по тем единичным эпизодам, по которым у них были улики против меня. Фиг им! А тебе только потому и рассказал, чтобы ты понимал, что и тебя подобное может ждать. Если будешь выпендриваться. Мне терять нечего. Одним больше, одним меньше, мне все равно. За свою борзоту в первый день нашей встречи, ты этого вполне заслуживаешь. Так что на волоске висишь.

Сергей: Опять ты ершишься. Говорю же тебе, легче будет коротать нам здесь время, если разговорами как-то будем занимать себя. Народная мудрость гласит: если двое подрались, или даже ссориться, то все равно кто-то должен быть умнее, и уступить. А то конфликт может повторяться до бесконечности. Возьму на себя роль «цапа-видбывайла». Буду сглаживать конфликты между нами. В меру своих скромных возможностей. Ладно, расскажу тебе, где меня моя беда встретила. Есть на Мелитопольской трассе перекресток. Ивановским его называют. Или нижнесерогозским, все равно. Эта дорога между двумя райцентрами Херсонщины. Она пресекает мелитопольскую трассу. Вот на этом-то перекрестке, родимом, все и произошло. Это уже потом я узнал, что там по воскресеньям под вечер, да по понедельникам с утра, всегда есть люди, которые голосуют, то есть, автостопом едут, чтобы до Каховки и до Херсона добраться. Этот дедушка вывез семью своего сына, которые приезжали на выходное погостить, на своем стареньком «Москвиче» к этому перекрестку, чтобы те уехали в Херсон рейсовым автобусом. Они стояли край дороги, разговаривали, ждали автобус. Дедушка крайним стоял к дороге. Почти на проезжей части находился. Но это не меняет дела. Моя вина… Сколько бы после этого не смотрел на географическую карту, столько теперь мне на этом месте некий воображаемый крестик видится. А у тебя где крестики на карте?

Тишина в ответ.

Сергей: Молчишь? Как хочешь. Все равно я уверен, что поддерживая друг друга нам бы легче было жить. У меня, к примеру, вскоре намечается свидание с родственниками. Если хочешь, могу через них передать от тебя весточку на волю.

Тишина.

Сергей: Не хочешь — не надо. Мне меньше хлопот. Пользуясь случаем, окунусь в литературу с тюремной библиотеки. Коль судьба сделала такой кульбит, постараюсь с пользой провести время, чтобы полученное здесь пригодилось потом и на воле. Насчет подкачать мышцы да здоровеньким быть, это мы уже решили. А вот лишнюю специальность (с помощью технической литературы) приобрести, это очень даже не лишне будет. Потому, как не уверен, что вновь за баранку вернусь. Впрочем, можно не только читать, но и писать помаленьку. Какие-то потуги у меня в школе были на этом поприще. Стенгазету выпускал. Почему бы сейчас не попробовать? Для меня в этом плане служит неплохим примером Роберт Штильмарк. Ничего человек не написал ни до того, ни после того, но когда попал на Колыму, написал там свой неповторимый шедевр «Наследник из Калькутты». Кто-то из его сотоварищей по несчастью в это время в картишки чалился, что-то изводил себя от скуки, или еще как-то время впустую тратил, отбывая срок. А этот человек сидел ночами за керосинкой и писал свой роман. Получилась эпохальная вещь. Ну, чтобы тебе понятней было, пальца на три-четыре толщиной. Потом, когда отмотал свой срок, его из-за этого романа приняли в Союз писателей, издавали, гонорары платили! Он потом еще на этом и деньги зарабатывал! Вдумайся: зарабатывал на воле за счет того, что сочинил, находясь в неволе! И дети его, кстати, имеют право на гонорары в течении пятидесяти лет после эго смерти. А переиздавали «Наследника» в девяностых, (когда он уже умер), не менее десяти раз! Бум на эту книгу был! Вот, я понимаю, человек постарался извлечь пользу из того, что попал в тюрьму. Почему бы и мне не попробовать совершить нечто подобное? Ну, такие объемные вещи, как «Наследник из Калькутты», я поначалу, конечно же, не потяну. А вот нечто помельче, типа рассказиков да новелл, можно попытаться состряпать. К примеру, детективные рассказы. Я в детстве от рассказов о Шерлоке Холмсе вообще с ума сходил! Вот голова был! Что значит частный сыщик! Большое дело! Потом Чейзом увлекался. Вот классный писатель! Вот так писать нужно! Невозможно оторваться! Вот где фантазия у человека работала! Вот где сюжет мог задумать, а потом раскрутить! Супер! Попробую, наверное, и я. Если, конечно, получится. Есть такой прикол. Типа украинской присказки. Нашел человек подкову. Вот, говорит, найти бы еще три подковы и коня, было бы хорошо. Вот так и я. Первое есть — задумал написать книгу. Теперь бы приложить к этой идеи и желанию еще и «три подковы и коня», и книга фактически будет готова. Вот наполеоновские планы! А? Ты не находишь?

Тишина.

Сергей: Опять молчишь? Ладно, буду «сам с собою левою рукою». Включу «мозговую атаку» и начинаю придумывать сюжет рассказа. Не мешай мне! Понял? Не приставай с разговорами. Все равно не отвечу.

Артур от удивления аж приподнялся на локте, изумленно посмотрел на сокамерника, покрутил пальцем у виска, перевернулся на второй бок (спиной к Сергею) и продолжил «лежбище». Сергей всего этого не видел. Он, уставившись в потолок, включал в это время «мозговую атаку».

Через какое-то время Сергей начинает говорить. Задумчивым голосом, словно разговаривает сам с собой.

