Сага о Черноводье

Сага о Черноводье

Сага о Черноводье

Название речки Карасук с тюркского переводится как «черная вода». И действительно, если вы подойдете к речке, то увидите водную поверхность темного цвета. Местность, расположенную по берегам речки, принять называть Черноводьем. И занимает Черноводье большую территорию нескольких районов области. Часто по вечерам на берегу речки можно увидеть две девчачьих фигурки: одна маленькая, миниатюрная, коренастенькая; другая — дылдистая с длинными ногами и руками. Они сидят на бережке, прижавшись друг к другу, смотрят на едва колыхающуюся воду и так тяжело вздыхают, как будто у них большая трагедия, чуть ли не всемирного масштаба. Которая миниатюрная, говорит:

— Эх, Саулька— красатулька! Никто-то нас не любит, никому мы на фиг не нужны, горемычные!

Которая дылдистая, ажно подпрыгивает и хлопает себя руками по бокам, вроде, как курица-наседка, которую кто-нибудь вспугнул, заквоктала она и забила себя крыльями.

— Тебя, Башка, может быть, никто не любит, а меня, знаешь, как любят.

Саулька-красатулька надувает важно щеки и становится похожа на хомячка, который за щеками запас зерна хранит на черный день. Башке стало обидно, вскочила она на свои коротенькие ножки, уставила ручки в бока и с презрением глядит на подругу.

— Кто это нас так любит-голубит?

— Ванька Навозов. Он мимо меня никогда просто так не пройдет. Прям такой настойчивый, просто спасу нет. Ох. Ты меченьки! Ну, такущая любовь-морковь! Как в кине! Толкнет обязательно и дурой стоеросовой обзовет. А у самого-то глазки горят. Меня не обманешь! Я в этих делах любовных такая опытнющая, если бы ты только знала.

— А еще Серый Якупин меня любит, — кричит Саулька.

Ножки у нее то сгибаются, то разгибаются, и она подпрыгивает, как будто через скакалку скачет.

— Глазки мне тоже строит.

Бахе это слушать очень неприятно. Она надувается, наклоняет голову и исподлобья глядит на подругу. Она настораживается.

— Это как же?

— А вот так! Он конфетки съест, а из фантиков шарики скатает и говорит мне: «Давай я тебя глазки-то выколуплю, а заместо их, вот эти красивющие поставлю? Тебе все завидовать будут».

Баха фыркает:

— Подумаешь!

— А тут и думать нечего! — возражает Саулька. Вся она сияет, как иномарка после автомойки. — Ты знаешь, как меня Дурицын любит? Ой, как любит! Вот это любовища!

Саулька закатывает глаза вверх.

— Тебя любит Дурицын? И как это он тебя любит? — вопит Баха.

Она поднялась во весь свой полутораметровый рост с кепкой, уперлась руками в бока, глаза ее сверкают гневом.

— Он все уроки пульки из бумаги делает и в меня из резинки пуляет. Говорит, что я такая большая, такая заметная, что и захочешь, никак в меня не промажешь.

— Знаешь, Саулька! — тихо проговорила Баха.

Ее взгляд был устремлен куда-то далеко-далеко в заоблачные дали, где живет мечта.

— Я влюблена.

Ее щеки заалели, как утренняя заря. Губки мелко задрожали, а щечки стали еще круглей.

— В кого? — обрадовалась за подругу Саулька.

Не ей же одной любить! Пусть и Бахе немного перепадет от огромного любовного счастья.

— Не говори! Не говори! Не говори! — затараторила Саулька.

Хлопая в ладоши, она запрыгала на месте. Так она была счастлива за свою подругу.

— Сама догадаюсь! Ты в Сережку Щеленко влюбилась. Я же видела, какие ты на него взгляды бросала, когда он булочку столовскую кушал. Я всё замечаю! Я опытная!

Баха отрицательно покачала головой.

— Во Влада Китовца?

Саулька прикрыла ладошкой рот.

Баха выпячивает нижнюю губу.

— Неа!

— В Пахомыча?

Хотя Пахомыч какой-то стремный и от него чем-то пахнет плохим.

— Ну, уж нет!

— Поняла! Поняла! Поняла! В Виталика Мершерпер… Тьфу ты! Не выговоришь!

Баха смотрит на нее широко раскрытыми глазами.

— Да нет же!

— Неужели в него? В самого?

— В кого в него? — насторожилась Баха.

От Саульки можно ожидать чего угодно.

— В Филиппа Киркорова!

— Ну, ты и дура, Саулька! На фиг мне этот старый пень сдался.

Бахе даже обидно стало.

— В кого же тогда? Ну, сдаюсь! Скажи!

— Ладно! В Пушкина. Вот в кого.

Баха призналась и ей сразу полегчало.

— В какого такого Пушкина?

— В обыкновенного.

— Что-то я такого не знаю.

Саулька задумывается.

— Он из Хорошего, наверно? Или даже из Карасука?

— Он из прошлого.

— И где это?

— Ты, Саулька, совсем дура?

— А чо?

У Саульки невинное ничего не понимающее лицо.

— Онто где? В прошлой эпохе. А я здесь. Я с ним даже поцеловаться не могу. Нет, конечно, могу. Ну, так мысленно, виртуально.

