Санта (рабочее название)

Женщина выгнула дугой спину и так энергично засучила ногами, словно хотела найти для себя положение удобнее. Её конвульсии передались Вику, и тот сильнее развёл в стороны руки. Шнурок, накинутый на женскую шею, окончательно врезался в кожу, а сама жертва почти перестала цепляться за жизнь. Судорожный удар каблучком. Другой. Третий. Ещё одна «спинная дуга». Лёгкая дрожь. И всё… Человек на другой стороне обычного бельевого шнура окончательно покинул бренный мир, оставив после себя только мёртвое тело да отчётливо плывущий в морозном воздухе острый запах свежей мочи.

Не мешкая, Вик смотал не нужный уже «алгоритм Мю-закона» на ладонь, и ловко убрал получившийся моток в карман. Затем, стараясь не думать, что его могут, как говорили когда-то в детстве, «застукать», тут же расстегнул на женщине пальто и пиджак, поочередно освободил безвольные руки из рукавов, а блузку с кружевным лифчиком, не размениваясь на мелкие пуговки и застёжки, попросту разорвал.

Тепло нежной кожи приятно грело ладонь. Открывшаяся взору небольшая, слегка загорелая грудь, с непропорционально большими сосками, походящими на черешенки поверх шариков сливочного пломбира, чуть не заставила Вика позабыть, что делать дальше. Но время, в данном случае, играло не в его пользу. Слишком многое стояло на кону, чтобы отвлекаться на, пусть и соблазнительные, но однозначно нездоровые мысли. И Вик, не считающий себя сексуальным извращенцем, приступил к следующему этапу.

Сменив лайковые перчатки на кольчужные хирургические, он  вынул из футляра в портфеле отражающий огни ночного города скальпель и, двумя оточенными движениями рассек грудину несчастной. Потом, зажав скальпель в зубах, просунул пальцы в разрез и аккуратно, но с силой, потянул в стороны. Тонкие рёбра, ещё десяток минут назад грациозного женского тела, сначала немного заупрямились, а затем с треском поддались, одновременно с этим бросив в Вика, будто в отместку, пару капелек крови. Не обращая внимания на такой пустяк, Вик снова взялся за инструмент. Несколько лёгких касаний и на ладони, словно редчайший артефакт, добытый из земных недр – сердце. Горячее, исходящее паром и сочащееся терпко пахнущей кровью.

— Отлично! – мысленно похвалил себя Вик. – Теперь заархивировать, и будет полный ажур!

Поместив извлечённый орган в контейнер заполненный льдом, а контейнер в портфель, Вик бросил сверху перчатки, застегнул клапан, поднялся, и как ни в чём ни бывало двинулся прочь. На ходу, правда, протирая от крови очки.

За всё время, он так ни разу и не оглянулся. Справедливо полагая, что заметь его кто за таким занятием – он бы сразу узнал. Хотя, с другой стороны, не в любой московской подворотне кто-то шастает каждые пятнадцать минут…

— Мразь! – размашистая мужская пощёчина отбросила мать, открывшую дверь, к дальней стене прихожей. – Почему я пьяный? – почти что проревел вернувшийся с работы позже всяких сроков отец. — Я тебе отвечу сейчас, шала… а, почему я пьяный! И «сына постесняюсь»… Убью суку! – ввалившись в квартиру, отец придерживаясь за стену рукой и шатаясь из стороны в сторону, как медведь, ковылял к матери.

Мишка, никогда до этого дня не видевший своего (в отличие от чужих!) отца не то, что пьяного, а даже слегка на подпитии, остолбенел. Ему не верилось, что это его, добрый, весёлый, всегда готовый сыграть с пацанятами футбол, волейбол, войнушку, или взять всю ватагу Мишкиных друзей с собой на рыбалку или в лес по грибы, отец. Да что там говорить! Вся дворовая пацанва завидовала «Топтыгину», что у того такой батя. И тут, на тебе! Да ещё в канун Нового года, когда они вместе собирались дождаться Деда Мороза, а не доставать подарок поутру из-под ёлки. Мишка, по такому поводу, даже статью из «Авиации и воздухоплавания» выучил, чтобы рассказать Деду Морозу и получить долгожданный самолёт на проводном управлении…

Отец меж тем продолжал бушевать. Не переставая браниться, он всё-таки преодолел разделяющие их с матерью два метра прихожей и наклонился, желая снова отпустить той крепкую оплеуху. Правда, непривычный к состоянию «когда весь мир пускается в пляс», утратил равновесие и попросту повалился на пол. Мать завизжала. А Мишка закрыл глаза.

До его уха донеслись возня, грохот входной двери, тяжелые удары по полу и отцовское рыдание, прорывающееся сквозь брань. Постепенно всё стихло и Мишка решился взглянуть, что да как. Отец с невысохшими слезами на щеках и разбитыми в кровь кулаками спал в дверях на полу между кухней и прихожей. Матери нигде не было. Правда, после хлопка дверью Мишка слышал топот ног по лестнице с последующим треньканьем дверного звонка тремя этажами ниже. Там как раз жил Альберт Давидович, который частенько хаживал к ним в гости строго в полдень и с которым мать на кухне пила чай за закрытой дверью. О чём они разговаривали оставалось секретом (Мишкино воспитание не позволяло подслушивать, да и мать в такие моменты всегда заставляла его читать вслух, т.к. с чтением у Мишки было не очень, не то, что с математикой), но мать частенько с аханьем восторгалась, или было слышно, как ритмично позвякивают чашки ставленые взрослыми на стол.

В общем, в самый любимый праздник, Мишка остался один на один с сияющей ёлкой, накрытым столом, пьяным отцом мирно посапывающим на полу, и душевной пустотой. Сдерживая слёзы обиды, Мишка решил любой ценой дождаться Деда Мороза и вместо самолёта попросить старика сделать своим новогодним волшебством так, чтобы сегодняшний вечер с ними никогда не происходил.

Оставшееся до полуночи время, мальчишка стоически просидел возле ёлки, с надеждой поглядывая то в окно, то на входную дверь. В тишине, он отчётливо слышал голоса и смех соседей провожающих старый год, весёлые песни из их телевизоров показывающих «Голубой огонёк», а также радостные поздравления прохожих на улице. Сам же он, как заклинание, шепотом твердил одну просьбу:

— Дедушка Мороз, не нужно мне ничего-ничего! Никаких подарков! Никаких самолётов! Ты только, пожалуйста, приди и сделай нашу семью, как раньше! Я ведь знаю, ты можешь! Тебе всё по-плечу! Пожалуйста… — а вслед за просьбой, добавлял всяческие клятвы и обещания их выполнять.

Так пришла полночь. Небо за окном вмиг расцвело радугой фейерверков. Весь подъезд как одна квартира (вернее, весь кроме одной), загудел боем курантов. Понеслась канонада хлопков пробок шампанского и хлопушек. Для всего мира наступил одна тысяча девятьсот восемьдесят третий год.

Но, не для Мишки.

Он всё ещё ждал своего новогоднего чуда.

Внезапно, Мишкино ухо уловило такое долгожданное «хо-хо-хо!». Вместе с этими словами его сердце рвануло из груди, а сам он, с криком «ко мне Дедушка Мороз пришел!» — к входной двери. Но, на лестничной площадке никого не оказалось, а в пятьдесят шестой, как раз под Ивановыми (такая была у Мишки фамилия), закрывалась дверь под разноголосый радостный гомон.

Счастливый Мишка немного опешил. Правда поразмыслив, пришел к выводу, что следующим к кому зайдёт Дедушка Мороз, уж точно будет он. Поскольку, на седьмом этаже ребёнок был только один. Но с шестого Дед Мороз поехал почему-то на десятый, потом на третий, пятый, одиннадцатый (хотя там детей не было ни у кого), а потом, распевая уже изрядно заплетающимся языком «Пять минут», и вовсе покинул их дом…

— …Хо-хо-хо! Вы уже являетесь счастливым обладателем дисконтной карты всей сети супермаркетов электроники. Для оформления, Вам всего лишь необходимо зайти в ближайший из них. Вон, за спиной, – не переставая трепать языком, зазывала в костюме деда мороза, бородой набекрень и сивушным перегаром из-под неё, мотнул головой, указывая где именно. От резкого движения, синяя шапка с рассыпанными поверху логотипами компании вместо традиционных снежинок, сползла горе-промоутеру почти на глаза. Именно этот клоунский жест и выдернул Вика, на секунду оторвавшегося от реальности,  из мира прошлого.  - Хо-хо-хо! А ещ…

— Отпусти куртку, ватный урод! – на полуслове оборвал зазывалу Вик, бережно перекладывая портфель в свободную руку. – Конечно, если не хочешь, чтобы я заткнул тебе палку… – Вик глазами указал на посох, висящий за спиной зазывалы на манер самурайского меча — …даже глубже, чем ты можешь себе представить.

После чего сбросив чужую ладонь резким движением плеча, Вик оставил обескураженного «дедамороза» стоять посреди тротуара, а сам отправился дальше.