Сергей: Сейчас мне почему-то вспомнилась история с Беличенко. Кажется, такой была фамилия советского военного летчика, который угнал в Японию новый сверх секретный советский истребитель. Американские спецы разобрали его до болтика, чтобы узнать, как он устроен и выудить секретные технологии россиян. Дело не только в одном этом самолете. Американцы получили тем самым доступ к установлено на этом истребителе сверх секретной установки опознавания «свой-чужой». А такими установками была оборудована вся противовоздушная система огромной страны. На ее разработку потребовались долгие годы и огромные миллиарды вложений. Повторяю, не миллионы, а миллиарды! Которые в те времена весили намного больше, чем ныне. И теперь вот из-за этого предательства россиянам снова пришлось переоборудовать всю систему ПВО. На что опять поли миллиарды! Представляешь?! И это все из-за того, что одному-единственному человеку захотелось заработать пару тысяч долларов на предательстве! Соизмеримы ли эти величины?! Нечто подобное случилось позже, когда другой Иуда угнал новый секретный русский самолет в Турцию. Но все это я рассказываю не ради этих цифр. Я акцентирую внимание на другом. Оба получили политической убежище в другой стране. Оба, сменив фамилию и получив какую-то копейку за предательство, тихонько зажили в другой стране. Беличенко даже немалый пост занимал в американских ВВС. Но и тот, и другой вскоре отправились на тот свет при загадочных и не выясненных обстоятельствах. В обоих случаях причиной смерти была автомобильная авария. Все до сих пор окутано тайной, но я уверен, что это постарались спецслужбы СССР, разыскав предателей там, где они считали себя в безопасности. И заставив заплатить их по счетам. (После короткой паузы). Как ты думаешь, зачем я тебе это рассказал?

Тишина в ответ.

Сергей: Хорошо, иной пример. Наверняка ты слышал о Ньюнбергском процессе, где судили нацистских преступников за их чудовищные злодеяния против человечества. Но были и такие, которые считали, что они ловко увильнули от правосудия. Как, к примеру, это сделал некто Эйхман. Смерти миллионов людей, погибших в концентрационных лагерях, были именно на его совести. Он хитрейшими путями чрез транзитные страны добрался до Аргентины, где и залег на дно, сменив фамилию, ведя скромный образ жизни, не афишируя себя и не высовываясь. Проходили годы и подлец был уверен, что все для него уже устаканилось и он остаток своей жизни проведет в тепле и уюте. Но… Но был в Европе один человек. Некто Розенталь. Нет, он не агент каких-то разведок, он не получал деньги за то, что делал. Но он прошел через ад концлагерей, понимал, какое страшное злодеянии совершил этот Эйхман, поэтому идея поиска и наказания этого нацистского преступника стала для него смыслом жизни. И от таки добился своего! Вычислил этого тихоню! Однако, у него даже не было денег на перелет в Аргентину. Поэтому он поделился своей инфой с Израилем. Ведь Эйхман уничтожал евреев, а Израиль своих в обиду не дает. Вот и закрутилось колесо. Под видом стюардов в Аргентину направились несколько агентов Массада. Говорят, это самая эффективная разведка в мире. Те хитрым способом, обманув таможню да контроль в аэропорту, доставил его «тепленького» в Израиль. Где и судили, приговорив к смертной казни. Которую тут же и привели в исполнение! Случилось это в 1962 году! Спустя двадцать лет! Пусть с опозданием, но наказание таки настигло преступника! Ты так и не понял, к чему я это тебе рассказываю?

Артур, лежавший до этого спиной к Сергею, повернулся, и приподнялся на локоть:

Артур: Ну и к чему ты это все мне рассказываешь?

Сергей: Я вспоминаю кадры кинохроники, суда над Эйхманом. Свидетели рассказывали о преступлениях Эйхмана в концлагерях. От воспоминаний о тех ужасах, что творились в лагерях, они прямо в зале суда падали на пол, теряя сознание! Я вот сейчас говорю, и у меня самого комок к горлу подкатывает! Но видел бы ты в это время Эйхмана, как он сидел на скамье подсудимых! Едва ли не запрокинув ногу на ногу, с выражением на лице, мол, свесь мир — бардак, все люди — бляди, один я белый и пушистый. Раскаяния в душе — ни грамма! Вот тут-то невольно вспоминаются твои слова. Насчет того, какое наслаждение доставляло тебе это самое, которое «ножечкам по горлышку». А не подумал ли ты о том, что, возможно, среди родственников тех, кого ты « по горлышку», найдутся такие, кто смыслом своей дальнейшей жизни сделает цель разыскать тебя и наказать так, как ты это заслуживаешь своим преступлем?

Артур: А ты не за то же самое на нарах паришься?

Сергей: Нет, не за то же! Родственники погибшего видели мое раскаяние. Я оплатил похороны деда, материально поддержал его семью, извинялся. Понимаю, что все это не заменит им боль утраты. Но они люди с нормальной головой и понимали, что все случись неумышленно, я не хотел причинять зла. Такой проступок не дает повода двадцать лет искать виновника. Ты же — подлец уникальный! Я слышал, что на зоне насильников не любят сами же зеки. Ведь они прекрасно понимают, что на месте жертв таких маньяков могли быть их сестры, дочери, матери. А ты тут еще хорохорился, грозился, что за тебя братва в зоне заступиться. Та они тебя за твои дела уже давно должны были или на перо посадить, или из твоей «попи» розочку сделать. Ладно, закрываем тему. Я тебе не лектор, читать нравоучения насчет «облико морале». Мне тут с тобой жить и я не хочу с тобой сориться. Но вижу я и то, что ты подлец уникальный. Я искренне уверен, что ты заслуживаешь того, чтобы тебя поставили в один ряд с этим нацистом и с теми продажными летчиками. И не удивлюсь, если найдутся люди, которые оценят по достоинству твою работу «ножичком по горлышку». Пусть даже и много лет спустя. Я просто не хочу, чтобы это случилось раньше, когда ты еще будешь тянуть срок. Ведь я могу оказаться рядом и меня уберут, как не нужного свидетеля. Так что можешь не смотреть на меня волком. Сейчас я искренне желаю тебе здравия. А что будет потом, то уже меня не касается. Вот как бы и все, что я хотел сказать.