Взгляд у Бахи становится задумчивым.

Саулька в полной растерянности.

— А знаешь, кто меня еще любит? — спрашивает Башка.

Саулька в полной растерянности. Кто может любить такую мелкую? Разве что гномик какой-нибудь.

— Вот никогда не догадаешься, кто, — продолжает испытывать Башка ее терпение.

Саулька багровеет.

— Тут и нечего догадываться, потому что тебя никто не любит. Кому ты, такая коротышка, нужна? Разве что гномику какому-нибудь!

Саулька смеется.

— Вот и нужна.

— Кому это ты нужна?

— Ему нужна.

— Кому?

— Ему!

— А ему это кому? А то ему-ему, а кому ему?

— Ну, тот, который поет «бом-бом-бом».

— Бам-бам-бам!

— Бим-бим-бим!

— Тимоти что ли?

— Да! Тимоти!

— Ха! Так Тимоти вон где, а ты здесь. Так не бывает.

— Мы разлучились, чтобы проверить силу нашей любви, — тихо говорит Баха. — Любовь проверяется и укрепляется разлукой. Уж я-то всё знаю про любовь. Я очень хороший любвевед.

Саулька свистнула.

— Ни фига себе! Слушай, Башка, а вы уже целовались? Ну, скажи! Подруге можно всё говорить.

Стихи про Баху и Сауле

Баха вовсе не неряха,

В речке моется без страха,

Мочит глазки, моет щечки,

Состирнет свои носочки.

Ляжет Баха на песок,

Греет спинку, пузо, бок,

А потом идет домой

С громкой песней строевой.

Генералом — и не меньше —

Хочет Баха стать в дальнейшем.

Баха всех врагов накажет,

Баха им еще покажет!

Распевает молодежь:

— Краше нашей Сауле

Не найдете на земле,

Хоть все страны обойдешь!

Еще живет в Нестеровке Азамат молодой, бедна сакля его. Хотя никакая у него не сакля, а самый нормальный просторный дом и совсем не бедный. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь. В сакле у него есть игрушечный пистолет. А какой может быть горец без оружия. Хотя Азамат молодой совсем не горец и никогда гор не видел. Он выходит с этим грозным неогнестрельным оружием на крыльцо. Брови у него сурово нахмурены. А вдруг враг захочет его сломить? А он, как невесту, свою саклю любит. Во дворе куры и петухи бегают, шустрые воробьи с места на место скачут, старый пес брошенной ему косточкой хрустит, большая зеленая муха жужжит возле самого уха. Во! Даже стишок получился! Из пистолета Азамат пуф-пуф-пуф!

— Убит! — кричит. — Наповал!

Куры, однако, глупые и не понимают, что их застрелили из оружия и продолжают, как ни в чем не бывало, расхаживать по двору, и воробьи никуда не улетают. Собака ухом не ведет. И даже большая муха не напугалась громкого крика и продолжает кружиться вокруг Азамата, как будто он медом намазан или в конфетку превратился.

Еще у Азамата есть велик. Ну, в смысле, велосипед. На нем еще его дедушка ездил, а потом он перешел по наследству к папе Азамата, а тот уже передал его Азамату. На самом же деле никакой это не велосипед. Азамат уже устал всем говорить об этом. Какой же всё-таки у нас непонятливый народ. Порой простых вещей не понимают! Это самый настоящий болид. С Д на конце! Поскольку несется он с бешенной скоростью, только в ушах свистит и всё кругом мелькает так, что рассмотреть не успеваешь. Но у болида есть один небольшой технический недостаток. Что же! И на солнце есть пятна, но от этого солнце не перестает быть солнцем. Чтобы он несся с космической скоростью, нужно постоянно крутить педали. И крутить их очень быстро, не позволяя себе никакой передышки. Крутить — и ни каких гвоздей!

Если не крутить постоянно педали, то велосипед уже не несется с космической скоростью, а плетется, как черепаха, а если вообще перестать крутить педали, то велосипед останавливается, как вкопанный. То есть ему постоянно нужна подпитка в виде энергии наших ног. Что только ни делал с ним Азамат молодой, но вылечить его от этого технического недуга не мог. Даже отвары целебных трав не подействовали. Так эта велосипедная болезнь и называется «недуг технической неизлечимости». Ни одни самый лучший доктор по велосипедам не вылечит эту болезнь.

Еще в сакле Азамата есть удочка. А как же иначе? Она такая длинная деревянная и кривая. Толстый конец, за который держатся руками, расщепился от старости. Жить возле речки и не иметь удочки — это всё равно, что жить на Марсе и не иметь марсохода. А как же вы тогда будете передвигаться по марсианским каналам? Вплавь что ли?

Летним деньком Азамат выходит из сакли, вдыхает полной грудью пряный, настоянный на травах целебный черноводский воздух. Ляпота! То есть «прелесть» по-черноводски. В руке у него удочка, другой рукой он крепко сжимает червяка. Червяк длинный, темно-красный и весь извивается, как змея какая-нибудь. Туда-сюда! Обовьется вокруг его запястья и вопит, как дурной:

— Ура! Мы идем на рыбалку!

И рожица червяка вся светится от радости.

