Колесо обозрения

Я медленно бреду по мокрому тротуару, гляжу на отражающиеся в лужах грязные стены домов. Руки в карманах, воротник плаща поднят. Холодные капли дождя стекают по лицу.

Нижний город. Мой дом уже давно здесь, где высоченные небоскребы закрывают небо, и солнечные лучи не достигают замурованной в асфальт земли. Где не растут деревья, а неоновые вывески горят круглые сутки. Где все, что ты видишь — это серый камень, освещенный тусклым светом фонарей.

Нижний город, где люди не привыкли смотреть вверх.

Толкаю дверь, захожу в прокуренное помещение бара, одного из многих пристанищ воров, наркоманов и дешевых проституток. Прохожу в дальний угол, где люминесцентные лампы не так сильно бьют по глазам. Сажусь за выщербленный стол. Закуриваю. Пожилой официант узнает меня и, не говоря ни слова, приносит бутылку пива.

Посетителей немного. В мутных клубах сигаретного дыма, заполняющего небольшой зал, от стола к столу прохаживается проститутка в красной виниловой мини-юбке и таком же топе. Нетвердой походкой она направляется ко мне, раскачиваясь на высоких каблуках. Она тяжело опускается на свободный стул, опираясь тощими руками о столешницу.

Неестественная худоба, кожа словно из воска, спутанные грязные волосы, расширенные зрачки. Сразу видно, что она давно «сидит» на найборге. Здесь, в Нижнем городе, многие неравнодушны к «дури». С найборгом серые стены кажутся не такими уж и унылыми, неон светит ярче, а жизнь протекает быстрее.

— Привет, красавчик! — проститутка надолго задерживает мутный взгляд на моей левой руке, сжимающей бутылку, — Знаешь, тут есть одна комната…

— Да, я знаю.

— Мы могли бы…

— Не могли. Я занят сегодня.

Какое-то время она смотрит на меня прежним заигрывающим взглядом из-под густо накрашенных ресниц. На ее губах все еще держится улыбка.

Наконец смысл сказанного доходит до нее. Выражение лица медленно меняется.

— Пошел ты, чертов киборг! Небось, и член у тебя тоже не настоящий! — зло выкрикивает она, резко поднимаясь со стула, одергивает юбку и идет прочь, с трудом сохраняя равновесие.

Киборг…

Входная дверь открывается. В бар входит Нэш. Он останавливается на пороге, оглядывая помещение, замечает меня. Проститутка спешит убраться с его дороги, когда он, словно не видя ее, направляется к моему столику, механически переставляя ноги. На лице ночной бабочки отчетливо рисуется отвращение.

Кого без ошибки можно назвать киборгом, так это Нэша. Восемь лет назад мы с ним служили в Международном легионе. Поначалу мы не были приятелями. Сблизило нас одно ненастное утро, когда в наш десантный коптер угодила ракета. Из ста с лишним человек выжили лишь мы двое. Недели, проведенные на больничных койках, месяцы послеоперационных реабилитаций, годы скитаний по армейским ведомствам в тщетных попытках выбить обещанные льготы…

Мы были вескими аргументами в устах политиков и толстосумов из корпораций, теперь же мы превратились в слова, выброшенные на ветер. Мы стали киборгами, калеками, отвергнутыми обществом, которому перестали быть полезны.

Но, если я в итоге смирился с ролью изгоя, то Нэш не простил людей. Казалось, вместе с кусками своего тела он потерял всякую связь с человечеством.

Нэш садится на стул, на котором только что сидела проститутка.

Официант узнает его, но не спешит ничего ему принести. Он знает, что Нэш неспособен к обычному приему пищи, неспособен пить, неспособен говорить. Вместо нижней челюсти у него стоит дешевый имплант из медицинского пластика грязно-телесного цвета. Единственное, что позволяет ему этот протез — курить.