Шагая к остановке (он всегда пользовался «лоховозтрансом»), Вик с неудовольствием размышлял над превратностями судьбы. Ведь, задержи его заказчик своим звонком ещё на минуту-другую, и столь удачного стечения обстоятельств уже могло и не быть. Женщина могла сопротивляться сильнее, кто-то бы прошёл мимо, или потом, во время самого процесса, его «застукали» бы на горячем. Да и с этим «совковым анахронизмом» так неудачно испортившим поднявшееся настроение, он мог бы и не столкнуться. В общем, Вик в очередной раз сумел убедиться, что в тот момент, когда для тебя зажигают зелёный свет – следует всего-навсего не отвлекаться.

*

— Вот, товарищ подполковник, полюбуйтесь! – на стол перед Шишкиным шмякнулся бульварный ежедневник, ещё пахнущий типографской краской. – На первой странице этот кошмар разместили, представляете? И когда только успевают!

Шишкин, по долгу службы, воочию видевший изуродованное тело жертвы, только поморщился.

— Нечего там смотреть. Двадцать третья жертва с начала года…

— Объединили значит. Почерк тот же?

Подполковник, соглашаясь с версией высказанной собеседником, устало смежил веки.

— Да. Тот же… — раздраженно произнёс он. — Если, отсутствие у жертвы одного из органов, как и отсутствие каких-либо улик, можно называть «почерком».

— В газете пишут — вновь сердце. Это правда?

— Правда, — с ещё большим раздражением произнес подполковник и без перехода спросил:

-  А тебя что, Стасов, из главка «на землю» теперь присылают сплетни бульварные перепроверять, или всё-таки по делу? Если по делу – давай, выкладывай. Нет, выметайся нахрен из кабинета! И без твоей желчи настроение хуже некуда… Дорогу надеюсь помнишь?

— Я всё помню… — собеседник Дмитрия Александровича выдавил из себя ироничную ухмылочку. Но увидав, какие молнии блеснули в глазах подполковника, в успокаивающем жесте выставил перед собой руки.

— По делу я, Дмитрий Александрович, по делу. Начальством велено передать – САМ заинтересовался происходящей у вас, — «у вас» Стасов произнёс с особым нажимом, — чёрной трансплантологией. Дело берёт под свой контроль. Со всеми вытекающими, естественно. Так, что…

— Что – так что? У вас…- Шишкин не остался в долгу, -там поди думают, если президент взялся за дело, преступники сгорая от стыда сами с повинной придут? Или, мы от страха землю носами станем рыть, не хуже роторных экскаваторов? Ведь без надзора сверху, мы, стадо бюджетных бездельников, тут вообще ни хрена не делаем! Так что ли, Стасов?!

— Да я…

— Да иди-ка ты, Стасов, вон! И газетёнку свою паршивую не забудь, — Шишкин усталым жестом отшвырнул периодику от себя через стол, — никудышная в ней фотография. Исключительно старых дев ужасать. На самом деле, труп выглядел гораздо страшней.

Не успел утренний «арабу» скрыться за дверью, как Шишкина по внутренней связи попросили спуститься вниз. По словам дежурного на проходной подполковника ожидала свидетельница вчерашнего преступления.

*

— Мария Лукинична, пожалуйста, ещё раз и в деталях, расскажите, что Вы видели вчера вечером. Не упускайте, пожалуйста, ничего. Малейшая безделица, малейший пустяк кажущийся Вам не заслуживающим внимания, может существенно повлиять на ход расследования в целом. Предпочтительно, чтобы сотрудники, так же, как и я — услышали Ваши показания, прежде чем прочтут на бумаге, – объяснил свою просьбу Шишкин, указывая на оперов, экстренно созванных к нему в кабинет. – Возможно, у кого-то возникнут дополнительные вопросы. В таком случае нам не придётся вызывать Вас повторно, понимаете?

Посетительница кивнула, явно смущаясь такого пристального внимания к своей весьма неприметной персоне со стороны десятка мужчин. Потеребила в руках газету с фотографией с места преступления. Чуток помолчала, собираясь с мыслями, и начала:

— В принципе, ничего нового я вспомнить не могу. Да я и не присматривалась-то, особо. Стоят себе люди на остановке, да и стоят. Кто ж знал… Я и запомнила-то убитую только потому, что пальто на ней красивое было… — от Шишкина не укрылся лёгкий румянец проступивший на щеках говорящей. Похоже, из-за своего видавшего-виды застиранного пуховичка «на рыбьем меху», вернее из-за женской зависти к обладательнице более дорогого наряда, та как раз и обратила внимание на броскую красотку в кричаще-красном пальто. В любом другом случае Дмитрий Александрович только бы пожалел сидящую перед ним неудачницу. Но сейчас, его ликованию не было предела. Однако, стараясь не выказывать своего настроения (боялся, женщина истолкует его улыбку, как насмешку и замкнётся), он раз за разом подбадривал свидетельницу участливым взглядом. — …с золотистой выточкой в виде дракона как-бы ползущего с рукава на рукав. И рюкзачок на плече дурацкий. Вроде, не девочка уже…

— Хорошо, а мужчина?

— А чего он? Пялился на неё стоял. Да на неё там все мужики пялились, как кобели на суку в охоте. Только этот нервный какой-то был, дёрганый весь. То сунет руку в карман, в другой-то у него портфель был, то высунет. По сторонам озирался и всё бочком, бочком к… к убитой, — сказать «к убитой» свидетельнице далось не легко. Видимо, тяжелая жизнь хоть и поселила в её душе зависть к другим, однако, сострадания к чужой боли полностью задавить не сумела. И это был ещё один повод для радости подполковника. Стоило признать, на месте Марии Лукиничны Горькой не каждый бы отважился прийти свидетельствовать по такому жуткому убийству. А то, и вовсе не пошел из-за злорадства – мол, довыпендривалась? Так тебе и надо! Неча кичиться!

— Извините, что перебиваю, Мария Лукинична, — вклинился капитан Ефремов, самый толковый среди оперов. Шишкин даже мысленно усмехнулся, так капитан в этот момент походил на пойнтера крепко севшего на «путанный» след. – Скажите пожалуйста, а Вы случайно не слышали характерного металлического щелчка, когда этот мужчина опускал руку в карман?

— Да разве услышишь-то? Там же Маршала Жукова! Проезжая часть, машины по дороге несутся – перейти страшно. Да и не в куртку он руку совал, а в брюки. Под курткой-то тоже не особо услышишь.

— А, когда руку вынимал – в ней ничего не было?

— Да вроде, нет.

— То есть, с уверенностью Вы сказать этого не можете?

— Да говорю же, — слегка раздраженно ответила Горькая, — я не присматривалась. Мела себе за остановкой, да и мела. Какое мне до него дело? Если за всеми следить – времени работать не хватит.

— Понятно, — капитан немного приуныл, — продолжайте пожалуйста.

— Да чего продолжать-то? Уби… ну, женщина которую, постояла ещё немного. Потом, видать передумала ехать и пошла во дворы. А потом этот, прямо слюни пуская, следом за ней.

Задав ещё кучу вопросов и откровенно «заколебав» свидетельницу подполковник решил уточнить последний момент. Глянув уже записанное ранее, он поинтересовался:

— Мария Лукинична, а в котором часу это было?

Та ответила, как и в первый раз. Шишкин поблагодарил. Попросил расписаться под стенограммой показаний и отправил к штатному художнику составлять фоторобот.

После того, как за женщиной закрылась дверь, Дмитрий Александрович не скрывая триумфальной улыбки посмотрел на оставшихся в кабинете оперов (троицу оболтусов-стажёров он отправил проводить Горькую. Толку от них было ровно хвастаться друг перед другом новым приложением для смартфона, или очередным фото подружки с оголёнными прелестями. Называемым ими исключительно новомодным словом «селфи»).

— Ну что, мужики? — начал он, — Разбег между показанием свидетельницы и звонком в дежурную часть составляет от силы двадцать-двадцать две минуты. Для специалиста времени вполне предостаточно, не то, что убить и вырезать сердце, а вдобавок освежевать. По крайней мере, будучи в селе я не раз видал, как за такой короткий срок полностью разделывали барашка для вертела. Учитывая «следы» оставленные убийцей на теле последней жертвы, остальных убитых пока не учитываем, здесь также действовал профессионал. Оттого будем надеяться — Мария Лукинична действительно видела убийцу перед самым убийством, извиняюсь за тавтологию. А значит: ждём фоторобот, в разработку по базе, к судье за ордером на арест и в СИЗО этого…

— Мудака?

— Нет, Иванющенко. Ни в коем случае не мудака! И упаси тебя, в силу своего темперамента, где-нибудь его так назвать. Правозащитники с сердобольными либералами и прочими пи… Чёрт! Совсем, Иванющенко, ты мне голову задурил! Я хотел сказать — и прочими падальщиками. …Вмиг налетят, из мудака «жертву полицейского режима» сделают, а из тебя самого – того «мудака», по чьим двадцати трём художествам «вышка» впустую плачет. Уразумел? Поэтому, однозначно: красавца, красавца, и ещё раз — красавца! Повтори.