Азамат с удочкой идет к речке, а червяк вокруг его пальца крутится. То совьется кольцами, то разовьется. Ну, акробат! Ничего не скажешь. Еще и эмоции бурно выражает. Азамат подходит к речке. Червяк командует:

— Насаживай меня на крючок!

Плюнет Азамат на червяка.

— Больно будет! — говорит Азамат.

— И совсем не больно! — отвечает червяк.

И весело смеется. Червяка зовут Феденькой.

— Так! Щикотно немножко! — говорит Феденька.

Он нетерпеливо смотрит на крючок.

— Ладно! — соглашается Азамат.

Надевает Феденьку на крючок. Чем дальше он заталкивает червяка на крючок, тем быстрее тот извивается. А чего ему не изгибаться, если у него нет костей. Вот везет же некоторым! Нет костей, значит, никаких тебе переломов, даже если со второго этажа сиганешь.

— Не больно? — спрашивает Азамат.

Вообще-то больновато немного. Но Феденька не хочет в этом признаться, потому что он мужественный червяк.

— Быстрей кидай в Черную речку! — кричит червяк.

На речке тишь— гладь и благодать. Не колыхнется. Как зеркало, которое положили на пол.

— Всё внутри меня горит! Вот водички попью и будет мне хорошо и приятно! — заливается Феденька.

Ну, вот он и на крючке. Азамат закидывает удочку в Черную речку. То есть, конечно, не саму удочку, а поплавок с леской, крючком и Феденькой, который наконец накупается вдоволь.

Стих про Азамата

Если б дали Азамату

Миллионов двадцать пять,

Взял бы от тогда лопату,

Чтобы деньги загребать.

Загребал бы деньги в кучи

И кричал бы Азамат:

— До чего же я могучий,

Потому что я богат.

И лопатя денег тонны,

Вытирал бы пот с лица.

Где же эти миллионы

Азамата-молодца?

Стих про деревню

Есть на речке Карасук

Славная деревня.

Здесь проводят свой досуг

Жители на ферме.

Там рогатые стоят

Дойные коровы.

Всё едят, едят, едят,

Не набьют утробы!

ПРО САШУ БЫВАЛУЮ

Вы не знаете Сашу Бывалую? Ууу! Знаете, как вам сильно повезло! А вот жителям Черноречки — давайте им посочувствуем! Саша — и ведь надо же имя-то мужско-женское — просыпается раньше всех. Ей не до умыванья. Она сразу же выскакивает на улицу. Руки в боки!

— Ну, куда ты гонишь корову? Зачем возле забора гоняешь корову? Чтобы онеа тут лепешки нашлепала? Надо по дороге гнать. Хотя и по дороге гнать не надо. Поедет папка на машине и колесом в эту лепешку. Во! Выгоняйте корову к реке! Сажайте ее в лодку и везите до выпасов! Нет! Она же в речку будет лепехи кидать, а мне потом купаться, воду эту пить, цветочки поливать. В лодку корову нельзя! Она же такой вред экологии нанесет! Как же быть? Может быть, по воздуху? Но для этого нужен летательный аппарат, самолет там, вертолет! На крайней случай, парашют!

ПРО РЫБАКА АНТОХУ

А еще в Черноводье живет Антоха Дурицын. Встанет он ни свет ни заря в часов двенадцать, посидит, позевает, почешется. А потом начнет собираться на Черную Речку на рыбалку.

«Блин блинский! Чего я сижу? Там без меня всю рыбу выловят! Вон их сколько любителей на нашу дармовую рыбу! Приду на речку, а рыбы тю-тю! Уже вся выловлена!» Надевает штанишки, коротенькую маечку-разлетаечку, шапочку замусоленную с козырьком, схватит удочку и бегом на речку несется сломя голову и ничего не видя вокруг.

А потом остановится как вкопанный.

— Блин блинский! Вот забыл чего-то! Точно забыл!

Начинает он лоб тереть.

— Я же Червяка не взял!

— Да ползу я! Ползу! — слышит он за спиной.

Обернется. Точно Червяк ползет. Ползет Червяк и тяжело вздыхает. Потому как у него жизнь тяжелая. Как тут не будешь тяжело вздыхать? Обязательно будешь вздыхать!

— Доля наша тяжкая, рыбацкая! Люди отдыхают, влюбляются, женятся, — ворчит Червяк. — А тут тебе каждый день одно и то же. Одну только рыбалку и видишь. А боле ничего! Сущая каторга!

— Хватит тебе ворчать! — скомандует Антоха. — На крючок шагом марш! А то, ишь, разворчался!

— Иду я! — ворчит Червяк.

Насадит он себя на крючок и кричит:

— Чо ты там? Уснул что ли? Закидывай в речку, растяпа!

Червяк всегда так, когда себя на крючок насадит, уж дюже нетерпеливый становится.

Размахнется Антоха, плечо у него раззудится — и как зашвырнет Червяка! Тот только летит и ойкает:

— Ой, хорошо!

Радуется Червяк.

— Хоть искупаюсь! Жарко, блин блинский!

И плюх в воду.

— Ты мне не искупаюсь, а рыбу приманивай! — кричит с берега Антона и кулаком машет. — А то морду набью!

— Себе набей, рыбак-дурак!