Я подношу зажигалку к его лицу. Пламя неестественным светом отражается в его искусственных глазах, пока он прикуривает сигарету. Зрачки с небольшим запозданием сужаются, словно миниатюрные диафрагмы фотоаппарата. Говорят, глаза — зеркало души. Если это так, то душа Нэша — гора полупроводников, инверторов и микрочипов. Порой мне кажется, что он — скорее робот с кусками человека, нежели человек с кусками робота. По сравнению с ним я со своей механической рукой и обожженным лицом действительно «красавчик».

***

Улица залита нестерпимо ярким солнечным светом. Чистый тротуар, яркие вывески, счастливые лица. Улыбки на мгновение стираются с губ, когда я прохожу мимо.

В своем черном плаще я выгляжу нелепо среди по-летнему одетых людей. Я здесь изгой, чужак. Словно черно-белый персонаж в цветном кинофильме.

Магазины, кафе, беспечные обыватели. Подростки тычут в меня пальцами.

Я слишком поздно понял, что никогда не был другом человечества, я был всего лишь врагом его врагов. Когда мы возвратились, общество предпочло забыть о нас, как забывают о мусоре, оставшемся после пикника. Друзья избегали встреч. Жены не хотели видеть калек рядом с собой. Наши дети...

Дети...

Я захожу в кафе. Автоматические двери услужливо распахиваются передо мной, но внутри мне не рады. Дорогу мне тут же преграждает охранник в аккуратном черном костюме.

— Простите, вам нельзя сюда, — произносит он фальшиво-вежливым тоном, стараясь не смотреть на мое обожженное лицо.

Я пытаюсь оглядеть помещение через его плечо. Кафе можно было бы назвать уютным, если бы слово «уют» не потеряло для меня смысл.

— Впустите его. Он со мной, — голос Дейзи скорее извиняющийся.

Помедлив немного, охранник отходит в сторону.

В руках у Дейзи мобильный телефон. Она какое-то время глядит на меня исподлобья, затем снова утыкается в экран.

— Ты опоздал.

— Я знаю, малышка. Прости.

Усаживаюсь на неудобный стул из прозрачного пластика. Молча смотрю на дочь. Она делает вид, будто не замечает меня, полностью погрузившись в свой телефон.

Тишину нарушает подошедшая к нам официантка. Она косится на мою механическую руку.

— Принесите бутылку пива. Нет, постойте… — я смотрю на стоящий перед Дейзи высокий бокал с капучино, из которого торчит ярко-салатовая трубочка. — Кофе. Без сливок и сахара.

Дейзи вновь окинула меня взглядом. На этот раз менее суровым.

Я неловко улыбаюсь ей в ответ. Машинально лезу в карман плаща, достаю сигареты...

— Здесь не курят. Это не какой-нибудь притон в твоем Нижнем городе! — в ее глазах прежнее раздражение.

— Да, малышка, ты права. Прости.

***

Мы с Нэшем молча сидим, откинувшись на спинки стульев. Я пью свое пиво. Нэш курит, с шумом затягиваясь сигаретным дымом.

На часах уже давно за полночь, и бар почти пуст. Проститутка со скучающим видом стоит, облокотившись на барную стойку.

Я слышу, как за окном с тихим шипением садится аэромобиль. Шасси мягко касаются асфальта, двигатель смолкает. С улицы доносится звонкий женский смех.

Наконец входная дверь распахивается и, на пороге появляется Даррен. Его пиджак расстегнут, а воротник пестрой гавайки щегольски выправлен наружу. Он обнимает двух молоденьких девиц в коротких платьицах. Не похоже, что они живут в Нижнем.

Даррен — один из наших заказчиков на протяжении вот уже нескольких лет. Благодаря таким, как он, у парней вроде нас есть работа. Грязная работа. Работа, создающая Нижнему городу дурную репутацию.

Даррен замечает нас и широко улыбается, словно встретил на светской вечеринке старых приятелей. Обнимая спутниц, он направляется к нам. Они усаживаются за наш столик, Даррен в центре, закинув ногу на ногу, девицы по бокам от него. Наш заказчик весело смотрит то на меня, то на Нэша. Улыбка не сходит с его губ. В кармане его пиджака я замечаю солнечные очки — бесполезный предмет в Нижнем городе.

