Крысолов

Картинка в мониторе ноутбука была черно-белой, она плыла и подергивалась. На ней в помещении без окон стоял человек в монашеской рясе с капюшоном, надвинутым на глаза. Его лица не было видно. В руках человек держал несколько табличек. В середине комнаты на длинной низкой скамейке неестественно близко друг к другу сидели пятеро. Это были дети с завязанными глазами — три девочки и два мальчика, на вид лет девяти-десяти. Они сидели спокойно, а пухлая девочка в темно-синем платье чему-то улыбалась. Человек в рясе по очереди становится позади каждого из детей, снимает с их глаз повязки и показывает в камеру табличку с именем ребёнка. Саша, Лина, Милана, Андрей и Юля послушно глядят в камеру, на которую им указывает «монах».

Человек «без лица» демонстрирует в камеру последнюю табличку с надписью «Пока они просто уснут». Он подходит к стене и поворачивает что-то в ней несколько раз, потом приподнимает капюшон и открывает лицо. На нем надет серый противогаз. Дети сползают на пол и замирают. Монитор гаснет.

— Вот ссука, тварь… — один из троих, смотревших это представление, — подтянутый генерал в милицейской форме, — отошёл от стола, где стоял ноутбук, к окну.

Второй генерал закрыл пухлое лицо руками, потом резко оторвал их от лица и визгливым полушёпотом закричал:

— Я же предупреждал, предупреждал вас, дебилы, предупреждал, лучше было заплатить! Боже, Линочка моя, что он с ней сделал… Теперь придётся в 100 раз больше отдавать! — Он снова закрыл лицо руками и упал на стул.

Третий — седоватый человек в строгом темно-синем штатском костюме расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и расслабил галстук, будто пытаясь освободиться из туго затянутой на шее петли. Он прошёл к креслу во главе Т-образного стола и опустился на него.

— Мндааа… Ну что делать будем, господа сыщики, — голос генерала, стоящего у окна был сух и насмешлив.

Человек в штатском сцепил узловатые руки на столе, и устало отозвался:

— Как обычно, Антон Жанович, как обычно. Начнём со спецуры.

Пухлый генерал снова отнял руки от лица и недоумевающим взглядом обвёл комнату. Его большой жадный рот растянулся в глупой улыбке.

— Ну-ну? Что ты, Толя… — Антон Жанович заметил, что до истерики недалеко, подошёл к нему и взял под руки — Иваныч, ты что раскис? Ну-ка, ну-ка, собрались и пойдём, пойдём, по писярику треснем, стресс снимем… — тот покорно просеменил с ним к двери. За последние четыре месяца судьба нанесла Анатолию Ивановичу слишком много ударов. Два генерала медленно вышли из кабинета.

Человек в штатском сделал один звонок. Именно этот звонок, как он рассчитывал, должен был решить, как действовать дальше.

— Алло, Дзюба, приветствую, дорогой. Это Кравцов, помнишь меня? Ну, на рыбалке, когда катер утопили, а потом 3 дня обмывали ещё… — человек в штатском деланно хекнул в трубку. В ней зашелестел чей-то голос. Кравцов продолжил, — А номер мне Пётр Борисович по дружбе… У меня тут проблемка одна, встретиться надо.

В парке царила глубокая осень. Лужи на асфальте широкой пешеходной дорожки подёрнулись первым льдом. По дорожке шёл Вячеслав Николаевич Кравцов — полковник ФСБ, любимчик судьбы и женщин. За ним, метрах в двух катился бронированный Chrysler. К Кравцову подбежал высокий тучный мужчина в синем спортивном костюме лет шестидесяти. Он остановился, шутливо поклонился на китайский манер и энергично пожал полковнику руку:

— Что привело тебя ко мне, сановник?

— Ох, Дзюба, не до шуток мне. Беда у меня, причём личного характера.