Сергей разлегся на нарах и молча уставился в потолок.

Действие ТРЕТЬЕ

Сергей: Ну, вот! Поляна накрыта! Присаживайся, составь компанию. Давай, за дружбу. Это святое дело! Грех отказывать.

Артур лениво подсел к импровизированному столу. (Можно, чтобы эту роль исполнял стул). На нем находилась нехитрая «сервировка».

Артур: Ну, ты и чертяка! Как тебе это удалось?

Сергей: Как будто ты не знаешь, что все в этом мире покупается и продается. Конвоиры тоже люди, они тоже хотят жить. На голой зарплате не вытянешь. Вот за соответствующую мзду и стали посредниками. Я напряг родственников, во время свидания, вот они и постарались. Говорил же тебе: чирикни через них весточку на волю, Если хочешь, конечно. Я предам своим родакам твою записку или просто твои слова.

Артур: Ну… Надо подумать. Хотя отправлять-то весточки мне как раз и некому. Но все равно ты и впрямь чувак шустрый. Ну, давай, (протягивая руку к гранчак), за все хорошее!

Оба выпили и начали молча закусывать.

Сергей: Всегда считал, что я не любитель этого дела. Да, бывало по праздникам опрокидывал рюмку-вторую, но не злоупотреблял. Для меня главнее было не сколько выпить, столько закусить. Душевную беседу завести в кругу хороших друзей. Удивлялся, когда иные старались побыстрее очередной стопарь налить. Бесило даже. Думаю, им лишь бы поскорее пасть залить. А вот теперь, ты знаешь, желание, как у героя «Бриллиантовой руки» в эпизоде в ресторане «Плакучая ива». Говорит, давай вторую, не закусывая. Это сейчас и у меня в голове. В смысле, вторую побыстрее налить. Блин! Точно говорят, что тюрьма не воспитывает, а еще большего преступника из человека делает. Давай и выпьем за то, чтобы мы с тобой не поддались этому «пагубному влиянию империализма», а вышли на волю, чистые, как младенцы. Будьмо!

Собутыльники «перекинули» по второй.

Сергей: Раз ты такой неразговорчивый, а молчать при выпивке, это просто преступление, займу тебя тем, что почитаю свежую прессу. Мне эту передачу в обрывок газеты завернули, вот я ее вместо скатерти-то самобранки сейчас и подстелил. Итак. Я читаю заголовки, а ты говори, на чем остановиться. Итак, название рубрик

Склонившись над газетой, разложенной перед ним на табурете, передвигая со стороны в сторону хлеб и нехитрые закуски, (чтобы не мешали чтению), читает:

Сергей: «Гвардейцы пятилетки», «Наш социалистический образ жизни», «Пятилетку — досрочно!», «Заветам Ленина — верны!»

Артур настолько оторопел от услышанного, что даже перестал жевать, исступленно уставившись на собеседника. Тот заметил это и добродушно рассмеялся.

Сергей: Да шучу я, шучу! Это для прикола. Просто вспомнил, как в советских газетах кроме этого идиотизма больше ничего и не печатали. Впрочем, сейчас тоже в газетах и в телевизоре все тот же идиотизм, что и раньше, только уже под другим соусом подан. Половина материалов там о том, как все дорожает, как плохо живется простому человеку, а вторая половина о том, сколько очередной олигарх отвалил миллионов за очередную свою прихоть. Как правило, прихоть глупую и тупую. И все тихо, ничего не происходит! Никто не берет в руки вилы и не идет на баррикады, исправлять несправедливость. Ведь понятно, что все эти ванны из шампанского, десятиметровой длинны лимузины, побрякушки для любовницы за десятки миллионов долларов, покупка островов в тропиках — это не плод их непосильного физического или умственного труда. Не стояли они за станками, не ломали голову, типа Билла Гейса, который создал «Майкрософт» благодаря своему уму. А результат хитрой и наглой приватизации. Не зря в народе дают этому делу более точное определение: «прихватизация». Приберание к своим рукам того, что десятилетиями, горбатясь, строили наши деды и отцы. А они приватизировали это все в один миг, за пятнадцать копеек, или вообще задарма и жируют теперь. В удивительное время мы живем!

Принялся наливать по новой.

Сергей: Давай еще по одной.

Выпили, молча закусили.

Сергей: О! Вот кроссворд в уголке страницы! Можно поднапрячь мозги. Я, правда, не любитель разгадывать их, но искренне уважаю тех, кто шарит в этом. Вот умные и эрудированные люди! Ну, с откуда им знать, где там, в мире, за тридевять земель, находится какой-то водопад или вулкан?! И как он называется! О таких отец мой говорил: «Не голова — а Дом Советов!» Давай от не фиг делать попытаемся и мы составить конкуренцию Якубовичу с его «Полем Чудес». Я тут уже, давеча, начал его разгадывать, и некоторые слова, которые полегче, уже отгадал. Так что какие-то буквы нам будут уже известны. Итак, «Город, в названии которого включено одно мужское и сто женских имен». Вот это я, столько не ломал голову, не мог разгадать.

Артур: Севастополь.

Недоумение на лице Сергея:

Сергей: Не понял! При чем тут Севастополь?!

Артур: А ты подумай. Два слова. Вернее, три. «Сева» — одно мужское имя. «Сто Поль» — сто женских имен. Имя такое женское месть. Поля. Не слыхал разве?

Восхищение в глазах Сергея:

Сергей: Ну, ты и молоток! Слыхал, конечно. Но… Чтобы додуматься до такого… Ну, надо же! Молодчага!

Серей прищелкнул от восхищения пальцами.