— Ну и местечко! — по-дружески усмехается Даррен. Его подружки беззастенчиво пялятся на нас, будто на экспонаты в кунсткамере. Мы молчим. Мы не друзья, мы — враги врагов.

— Ладно, к делу, парни, — вздыхает заказчик. Он выдерживает довольно долгую паузу, и его лицо становится серьезным. — Вы никогда не подводили меня, поэтому я вам доверяю. А мое доверие многого стоит…

Обычное вступление. Обычный заказ. Мы с Нэшем слушаем, запоминая детали.

Пока он инструктирует нас, одна из девиц со скучающим видом расстегивает свою сумочку, извлекая оттуда небольшой предмет. В руках у нее ингалятор. Но не такой, какие продают в аптеках, а изящный, выполненный из белого глянцевого пластика, украшенного миниатюрными изображениями со старинных японских гравюр. Почти произведение искусства.

Девушка медленно запрокидывает голову, сжимает напомаженными губами мундштук, закрывает глаза… Доносится тихий «пшик». Она глубоко затягивается и выдыхает тоненькую, еле заметную струйку аэрозольного дымка. В воздухе разносится почти неуловимый, сладковатый запах найборга.

Когда девица медленно, словно нехотя, открывает глаза, ее зрачки занимают почти всю радужку. Она томно улыбается подруге и передает ей ингалятор.

Даррен прощается, одаривая нас своей ослепительной улыбкой. Он вновь обнимает за талии своих спутниц, и троица направляется к выходу. Я вижу, как его левая рука сползает ниже. Пальцы стискивают ягодицу девушки.

Проститутка провожает их злым взглядом.

***

Уже почти стемнело. Мы проходим в парк развлечений под высокой аркой, усеянной мигающими лампами. На ней объемными светящимися буквами, обведенными разноцветными неоновыми трубками, написано «Dreamland».

Дейзи смотрит по сторонам, ее лицо светится улыбкой. Совсем как в моих воспоминаниях…

С тех пор, как я был здесь последний раз, многое изменилось. Некоторые аттракционы заменили на более экстремальные и современные. Оформление магазинчиков и многочисленных фастфудов теперь выполнено в модном космическом стиле.

Неизменными остались лишь надпись над входом и возвышающееся над парком развлечений огромное чертово колесо.

И шум.

Бешено грохочут вагонетки на американских горках, дети и женщины оглушительно визжат. Из лазерных тиров доносится треск выстрелов. Мелодии с детских каруселей и из автоматов с сахарной ватой сливаются в одну протяжную какофонию, звучащую на фоне гула толпы.

Я не люблю шум. Не люблю суету Верхнего города. Я не верю этим счастливым улыбающимся лицам. Мне ближе жестокая правда городских трущоб. И там и там живут одинаковые люди. Но, пока блестящая упаковка скрывает содержимое, многие не замечают, что их сосед, друг или любимый ничем не лучше отморозка из Нижнего города.

Я иду вслед за Дейзи. Она беззаботно бредет впереди, разглядывая витрины, смотрит с улыбкой на громыхающие аттракционы. Родители всегда желают счастья своим детям. Я же желаю ей неведения. Теперь для меня это одно и то же. Лучше всю жизнь прожить, не замечая обмана и лицемерия, в Верхнем городе, чем познать горькую правду в Нижнем.

Колесо обозрения возвышается над нами. Кажется, что его неспешный ход противоречит бешеному темпу парка. Словно колесо каким-то образом способно замедлять время.

Мы заскакиваем в проезжающую мимо кабинку, и она начинает медленно подниматься. Выше деревьев, выше зданий…

Дейзи, будто завороженная, глядит на удаляющуюся землю. Я гляжу на Дейзи. Как много лет назад, когда мы были одной семьей. Я верю, что для нее тоже важны эти воспоминания.