Дзюба хитро улыбнулся, выражение его лица стало немного брезгливым. — Что, жена бабу просекла?

— Если бы… Хуже. Ребёнка украли.

Дзюба присвистнул, и мгновенно стал собранным и деловитым. За несколько секунд он оценил ситуацию:

— Почему ко мне, почему по бумажкам не хочешь пропускать? С бригадой в два счёта бы взяли. Любого, ты же сам знаешь. Сколько их?

— Да один всего вроде бы, но тут слишком много лишнего всплывёт тогда. Надо своими силами управиться. Помоги, а? За мной не заржавеет.

— Охохонюшки, Вячеслав Николаевич, охохонюшки в квадрате… У нас у самих сейчас аврал, не одного тебя щемят. Вот не было у бабы забот… Кого ж тебе дать? — «спортсмен» принялся ритмично помахивать рукой в воздухе, как бы дирижируя невидимым оркестром. — Так, этот занят… Мох с ребятами того… эти тоже нет… М-м-м… А, вот! — Дзюба громко щелкнул пальцами, — Есть у меня одна прелесть, спец — закачаешься. Одна семерых стоит.

— Одна, в смысле женщина? — Кравцов поник.

— Я тебе говорю, девка эксклюзивная, недавно из экспериментальной группы специнтерната ГРУ. На деле так себя показала, что наши из отдела её чуть не укокошили, — решили свои карьеры перестраховать и подставу организовали. Она их самих потом так подставила, аж звезды полетели. Только ты это, — Дзюба замялся, — лишнего при ней постарайся не думать.

Полковник с удивлением посмотрел на «спортсмена».

— Да, да, не думать. Повторяю, она из экспериментальной группы. Там их черт знает на что натаскали — не только мысли читать, ещё и внушать, наверное, научили. Единоборства там всякие, видеть в темноте, стрелять с двух рук… Ну и отблагодари её, конечно. Дай, что попросит. Денег ей не надо — у неё покойный отец миллионером был. Ей больше с интересом нравится работать.

— Господи… — Кравцов поднял глаза в пасмурное небо и тяжело вздохнул.

— Ну, все, я побежал, бывай. Да не переживай ты так, уладится.

Дзюба крепко хлопнул полковника по плечу, развернулся и потрусил обратно в парк, распугав стайку голубей, бесцельно бродивших у пластиковой урны для мусора. Вячеслав Николаевич сел в машину и бросил водителю:

— Давай обратно.

Chrysler развернулся и мягко тронулся к трассе.

Кравцов любил ездить в автомобиле. Глядя на проплывающие мимо эстакады, дома и горизонты, он чувствовал себя, как в машине времени, которая показывала прошлое и будущее. Но только не настоящее. В настоящем не было покоя. А прошлое успокаивало. Даже такое, каким оно было у Вячеслава Николаевича. Его беззаботно-организованное детство перетекло в запланированную юность, которую прервало убийство отца — секретаря горкома. Смерть единственного близкого человека (мать Славик почему-то терпеть не мог) в один миг избавила Кравцова от юношеских идеалистических мечтаний и дала цель жизни — мстить.

Решение того, как это сделать, родилось не сразу, Славик вынашивал его несколько лет, пока учился в МГИМО. Когда он понял, что спокойно жить с грузом обиды не сможет, с помощью друзей отца поступил в высшую школу КГБ. Было тяжело. Так тяжело, что по ночам закрывался в туалете, зажимал между зубов свёрнутую в трубочку майку и беззвучно выл. Но со временем среда приняла его. Он стал своим. И смог мстить.

Он мстил законным путём, непреклонно уничтожая тех неугодных закону и государственной машине, кто попадался у Вячеслава Николаевича на пути. 90-е он переживал тяжело. В памяти все плыло, как в каком-то тумане, — пьянки, дымная гарь пушечных выстрелов, наркотики в багажнике какого-то «братка», тонны золота, нефтяные акции и лица… лица… лица...