— Из «мудака»…

— Иванющенко!

— Виноват, товарищ подполковник! Красавца, красавца, и ещё раз – красавца!

— Смотри, мне.

Опера оживились. Кое-кто даже позволил себе хохотнуть. В принципе, подполковник был только «за». Людям требовалась разрядка — сказывались напряжение от виденного на месте убийства, бессонная ночь, известие из главка, плюс ко всему, просто невероятная удача со свидетельницей. Те, кто знает каково быть опером, подтвердят – в крупных делах такое случается раз на карьеру. Возможно даже на целый отдел совместно…

*

Четыре дня спустя, Дмитрий Александрович Шишкин сидел за столом в своём рабочем кабинете мрачнее грозовой тучи. В основном деле по поводу серии убийств с изъятием внутренних органов вырисовывался, размеров огромного амбарного замка, висяк. Нагоняй следовал за нагоняем: главк, начальство, пресса – все ополчились на подполковника, видимо, заранее считая того самым подходящим кандидатом на роль президентского козла отпущения обречённого на заклание.

Ощущая, как быстро и неотвратимо уходит время, Шишкин от злости сжимал кулаки. Двадцать три жертвы. Двадцать три отобранных жизни. За год. В среднем, получалось две на месяц. В этом одна уже есть. Значит, вот-вот следовало ожидать новое убийство, а он никоим образом не мог этому помешать.

— Ну, что там, Саша? Есть что-нибудь от коллег? – спросил он Ефремова, своим появлением отвлёкшего подполковника от тягостных размышлений.

— Ничего, Дмитрий Александрович, — скорчив угрюмую мину, покачал тот головой. – Такое впечатление, будто и не было никогда такого персонажа в истории…

— Эх, твои слова, да Клио бы в уши, Сашок! Точно не проглядели? По всем направлениям отрабатываете?

— Обижаете, товарищ подполковник! Конечно по всем. Всех перешерстили. И психов и тружеников за вознаграждение, так сказать. Нигде подобный клиент замечен не был.  

— Или новичок, или профи… — задумчиво проговорил Шишкин.

– А, у вас, как? Федералы на запрос, кота между лап не тянут?

— Подключились, — подполковник протянул Александру распечатку с информацией, — Есть несколько соответствующих приметам, возрасту и профилю. Правда, сомневаюсь, что это их рук дело. Некоторые из списка ещё сидят, выход не предвидится; двое умерли; остальные четверо – завязали.

— Думаете, информация точная? Сами знаете – горбатого только могила исправит.

— Знаю Саша. Знаю. По троице завязавших можно ответить точно: один парализован, овощ-овощем; второй в моря ходит – месяц, как в рейсе в индийском океане болтается; третий живёт во Владивостоке, работает токарем на Дальзаводе, ежедневно видят на работе. Четвертого сейчас проверяют. Тут, правда, сложнее. Ударился в религию, проповедует в «секте». А там так. Покровители из-за рубежа имеют влияние на правительственных, чуть надавишь – сам закряхтишь. Агентуры же среди верующей братии – кот наплакал. «Понятия» у них похлеще уголовных будут. Да не мне тебе рассказывать! Вспомни, сколько мы вокруг тройного убийства в молельном зале на Таманской кругами ходили? Эти на дыбу пойдут, но и под пыткой брата по вере не сдадут. Вот, такие невесёлые у нас пироги, дружок. Жаль только пирогами этими людей не защитишь. Знаешь, мне последние дни всё чаще кажется, если не возьмём этого урода…

— Красавца, Дмитрий Саныч! Сами же говорили.

— Верно! – хлопнул себя по лбу Шишкин и невесело рассмеялся. – Красавца! Совсем я за последние дни завертелся. Скоро позабуду, что жена предложила этот Новый год вдвоём отпраздновать. Так, вот… думаю, если не возьмём красавца до праздников – на деле можно будет рисовать жирный крест.

— Ну, не знаю, Дмитрий Александрович… — протянул с сомнением опер. — Если маньяк – вряд ли сможет остановиться. Спец – не факт, что захочет от «дармовых» денег отказываться. Если только чей-то крупный заказ выполнял…

— Или уедет. Или вообще, учёный-трансплантолог. Отчаявшись достучаться до твердолобых чинуш, на свой страх и риск, таким образом добывал себе материал для опытов… Стоп. Саня! А ведь такую версию мы не отрабатывали! – Шишкин аж заёрзал на стуле, — Смотри, как удачно получается: нигде не засвечен, потому что не нашего поля ягода. Интеллигент. Возрастом для защиты диссертации подходит вполне…

Свои пять копеек вставил Ефремов:

— Опять-таки, нервное поведение перед совершением преступления, говорит скорее об убийстве из необходимости, нежели из-за болезненного желания.

— Периодичность, с какой проводил изъятие органов…

— Скорость, профессиональные разрезы!

— В общем так, майор. Давай, усаживай за компьютеры этот клуб любителей яблочных огрызков, один чёрт они ни на что больше не годны, пусть для пользы дела пороют интернет на любой намёк по вопросу. Думаю, задача как раз по их нутру. Ты остаёшься координировать работу обалдуев и заодно подай запрос в Минздрав. Быть может, найдётся, кто-то соответствующий описанию. Парней не отвлекать, пусть продолжают отрабатывать стержневые версии. А я «на ковёр» в главк, откуда заскочу к знакомому в Минобрнауки. Глядишь, что и выгорит…

*

Не выгорело. Версия о учёном-трансплантологе с треском провалилась. В обоих министерствах подполковника уверяли, что проблем с образцами для опытов нет совершенно. К тому же, пояснили, что теперь, с выходом науки на более качественный уровень в плане оснащения, все разработки для начала тщательно моделируются на компьютерах. А уж потом, те, что получали право на существование, доказанное с помощью электроники, претворяются в жизнь.

Тем временем в главном управлении Шишкину без обиняков «намекнули» о завершении карьеры, в случае нераскрытия дела до Нового года. Как-никак, президент на камеру обещал народу завершить расследование в уходящем году. В главке же, ратуя о сохранности имиджа САМОГО, вернее, переживая о сохранности кресел под собственными седалищами, также пообещали и всем остальным «землепашцам» подполковника ««минус звезду и каменистую почву» в самых криминогенных районах». Опера в ответ мрачно шутили: верни главк Стасова обратно «на землю» в их отдел — на каждую из отрабатываемых версий президент запросто мог бы представить народу своего Александра Кравченко.

А время шло. До Нового года оставалось всего восемь дней.

*

В среду, ровно за неделю до окончания своих служебных полномочий (подсознательно Шишкин уже смирился с увольнением), Дмитрий Александрович, уступив требованиям жены, урвал от рабочего вечера полтора часа времени и прошёлся по магазинам. Ничего толком не купив, заработав головную боль, но при этом не переставая удивляться мужеству женщин с упоением доходящим до безумства, штурмующих торговые центры во время «оглушительных распродаж», подполковник с облегчением вырвался из лабиринта товарных стеллажей. Шагая по тротуару и с наслаждением любуясь вечерним городом, он с сожалением замешанным на лёгкой грусти проводил глазами человека в синем сказочном костюме, своим «Хо-хо-хо!» навязчиво-скоморошески зазывающего прохожих посетить сеть каких-то там магазинов.

А ведь Шишкин прекрасно помнил времена ясельных и школьных утренников, когда Дед Мороз для ребятни был таким же обожествляемым существом из Зимней Сказки, как сейчас супергерои из западных боевиков. Да, что там! Ещё его дочери с радостью рассказывали заученные стишки, с трепетом принимали в подарок сладости и с восторгом фотографировались на  память у «Дедуски Малоза» на руках. Сейчас, два десятка лет спустя от былого величия осталось одно «Хо-хо-хо!». Да и то в услужении корысти.

Первый раз в жизни Дмитрий Александрович почувствовал, что такое настоящая волчья тоска. Размышляя «куда, в какую сливную яму исчезли простые советские ценности, превратившие в человека не одно поколение homosapiens?», он и не заметил, как оказался в нужном троллейбусе. И только реплика «Весьма оригинальный проездной талон, молодой человек. Однако, будьте любезны, оплатите пожалуйста проезд», заставила подполковника с удивлением заметить, где он находится.

— Сейчас, сейчас! – пробормотал он, смущаясь от мысли, что его принимают за «зайца». Выгребая из кармана ворох мелких купюр, остаток средств от приобретения «товаров с праздничными скидками», он протянул водителю необходимую сумму. –  Вот, пожалуйста, возьмите!

Женщина приняла деньги, выдала билет. Дмитрий Александрович, по привычке оставшейся с детства, хотел уже глянуть на номерок, как в-добавок та возвратила сложенный лист бумаги.

— Не забудьте Вашу сдачу! – сказала она, — Кстати, я его знаю. Только на правой щеке у него, сразу ниже очков, небольшое родимое пятнышко.