Надо сказать, что Червяк за словом в карман не лезет. Плещется Червяк в воде и вокруг него рыбки снуют: окуньки, чебачки, карасики, иногда щука подплывет.

— Здорово, Червяк!

— Здоровее видали!

— Чо опять твой дурак порыбачить решил?

— А чо ему еще делать? Не книжки же читать?

Они оба смеются. И своим смехом выражают превосходство над Антохой. А может, так оно и есть?

— Он уже половину букв за лето забыл. А другую половину он и так не знал. А я хоть помоюсь, покупаюсь! Лепота!

Червяк извивается.

— Правильно! — пищат карасики. — Что за жизнь на берегу? Там только одни дебилы живут.

От дружного смеха подводные водоросли заколыхались.

— Грязь! Засуха! Вонища! То ли дело в воде! Райское наслаждение! И всегда чистенький!

Все согласно галдят.

С берега доносится крик:

— Харэ болтать!

Рыбы морщатся.

— Давайте клевать! А то залезу в воду, всем по мордасам надаю!

Рыбы тяжело вздыхают. И вот так каждый день. И что за неугомонный пацаненок!

Только того кулака Червяк не видит.

Принц прыгнул на белого коня и был таков, то есть поехал в Свободный Труд искать себе жену, будущую королеву датскую. А Свободное, как известно, славится красавицами.

Так сидит Настя у окна, мечтает, мечтает и заснет, потому что даже мечтательницы спят и видят разные сны. Но в основном это сны мечтательные, красивые. Каждый раз ей снятся самые разные сны. Если бы Настя была писательницей и записывала свои сны, знаете, какая была бы замечательная книга! Настоящий бестселлер! Однажды ыей приснился сон, как в Черноречку приехал Путин. Ехал на какой-то саммит куда-то. «А дай-ка, — думает, — я в Черноречк4у загляну!» Посмотрел он на переходку, постоял на ней, плюнул сверху вниз и говорит:

— Где живет Настя? Проводите меня к ней!

Приводят его к Насте. Быстренько узнают, кто она такая и что она такое. Обо всем президенту докладывают. Настя сидит у окна и мечтает.

— Здравствуй, Настя Медченко! — говорит Владимир Путин. — Вот решил взглянуть на тебя!

— Здравствуйте, Владимир Владимирович Путин! — говорит она. — Чаю с шиповником не хотите ли?

И бросилась ставить самовар.

— Только, пожалуйста, никакой белены не добавляй!

Пьет он чай с шиповником и говорит:

— Решил я, Настя Медченко, назначить тебя министром какого-нибудь министерства. У меня, знаешь, сколько министерств!

А сам подмигивает ей.

— Хочу, чтобы ты всегда была под боком, ну, в смысле, в Москве.

И опять подмигивает. А может, и не подмигивал, а просто у него глаз дергался, работа-то нервная.

Настя Медченко говорит:

— Не буду я никаким министром!

Посмотрела она на президента и вздохнула.

Владимир Владимирович Путин удивился:

— Еще ни одна девушка не отказывалась стать министром какого-нибудь министерства.

Он развел руками.

— К другим девушкам и обращайтесь со своим лестным предложением! — проговорила Настя и повернулась к окну.

Мимо их дома прошла баба Дуня.

— Я хочу быть учащейся МБОУ Калиновская СОШ и никем больше быть не хочу.

Баба Дуня скрылась из вида. «Пошла в магазин, — подумала Настя. — Она всегда в это время идет в магазин».

Владимир Владимирович Путин схватился за голову, выскочил из дома и побежал по переходке, чтобы уехать в Москву, где его ждали министры и иностранные послы.

Возле Насти садится кот Васька.

— Чо, мурр, всё сидишь? — спрашивает он.

И тоже выглядывает в окно.

— Василий! Ну, что ты спрашиваешь? Разве ты не видишь, что я сижу.

— Ну, и сиди! Мурр-мурр!

Вася трется об ее бок.

— Может, пойдем мышей погоняем? А то совсем оборзели! Приляжешь, а они по тебе пешком ходят, — предлагает Василий.

Настя отказывается.

Ей поэт признался: «Настя!

Я хочу скакать и петь!

Для меня такое счастье

Хоть на миг тебя узреть!»

В Черноводье живут разные народы. Но все себя называют русскими и никакого другого языка, кроме русского, не знают. Даже иностранцы, приезжающие в Черноводье, через некоторое время забывают родной язык.

Живет в Черноводье потомок выходцев из Франции Антуан де Тур. Но чтобы жители не ломали язык, он себя переименовал в Антона Детуркина. И поэтому никто его за француза не признает. Даже внешне он похож на француза: такой приземистый, нос картошкой, белобрысый и косолапый. Вылитый француз, ни дать ни взять! Кто ни увидит его, сразу восклицает:

— Ба! Вылитый француз! Вуаля!

И заводит с ним речь об Эйфелевой башне. Как предок де Туров попал в Черноводье? Да просто! Выехал он верхом из Гаскони в Париж, чтобы поступить на королевскую службу в мушкетеры. А конь его по кличке Шарль де Латан был подслеповат на левый глаз, а поэтому все время забирал вправо, думая, что идет прямо. Едут они день, неделю, месяц… А из Гаскони до Парижа можно, если раненько утром выйти, к вечеру до Парижа пешком дойти. Сколько там этой Франции? Проходит второй и третий месяц, а Парижа все нет. Наконец через полгода показались какие-то деревенские домишки и Баха с Саулькой.