В 2001 году Кравцов благополучно занял пост начальника отдела и благодаря своей идейности семимильными шагами двигался от одного карьерного трамплина к другому. Москва досталась ему уже со стойкой криминальной структурой, которую было почти невозможно разрушить. А начальство требовало перемен, требовало побороть преступность раз и навсегда.

Когда-то Славик Кравцов читал про то, как моряки избавлялись от крыс на корабле. Несколько особей закрывали в бочке и ждали, пока в живых из них останется только одна. Её и выпускали в трюм. Теперь эта крыса не могла питаться ничем, кроме мяса своих сородичей. Таких животных называли «крысиными львами».

Вот и Вячеслав Николаевич решил заиметь себе такого крысиного льва. По наводке бывшего однокурсника — Петра Борисовича, с которым Кравцов, тогда ещё майор, поддерживал приятельские отношения, вышел на Скрипача. Этот профессиональный наёмный убийца, — в прошлом, кстати, тоже из «комитета», — ушёл на вольные хлеба и остался в живых только благодаря какому-то очень высокому протеже. После пятилетней отсидки (причём не на «красной» зоне, а в обычной колонии строгого режима) Скрипач был снова на свободе и у него «горели руки».

Кравцов предложил ему возглавить криминальный мир Москвы. Но для того, чтобы ввести нового главаря в верхушку блатного мира через прикрытие, Скрипачу надо было избавиться от действующих авторитетов. Все было досконально распланировано, но киллер вдруг начал свою игру, никого не поставив в известность. Все испортил тот взрыв на кладбище. И теперь этот проклятый Скрипач, как крысолов из сказки забрал у них детей.

От воспоминаний полковника оторвал мелодичный сигнал мобильного. Номер звонившего не определился. Кравцов ответил:

— Алло, да.

Женский голос отозвался на другом конце, — Мир вам, я от Дзюбы. Где мы можем встретиться?

Полковник назвал адрес управления.

— Хорошо. Через полчаса буду.

В трубке пошли короткие гудки. Кравцов чертыхнулся про себя и в сердцах сплюнул в приоткрытое окно.

Лина была от природы упитанным ребёнком, и ей постоянно хотелось есть. Андрей Павлович, их новый учитель музыки, всё время выходил из подвала посмотреть, кончилась уже воздушная тревога или ещё нет. Возвращался он всегда довольный, но говорил, что выходить пока не разрешают.

Когда он в очередной раз подошёл к двери, Лина попросила его:

— Андрей Павлович, а спросите там, у кого-то может бутербродик есть? — Она шумно сглотнула и просительно посмотрела на учителя.

— Ага, или кукурузные палочки, я слышал, что кукурузные палочки в бомбоубежищах продаются, — подал голос Андрюша, маленький и белобрысый, лучший певец в классе — на конкурсы всегда выставляли его.

Андрей Павлович назидательным голосом прогремел:

— Дети, я же предупреждал, это особое бомбоубежище для детей генералов. Мы же не зря сюда ехали с завязанными глазами. Это чтобы вы не разболтали государственный секрет. Здесь нет еды — это тайное бомбоубежище. Потерпите, скоро воздушная тревога закончится, и мы все поедем домой. Пока пейте сок. — Он показал на упаковку сока в углу.

— Не хотим сок, надоело, я вообще с мякотью не люблю, — ныла Лина. Остальные дети поддержали её дружным плачем:

— Вы говорили, мы в музей музыки едем, что там сладкая вата будет...

— Да, что там спайдермен на скрипке будет играть...