Вначале подполковник не сообразил о чём речь, но потом, опознав в листке фоторобот на «красавца», по ошибке отданный водителю вместо денег, чуть не подпрыгнул на месте. Вся тоска вкупе со смущением улетучились в один миг. Осталось только волнение от распирающего душу охотничьего азарта.

— Вы… уверены? – запинаясь спросил Шишкин, — Ничего не путаете? Возможно, прежде чем отвечать, ещё раз взглянете на изображение?

— Молодой человек! – водитель со снисхождением улыбнулась. – Да, проработайте Вы с моё, Вы бы тоже запомнили человека с первого взгляда…

— Так я умею...

— …которого испугались просто до чёртиков. Уж поверьте, за свою жизнь я навидалась всяческой шантрапы околачивающейся по троллейбусам. Карманники, пьяницы, наркоманы, хулиганы, нЭформалы, сутинЭры, извращенцы… Кого только не встречала! Но такого… Нет, никогда!

— Простите, понимаю, что не имею права Вас отвлекать, но не могли бы Вы поподробнее рассказать об этом человеке? Это очень важно!

— Во-первых, молодой человек, Вы меня нисколько не отвлекаете, — ответила женщина, аккуратно подводя троллейбус к очередной остановке. – А во-вторых, поведать Вам о нём я смогу немного. Имени, естественно, не знаю, — предварила она вопрос Дмитрия Александровича. – Зато, с уверенностью могу сказать: садился мужчина на «Маршала Тухачевского», сошел — на улице Народного Ополчения. Кстати, как и Вы, он замешкался во время посадки. Отвечал на телефонный звонок. На английском. Не сказать, чтобы нервно, но чересчур уж бегло. По моему мнению, оправдывался, или о чём-то уговаривал собеседника. Потом в сердцах прошипел по-русски: «да выполняю я ваш заказ, выполняю!». И бросил трубку. При этом он весь разговор смотрел на меня так, будто по окончании готовился убить. У меня от страха аж мурашки по коже бежали, а я, попрошу заметить, не из боязливых.

— Яростно?

— Нет. Скорее, неотвратимо. Как палач.

— Что ж, Вы сразу-то к нам не пришли?

— Куда это «к вам»? В полицию, что ли? Вы ведь, полицейский, не так ли? Очень похоже. В таком случае, не смешите! Как, по-вашему, на моё заявление отреагировали бы вы, нынешние альгвазилы? Минимум, посчитали сумасшедшей старухой. Максимум – вызвали карету скорой помощи.

Подполковник пропустил тираду мимо ушей, не считая женщину такой уж не правой, и поинтересовался:

— Скажите, пожалуйста, а Вы случайно не помните, когда это произошло? Какого числа? Хотя бы приблизительно. Светило тогда солнце, или горели фонари? Возможно, ещё что-то.

— Молодой человек, я понимаю, что выгляжу отнюдь не дамой бальзаковского возраста, а гораздо «за», но и не считайте меня, пожалуйста, старой маразматичкой! К тому же, могу ответить Вам не «приблизительно», а совершенно точно. Почти сразу после того мне звонили, поздравили с рождением второго правнука. Это было шестнадцатого декабря, вечером. Приблизительно в такое же время. Если нужно точнее – отвечу, когда остановимся.

— Буду Вам очень признателен! – с радостью подтвердил Шишкин, мысленно присвистнув. Ничего себе, прабабка! Не зная подробностей он считал её своей ровесницей, если не младше. А оно, вона как…

— Сейчас поглядим,  - «прабабушка» окончательно сразила подполковника, вынув из нагрудного кармана форменной куртки стильный телефон с экранами по обе стороны. Новинку, активно рекламируемую всюду. Заметив выражение его лица, женщина пояснила, — …Стараюсь  идти в ногу со временем, молодой человек. К тому же, считаю своим гражданским долгом поддерживать отечественного товаропроизводителя.

Дмитрий Александрович только ошарашенно покивал головой.

— Итак, — продолжала она, — мне звонила внучкина подруга Алина, шестнадцатого декабря в девятнадцать пятьдесят две тридцать семь. Надеюсь, удовлетворила Ваше любопытство, товарищ…

— Подполковник. Дмитрий Александрович Шишкин, начальник уголовного розыска, ОВД Хорошёво-Мнёвники.

— Опер значит? – улыбнулась женщина. Или прабабка? Шишкин запутался. Наверное всё зависело от того, как собеседник сам себя позиционировал. Тогда выходило, по вечерней Москве его в троллейбусе везла железной закалки девушка, полностью уверенная в себе. Правда, дата её «изготовления», скорее всего истёрлась о количество прожитых лет. – Стало быть, я в Вас не ошиблась товарищ подполковник, начальник уголовного розыска. Ольга Венедиктовна Штемм, рада знакомству. Надеюсь, я Вам чем-то помогла?

— Вы даже не представляете, как!

На Дмитрия Александровича действительно приятно было смотреть. После года безуспешных поисков и недели надежд раз за разом разбивающихся в пух и прах, встреча с Ольгой Венедиктовной помогла ему воспрянуть духом. Более того, Шишкину не терпелось стремглав выскочить из троллейбуса, вернуться в отдел, собрать подчинённых и приняться за работу.

— Возможно, в таком случае и Вы удовлетворите моё любопытство, что натворил этот человек?

Шишкин не видел причин скрывать правду.

— Убийство с незаконным изъятием органов… — сказал он, но не закончил фразы, так, как троллейбус резко вильнул и как вкопанный остановился. Подполковника бросило на отделяющую кабину троллейбуса от салона перегородку. Многие пассажиры покатились по проходу между сидениями. Послышались возмущённые возгласы, мат. Кто-то пообещал подать иск в суд.

— …! – Ольга Венедиктовна сама со знанием дела выругалась, впервые в карьере не справившись с управлением. Чудом избежав аварии, она замерла, взволнованно осмысливая произошедшее.

— Ольга Венедиктовна! – Подполковник испугался, что той стало плохо.

— Я в порядке. Сейчас едем.

Следом за этим, Штемм с шумом выдохнула, по громкой связи извинилась перед пассажирами за неудобство и тронула троллейбус с места. Подполковник тем временем, чиркнул в записной книжке свои координаты и телефон. Не смея больше отвлекать, он дождался пока Ольга Венедиктовна остановит махину переполненную людьми, и только после этого отдал листок, пояснив, что ждёт женщину у себя в отделе. На последок Дмитрий Александрович предложил всю вину за случившееся без стеснения перекладывать на него. Обстоятельства в данном случае позволяли и не такое.

Уже на улице, подполковника догнал телефонный звонок. Оказалось, от Штемм.

— Знаете, Дмитрий Александрович, если это вам как-то поможет, то… — она немного помолчала, обдумывая свои слова. Потом, произнесла скорее для себя, — …Да, думаю, разыскиваемый вами человек пользовался именно этим сотовым оператором. — И наконец, уверенно назвала марку.

— Но…

— Понимаю, не верите… – Шишкин уловил иронию в голосе собеседницы. – Однако тот пользовался коммуникатором, весьма специфическая заграничная штучка, в России стабильно работающим в сетях только этого оператора. Улавливаете мысль?

— Ну… — в технических аспектах современных коммуникаций подполковник был не очень силён, поэтому стыдясь спросить на прямую, немного сымпровизировал, — Думаю, мы сумеем разобраться в его «яблочной штучке».

— Дался Вам этот «отстой», молодой человек… — из динамика телефона послышался снисходительный смешок, после которого подполковник зарёкся корчить из себя умника. Хотя бы, перед Штемм. — …У него ежевика!

Вдоволь насладившись молчанием Шишкина, который в принципе, не знал, что и думать, Ольга Венедиктовна продолжила уже более серьёзным тоном, — И ещё одно… Теперь мне кажется, к сожалению, я ошиблась. Нет у него на лице никакого родимого пятна. Скорее всего, там была кровь!

— Ну, Ольга Венедиктовна! Ну, голубушка Вы моя! – подполковник не скрывал своего восхищения, — Да Вам бы следственным отделом руководить, а не троллейбусом управлять!..

— Считаете, расследовать преступления легче?

— …Вот, так бы взял и расцеловал, честное слово! – продолжал Шишкин, стараясь не замечать вновь появившейся иронии собеседницы.

— Пожалуй, для поцелуев я уже старовата, подполковник.

— Бросьте! Не верю! Кстати, про «ежевику» Вы серьёзно?

— Серьёзно, — хмыкнула Штемм, и в трубке послышались гудки.

Недоумевая, чем он мог обидеть Ольгу Венедиктовну, Шишкин заметил проездной талон, до сих пор зажатый в кулаке вкупе с ручками пакетов с покупками. Любопытство родом из детства напомнило о себе, и он проверил номерок:

123124

До счастливого, подполковнику не хватило всего одной цифры…

*

Возвратясь на работу, подполковник из дежурки вызвонил Ефремова, велев собрать всех, включая стажёров. Особенно стажёров. К приходу Дмитрия Александровича, те опера кто не успел уйти, уже ждали в кабинете. Иванющенко с Хромовым (учеником) подошли аккурат следом. Немного подзадержался с выезда Толик Мещеряков. И самыми последними вкатились к начальнику Сивчин и Микля. Худшие из когда-либо прошедших через отдел, «студиозусов». Весьма недовольные свалившимися, как взял в привычку после начала практики выражаться Микля: «словно убойный приход на голову», сверхурочными.