— Ты куда меня, подлец, привез? — разгневался гасконец барон де Тур.

Сколько он ни глядел, ну, никак на Париж не похоже, хотя он до этого в Париже никогда не бывал.

— А мне почем знать! — глумится Шарль де Латан. — Ты же рулишь, ане я!

Ему, действительно, без разницы, Париж это или не Париж, лишь бы трава была и овес.

— Чтой-то на Париж не очень похоже!

— А, может, предместье.

А кто его знает? Может, и предместье.

Речка. А на берегу речки сидит Азамат удалой. И де Тур спрашивает у него, разумеется, по-французски, поскольку был уверен, что все люди только по-французски и говорят.

— Это есть Сена?

Азамат, хоть по-французски ни в зуб ногой, рассмеялся и удочка у него ходуном заходила. И говорит:

— Сразу видно, что городской! Какое же это сено? Это речка.

Даже Червяк высунулся из речки посмотреть. Де Тур с расстановкой произнес:

— Рэч-ка!

Потерял сознание и упал с коня. А конь упал на него.

Вот так предок де Туров вместо Парижа оказался в Черноводье. Вскоре он пришел в себя и женился.

Дело житейское. У де Тура пошли деточки. А когда деточки подросли, у них появились свои детурчики. По-французски они знали только одно слово «пардон», но почему-то в буквой Е вместо А. этим их знание французского языка ограничивалось. Но в Черноводье, конечно, никто их не станет звать де Турами да еще и баронами, и стали они Дурицыными. И поэтому вскоре все забыли об их иноземном происхождении. При регистрации после рождения или в школьном журнале их так и записывали Дурицыными. Ну, в журналах, само собой, после фамилии Дурицын или Дурицына учителя уже автоматически выставляли шеренги двоек, изредка перемежаемые тройками. Они, то есть учителя, и колы бы с огромным минусом и величайшим удовольствием им рисовали. Ручки-то у них так и чесались. Кто-то сверху решил, что кол больше предназначен для того, чтобы садить на него, что не очень-то гуманно в наше гуманное время. А раз садить нельзя, то и ставить нельзя.

Сага о Черноводье

Продолжение. Начало в 87-м номере.

ПРО РЫБАКА АНТОХУ

— Смешной он у тебя, — говорят рыбки, улыбаясь.

— Не смешной, а дурной! — сказал Червяк и тяжело вздохнул.

И всем стало понятно, какая у него непростая жизнь.

— Вчера, прикиньте, братаны, затолкал голову во флягу, хотел посмотреть, что там.

«Братаны» представили.

— Ну, и чо?

— Ну, затолкать-то затолкал, а назад ее вытянуть не может, придурочный!

— Ну, и чо?

— И чо чо? Носится с флягой на голове по деревне, как дурак, и ревет: «Я есть тевтонский рыцарь! Я вас приходить завоевать, русский свинья!» Вся деревня потешается. Ребятишки по фляге стучат. А ему кажется, что это в него снаряды из катапульт попадают. Боров Борька от страха в колок убежал. Выломал забор и убежал. До сих пор его поймать не могут. Даже МЧС вызывали.

— Ну, и чо?

— И чо чо? Потом жрать захотел. Время-то много прошло. И жрать и пить охота. Сдергивает флягу, а она не снимается. Голова не пускает флягу снять.

Рыбки заулыбались.

— Деревня вся тянет флягу, вытянуть с башки не может. И башка, как на зло не отрывается.

Рыбки засмеялись.

— Ну, и чо?

— И чо чо? Народ говорит: «Давайте ему флягу с башкой «болгаркой» отрежем!» Она ему всё равно без надобности.

— Фляга? — спрашивают рыбки.

А сами за животы схватились.

— Фляга-то как раз оченно нужна. Там воду привезти скотине или в баньку, вашего брата карасика засолить. Фляга — вещь в хозяйстве необходимая!

— Ну, и чо?

— И чо чо?

Червяк загадочно оглядел собеседников.

— Приехали эмчээсники?

— А это чо тако? — спрашивают рыбки.

Всё-таки Червяк — замечательный рассказчик. Он важно оглядел аудитории и изрек:

— Местные чернореченские сварщики! Во как!

— И чо?

— Чо-чо! Ничо! Сваркой, говорят, нельзя.

Червяк почесал кончиком хвоста свою многомудрую голову. Рыбки разинули рты.

— Угорит, говорят. «Дык, енто же хорошо! — говорят ему. — Енто же великолепно дюже! Просто слов нет передать, как енто было бы замечательно. — Угорит, стал быть, меньше дурит!» — «Согласен! — говорит эмчээсник. — Но вот вам-то енто хорошо, а мне статья уголовная, стал быть». И ножовкой по металлу распилили, ослобонили его дурную голову.

— Эхе-хе-хе! — вздыхают рыбки. — Чудак — он и в Черноречке чудак. Клюнуть что ли для близиру?