Сергей: Идем дальше. А вот это слово тоже никак не мог разгадать, столько не ломал голову. «Райцентр в Ростовской области близ Таганрога». Десять букв. Первая «Н», последняя «А». Ну… Что это может быть?

Артур: Никлиновка.

Сергей, дотягиваясь рукой за закуской:

Сергей: Что Никлиновка?

Артур: Название районного центра в Ростовской области.

Сергей, пережевывая закуску, и вальяжно смотря на уголок газеты, где напечатан кроссворд, читает по буквам:

Сергей: Не-кли-нов-ка. Точно! Подходит! Ну, ты и впрямь, не голова, а Дом Советов! Да так мы профессорами тут станем! Итак, переходим к следующему слову. «Река в Южной Америке, котрая...»

Артур резко выпрямился, словно что-то вспомнил, на мгновениме застыл, потом быстро перстваил закуску в сторону, осовбодил газету, и долго ее изучал, внимательно перечитывая кроссфорд. Затем, успокоившись, бегло осмотрел остальной обрывок газеты, после чего отложил его в сторону.

Сергей, в это время, словно и не замечая суету Артура, начал разливать еще по одной, приговаривая:

Сергей: Ладно, не хочешь разгадывать кроссфорд, давай еще по однй. На посошок, так сказать. Поскольку любой запас имеет свойство закнчиваться. Особенно это касается спиртного. Оно всегда заканчивается до обидного быстро. Как бы много его не было. Вот и у нас сейчас закончился наш скромный запас. Осталось по последних «пять капель» бахнуть. Ну, давай, поехали! (Видя паузу собутыльника, осматривающего газету, продолжил): Ну, ты думай, а я выпью за этот почин. Мы поднимаем эти неприезентабьельные «бокалы» в этом невеселом месте в первый раз, но, будем надеяться, не в последний. Дай Бог хоть изредка будем скрашывать нашу сероую и однообразную жизнь такими вот скромными посиделками.

Сергей выпил, пожвал что-то, а потом, потянувшись, молвил:

Сергей: Ну, раз ты снова впал в меланхолию и не разговриваешь, то я умываю руки. Что ты за человек?! Ну, что это за посидеки за столом, когда сидят молча? Я такого не понимаю. Ладно, пойду опять включать мозговую атаку для обдумывания сюжета будущего совего опуса. Надумаешь пообщаться — пожалуйста, обращайся, я не такой замкнутый, как ты. (Поднимаясь): Эх, нелегка жизнь… (И напрвился к своим нарам).

Действие ЧЕТВЕРТОЕ

В камере — тишина. Каждый занят своим делом. Второй — что-то сосредоточенно пишет в своей толстой тетрадке, первый — лежит на своих нарах, тупо уставившись в потолок. По нему видно, что его гложает тяжелые мысли. Желательно, чтобы эта пауза длилась как можно дольше (в разумных пределах). Наконец-то Артур отзывается, угрюмым, убитым голосом:

Артур: Слушай. (Пауза). Когда у тебя там будет снова встреча со своими родственниками, попроси, чтобы снова передали это дело… Мне хочется напиться…

Сергей: Разбудите меня посреди ночи, и покажите того, кто на нашей зоне не хочет напиться.

Артур: У меня особый случай. Как ты говорил? Жить не хочется…

Сергей: Да? В таком случае ты уж извини за иронию. А я-то вижу, что тебя что-то гложет, да не стал расспрашивать. Думаю, снова скажешь, чтобы я отстал со своими расспросами. Заметил, что после того, как тебя конвоиры куда-то уводили, ты вернулся, как с креста снятый. Подозреваю, что или тюремное начальство сообщило какую-то невеселую новость, или еще что-то случилось. Поскольку после этого тебя не узнать. Столько уж дней молчишь, горем убитый. Наконец-то голос подал… Я не раз говорил, что нам полезно общаться. В разговоре грустные думы забываются. А ты все в себе таишь. Так с ума сойти можно!

Артур: Брата моего не стало… (После паузы): Теперь уж нечего скрывать… Теперь уже все на этом свете теряет смысл. Это был единственный для меня человек на земле… Ради него…

Пауза, тишина.

Сергей: Я не знал, что такое случилось… Извини. А то я тут иронизирую насчет «разбуди среди ночи»… Это, конечно, меняет дело. (После паузы): Давай помянем его. Есть у меня… Предали мне родственники еще раньше. Но я, видя, что ты как пень, угрюмый и неразговорчивый, не стал затевать застолье. Что молча за столом сидеть? Это неестественно. Почти разврат. Но, коль такое дело… Тут, конечно, не до разговоров. Тут и помолчать можно. Сейчас я соображу на стол. Достану свою нычку.

Сергей достал из-под матраса (подушки, иной нехитрой схованки) выпивку, стаканы скромную закуску. Расставил все на табурете, поднес его к нарам, на которых лежал Артур.

Сергей: Скромная сервировка голова. Присаживайся, друг, к этому скромному столу. Помянуть — это святое дело!

Тот поднялся, присел на уголке нар, Сергей протянул ему гранчак с выпивкой и закуску.

Сергей: Держи. Чокаться не будем. Не принято в таких случаях. Я его не знал, брата твоего, но, надеюсь, хорошим он человеком был, коль ты о нем так грустишь. Земля ему пухом.

Выпили. Закусывали долго и молча.

Сергей: Давай еще по одной.

Сергей разлил с бутылки (грелки?) в стоящие напротив каждого стаканы по второй «порции». Выпили. Молчание, тихо закусывают.

Сергей: Да, невеселые наши думы… Налью еще по одной.

Артур: Погоди! Что-то мене хмель в голову ударил. Прилягу я. Потом допьем.

Сергей: Ну, смотри сам. Тут принуждать выпить, как это обычно бывает в компании за столом, нельзя. Тут тебе решать. Приляг. Я пока уберу все.