От парочки несмотря на пивной перегар, несло знакомым сладким душком. Шишкин от подобной наглости, сопляков годящихся большей половине отдела в сыновья, попросту оторопел. Не начиная совещания, он подошел к недорослям и для верности велел каждому из них «дыхнуть». Сомнений быть не могло. Вблизи сладкий запах курительного наркотика был явственно различим.

Подполковник вернулся на место, чтоб ненароком не пришибить эту парочку обалдуев и только тогда, глядя в упор на Миклю с Сивчиным, процедил:

— Чарс?

— Чо? – Микля, как всегда дерзил, — Какой чар? Не-е, я не играю. Нафик мне это? Это для крабов, типа Хромова.

Ничего не поняв в блеянии «подмастерья» Шишкин более чем тяжело вздохнул.

— ОМГ, Микля, ну и фейспалм! Ты ньюб? Дмитрий Александрович интересуется, курили что — травку?

— А… Не-е… Ты чо? Это ж спайсы. Не-е-про-ти-во-за-конно. Их сейчас разве в детском саду во время полдника не дают. Ну, и может ещё у таких крабов, как Хромов, дома…

— Лол, Микля, по-твоему, выходит я тоже краб?

— Ну, а чо? С каждым бывает.

— Саша, неужели ты тоже? – до предела изумился, молча слушавший всю эту «галиматью», подполковник.

— Да бывает иногда, Дмитрий Саныч, врываюсь знаете, чтобы отвлечься…

— Да, что вы совсем с ума посходили? – Шишкин грохнул кулаком по столу. – Эти спайсы наркота перебитая пахучей отдушкой! Да вдобавок похуже любой «химки». Раз попробовал – хрен просто так «спрыгнешь»! Тебе сколько лет, майор?!

— Да нет же, товарищ подполковник, Вы не поняли… — поспешил объяснить Ефремов, пока начальника не хватил удар. — Говоря за себя и Хромова, я имел в виду – компьютерные игры. Знаете, иногда как навалится всё – игра помогает уйти от реальности, обо всём позабыть, а потом свежим взглядом посмотреть на проблему.

— Мать вашу! Так и говори! А то, несёте всякую хрень – словно я не в кабинете у себя нахожусь, а в палате Канатчиковой дачи. Знаешь, Иванющенко, — повернулся к тому подполковник, — я тебе просто завидую. Иногда так хочется сказать что-нибудь из твоего репертуара. Причём настолько задушевно – чтоб, до самых костей пробрало! Ладно… — он махнул рукой. — Теперь с вами, сопляки! – Дмитрий Александрович придавил обкуренных стажёров взглядом. На первый раз дело не заведу. Но, на будущее учтите – на «посадку», в ваших карманах я отыщу любой дряни в любом количестве. И папа в данном случае не поможет. Просёк, Микля?

— Да…

— Что?!

— Так точно, товарищ подполковник!

— Тебя Сивчин, тоже касается!

— Есть!

— Вот и отлично. А теперь к вопросу по которому я вас всех здесь собрал…

*

…И раз уж жёлтую майку лидера сегодняшнего вечера по праву заполучили стажёры, с них и начнём. Кстати, Микля, ты в курсе, что жёлтый – цвет аутизма?

— Чо?

— Понятно. Перефразирую вопрос. Скажите-ка, юные дарования, а кто из вас назовёт мне модель телефона, именуемую в народе «ежевикой»?

Сивчин с Миклей настороженно уставились на подполковника, предполагая, что тот ищет очередной повод для нагоняя. Зато, вечно тихий Хромов оживился.

— Вообще-то… — неуверенно начал он, — это скорее…

— Смелее, Олег. Смелее, — приободрил Шишкин. – Учись разговаривать в присутствии начальства. Посмотри вон на Миклю. Но, в пример не бери!

— Слушаюсь, товарищ подполковник! – заулыбался стажёр. – В общем, я хотел сказать, «ежевика» не модель, а скорее — марка, брэнд. Канадская фирма-производитель, чья продукция с высоким уровнем защиты данных, уже изначально ориентирована на пользователей бизнес-класса. Можно сказать, такие девайсы не просто средство связи, а практически мини-офис в кармане.

— И у нас в России, такие телефоны работают в сети только одного оператора, правильно?

— Не совсем так, товарищ подполковник, но в целом верно. Более-менее стабильно, они работают только в этой сети.

— Хорошо. Правда, не совсем понятно, зачем их приобретают наши граждане…

Тут Сивчин, чьё жизненное кредо вполне совпадало с ответом на вопрос подполковника, бросил, словно недоумкам:

— Для статуса!

Подполковник выжидающе посмотрел на Хромова.

— В принципе, да. Но, всё же есть процент тех, кто приобретает коммуникаторы из желания защитить личную информацию.

— Или скрыть.

— Ну, или так товарищ подполковник…

— Отлично! Большое тебе спасибо, Олег, за лекцию, – к Дмитрию Александровичу вернулось хорошее настроение. — В таком случае, парни, у меня для вас есть потрясающие новости.

Подполковник обстоятельно пересказал свою беседу с водителем троллейбуса, удивительной прабабушкой, Ольгой Венедиктовной Штемм. Не утаив от подчиненных даже конфуза с «яблочной штучкой». Чем особенно позабавил новое поколение оперов.

Постепенно, картина начала вырисовываться. Уже все в отделе были согласны, что убийца не невидимка. Следовательно, его след, кроме убийств, в районе мог заметить кто-то ещё.

Напарник Сашки Ефремова, Гоша Арутюнян предложил развесить распечатки с ориентировкой на Красавца в местах скопления народа по всем Мнёвникам. Особенно в районе улицы Народного Ополчения, где сошел с троллейбуса их предполагаемый убийца.

— Нет, старлей, не годится, — не согласился с ним Шишкин. – Можем спугнуть. Уйдёт – хрен концов сыщешь. И так год взять не можем. Да что там, взять! Только-только первая ниточка появилась. А ты предлагаешь собственноручно её оборвать. Нет, действовать надо умней.

— Хотите подождать пока он ещё кого-нибудь «расконсервирует»? Мало нам двадцати трёх?..

Шишкин покачал головой, сосредоточенно обдумывая намёк Штемм. У него даже проскочила шальная мысль позвонить Ольге Венедиктовне и напрямую поинтересоваться, что она имела в виду. Уже протянув к сотовому руку, он вспомнил решение дела, которое прошлым летом вели Мещеряков с Иванющенко. Похоже, именно такой вариант и предлагала ему удивительная свидетельница.

*

Сунув на входе под нос охраннику удостоверение, Мещеряков спешным уверенным шагом повёл Дмитрия Александровича по офису компании сотового оператора. Несмотря на поздний час, в коридорах кипела жизнь, кто-то куда-то шел, смеялся, пил на ходу кофе, однако в самой приёмной никого не было. А из-за слегка приоткрытой двери в кабинет управляющего, доносилось неразборчивое бормотание. После того, как на стук оперов никто не ответил, Шишкин, придержав Анатолия за рукав, прошёл вперёд.

Всё оказалось весьма прозаично и отнюдь не ново. Мягко говоря – молоденькая, Шишкин подумал, что даже уж чересчур молодая, не многим старше его внучки, смазливая секретарша благосклонно воспринимала «французские» знаки внимания своего более зрелого шефа. На миг все замерли (впрочем, из всех четверых – смущёнными в данной ситуации выглядели только трое мужчин), а затем, девица преспокойно покинула помещение, оставив руководителя с гостями наедине. 

— Чем могу, господа? – беря себя в руки (и пряча в штаны), поинтересовался похожий на довольного жизнью хомяка, управляющий. – Если не ошибаюсь, Вы из полиции, — посмотрел он на Анатолия, — только вот, имени Вашего…

— Старший лейтенант Мещеряков.

— Да, да, да, да, да… А вы соответственно?

Представился и Шишкин.

— Так, чем могу?

Подполковник обрисовал ситуацию. Слушая Дмитрия Александровича, управляющий незаметно терял свой благодушный вид, а в конце и вовсе уж возмутился:

— Нет. И думать не смейте! Вы что?! То, что Вы предлагаете — напрямую нарушает закон о защите персональных данных клиента! Если нужна информация, пожалуйста – подавайте официальный запрос и мы всё вам предоставим.

— Но на это уйдёт минимум две недели…

— Ничем не могу!

— …а, завтра мы оформим для Вас запрос прошедшим числом. И всё будет в порядке!

— В таком случае приходите завтра. А пока, прошу простить господа, ничем не могу помочь.