Лина украдкой взглянула на свой телефон, который ей недавно подарила мама. Он хранился в укромном месте, поэтому Андрей Павлович его не нашёл. У всех остальных нашёл, а у неё — нет. Раз так, она позвонит в доставку пиццы и закажет большую пиццу с ананасами и колбасой. Такую большую, чтобы всем хватило. На экране было высвечено всего одно деление антеннки, — значит позвонить можно. Но телефона пиццерии в последних вызовах не оказалось. Первым в списке стоял мамин номер. Его Лина и нажала — может мама закажет, она то уж точно знает, где находится это секретное бомбоубежище. Но как только пошёл вызов, связь пропала, и на антеннке не осталось ни одного деления. Лина с досадой засунула телефон обратно за пояс (его там прижимало и он тогда не потеряется, говорила мама) и подхватила жалобный хор остальных детей, которые просили Андрея Павловича хотя бы сока без мякоти.

Нытье становилось нестерпимым. Скрипач не хотел, чтобы дети ели, — потом води их в туалет по одному. Он надел противогаз. Дети притихли. Учитель музыки в гимназии с уклоном к иностранным языкам Андрей Павлович Кузьминский повернул в стене небольшой вентиль, и сладковатый запах наполнил подвал. Через несколько секунд все пятеро гимназистов перестали канючить и уснули, повалившись на устеленный грязными ватными одеялами пол.

В управлении было тихо. Выходной, — ничего удивительного. Это было даже кстати. Кравцов легко взбежал по широкой лестнице из холла на второй этаж. Полковник следил за собой — ходил на фитнес, в бассейн и по воскресеньям играл в теннис. Сегодня воскресенье, подумал Вячеслав Николаевич, — а не до тенниса. Главное, Сашку вытащить, остальное неважно. Эти индюки сами виноваты, пусть сами и выкручиваются, зачем было всю информацию сливать Скрипачу? Идиоты… Как эта тварь узнала, что все наши дети учатся в одной гимназии? Чёрт, чёрт чёрт!

Кравцов резким движением отпер дверь в кабинет и в сердцах толкнул её от себя. У окна спиной к двери стояла женская фигура. Полковник инстинктивно потянулся правой рукой к кобуре под мышкой.

— Не надо. — Мягкий голос неожиданной гостьи обволакивал как облако запаха духов, который еле заметно витал в воздухе приёмной. Кравцов медленно, словно в забытьи опустил руку. Но тут же его охватил гнев.

— Вы что себе позволяете? Вы понимаете, что это незаконное проникновение в служебное помещение органов госбезопасности?! Как вы сюда попали? Здесь же сигнализация, охрана!

Девушка на носках развернулась на 180 градусов и остановилась со скрещёнными ногами. Такая поза её ничуть не сковывала, казалось даже наоборот, что так она одновременно защищает себя и готовится к нападению, сжимаясь как пружина. Тем не менее, выглядела незваная гостья при этом вполне расслабленной. Светло-русые волосы, собранные в конский хвост чуть выше затылка, игриво покачивались. Руки были сложены на груди, стройное спортивное тело скрывалось под черным лаковым комбинезоном.

— О незаконности наших с вами действий, Вячеслав Николаевич, мы поговорим позже и вместе с Дзюбой. А вот причину их совершения мне хотелось бы узнать от вас сейчас. Насколько я понимаю дело достаточно срочное? — Незнакомка чуть улыбнулась, наклонила голову вбок и вопросительно посмотрела на Кравцова фиалковыми глазами.

Полковник смутился.

— Кгм-кгм, пройдёмте. — Он прошёл в кабинет и сел за стол. Гостье показал на место в совещательной зоне сбоку стола. Не дожидаясь, когда она усядется Кравцов начал:

— У меня и двоих моих друзей украли детей. За них требуют выкуп. Суммы, которую просит похититель, у нас нет. Срок оплаты истекает завтра в 6 утра. Мне нужно, чтобы вы отобрали у похитителя моего ребёнка. Вот его фото.