Сергей спрятал все, и вновь принялся писать, поглядывая на сокамерника. Через какое-то время подошел к его нарам.

Сергей: У меня тут таблетка аспирина есть, или как это лекарство называется, не знаю. Но оно, и от головы, и от иных случаев. Знаю, что люди их принимают, когда им плохо. Возьми, глотни, может, полегчает.

С этими словами он протянул больному руку, словно пытался что-то дать. Было видно, что лежащий пытается протянуть руку, чтобы взять то, что ему дают, но руки не слушаются его. Они были словно парализованные.

Сергей: О, уже начало действовать. Это хорошо. Это будет способствовать тому, чтобы ты лежал спокойно и слушал, каким получился мой первый опус на детективную тему. Оцени, получится ли с меня Чейз или Конан Дойл. Итак, Ираклий Андроников рассказывает.

Сергей демонстративно раскрыл ладонь, и повертел нею, демонстрируя, что никакой таблетки у него в руке не было, подошел к своим нарам, взял свою тетрадку, раскрыл ее, и, делая вид, что читает с нее, начал:

Сергей: Жили-поживали на белом свете, а конкретно в поселке Березнеговатом Николаевской области, братья и сестра. Нет, ни семь братьям было, и не Белоснежкой сестричку звали. Ее звали Галина… Галя. Галочка. Галчонок… Бесконечно красивое, нежное и доброе существо, творение Господа Бога. А братьев было не семеро, а всего двое. Но они любили ее так, что иные и всемером бы такой любовью не любили бы. Ее невозможно было не любить. Наблюдать за ней, слушать ее было — одно умиление. Это нужно было видеть и слышать, как она щебетала, выпрашивая у братьев что-то: «Братик, миленький, соколик, касатик, родненький, золотенький, купи мне эти конфеты!» Или подари мне какую-то свою вещь. Или купи игрушку, которая ей понравилась на прилавке магазина. Даже когда она выросла из маленькой девочки в красивую девушку, все равно у нее осталась эта милая привычка, упрашивая кого-то в чем-либо, приговаривать: «Миленький, соколик, касатик, родненький, золотенький!» Этот милый набор слов был ее своеобразной визитной карточкой. Но… Но однажды она поехала на лето в гости к дальним родственникам. Погостить. Знаешь, куда поехала? Далеко. Аж в Россию. В Ростовскую область. В Никлиновку!

Рассказчик сделал паузу, устремив взгляд на сокамерника, чтобы увидеть его реакцию.

Сергей: Там случилось непоправимое. Нечто дикое. Не поддающееся здравому смыслу. Какому-то ублюдку, какому-то нелюдю, ради того, чтобы ублажить свои звериные прихоти, захотелось «пройтись ножичком по горлышку» этой божественной девчушки. Она была настолько красивой, что братья умилялись от одной только мысли, сколько парней будут увиваться у ее ног. И вдруг в одно мгновение все было оборвано. Глупо и нелепо… Как ни надеялись братья, что милиция отыщет убийцу и накажет его, так ничего и не дождались. То ли милиционеры, ведущие дело, были такие, что жили по принципу, лишь бы день до вечера, да от зарплаты до зарплаты. А может и добросовестно они исполняли свой долг, да уж больно хитрым и изворотливым оказался убийца, не оставивший никаких следов после своего преступления. Не смирившись с этим, неистово желая найти негодяя, наказать его, один из братьев, назовем его для простоты общения Николаем, организовал свое частное сыскное агентство. И, помимо своей основной работы, все последующие годы он пытался найти негодяя. Но, увы… Поиски оказались безрезультатными. Казалось, что все так и канет в Лету, преступник так и не будет найден. И вдруг…

Многозначительная пауза рассказчика. (Во время своего длинного монолога Сергей может сидеть, стоять, ходить, присаживаться на краешек кровати сокамерника. Как это позволяет фантазия актера, который будет играть эту роль).

Сергей: Говорят, нет худа без добра. Началось все, вроде бы, печально. Второй брат, назовем его для простоты общения Сергеем, совершил аварию, сбил человека. Пострадавший, увы, скончался, а, коль есть жертва, то и сажать в тюрьму за это нужно. Что и было сделано. Но там Сергей сделал ошеломляющее открытие! Он раскусил своего сокамерника, поняв, что именно он являться убийцей его сестры! Тот был угрюмым молчуном, но, при всем при этом, он таки произнес одну-единственную, но роковую для себя фразу. Рассказав, как жертва умоляла его не убивать ее. Брат понял, что такой набор слов «Миленький, «Родненький, «Золотенький», да еще в такой, заученной до автоматизма, последовательности, мог звучать из уст только одного человека. Его сестры! Поняв, что перед ним долго и безуспешно разыскиваемый убийца, брат хотел в тот же миг броситься на негодяя, упиться ему пальцами в горло и задушить подлеца. Чего тот вполне заслуживал. Но…

Снова многозначительная пауза рассказчика.

Сергей: Во-первых, это была сильно легкая смерть для негодяя. За свою гнусность он заслуживал более жестокое наказание. Сергею хотелось, чтобы убийца его сестры перед смертью мучился. Долго и сильно. Чтобы это были не только физические, но и душевные муки. Помнишь, как отомстил своим обидчикам Дантес, в романе «Монте-Кристо»? Я, конечно, пока далеко не Дюма, но на какие-то посильные литературные ходы меня сподобил Создатель. Вот я и придумал своему герою в дальнейшем роль некого Монте-Кристо. Это, повторяю, во-первых. А во вторых… Сейчас начинается самое интересное!

Очередная многозначительная пауза начинающего писателя-детектива.

Сергей: А, во-вторых, все дело те только в этом негодяе. Назовем его для простоты общения Артуром. С ним герой нашего рассказа мог поквитаться в любое время. Но тогда бы он не добился бы главного — не вышел бы на второго соучастника этого преступления!