Шишкин разозлился. Завтра, когда бумага будет готова, этот лоснящийся хлыщ уже окончательно придёт в себя и ни за что не примет их «липовый» запрос. А ждать две недели… Интуиция заставляла подполковника торопиться, подгоняя словно бичом. Дмитрий Александрович пошёл ва-банк.

— Значит,… малолетку, ты гнида, не боишься, а помочь в поимке серийного убийцы – для тебя преступление?! Хрен с тобой, придём через две недели. Правда сейчас, ты отправишься вместе с нами. На экспертизу. Образцы возьмут сразу, две недели ждать не придётся. А оттуда — прямиком на «кичу». Там таким всегда рады, растлитель хренов!

— У… у нас, — растерялся управляющий, — …согласно трудовому законодательству, несовершеннолетние не трудятся полный рабочий день. И привлекаются исключительно во время рекламных кампаний...

— Видели мы, что ты тут рекламировал! – подполковник окончательно уверился в своей правоте. Он вспомнил внучку иногда вместе с подружками подрабатывающую раздачей рекламных фляеров и твёрдо решил, что такого больше не будет. Меж тем, хомяк дал слабину и его следовало дожать. – Если хочешь знать, за такое – тебя ещё в…

— Перестаньте! – с нотками истерики в голосе, выкрикнул управляющий. — Никого я не растлевал! Вы будто не видели, что на ней «пробы негде поставить»?

— Ничем не можем Вам помочь, — ответил в тон Шишкин, — согласно уголовному кодексу, подобное классифицируется, как растление несовершеннолетних в извращённой форме. Вызывай Толик группу…

— Хорошо, я согласен…

— …пусть оформляют. Что вы сказали?

— Я согласен вам помочь, — сдался хомяк, видя что гости и вправду могут его арестовать. До суда, скорее всего, дело бы не дошло, но и подобный скандал был ему совершенно ни к чему. – говорите, что вы хотите выяснить.

Дмитрий Александрович повторил, что им нужно.

— Хм, у вас, как в той сказке… — ответил хозяин кабинета, — принеси то, сам не знаю, что. Как я понял, вы хотите узнать номер абонента принявшего входящий звонок в определённое время в определённой точке, правильно?

— Совершенно верно! Это возможно?

— Хм. В принципе, да. Сейчас поглядим…

Управляющий вывел из режима гибернации компьютер и словно боясь выпустить из памяти, что ему следует набирать, забубнил:

— Сектор: тридцать пядь/двадцать восемь. Пятнадцать-двенадцать-девятнадцать-пятьдесят две… Вам нужны звонки принятые точно в пятьдесят две минуты, — спросил хомяк отвлекаясь,  — или, в периоде «до и после»?

— Наверное, в период… — Шишкин прикинул с каким запасом назвать время, — …с девятнадцати сорока девяти, до – пятидесяти двух тридцати.

— Хорошо, — управляющий вбил время и нажал «ввод». На мониторе отразился столбец информации. – Пожалуйста, господа. В названный вами период времени нашими абонентами было принято восемьсот сорок семь звонков!

— На остановке? – недоверчиво хмыкнул Мещеряков

— Нет, конечно! – вы ведь не думаете, что я могу назвать вам соединения в радиусе вплоть до метра?

— Было бы не плохо…

— К сожаление, такую информацию могут предоставить только в тех отделе. Причём, попрошу заметить господа, после соответствующей настройки аппаратуры! Но, никак не ранее. Ничем не могу… Вам распечатать?

— Да. То есть, нет. Подождите… — Дмитрий Александрович придумал немного упростить поиски. – А нельзя ли определить, откуда были совершены звонки? – спросил он.

— Все?!

— Пожалуй, все. Но, если можно, выделите отдельной графой – иностранные.

Управляющий тяжело вздохнул и снова начал бубнить под нос. Закончив, оповестил полицейских, что входящих от иностранных операторов было сто двадцать. Дмитрий Александрович попросил отсеять абонентов из СНГ. Получилось двенадцать. Один из них зарегистрирован, как «дип», данные по которому были вне доступа.

Узнав, что было возможно, подполковник попросил хомяка распечатать ему номера принимающих абонентов по каждой из получившихся групп отдельно. И не забыть предоставить ему персональные регистрационные данные по всем восьми ста сорока семи номерам.

*

— Ну, что мужики? – радостно потряс перед собой распечаткой подполковник. — Отрыли мы всё-таки с Мещеряковым нашего Красавца! Смотрите! – он передал Ефремову лист бумаги с фото и регистрационной информацией полученной в компании сотовой связи. – Читай вслух!

Опера стали жадно слушать, что читает майор:

— Иванов Михаил Романович. Одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения. Проживает по адресу: Москва, Северо-Западный Административный Округ, районное образование Хорошёво-Мнёвники, улица Демьяна Бедного, дом 6, квартира 32. И телефон.

Под данными было фото аналогичное созданному по описанию свидетельницы фотороботу.

— Берём? – поинтересовался Арутюнян.

— А что предъявим? – зевнул в ответ Иванющенко. – Нервное поведение на остановке? Хотя, на трое суток, можем взять и без предъявления. Подсадим наседку…

— Для начала закрепим наружку, — перебил капитана Шишкин. — Неплохо бы и номера на прослушку поставить. Да боюсь, без бумаги… – Мещеряков, на слова подполковника, кисло улыбнулся, — …никто нам сегодня ничего прослушивать не даст. Далее, нужно показать Горькой и Штемм его фото для опознания. А уж после всего этого – будем посмотреть. Главное, не проворонить.

— Разрешите, товарищ подполковник?

— Говори.

— А давайте, я его сотовый программкой одной «обработаю», — предложил Олег Хромов, выпросивший разрешения у своего наставника Мещерякова остаться на совещании с операми до конца. Микля и Сивчин, на такую инициативу только покрутили пальцами у виска и благополучно отчалили из отдела. Олегу же, настоящая работа опера была в удовольствие. – Мне тут бывшие одноклассники показывали недавно…

— Ты, Олег, наверное хочешь меня раньше времени на пенсию отправить? Знаешь, что могут инкриминировать за твоё «обработаю программкой»?

— А кто будет знать? Подумаешь, придёт Михаилу Романовичу новогоднее поздравительное «смс» из Америки от Санта Клауса! Делов-то… Иванову будет приятно, нам тоже. В общем, всем будет польза, как не крути!

*

— Смотрите, как нервничает клиент, Дмитрий Александрович, — тихонько проговорил Мещеряков, не отрывая взгляда от спешащего Иванова. – Может, зря мы группу захвата не взяли? Всё-таки, столько народа покрошил…

— Может, и зря… — Шишкин с сомнением глянул на щуплого опера, маленького даже на фоне своей «девятки». – Только они сейчас вместе с ОБНОНом на третьей линии Бора наркоцех штурмуют. Там говорят серьёзно всё. Охрана из «перелётных гусей». С оружием. Так, что нашим парням работы там выше крыши. Куда уж их ещё разделять? – подполковник проследил взглядом, за автобусом увозящим подозреваемого. -  Ладно. Докуривай и следом. Иванющенко звонит, значит, они с Гошей эстафету приняли на себя.

Подобрав на остановке обоих старлеев незаметно сопроводивших Красавца во время поездки в общественном транспорте, Мещеряков подъехал к ближайшему от сквера Берзарина магазинчику и остановился. Ефремов, подняв капот своего кроссовера, якобы устраняя неполадку, уже блокировал сквер с другой стороны и напряжённо ждал «часа Х».

— Всё-таки, молодец Хромов! – похвалил того Иванющенко, присматриваясь к немецкому внедорожнику премиум-класса сворачивающему с проезжей части в их сторону. – Хорошо придумал прощупать своей «программкой» этого… красавца. Иначе, упустили бы момент, как пить дать упустили! Верно говорю, Дмитрий Александрович?

— Да, Олег молодец. Нужно будет позаботиться, чтоб при распределении попал к нам. Конечно, если сам захочет...

— Захочет! – в один голос воскликнули Иванющенко, Мещеряков и Арутюнян.

С прошедшего вечера, в отделе стали воспринимать Хромова не как «обалдуя», а как одного из «команды». А то, что стажёр после совещания, когда все разошлись по домам, вместо сна – до четырёх утра «трудился» (именно благодаря этому стало известно о встрече) над телефоном красавца,  подняло его и в глазах подполковника до уровня остальных. Правда, несмотря на это, на задержание Олега он не взял, велев тому наблюдать за подозреваемым с помощью своей «программки», чтобы тут же уведомить оперов о любых новостях.

— Поживём увидим… — ответил Шишкин. Он не раз был свидетелем, как хорошо зарекомендовавшие себя практиканты не возвращались по окончании учёбы в отдел, а уходили на «более хлебные» направления. И винить в этом случае следовало только систему. Вернее даже не саму систему, всё-таки та, отлично себя зарекомендовала в период СССР, а человеческий фактор с большими погонами, разваливающий её изнутри. Ибо, как известно — рыба гниёт с головы…

Всем внимание! – отогнав посторонние мысли, подполковник одной рукой вытащил из кобуры табельный ПМ, а другую положил на дверь. Наблюдая, как Иванов шагает к мигнувшему ему фарами немецкому внедорожнику. – Толик, помалу поехали…

Мещеряков послушно тронул девятку с места.