Мы поднимаемся все выше…

***

Перед нами длинный коридор. Тусклые лампы едва освещают обшарпанные стены, потрескавшуюся плитку на полу и два ряда дверей по обеим сторонам коридора. Лифт закрывается, и мы оказываемся почти в полной темноте.

Медленно идем по гулкому кафелю. Я слежу за номерами квартир: 407, 408, 409…

Нэш движется чуть позади. Слышно, как его механические суставы едва различимо жужжат при ходьбе.

412, 413, 414…

Я проверяю подвижность своей левой руки, сжимаю и разжимаю металлические пальцы, сгибаю локоть, внимательно следя за работой сервоприводов, разминаю плечо там, где в дельтовидную мышцу вживлены электроактивные полимеры, а титановый остов продолжает плечевую кость.

417, 418, 419…

Слышу, как щелкает предохранитель на нэшевом MP-7, компактном автомате с коллиматорным прицелом. Откидываю полу плаща, кладу здоровые пальцы на рукоятку своего пистолета.

422, 423, 424…

На темно-коричневом дверном косяке висят бронзовые цифры: 426. Мы с Нэшем прислоняемся к стене по обе стороны от входа и какое-то время прислушиваемся. Из-за двери доносится приглушенное бормотание телевизора. Нэш смотрит на меня своими немигающими глазами. Я киваю и достаю пистолет. Мой напарник отходит от стены на несколько шагов, глубоко вздыхает.

Я плотно прижимаю дуло к замку...

Грохот выстрела разрывает тишину.

Замок выбивает вместе с куском двери, и щепки летят во все стороны. Эхо гуляет по коридору.

Нэш с разбега высаживает дверь, врываясь в квартиру. Его автомат тут же дает короткую очередь, и вместе со звуками бьющегося стекла и крошащегося пластика слышится чей-то крик. Я вбегаю внутрь вслед за напарником.

В кресле, безвольно свесив голову на грудь, сидит мужчина. На его белой рубашке, перетянутой ремнями кобуры, расплывается темное пятно. Обломки телевизора в беспорядке валяются на полу.

Нэш вламывается в комнату слева, я поворачиваю направо.

Из дверного проема высовывается человек. Он вскидывает автомат, и вспышки выстрелов освещают его испуганное лицо. Я инстинктивно пригибаюсь, резко отталкиваюсь руками от стены, падаю на спину. Штукатурка сыплется мне на голову, в воздухе висит белая пыль. Стреляю в ответ почти вслепую, но человек уже скрылся.

Быстро встаю. Подбегаю ко входу в комнату, держа дверной проем на прицеле. Молниеносным движением запускаю левую руку внутрь комнаты, механические пальцы хватают за одежду человека, притаившегося за стеной. Резко вытягиваю его наружу.

Выстрел в упор…

Я осторожно захожу, перешагивая через труп. За окном, на крыше соседнего здания, установлена огромная люминесцентная надпись, заливающая комнату призрачным красным светом.

Передо мной, вжавшись в угол, стоит мужчина. Глаза широко раскрыты, ладони подняты в примирительном жесте.

Мой пистолет упирается ему в лоб.

— Эй, постой, друг! — он нервно улыбается, его колени дрожат. — Я заплачу тебе больше!

— Я не друг.

***

Мы на самом верху. Грохот аттракционов здесь почти не слышен. Нежный ночной ветерок обдувает мое лицо, легко треплет волосы Дейзи. Она улыбается мне. От ее раздражения не осталось и следа.

Я улыбаюсь в ответ.

Мне хорошо. Я почти готов снова полюбить Верхний город только ради того, чтобы это чувство больше не покидало меня. Чтобы воспоминания стали явью.

В сумочке на коленях у Дейзи звонит мобильник. Она расстегивает молнию, сует руку внутрь…

Нашу кабинку слегка дергает, сумочка соскальзывает с коленей и падает. Звенящий телефон, ключи, помада, кошелек — все беспорядочно рассыпается по полу. У моих ног, отражая блеклое вечернее небо, лежит маленький розовый ингалятор.