С этими словами рассказчик склонился над сокамерником, пытаясь заглянуть ему в глаза и увидеть реакцию.

Сергей: Да! Был второй! Во время следствия среди милиционеров нашелся один добросовестный человек, который искренне хотел помочь братьям, и рассказал им, что большая вероятность того, что убийц было двое. Говорит, на месте преступления найдены отпечатки еще одного человека. Кроме жертвы и убийца. Третьего! Не факт, что это отпечатки соучастника. Может, этот третий был просто случайным человеком, не причастным у убийству, а просто оставившему на злополучном месте свои отпечатки, но все же… Догадки братьев, что этот третий таки был соучастником преступления, подтвердилось и после того, как Николай и Сергей, насмотревшись передач «Битва экстрасенсов», решили обратиться к ним. Там, в отличии от многих халтурщиков, выманивающих у простаков денежку выкатыванием яйцами да иными «мыльными пузырями», за которыми никакого дара, кроме дара великого комбинатора Остапа Бендера нет, экстрасенсы действительно творят чудеса. Рассказывая, к примеру, убитым горем родителям о том, как убивали их ребенка. Братья поражались, как экстрасенсы могли знать, как происходило убийство, называли такие подробности и детали, о которых могли знать, к примеру, только родители. И те подтверждали, да такое дело имело место быть в их жизни! Пораженные такими способностями экстрасенсов, и надеждами, что те помогут им раскрыть тайну смерти их сестры, братья разыскали нескольких самых умных, по их мнению, экстрасенсов, напросились к ним на прием, и некоторое из них очень подробно описали, как все было. И что интересно: почти все утверждали, что убийц было двое! Причем, очень важным, определявшим дальнейший ход событий, был тот факт, что убийцы были родственниками! Мало того, двое экстрасенсов даже предположили, что убийцы были братьями!

Сергей снова подчеркнуто артистично взглянул на реакцию сокамерника.

Сергей: Да, именно так утверждали экстрасенсы. И вот теперь Сергей понял, что нужно действовать. Первый душегуб от его возмездия теперь уже никуда не денется. Нужно было вычислить второго. И Серега начал выманить у убийцы, назовем его (для все той же простоты общения) Артуром, координаты пребывания своего братца-душегуба. Назовем этого братца, все по той же причине, к примру, Иваном. Мститель надеялся выманить у сокамерника адресок брата под предлогом, что передаст весточку на волю его родным, через своих родных. Сергей надеялся, что этой родной душой, кому убийца передаст весточку, будет его брат. Но… Но Артур был осторожен, он ни шел на контакт. Было понятно, что он и раньше всю вину за убийства взял на себя, нигде во время следствия не высвечивая имя брата, и теперь не хотел давать повод кому-либо какой-либо повод выйти на его след.

Рассказчик присел на табурет.

Сергей: Но все равно, ниточка, ведущая к цели, уже была в руках у братьев-мстителей. Они знали фамилию Артура. А этого уже было почти достаточно. Ведь в судебных делах была его биография, где указывались его родственники и все иное. Николай доказал, что он профессионал, специалист в своем деле. Пусть даже после долгих и не простых поисков, но он все же вышел на «белого и пушистого» братца-Иванушку, примерного работягу, фото которого можно было хоть сейчас вешать на Доску Почета. Что тут попишешь, если подлец, умело лег на дно, скрывая от окружающих свое кровавое прошлое. Но за грехи, пусть и былые, нужно платить. Это справедливо. Так должно быть! Жеглов говорил, что вор должен сидеть в тюрьме! А убийца должен получить расчет той же монетой, которой он заплатил своей жертве. Тем более, если речь идет не об одной смерти, и не о той, которая по неосторожности, а о многих смертях. Где подлецы варварским способом обрывали молодые, ни в чем ни повинные жизни. В том, что оба негодяя-убийцы должны умереть, у братьев-мстителей не было никакого сомнения. Вопрос был лишь в том, что нужно было точно удостовериться, что все именно так, как они предполагают. И никак иначе! Доказательства вины убийц непременно должны были быть! И вскоре они нашлись!

Сергей подвинул табурет поближе к сокамернику.

Сергей: Николай передал Сергею в тюрьму выпивку и тот после распития с Артуром спиртного, при следующем свидании с братом передал ему стакан из которого пил убийца. Как ты считаешь, совпали ли отпечатки на стакане, с отпечатками, найденными на месте преступления в Никлиновке? Молчишь? Уверен, что ответ ты знаешь точно. Но более интересной и болезненной для тебя будет другая новость. Помнишь, я чуть раньше говорил об отпечатках, которые добросовестный милиционер обнаружил на месте преступления, но не был уверен, что это «пальчики» соучастника. Он вообще не был уверен, что соучастник вообще существовал в природе. Тогда следствие по никлиновскому убийству заглохло. И вот теперь, спустя годы, Николай разыскал того добросовестного милиционера. Они подняли архив, и нашли там и отпечатки пальцев убийцы, и того, второго, как вначале казалось, постороннего, человека. И вот теперь уже вопрос к тебе поинтересней. Как ты думаешь, идентичными ли были те отпечатки с Никлиновки, с отпечатками примерного работяги, фото которого ныне претендует на Доску Почета?

Обвинитель заглянул обвиняемому в лицо.