И начинают кружить вокруг Червяка. Червяк согласился.

— Давай! Только не очень! — говорит он.

И зевает.

— То в прошлый раз чебак меня так дернул, до сих пор мышцы болят и суставы ломят.

Все укоризненно поглядели на чебака.

— Мы потихоньку! — говорят окуньки. — Так только! Поплавок чуть подтопим. Пусть погоношится, придурочный!

И давай подергивать Червяка.

Тот хохочет, визжит. Щикотно, блин. А рыбкам только того и надо. Любят они поиграть и повеселиться. Поэтому и к Червяку относятся очень доброжелательно. А поплавок шмык-шмык, то в воду, то из воды. А это для опытного рыбака признак поклевки. Дергать нужно. Обрадовался Антоха. И как дернет! Поскольку в подобный момент надо резко дергать, чтобы подсечь рыбку, если она несильно на крючок подсела.

— Где рыба, блин блинский! — заругался он, когда увидел, что на крючке никакой рыбы нет, а только Червяк довольнющий извивается и в наглую издевается над ним.

— В речке рыба! — похохатывает он.

— Вы что поиздеваться надо мной решили?

Лицо Антохи стало багровым.

И вот так каждый раз. Издеваются над Антохой, как хотят, доводят его до белого каления и кипения. Разве это гуманной? Но поди растолкуй это рыбкам!

Черноводье славится не только рыбаками, червяками и рыбами, но и своими красными девицами. «Красными» в смысле не цвета, а красоты. Кто их хоть раз увидит, никогда уже не позабудет.

МАДРИГАЛ ЧЕРНОВОДСКОЙ КРАСАВИЦЕ

Далеко от прекрасной столицы

Есть в Сибири деревня одна,

Где живут две прекрасных девицы,

О которых не знает страна.

Прозывается первая Бахой.

Хоть у ней за душой ни гроша,

Как увидишь ее, сразу ахай.

До чего же она хороша!

Хоть и ростом она невеличка,

Остальное, что надо при ней.

По деревне порхает, как птичка,

И чирикает, как воробей!

Ей неведомо чувство печали,

От тоски не умеет скулить.

Если Баху вы раз повстречала,

Вам вовеки ее не забыть.

Сауле — так зовется вторая.

За версту ее сразу видать.

Может крышу любого сарая,

Чуть подпрыгнув, рукою достать.

Венки плетут из одуванчиков

И комаров сгоняют с плеч.

А как же им еще пацанчиков

Внимание к себе привлечь.

Саулька медленно надела

На голову себе венок

И долго в зеркало глядела:

— Скажи, красивая же?

— ОК!

А пацаны же ноль внимания.

Сжимают удочки в руках.

И все Саулькины старания

Завлечь их, обратились в прах.

И Баха тоже водрузила

На голову свою венок.

— А он идет мне! Очень мило!

И зеркало кивнуло:

— ОК!

А пацаны летят на великах.

Им красота до фонаря!

Они в России и в Америке

Все одинаковы. А зря!

Саулька яркою помадою

Намазалась. Прекрасна страсть!

— Ах, до чего ж ужасно рада я,

Что я красивой родилась!

Продолжение следует.

Что может быть прекраснее лета? Конечно, ничего. Еще бы не зной, не комары да мухи. Лето — это каникулы, когда ты свободен как ветер, летишь, куда хочешь, и домой возвращаешься затемно.

АЛЕКС СТРОЕВ

АХ, ЛЕТО ЗНОЙНОЕ

Июнь уж наступил. Прекрасная пора!

Закончились учебные занятия.

По улицам и сестрия, и братия

Шатается и возится с утра.

Напрасно их стараются родители

Загнать, когда уже темнеть начнет.

Летят велосипеды, всё орет,

И не спешат они в свои обители.

Вот Саша Калачев, набычившись идет,

Он как-то тяжело со свистом дышит,

Он ничего не видит и не слышит,

Бормочет, что обидчиков убьет.

Ему такую закатили оплеуху,

Что он летел шагов, наверно, двадцать,

Чтоб далеко от места оказаться,

Где кулаком он получил по уху.

А вечера в Калиновке, что надо.

Алеет запад, солнце — на покой

Спускается в опочевальню. Зной

Сменяется вечернею прохладой.

И бабушки расселись на скамейках,

Как воробьи, и семечки точат.

Вздыхая, смотрят на проказливых внучат

И греют души в пестрых кацавейках.

Да! Что ни говори, а летом прелесть как хорошо! Если бы оно не кончалось!

МАРИЯ ИСАК

САГА О ЧЕРНОВОДЬЕ

САУЛЕ, ТЫ МОЯ САУЛЕ

А на улице старушки,

Как увидят Сауле,

Сразу дарят ей суфле

И различные игрушки.

ЧЕРНОРЕЧЕНСКИЕ РАЗГОВОРЫ

В речке.

— Слышь, братва! Ванька опять пришел с длинной палкой, а на ней тонкая ниточка.

— Принес хоть пожрать-то?

— Ну, червяков дождевых, прикормку. Это зерно дробленное и маслице туда добавлено.

— Опять будет целый день у речки сидеть и зенки пялить, как дурак. Хотя почему «как»?