Вячеслав Николаевич достал из портмоне фотографию и положил её на стол перед девушкой. Она не притронулась к карточке и продолжала внимательно смотреть на Кравцова, будто пыталась понять, как он здесь появился, ведь казалось, что буквально несколько секунд назад его здесь не было, а тут раз, — и материализовался человек… Полковник встретился с ней взглядом, но вспомнил слова Дзюбы о лишних мыслях и тут же отвёл глаза.

— У нас есть запись, на которой похититель пытает детей. Ещё у нас есть координаты случайно перехваченного сигнала мобильного от одной из похищенных девочек. Адрес вот.

Вячеслав Николаевич бросил на стол лист из блокнота с адресом в одном из элитных частных секторов и придвинул к нему компьютерный диск в бумажном конверте.

— Я очень вас прошу, вытащите Сашу. Отблагодарю всем, что в моих силах. Могу я достаточно много, вы, наверное, уже поняли.

Безымянная гостья мельком осмотрела фотокарточку и листок с адресом. К диску не притронулась.

— Господин полковник, я понимаю, что конфиденциальность — часть вашей специальности. Я не понимаю, почему вы решили, что меня можно водить за нос. — Она встала и прошлась по кабинету. — У вас есть адрес. Возьмите бригаду. Вам дадут лучших, я думаю. Отследите, когда похититель куда-нибудь отлучится и штурмуйте. Зачем вам я? — Незнакомка остановилась, упёрла руки в бедра и пожала плечами.

Кравцов тоже встал и оперся на стол.

— А что если он не один? Что, если у него есть сообщник, который убьёт всех детей при первой же опасности?

— Слежка за домом позволит выяснить и это.

— У нас слишком мало времени, да и скрываться сообщник может в том же подвале, где держат детей.

— Вячеслав Николаевич, почему вы не вызываете бригаду? — голос гостьи был тихим и проникновенным.

В кабинете повисла тишина. Кравцов опустился на кресло. В голове стучали тысячи молоточков. Черт, черт, как сделать так, чтобы она отвязалась с этой бригадой?

— Теперь я не отвяжусь. Я ведь все-таки женщина. У меня хоть своих детей и нет, но знаете, как такие к чужим относятся? Как к своим...

Полковник оторопел. Поднял на незнакомку глаза и встретился с открытой насмешкой, которая сквозила во всем облике непрошенной гостьи.

— Я вам не говорил… чтобы вы… О, господи!

Незнакомка подошла к его части стола, налила из графина стакан воды и протянула Кравцову. Он выпил. Девушка слегка надавили ему на плечи, и он осел в кресло.

— Я помогу вам. При условии, что буду работать одна. В противном случае снимаю с себя ответственность.

— Все что угодно. Привезите Сашу.

Вячеслав Николаевич откинулся в кресле, и устало закрыл глаза. Через несколько секунд он с усилием поднял веки. В кабинете было пусто. На столе лежали фото и диск. На листе с адресом ровными мелкими буквами было выведено: «Мой позывной «Настя» Ждите сигнал».

Когда-то давно, когда Настя была ещё маленькой девочкой, папа ей говорил: «Чертёнок, цени в людях честность». Она запомнила это на всю жизнь. Когда папа умер, Настя не расстроилась. Нет, конечно, ей было жалко его, но она знала, что отец сейчас в каком-то хорошем месте. Ей иногда снилось, как он идёт по облакам в свой замок на небе. Дом, в котором держали заложников, тоже был похож на замок. Было ещё темно. В одной из комнат горел свет.

Настя расположилась на развилке двух мощных ветвей в основании кроны раскидистого тополя как раз напротив дома. Тополь стоял на улице, поэтому наблюдательницу скрывала тьма. Свой мотоцикл — мощный семицилиндровый «Kawasaki» Настя поставила тут же под деревом. Напротив, через дорогу стоял чёрный BMW третьей модели.