Сергей: Вижу, что знаешь. Мстители нашли второго убийцу сами, без наводок первого душегуба. Тот так и не раскололся насчет своего братца. Хотя, конечно, некоторые проколы сделал. Первый и решающий в этом деле, когда проговорился насчет жертвы, которая умоляла не убивать его. Второй, когда как пацан купился на трюк с ребусом, назвав слово «Никлиновка». Ну, с откуда, скажите на милость, скромному украинскому душегубу на воле, и специалисту по деланию из поп розочек в тюрьме, знать, что где-то в соседнем государстве есть небольшой поселок городского типа, который-то и на карте с лупой найти невозможно?! После этого стало еще более понято, что убийца точно был там, коль знает ту Николай постарался, упросив составителя кросфордов составить кросфорд со словом «Никлиновка». А потом пропихнул его в одну из газет для печати. Мало ли газет печатают кросфорды. Сотрудники редакции, конечно же, даже не догадывались, что это далеко не обычный кросфорд.

Сергей, вставая, и прохаживаясь по камере, продолжил:

Сергей: И вот мы приступаем к решающей фазе нашей истории. Я, хотя и начинающий писатель, но понимаю, что в произведении это называется «развязка». А она у нас получилась довольно интересной. Дантес в романе «Монте-Кристо» раздал все подлецам те долги, которые они вполне заслуживали. Это в полной мере касается и наших антигероев, братьев-убийц. Для братьев-сыщиков никакого сомнения не вызывал тот факт, каким должен быть приговор. Коль эти подлецы лишали своих жертв жизни, то и с ними нужно поступить таким же образом. Правильнее всего было бы лишить жизни убийцам тем же способом, которыми они лишали жизни своих жертв. Но… Во первых, братья не варвары и не опустятся до таких методов. Во вторых… Братьям-мстителям хотелось поступить таким же образом, как это в свое время сделали баратья-убийцы. То есть, спрятать концы в воду. Ведь Артур сидел за пару убийств, которое сделал в Украине. Во время следствия и во время самого суда над ним никто с милиционеров и судей на Украине не знал, что на совести этого маньяка еще и убийство в России в Никлиновке. Никлиновское убийство все эти годы так и оставалось «висяком». То есть, не раскрытым преступлением. Там в бумагах фигурировали фамилии жертвы и ее родственников. Но фамилий убийц там и близко не было! В российской Никлиновке никто не знал, что в относительно далекой Украине проживают два брата-убийцы, причастные к этому преступлению. Вот и теперь, никто в Украине не мог знать, что смерти обоих братьев, умерших порознь, в разных местах, в разное время, как-то связаны с далекой российской Никлиновкой. С теми, кто там пострадал. О братьях-мстителях Николае и Сергее никто не узнает. На это и бы сделан расчет! И механизм возмездия был запущен. В один из дней тихой неприметной смертью скончался скромный работяга Иван, так и не попавший на доску почета. Он был столь же скромно и тихо похоронен. Осталось поставить последнюю точку.

Снова пауза, чтобы подчеркнуть важность момента.

Сергей: Коль главный негативный герой моего рассказа хотел сделать своим жертвам побольнее, то теперь и братьям-мстителям хотелось увидеть его агонию и мучения. В том числе и моральные. Поэтому и хотелось, чтобы он перед своей смертью узнал, о кончине свого брата. Чтобы помучился от потери любимого человека. Так, как мучились родственники его жертв. А в том, что Артур любил свого брата, в этом не было сомнений. Правда, любовь эта была столь же животной, каким животным по своей сущности был он сам. Иначе, зачем было ему, старшему брату, более умудренному жизненным опытом, вовлекать младшего брата в это мерзкое дело? Вот перед смертью негодяю и было доложено, что брат больше не жилец на этом свете. Чтобы это сделать, подсуетился Николай, тот брат-мститель, который на воле. Он инсценировал все так, словно это самоубийство. Так и риска меньше, и вероятности того, что доблестная милиция будет искать виновника смерти труженика-Ивана. И это, к тому же, давало возможность Артуру узнать о смерти своего братца. Ведь все было обустроено так, чтобы в кармане трупа, болтавшегося на веревке, была найдена записка. А в ней написано следующее. Мол, не могу больше на белом свете жить! Совесть заела. «Шакал я паршивий!» Это я, негодяй, помогал когда-то своему братцу отправлять на тот свет свои жертвы. Братец мой ныне мотает срок на Дарьевской зоне, что под Тягинкой, невдалеке от Херсона. Предайте ему, чтобы и он покаялся. Жить на свете с таким грехом в душе нельзя!

После еле уловимой паузы.

Сергей: Осталось сделать последний штрих. Поставить действительно последнюю точку. А именно: отравить вслед за первым убийцей и второго убийцу. Куда? Туда, куда они заслуживают. Тобеш, на тот свет. Спрашиваешь как? Да просто! Николай передал во время свидания Сергею яд, предназначенный для Артура. Причем яд любопытный, имеющий специфическую, очень полезную для данной ситуации, особенность. Смерть наступает не мгновенно, что было бы очень просто и легко для такого негодяя. Этот яд сначала парализует жертву, и лишь спустя какое-т вовремя отправляет его в мир иной. И главное также заключается в том, что во время агонии жертва все видит и слышит, все осознает. Очень полезная особенность яда! Я ни циник, понимаю, что, так восхваляя подобную особенность яда, я в некоторой мере богохульствую. Но я-то тут при чем? Я всего лишь автор. Начинающий автор детективных рассказов. Это лишь плод моего воображения. Писательский домысел, так сказать. Так вот, и спиртное, и причитающийся к нему «в праздничном наборе» яд, были переданы Николаем Сергею заранее. Осталось дождаться удобного момента. Вот он и наступил. Мститель надеялся, что после известия о смерти брата убийца сам попросит нечто, наподобие яда, чтобы искупить таким образом свой грех за смерть многочисленных своих жертв и за смерть свого брата. Ведь он должен был понять, что именно он является косвенным убийцей самого родного для него человека на земле. Но у негативного героя нашего рассказа чувство совести, видимо, давно атрофировалось. Поэтому все его раскаивание выразилось в одном, примитивном желании. А именно: напиться с горя. Проще говоря, залить пасть! Все просто, все в силу его умственно развития, все на уровне его интеллекта. Который был и остался на высоте плинтуса. Вот Сергею ничего не оставалось делать, как завершить правосудие. Николай поставил точку в судьбе одного негодяя — Ивана, Сергею предстояло поставить точку в судьбе другого мерзавца — Артура. Это было решение, исключающие моменты, что убийцы могли избежать справедливого наказания. Ведь могли оказаться продажными работники правосудия, как нередко это бывает, когда мерзавец, которого четвертовать нужно за его преступление, спокойно разгуливает на свободе, а родственники жертвы сходят с ума не только от горя по потерянному близкому человеку, но и от обиды, что зло не наказано. Да и под амнистию наши душегубы тоже могли бы попасть. Ведь правители так любят корчить из себя добреньких, милуя осужденных к очередной годовщине Великого Октября или к «черговий ричныци незалежности Украины». Или к очередной круглой или некруглой дате. Это ведь ни дети этих правителей пострадали от рук негодяев. У них не болит сердце, им не понятны чувства тех, кого потом возьмет оторопь: как же так?! Как же могло случиться так, что мерзавец, получивший и без того несправедливо малый срок за свое деяние, чрез амнистию вышел на волю намного раньше даже этого мизерного срока?!