— Хорошо, не спеши… Дай Саше время…

Ефремов, заметив манёвр коллег, закончил «ремонт» и по предварительной договорённости начал отрезать «объект» от проезжей части. А Иванов, тем временем, приблизился к автомобилю заказчика, подозрительно глянул на микроавтобус выезжающий из-под арки со дворов позади сквера, прижал к груди вместительный кожаный портфель и юркнул в салон.

— Начали!

Мещеряков вжал педаль газа до пола, бешено заработал рулём, выводя девятку наперерез движению внедорожника, а когда перекрыл — так же резко остановился. Оперов сидящих в его машине сначала вдавило в сиденья а затем, словно тряпичные куклы, бросило по инерции вперёд. Было слышно, как на заднем сиденье Арутюнян клацнул зубами, а Иванющенко заматерился. Но, при этом оба синхронно выскочили наружу. Шишкин к этому времени уже тянул премиум-дверь на себя.

— Что вы себе позволяете? – запальчиво выкрикнул хозяин внедорожного автомобиля, когда Арутюнян с Ефремовым убрали направленные на него ранее, пистолеты. – Нет… Ну, что за страна! По какому праву вы меня захватили? Я…

— Задержали.

— …сотрудник иностранной дипломатической миссии и вы не имеете права так со мной обращаться! Это ваш известный всему миру российский произвол! Я буду жаловаться!

— А это, что? Сопроводительные документы? – Шишкин указал на обнаруженную в портфеле красавца рукописную книгу. В окладе из дерева и кожи, та выглядела очень-очень старинной. Скорее даже, стародавней. – А это, в свою очередь, жалоба… — он указал на матовый пластиковый контейнер, лежащий на сидении рядом с Ивановым. Тот кстати, сидел не жив, не мёртв. Лицом белее мела, красавец поразительно смахивал на покойника. И, если бы не нервно закушенная нижняя губа да лёгкая дрожь в коленях, подполковник бы посчитал, что того хватил удар во время задержания, проведённого операми с голливудской эффектностью.

— Это не моё!

— И за рулём сидите не Вы?

— Почему не я? За рулём сижу, как раз я! И вы не имеете ни малейшего основания так со мной обращаться!

— Хм… А я думаю, — Дмитрий Александрович холодно посмотрел в глаза Иванову, — что имеем. Имеем, без малого, год…

*

— Думаете, сильная каша теперь заварится, товарищ подполковник? – спросил Дмитрия Александровича Ефемов, после того, как принял от Красавца бумагу с чистосердечным признанием. На страницах которой, Иванов Михаил Романович старательно обвинял в организации преступления – Питера Мартиноффа. Гражданина иностранного государства, чьи бабка и дед были горничной и садовником у бессемейного помещика Мартынова, эмигрировавшего на заре советского коммунизма из Тамбова в Канаду.

— Поживём, увидим.

— Жаль, опять мимо…

— Не спеши с выводами майор. Давай подождём слов экспертов. Не забывай, убитая являлась коллегой Иванова и по его словам была соучастницей всей серии подлогов. Вполне возможно, красавец по какой-то причине решил разобраться с компаньонкой – например, избавиться от свидетельницы и забрать все деньги себе — «сработал» её убийство под серию, а теперь тщательно корчит из себя дурака. Всё-таки согласись, выносить из госхрана уникальные книги, заменяя их подделками, тянет на весьма длительный срок. Кстати, вызови пожалуйста для опознания преступника, Горькую.

— А Штемм?

— Ольга Венедиктовна придёт через час.

Пока Шишкин с подчинёнными занимался оформлением всей бумажной волокиты по задержанным, в отделение почти одновременно явились контрастирующие друг на фоне друга как небо и земля — Мария Лукинична Горькая и Ольга Венедиктовна Штемм. Чтоб не растягивать опознания, подполковник пригласил к себе в кабинет сразу обеих, велев следом привести задержанного.

— Он…

— Не он!

В один голос сказали женщины, только взглянув на появившегося в дверях, окончательно сникшего Иванова.

Дмитрий Александрович попросил смотреть повнимательнее и ещё раз ответить, узнают ли они этого человека?

— Да, на что тут смотреть, молодой человек? – возмутилась Штемм, после того, как Горькая подтвердила свои слова. – Нет. Без сомнения, похож. Более чем. Та же форма ушных раковин, крылья носа, скулы, посадка и цвет глаз… Очки, наконец! Но, я же Вам говорила, подполковник, у того взгляд был острее офицерского кортика! Насквозь пронизывал, заставляя цепенеть от страха! А этот, прости господи…

— А что с этим не так?

— Да, насмотрелась я, знаете ли, на подобных «преступников» за последние годы… – Ольга Венедиктовна скорчила гримасу полнейшего презрения, — …Сядет в салон, в самый час пик. Да так, чтоб народ прижал его к какой-нибудь женщине посимпатичнее. За поручни почти не держится – едет, шатается из стороны в сторону. А потом, когда сходит с троллейбуса – штаны на мотне мокрые… Тьфу! Однозначно – не он!

Пока Ольга Венедиктовна говорила, на столе у подполковника зазвонили телефоны: рабочий и сотовый. Дмитрий Александрович, извинившись перед женщинами,  отключил мелодию одного и снял трубку другого.

— Что ты себе позволяешь, подполковник? – голос звонящего был полон яда и ярости одновременно. – Совсем «нюх потерял»? Или думаешь, под обещание президента карт-бланш оторвать и в полковники выбиться? Ты, что там за голливудчину устроил со своими скотами на Берзарина? По какому праву…

— У меня в отделе работают ЛЮДИ, товарищ генерал!

— Молчать! Мне совершенно не интересно знать твоё субъективное мнение! Ты мне объясни, по какой это индульгенции, и с каких это пор, ты позволяешь себе «хренами» вышибать за дверь моих помощников? Или, тебе главк уже не указ? Ещё бы! Что тебе главк, если ты сотрудников дипмиссии в оборот берёшь со стрельбой!

— Не было произведено ни одного выстрела, товарищ генерал, — как можно спокойнее произнёс в трубку Шишкин. – К тому же, этот сотрудник дипмиссии оказался замешан в хищении исторических ценностей, совместно…

— А это не нашего с тобой ума дело…

— …с подозреваемым в убийстве на Тухачевского  шестнадцатого декабря сего года.

— …подполковник. Твоя задача – убийцу отыскать, а ты – вместо этого криминал устраиваешь.

— Прошу прощения, товарищ генерал?

— А как прикажешь классифицировать поступившую на тебя жалобу из сотовой компании? Со слов пострадавшего, вчера вечером, ты и ещё один сотрудник полиции, угрозами и шантажом вынудили его передать вам конфиденциальную информацию о клиентах. Скорее всего, собираясь использовать оную в корыстных целях…

— Я не…

— И последняя, я на это надеюсь, из твоих выходок: в результате словестной перепалки со студентами проходящими у тебя в отделе практику – обещание сфабриковать на них дело, по двести двадцать восьмой. Хранение и распространение наркотических средств и препаратов. Итого: на лицо полная деградация и разложение морального облика, сотрудника правоохранительных органов. Оборотень в погонах. Мы давно тебя «ведём», подполковник… – Шишкин ухмыльнулся, вспомнив два «дела» шитые ему белыми нитками в отместку за несговорчивость в криминальные девяностые. — …Дважды, ты сумел нас обвести вокруг пальца. Теперь, всё что ты можешь сделать – попытайся хотя бы не врать в своё оправдание. Не позорь честь мундира. Дела, пока найдём подходящего человека, передашь Стасову. Всё равно, нынче из «твоих оперов» никому веры нет. Иностранного гражданина и его приятеля – отпустить. Дело на тебя, чтоб не портить статистику, заведут в новом году. А пока — считай, ты под домашним арестом. Можешь… можешь хорошенько напиться, пока ещё есть такая возможность.

*

Наступило тридцать первое декабря.

Проснувшись, как обычно в пять, Дмитрий Александрович с самого утра бесцельно бродил по квартире. Последние шесть дней он чувствовал себя всецело вышвырнутым из привычного ритма жизни. Тридцать два года изо дня в день, даже лёжа на больничной койке из-за ранения, или пляже в редкие летние отпуска, он постоянно думал о работе. Размышлял, каким образом раскрыть то, или иное преступление.

Возможно, не всегда действовал согласно буквы закона… — положа рука на сердце, наипервейшей своей необходимостью Шишкин считал остановить преступника, а не разводить вокруг его прав и свобод излишние политесы. Как сказал киногерой Жеглов: «Вор должен сидеть в тюрьме!» и подполковник с ним был полностью солидарен, — …но, видит Бог, он никогда не приступал закон ради собственной корысти или в угоду чужим интересам.

Проще говоря, служил Дмитрий Александрович своей Родине, так, как мог.