В окно с белыми шторами было отлично видно просторную светлую комнату. Оббитое бежевым плюшем кресло, белая мебель, чёрный ковёр. В кресле кто-то сидел. Уже 8 часов вечера. Выходил только несколько раз, вероятно в туалет или на кухню. Спинка кресла полностью закрывала сидящего, и разглядеть можно было только руку на подлокотнике. Рука быстро перебирала каналы на пульте от большого плазменного телевизора, висевшего на стене напротив. Когда на мониторе появился новостной сюжет о рождении в зоопарке белого медвежонка, рука перестала щелкать пультом. Досмотрев сюжет до конца, человек, сидящий в кресле, выключил телевизор, поднялся и вышел из комнаты. Свет в ней погас.

Через 5 минут из автоматических ворот бесшумно выкатился «Москвич 412» ядовито зелёного цвета. Съезд из усадьбы на трассу был под наклоном, и водитель включил зажигание перед самым выездом на дорогу. Мотор зашелестел, машина неожиданно резво покатилась в направлении выезда из города. «Карт-бланш…», подумала Настя, — «Надо вывести его из микрорайона, чтобы убедиться, что похититель поехал не за продуктами и не вернётся через 5 минут. Может он вообще никакой не похититель, а сигнал из дома — ошибка сети». Настя спрыгнула со своего наблюдательного пункта и нырнула на дорогу, — мотоцикл завёлся с полуоборота.

Москвич выехал из фешенебельной зоны, вокруг поплыли бетонные заборы, из-за которых временами взмывали в небо полосатые заводские трубы. Водитель явно ехал не в магазин. Настя уже собралась разворачиваться, чтобы возвращаться в «замок», но тут её подрезал BMW, очень похожий на тот, что стоял через дорогу от усадьбы во время наблюдения. Вильнув, она выровняла мотоцикл, а боковым зрением заметила в проёме окна машины с опущенным тонированным стеклом руку. Рука была волосатая, сжатая в кулак, а средний палец на ней был выпрямлен.

Москвич спокойно продолжал движение метрах в двенадцати впереди. Настя догнала «Бэху» поравнялась с ней и сильно двинула каблуком в водительскую дверь. Из окна высунулась чёрная голова и оглядела вмятину. Раздался поток восточной брани. Голова пропала в окне, вместо неё высунулась рука с воронёным ТТ и нацелилась на переднее колесо мотоцикла. Нехитрый манёвр и от смачного с оттяжкой удара той же ноги пистолет вылетает из руки «мстителя», а BMW неуклюже вильнув съезжает на обочину и тормозит. Москвич спокойно уходит под железнодорожный мост, проложенный над трассой и его «габариты» исчезают из вида.

Настя тоже притормозила и подъехала к своей жертве. Надо закончить с этим, не хватало ей ещё выстрела в спину на полном ходу. Она соскочила с мотоцикла и подошла к остановившейся машине. В салоне, держась за руку, матерился крупный молодой кавказец. Сесть в машину к незнакомцу и приставить к его голове пистолет, в данном случае было самым эффективным решением.

Водитель мотал головой и пытался сопротивляться, но после пары сноровистых ударов пистолетом по болевым точкам успокоился.

— Ты кто такой?

— Дата, — он говорил, как загипнотизированный.

— Что дата?

— Я — Дата.

— Ты что делаешь, Дата? Охерел совсем?

Кавказец взорвался:

— А щьто я дэлаю?! Я свое дэла дэлаю, атамстить хачу! Ты едещь, мишаищь, щьто такои?! Прасти падрэзал, давай выхади, мине эхать нада.

Он попытался вытолкнуть девушку из салона, но получил чувствительный удар магазином пистолета под ухо и поднял руки, мол, сдаюсь.

— Кому ты отомстить хочешь?

— Ни знаю как завут, ходит со скрипкой на дэло. Киллер, бл… ь, е… ный! Сука, всех маих братьев убил, шакал!

Дата схватил с торпеды пачку сигарет и задымил.

— Как убил? Говори! — Настя ткнула водителя дулом в висок.