Рассказчик перевел дух после длинной тирады.

Сергей: Вот потому-то, чтобы избежать подобных случайностей да вмешательства в это дело различных «жалисныкив», Сергей и поставил последнюю точку в этом деле. Да, самосуд, с точки зрения закона, это ни есть правильно. Но зато правильно с точки зрения Истины и Справедливости. Ведь КГБ и Массад в случаях с летчиком Беличенко и нацистом Эйхманом тоже ведь действовали, нарушая закон. Но спроси сейчас любого человека: правильно ли они сделали? Любой скажет: правильно! Подлецы получили свое! По заслугам! Это же касается и случая, когда все террористы, участвующие в расстреле израильских олимпийцев в Мюнхене, позже были найдены мертвыми! Спустя годы, в разное время, но были умерщвлены все террористы! Все до единого! Все понимают, что по большому счету это был самосуд. Официально об этом нигде не говориться, но весь мир понимает, что возмездие совершил Массад. И все уверены, что те сделали правильно! Почему бы таким же образом не поступить героям нашего рассказа? Николаю и Сергею. Сергей добавил яд в стакан со спиртным своему сокамернику, и убийца сам себе принес приговор в исполнение. Перед смертью приговоренный выслушал все. Что придало особого куражу происшедшему. Ведь услышанное причинило умирающему не только физическую, но и душевную боль. Ведь так?

Обвинитель заглянул в тускнеющие глаза своей жертвы.

Сергей: Вот точка в нашем повествовании, собственно, и поставлена. Осталась мелочь — послесловие. Во время которого мститель выльет останки спиртного в парашу, скроет иные следы своей мести. Да, он продолжит отбывать свой не столь продолжительный срок, понимая, что нужно платить по долгам, отбыть наказание за убийство, пусть и неумышленное. Но он выйдет на свободу не только с чистой совестью и осознанием, что искупил таким образом свою вину, но и с чувством удовлетворения за то, что смерть его сестры отомщена.

Рассказчик на мгновение перевал дух.

Сергей: Все! Это последняя точка! Даже в послесловии. И вот теперь финальный для тебя вопрос. Как тебе? Понравился мой первый детективный рассказ? Получится ли из меня Конан Дойль или Чейз? Да я понимаю, что в моем опусе куча грамматических ошибок, и, возможно, иных неточностей. Но ведь это, как говорят писатели, «проба пера». В дальнейшем моя рука окрепнет, слог станет лучше, и я, дай Бог, вместо баранки, займусь писательством. Впрочем, может, и нет. «Наследник из Калькутты» была фактически первой и единственной книгой Штильмарка. Чудак, сочинивший легендарную «Марсельезу», которая до сих пор является гимном Франции, тоже был «гением одной ночи». В ту ночь, когда в этой стране фонтаном выплеснулась революция, видя бурление людских масс, он на эмоциях написал это легендарное творение. Ни до того, ни после того он ничего более не сочинил! Может, и я придумал это под действием того, с чем столкнулся в этих четырех стенах. И того, что предшествовало всему этому. А, может, и отобью кусок хлеба у Агаты Кристи. Сейчас уберу все и засяду за написание действительно первого своего рассказа. Действительно перового! Надеюсь, ты понимаешь, что передо мной чистая тетрадь? (Демонстрирует сокамернику, а главное, зрителям, чистые старицы толстой тетради). Ведь не мог же я всего этого написать, оставляя, тем самым, следы того, что произошло. Я тут, конечно, для виду рисовал на первых страницах каких-то человечков, да сочинял какую-нибудь нескладуху, типа «Листья дуба падают с ясеня». Но первые мои рассказы, конечно же, впереди. Однако, оценивать их будет уже другой слушатель. Тебе осталось жить примерно еще с полчаса. Если не врет инструкция к яду. Пусть эти последние полчаса твоей жизни будут самыми кошмарными. Уверен, что ты сейчас скрипишь зубами, чтобы что-то сделать, но не можешь. И никогда уже не сможешь. Так же, как и «чиркнуть ножичком по горлышку» иным своим жертвам. Ты — последняя жертва своих преступлений. Все! Точка! Занавес! Когда я напишу свой первый детективный рассказ, и по его мотивам кто-то надумает снять театральную пьесу, вот тогда и отроется занавес. А пока в этой истории мы его опускаем! Кому не понравилась моя проба пера, можете скромно промолчать. Если кто-то находит, что сменить баранку водилы на перо писаки я все же имею право, тот пусть расщедриться хотя бы на пару жиденьких аплодисментов. На том и откланяюсь. Все! Занавес!