Теперь же, снова и снова меряя гостиную шагами, он не представлял, чем заполнять пустоту так внезапно появившегося свободного времени. Хотя, подспудно осознавал – вернуться на службу и закончить раскрытие загадочной череды убийств ему уже не дадут. Более удачного, для его недоброжелателей, стечения обстоятельств было бы трудно вообразить.

В очередной раз прокручивая в памяти кутерьму последнего рабочего дня, подполковник тщился понять, где в многоуровневое уравнение с одним неизвестным вкралась ошибка? Действительно ли через десять минут после убийства Штемм видела не Иванова, а кого-то иного? Или красавец настолько виртуозно разыграл свою роль, что сумел провести «железную леди» (так окрестил её Гоша Аркутюнян), что называется «на мякине»…

Решив проверить основную улику, впопыхах оформления задержанных, позабытую, Дмитрий Александрович набрал номер дочери.

— Привет, пап, ты чего так рано звонишь, – сонным голосом ответила та, — случилось чего?

— Да нет, Лен. Всё в порядке. Слушай, скажи мне пожалуйста, а твой новый сотовый, часом не «ежевика»?

— Маруська? – Дмитрий Александрович улыбнулся, вспомнив дочкину привычку всем вещам давать свои имена, — Нет, конечно. Откуда такие деньги? Обычная кореяночка. А что?

— Да нет, ничего. Извини, что разбудил. С наступающим! – подполковник повесил трубку. Как он в принципе и ожидал, дочерин сотовый один в один похожий на изъятый у Иванова при задержании, оказался не канадский «чудо-девайс».

Выходит, Ольга Венедиктовна не ошиблась, не узнав в задержанном своего пассажира. Тогда, кто был тем другим, испугавшим Штемм до «мурашек по коже»?

Ответ на этот вопрос Дмитрий Александрович получил в тот же день. За четверть суток до нового года, когда устав от безделья — дремал в кресле под праздничные шутки эстрадных певцов.

Ему позвонила Штемм.

Поздравив Дмитрия Александровича с наступающим, она в своей обычной манере поинтересовалась успехами следствия. Услыхав ответ, сокрушенно вздохнула, а потом со смешком сообщила, что её также «отправили на покой».

— Но, это не все мои новости, товарищ подполковник, — сказала она. – Смотрите ли Вы телевизор?

— Да вот, пятый день уж… взираю.

— В таком случае, переключайтесь на новостной канал, — Шишкин не раздумывая ткнул пульт, — В конце шестичасового блока.

Как обычно, Ольга Венедиктовна не попрощалась.

По новостям, несмотря на приближающийся праздник показывали «рассказки Кривелло»: стращали народ новым вирусом гриппа, западными санкциями, растущими ценами на продукты, падающими на нефть; чрезмерно сетовали на бездействие президента и как-то слишком уж показательно чтили память вновь погибших мирных жителей на Донбассе, — последний ролик особенно поразил Дмитрия Александровича своей бессердечностью. Создавалось впечатление, словно гибли там исключительно для повышения рейтингов телеканалов. С экрана неслась лавина пафосных слов о «боли и ужасе войны», призванная разбередить небезразличные души, при том, что в голосе журналиста сочувствия не проскальзывало ни на йоту.

Завершался блок по общепринятому сценарию – позитивом.

Симпатичная журналистка с восторгом поведала зрителям, что отныне, российские дети смогут в любой момент связаться с канцелярией Санта Клауса, получить в подарок мульт из фонда Эбонизера Скруджа, или в он-лайн режиме увидеть, как Санта в сопровождении гномов едет к ним в гости, спеша доставить подарок, предварительно оплаченный родительской банковской картой. Отдельной опцией, указывала журналистка, детям предоставлялась возможность жаловаться психологу на своих пап и мам в случае отказа оплатить вызов Санты. Изображение сменилось и зрители воочию могли видеть, как мальчишка лет семи ревел перед монитором, с которого на него умильно-сочувственно (казалось, вот возьмёт и расцелует) глядел очередной ювенальный «хомяк».

Творцом сего новогоднего чуда, по словам журналистки, являлся программист Викториус Ляуцскайте. В начале года вернувшийся в город своего детства, чтобы помочь русским детям побыстрее избавиться от «кошмарного пережитка коммунистического прошлого». Картинка вернулась в студию, и с экрана телевизора подполковнику улыбнулся красавец.

*

«…Ну, наконец-то! Наконец-то, близится исполнение моей заветной мечты и, я встречусь с ним! Он уже близко. Он спешит. Да, я отчётливо слышу, как дружно стучат копытами по лестнице ведущей вниз, олени из его упряжки. Нет никакого сомнения — это может быть только он! Только он по-настоящему приезжает по небу и приходит через чердак, а не поднимается, испуская амбре перегара на весь подъезд, в лифте…

И клянусь, я встречу его, как никто другой!(я давно уже понял, что в первую очередь он посещает тех, кто выделяется из толпы. Кто креативен. Кто действительно хочет быть не как все, и старается, чтобы он это заметил! )

Думаю, он будет тронут, и я наконец-то получу свой подарок!

Я этого заслуживаю…

Но я отвлёкся, а мне, пока ещё есть несколько секунд, следует убедиться, что всё готово к встрече Нового года.

Но всё равно черкну, не могу не черкнуть (хотя, уже слышу, как он открывает входную дверь!) то, что мне хочется прокричать на весь мир:

ДА ЗДРАВСТВУЕТ, САНТА! ОН ВСЁ-ТАКИ ПРИШ…

*

Дмитрий Александрович Шишкин закрыл общую тетрадь-дневник, из-за жгучей обиды начатый мальчиком Мишей своим корявым детским почерком, положил её обратно на стол, и устало закрыл ладонью глаза.

В комнате висел запах пороховой гари напополам с кислым амбре. Это нервы Иванющенко и Арутюняна не удержали содержимое их желудков. Правда, подполковник и сам не удержался бы, не проспи он обед да не проведи праздничный ужин в засаде на чердаке дома, где когда-то жил ребёнок, не дождавшийся деда мороза.

Но главным запахом оставался запах крови. Свежий – с полу, от простреленной головы Викториуса Ляуцскайте — Миши Иванова, в те времена, когда под елкой для него оставляли свои подарки Дед Мороз со Снегурочкой. И тухлый – плотным, погребальным саваном окутывающий новогоднюю ёлку.

Праздничная красавица, действительно представляла собой зрелище не для слабонервных.

На её лапах, словно новогодние игрушки с гирляндами, висели человеческие органы и кишки. Сердца, усеянные аккуратными надрезами, походили на еловые шишки. Разрезанные (но, не до конца) почки с вставленными глазными яблоками – играли роль морских устриц с жемчужиной в середине. Несколько желудков-волынок покачивались на сквозняке ближе к полу. Фантасмагоричного вида стрекоза из лёгких с трахеей примостилась у стены на иголках. Напротив — пара гениталий, мужские и женские, символизировали собой анкх. А вместо звезды макушку ёлки украшал венец эволюции — человеческий мозг.

— Боже, — прохрипел Арутюнян выходя из санузла, держась обеими руками за живот, — Дмитрий Александрович, разве такое возможно? Откуда берётся у людей такая чудовищная жестокость?

— Оттуда Гоша и берётся, — ответил подполковник совершенно глухим голосом, — откуда берётся в наши дни желание быть лучше других, лучше всех. Тщательно выпестовывается из детских обид и разочарований, подросткового эгоизма, юношеских страхов, амбиций или пороков взрослых. Обильно сдабривается нашёптыванием о собственной исключительности и на последок заворачивается в наплевательское отношение к близким!

— Нет, вы как хотите, а я на свежий воздух! – старлей попятился к выходу, но снова прижал руку ко рту, — Ещё чуток и я добавлю свой желудок к этой коллекции волынок! – простонал он, -…, не могу больше! Андрюха, подвинься!

*

— Что хочу сказать, мужики… — Шишкин с тоской посмотрел на бывших подчинённых. Сейчас, уж полтора часа как в новом году, он стоял на лестничной площадке с пластиковым стаканчиком спирта в руках, принесённым им кем-то из судмедэкспертов, и отчётливо осознавал, что вместе с операми отдела в котором он до этого момента ещё числился, они принадлежат миру, где подарки под елку ждут только от сказочного деда с внучкой-красавицей. Потому, что те в свою очередь, также часть мира, в котором они все живут. Одно от другого. Так было. Так есть. И он надеялся, так будет впредь.  – …Наверное, пожелать только одного: чтобы Дед Мороз всегда находил минутку для наших детей. А если он, не дай Бог всё-таки опоздает и не придёт, чтобы вера в его волшебство никогда не покидала детских сердец. Иначе, без веры, они вполне могут стать креативными игрушками на ёлке для Санта Клауса. С Новым годом, мужики!

Не чокаясь, подполковник Дмитрий Александрович Шишкин махом осушил свой стакан и не оборачиваясь на дверь в квартиру с «деревом рыбный суп», или «ёлкой ужасов», как успели окрестить ту понятые, медленно пошел по лестнице вниз. А следом потянулись его опера…