— Этат гандон сначала Вартана из снайперки завалил, когда он из ресторана выхадзил, а потом всэх астальных на пахаранах прямо на кладбище взарвал. Остались только шестерки и тех менты пересажали па бэспрэдэлу. Из-за этай минтовской щкуры, сука, вся кавказская абщина завалилась, вэсь горад из под нас ущол. Я его вислэдил и стрэлял в него, а он живучая сабака, увернулся и сбэжал, как щакал.

«Так вот, о каком Скрипаче думал Кравцов» — осенило Настю, — «Оригинальненько получается… Значит это все-таки тот, кто нужен. И адрес правильный».

— Чиво малчищь, красавица? — Дата смотрел на Настю, откровенно любуясь ею. — Красивый кастюмчик у тэбя, и ты тожи.

— Дата, как думаешь, куда Скрипач этот сейчас поехал?

— Нэ знаю, щьто я экстрасэкс какой-то? Дорога эта в адно мэсто видет. А за ним ещё много мэст.

— В какое место? — Настя вежливо, но с напором надавила дулом на висок кучерявой башки Даты.

— Ай, жэнщина, нэ дави так, — кавказец отклонил голову от пистолета, — на старую вэсовую. Там всегда разборки клеили, пока этат у… к всэх не взарвал. Слущяй, а пачиму «Скрыпач»?

— Не твое дело — отрезала Настя, — я музыку люблю, поэтому всех называю как музыкантов в оркестре.

Дата улыбнулся:

— Э, красавица, а миня в сваем аркэстре кем назвала бы?

Девушка сморщилась «Да, теперь он от меня не отвяжется. Стоп, а зачем Скрипачу на разборки, когда у него полный подвал детей?»:

— Ты теперь на этом концерте просто зритель. — Она несильно, но точно ударила водителя пистолетом по голове. Дата обмяк. Настя вышла из машины. Выстрелы по передним колёсам «бумера» утонули в шуме проходящего по мосту товарняка.

Зелёный Москвич она нагнала быстро — Скрипач ехал аккуратно, как будто вёз что-то очень хрупкое. Через 20 километров за мостом он свернул на грунтовую дорогу, которая привела их к большому навесу с кирпичными стенами — вероятно, бывшей весовой. Рядом с ней была широкая площадка, засыпанная щебнем, который в нескольких местах был окрашен в бурый и чёрный цвет от крови и машинного масла. Возле въезда на площадку лежали три поваленных набок бака для мусора.

Из машины вылез высокий мужчина в джинсах и пуховике. С заднего сиденья машины он принялся выкладывать пакеты. Настя наблюдала за его действиями из сосновой рощицы, неподалёку. Странно, ехать за 30 километров, чтобы просто выбросить мусор. Хотя теперь точно можно рассчитать, сколько ему времени понадобится, чтобы вернуться в усадьбу. Некстати завибрировал телефон. Настя нажала кнопку приёма, прошептала в гарнитуру:

— Алло.

На другом конце усталый голос сказал:

— Это Кравцов. У нас изменилась ситуация, мы нашли деньги, ваши услуги больше не нужны. Извините за беспокойство.

— Стойте, погодите...

Связь прервалась. Часы показывали 5:30. Кравцов говорил, что в 6 они должны передать деньги. Что Скрипач делает здесь, за полчаса езды до усадьбы с детьми? Настя вновь посмотрела на Скрипача. Тот все ещё возился у баков. Он сидел на корточках и что-то прикапывал у среднего контейнера. Скрипач расположил баки не так, как они валялись до этого. Теперь железные мусорные коробки, сделанные в СССР из толстого качественного металла, лежали ровным рядом. Горловинами они были направлены в одну сторону — на площадку у навеса.