— Поприкалываемся, братва? В общем так! Ты, ты и ты будете червяка щекотать, а мы рядом плескаться, волны гонять.

— Это… пацанву надо предупредить! А то заиграются, как прошлый раз. Три мелких на крючок попали. Хоть и глупые, а все равно жалко. Может, с возрастом и поумнели бы.

— Ванька тогда от радости, как козел, по берегу скакал и вопил благим матом: «Я самый крутой рыбак! Круче меня нет! Вау! Всю рыбу в реке выловлю!»

— А пацаны пропали!

— Мог бы и выпустить их. Зачем ему эта мелочь. Крохобор! Всё подряд заметает.

ПРО НАСТЮ МЕДЧЕНКО

А еще в Черноречье живет Настя Медченко. Ну, живет и живет и что такого? Скажите вы. Конечно, ничего такого, но всё-таки есть и такое. Настя любит мечтать. Сядет у окошка. За окошком ездят на велосипедах, мотоциклах и машинах. А один дяденька на телеге, которую таскает лошадь. А другие ходят пешком туда-сюда. Сначала туда, а потом сюда. Настя ничего этого не видит, потому что она мечтает. А когда человек мечтает, он весь погружен в самого себя и ему совершенно нет никакого дела до остальных. О чем же она мечтает? Да о разном! Сначала об одном, потом о другом, а немного погодя еще о чем-нибудь. Очень ей нравится мечтать, больше всего на свете. Вот она стала королевой. На ней длинное королевское платье из бархата, всё усыпанное бриллиантами и изумрудами, а на голове королевская корона. Возле переходки для нее построили двухэтажный кирпичный дворец, а возле дворца разбили фруктовый сад с фонтанами, газонами и лужайками, на которых скамейки стоят. На речке сделали пристань, от которой через каждый час отправляются речные трамваи на другой берег. Хоть их и называют трамваями, но никаких рельсов для них не надо. Плавание, которое продолжается одну минуту и пятнадцать секунд, стоит пятнадцать настенок. Отдал пятнадцать настенок и тебе в кассе оторвали билет.

Настёнками в чернореченском королевстве называют денежные знаки, которые министр финансов Ванька Навозов вырезает ножницами по металлу из конфетных фантиков.

Или вот! К ней приезжает на белом коне свататься принц датский. Почему именно датский, она сама не знает, но услышав, что есть такой принц, она уже ни о каком другом не мечтала.

— Я, стал быть, принц датский. А звать меня Гамлетом, — говорит он Настёне, привязывая коня к забору.

Конь тут же начинает грызть забор.

— Хочу, ёлы-палы, в женки тебя взять. Будешь теперь типа королевой датской, Блин!

Настёна глаз не может оторвать от принца.

Делает глубокий книксен. Книксен — это такой ритуал при королевских дворах, когда склоняются в глубоком поклоне, наклоняют голову, пальчиками разводят широкую юбку в сторону, одну ножку выставляют вперед, а другую назад. Выглядит это очень красиво. Но зачем долго объяснять. Лучше вы спросите Настёну, и она вам покажет этот самый книксен, который она делает очень замечательно.

— Конечно, я глубоко польщена, ваше величество! — произнесла Настёна, застыв в красивой позе.

Принц датский улыбнулся.

— Но стать вашей женой и соответственно королевой датской — увы! — ваше величество, к глубочайшему сожалению я не могу, — сказала Настёна тихим, но твердым голосом.

— Как так? — удивляется Гамлет, принц датский.

И улыбка исчезает с его благородного лица. Он нервно теребит эфес шпаги.

— Ни одна девушка до этой поры еще не отказывалась стать моей женой и королевой датского королевства! — проговорил принц датский и из его глаз брызнули слезы.

— Вот так, — отвечает Настёна, — поскольку я другому отдана и буду век ему верна.

И протягивает принцу платочек. Гамлет плюнул себе на сапог со шпорой. Это означало в датском королевстве сильное волнение. Когда они волнуются, они всегда плюют себе на ноги. Как раз на сегодняшний день у него был назначен ЕГЭ по истории датского королевства, которую он совершенно не знал.

ПРО АНТОХУ ДУРИЦЫНА

Рыбки: Мог бы и выпустить мальков. Зачем они ему такие мелкие? Ни кожи ни рожи…

— Сяс выпустит! Еще и хвастается по деревне, что вот таких поймал, чуть ли не с метр.

— Брехун!

— Ну, похвастаться мы любим! Хлебом не корми!

СОРОКИ

— Ну, чо, у Саньки была?

— Была. Как только поднялась, так сразу к ней.

— И что? Какие новости? Говори быстрей!

— Ну, Лерка с Максом разругались. Просто жесть!

— А чо такое?

— Ну, то ли он ее козой дранной обозвала, то ли она его козлом вонючим. Как-то так!

— Баха такой крутой музон себе на мобильник закачала и устроила дискотеку прямо на переходке.

— Жесть! И чо? А?

— Ну, чо чо! Все надергались до того, что от изнеможения в реку попадали. Прикинь!

ПРО САШУ НАВОЗОВА

А еще в Черноречье живет Саша Навозов. Правда, он не учится в школе, потому что учёней, чем он, и быть невозможно. Вот только взглянешь на него и сразу понимаешь, что пред тобой ученый человек. Но школу он не закончил, это школа закончила его. Где-то так! Саня Навозов уже взрослый, ему скоро двадцать один год брякнет. Для многих односельчан он уже глубокий и безнадежный старик.

СКАЗКА ЛОЖЬ, НО…

Не в некотором царстве, не в некотором государстве, а в деревне Черноречке жил когда-то злой-презлой волшебник. И до того он был злой, что даже сам себя боялся. И звали его соответственно Злояном Злояновичем. Встанет он ни свет ни заря, выйдет из своих волшебных хором на курьих ножках и задумается, какое бы ему злое-презлое дело совершить, чтобы никому мало не показалось, чтобы вся Черноречка содрогнулась. И вот однажды видит он, что мимо его хором Антоха Дурицын с замусоленным рюкзачком на спине на школьный автобус плетется. Автобус их возил в школу и, разумеется, обратно из школы.

— Ну, что, Антоха-дуреха, — спрашивает его Злоян Злоянович, — хочешь я тебе сегодня такую гадость пакостную сделаю, что до скончания века самыми злыми словами поминать меня будешь?

И подмигивает ему. Антоха плюнул себе на туфлю, поскольку у него слюна тягучая и далеко лететь не может, и спросил Злояна Злояновича, зллорадно поглядывающего:

— И какую такую гадостную пакость?

— А вот двойку сегодня получишь!

И смеется злодей довольнешенький.

— Антоху двойками не напугать! Да я их каженный день ворохами получаю! Съел, да?

И фигушки злодею крутит. Злоян Злоянович поскреб пятерней по маковке, на которой только три злодейских волосинки росли, да и те такие белесые и жиденькие. И говорит своим злодейским голоском, от которого у него самого мурашки по телу ползли и селезенка ёкала от страха. Ну, стал быть говорит он:

— Тут, вижу, невпротык! Во! А это кто?

И злодейские свои глазенки выпучил. А глазенки были припорошены у него белесоватыми веками. Это Азамат молодой, у которого бедна сакля, на палочке, то есть на коне, скачет, другой кривой палочкой, то есть саблей, машет и благим матом, но совсем не матершинным, на всю округу вопит:

Мы чернореченские кавалеристы. И про нас

Былинники речистые ведут рассказ.

И нахлестывает ретивую лошадку.

— Ага! Попался! — вопит Злоян Злоянович. — А знаешь, какую я тебе сейчас злодейскую-перезлодейскую пакость устрою? Век будешь помнить меня, недотымка!

— Тпппру! — выбросил Азамат губы вперед. — Да стой ты, Серко! Ишь расскакался, ретивый ты мой, ненаглядный конь боевой! Ух! Не конь, а огонь! Блин! Каку таку пакость ты совершишь, старикашко мерзопакостный? Антиресно, стало быть, знать. Ответствуй откроку!

И ножкой притопнул.

— А вот таку! Возьму сейчас и превращу твою палку в настоящего коня-скакуна.

И ладошки потирает.

— И как поскачет он, только искры из-под копыт полетят, окрестности окружающие выжигая. А другу твою палку превращу в саблю вострую да булатную. Ух! Будет она востра, акы бритва. Чик и секир башка! Во кака у меня злодейская пакость.

И подхихикивает гад ходячий!

— Съел да? Азамат молодой, бедна сакля твоя!

Живот у злодея трясется от хохота, щеки подскакивают и глаза чуть на землю не выпадывают.

— Ух ты! — воскликнул Азамат молодой, у которого бедна сакля. — Я же всю жизнь только об этом мечтал! И наконец-то моя мечта может осуществиться.

И запел казахскую народную песню.

— Как так! — поразился Злоян Злоянович. У него даже челюсть отвисла. — Я-то думал, что типа того, злодейское злодейство совершу, от которого мурашки по коже. А оно вон как! Типа, невпротык получается. Что же я такой несчастливый злодей. Ну, что же поделаешь? Скачи дальше, Азамат молодой, бедна сакля твоя! У меня сегодня вообще-то не рабочий день по трудовому распорядку. Так что скачи дальше, Азамат молодой, распевая песни!

Тут глядь-поглядь Саша Бывалая на одной ноге скачет и пристально рассматривает, не завалялась ли где в травянистой росе — тьфу ты! — росянистой траве сплетня новая да свежеиспеченная.

— Всё! Пролетела ты, девчонка-попрыгуленка! Сейчас, знаешь, какую я тебе злодейскую пакость сделаю? — говорит Злоян Злоянович и думает, что же ему утворить.

— Каку-таку пакость? — спрашивает Саша.

А саму ажно трясет от нетерпения, так ей хочется узнать, что же это за пакость така.

— А сделаю я тебя старой-престарой бабкой-каргой! — говорит Злоян Злоянович. — Будешь день-деньской сидеть на скамеечке, семечки лузгать да сплетни перебирать.

И затрясся от смеха.

— Дедушка! Родной ты мой! Незабвеннейший!

Бросил ему Саша на грудь и давай обнимать его и целовать, как родного дедушку.

О дальнейших приключениях обитателей Чернореченки читайте в следующем номере «Школьной улицы», где вы встретитесь с новыми героями.