Эта пугающая упорядоченность действий и предметов наводила вполне определённые подозрения. Настя набрала Кравцова. Он не брал трубку. Можно было бы «оборвать провод» и найти способ донести до полковника свои мрачные предположения, но времени было мало. Она быстро набрала и отправила СМС «Весовая заминирована. Пришлите машину за детьми на усадьбу». Действовать можно было только наверняка.

За 10 минут Настя вернулась в «замок», ещё 10 минут понадобилось, чтобы выбить окно, спуститься в подвал, подобрать код на двери в подвал и вытолкать оттуда сонных измученных детей за забор усадьбы. Уже в седле мотоцикла Настя заметила приближающийся к стайке съёжившихся ребят микроавтобус со спецномерами. Времени оставалось слишком мало для того, чтобы проследить за детьми.

Обратно до весовой Настя домчалась за 9 минут, но машина Кравцова уже въезжала на знакомую площадку. Бронированный Chrysler остановился напротив баков и из него появились все трое — Кравцов и двое генералов. Они принялись осматриваться и разом обернулись на рёв мотоцикла. Настя на полном ходу вкатилась на площадку вслед за автомобилем.

— Сейчас рванёт! Двое ко мне, один в машину, быстро! — Она почти за шиворот усадила двоих на мотоцикл сзади, выжала газ и рванулась с места вперёд — туда, где в ветхой рабице ограды зияла большая прореха. За ней рыжел овраг.

В такие минуты мир становится медленным, он даёт возможность участникам момента сполна насладиться им. В зеркале заднего вида отражалась одинокая фигура Кравцова. Несколько мгновений она стремительно отдалялась, и вдруг её, как пасть какого-то странного сказочного чудовища поглотил огонь. Взрывная волна сильно ударила в спины пассажиров мотоцикла. Их, вместе с машиной вытолкнуло сквозь ограду в неглубокий мягкий овражек, и уже из него троица родившихся заново людей зачаровано смотрела на опадающие после взрыва ошмётки контейнеров, мусор и пыль. Часть этой пыли совсем недавно носила погоны полковника, любила холодный морс и отзывалась на имя Вячеслав Николаевич Кравцов.

— Дети, потише, вы же не на аттракционе! Это же кладбище, в конце, концов! Лина, отойди от собаки, платье испачкаешь. — Лидия Тимофеевна Мишкова на дух не переносила на женщинах брюки, поэтому и сама сегодня была в плотном чёрном платье до колен, и дочь нарядила так же.

Дети играли с большим добродушным облезлым псом на широкой кладбищенской аллее. Две женщины, Антон Жанович и Мешков стояли у могилы Кравцова, заключённой в богатую кованую ограду. Положенные слова были сказаны, поминальный виски выпит и теперь все стояли молча. Где-то вдалеке играла скрипка. Мелодия звучала печально, но светло, как будто исполнитель вспоминал о чем-то давно прошедшем, но очень приятном.

Телефон Мишкова тоже заиграл. «Наша служба и опасна и трудна» прервалось на половине фразы. Анатолий Иванович отошёл в сторону и нервно ответил. Послушал. Потом сдавленным шёпотом закричал в телефон:

— Я такого указания не давал. Какая доверенность?! Какая электронная подпись?! Все деньги перевели? Все мои деньги!?! Абонент анонимный… — последнюю фразу Мишков договаривал упавшим голосом. Рука с телефоном безжизненно обвисла. В ней ещё оправдывались заискивающим высоким голосом со странным акцентом, но Анатолий Иванович уже не слушал. Невидящим взглядом он смотрел на могилу Кравцова, а потом вдруг засмеялся. Заливисто и счастливо. Лида оглянулась на него и покрутила пальцем у виска. Больше внимания на генерала никто не обратил.

Дети шумно тискали пса в стороне. Стояло погожее ноябрьское воскресенье. По кладбищу бродил старый седой скрипач с длинной бородой. Казалось, что белое облако плывёт мимо могил и из него доносится печальная одинокая мелодия, которая тихо опадает на землю вместе с золотистой листвой.