Кабинка начинает медленно опускаться.

***

На журнальном столике, залитом потусторонним красным светом, лежит большой алюминиевый кейс. Он слегка приоткрыт.

Я убираю пистолет в кобуру, откидываю крышку…

Кейс доверху наполнен маленькими стеклянными ампулами с прозрачным содержимым. Они ровными рядами стоят в пластиковых фиксаторах, прикрепленных к стенкам чемодана. Наверное, их здесь около тысячи, а то и больше.

Свет от рекламы за окном, проходя сквозь стекло и жидкость внутри сосудов, преломляется, разбрасывая по комнате мириады красных бликов.

Я делаю шаг назад. Я знаю, что находится внутри этих ампул. Я не раз видел их перед собой, и я знал много людей, которые использовали их содержимое. Но первый раз я отступаю.

В комнату входит Нэш. Смотрит на меня, смотрит на ампулы. Он подходит к столу и захлопывает крышку, стирая со стен фантастические отблески. Берет кейс в руку и направляется к выходу.

— Постой, Нэш. Я не могу… Не хочу в этом участвовать.

Он останавливается, поворачивает голову, смотрит на меня. Его изуродованное лицо залито красным светом.

— Дейзи… Вчера я узнал, что она «сидит» на найборге… Она сказала, чтобы я не смел соваться в ее дела. Что ей не нужны ничьи советы, особенно психа вроде меня…

Нэш, не моргая, глядит мне в глаза.

— Я прошу, поставь чемодан… Давай просто уйдем.

Он все так же стоит на месте. На его лице ни единой эмоции.

— Прошу тебя, оставь кейс. Ради Дейзи. Я не хочу видеть, как эта дрянь разрушает ее изнутри. Я не хочу, чтобы она познала все то, что выпало нам…

Нэш разворачивается и молча выходит из комнаты.

Когда ты один — никто не обманет. Когда нет друзей — некому предать тебя. Должно быть, поэтому я считал другом человека с грудой микросхем вместо души...

Во мне медленно вскипает злоба.

— Черт возьми! Оставь кейс!

Нэш не реагирует, идет к выходу из квартиры. Я быстрыми шагами догоняю его, хватаю за плечо, резко поворачиваю к себе.

— Оставь гребаный кейс, чертов киборг!

Его искусственные глаза ничего не выражают. Зрачки-диафрагмы мертвы. Он с силой толкает меня в грудь свободной рукой. Я отлетаю назад, спотыкаюсь, падаю на заваленный осколками штукатурки пол. Нэш идет дальше…

Я вспоминаю подружек Даррена, вспоминаю проститутку в баре. Я не допущу, чтобы мою дочь ждало такое будущее.

Медленно достаю пистолет. Нажимаю на спусковой крючок…

Нэш замирает у самого выхода и падает лицом вниз.

***

Дождь барабанит по стеклу так, что «дворники» еле справляются.

Я сижу на заднем сиденье, отгороженном от водителя мутным пуленепробиваемым стеклом. Руки за спиной скованы наручниками.

Мне не удалось далеко уйти. На выходе из здания я получил электрошоковую пулю из полицейского тэйзера. Должно быть, я слишком много времени провел в квартире.

Прости, Дейзи. Жаль, что все так закончилось...

Я не удивляюсь, когда полицейский аэромобиль выключает сирену, закладывает плавный вираж и под потоками дождя покидает мегаполис.

Какое-то время мы летим высоко над темной поверхностью озера, по которому яростно хлещут косые струи ливня, затем аэромобиль начинает снижаться.

Приземляемся. Задняя дверь распахивается, и меня грубо вытаскивают из машины. Я падаю на мокрый асфальт. Меня снова подхватывают, тащат и поднимают на ноги.

Я стою на самом краю отвесного уступа, в том месте, где в ржавом ограждении не хватает одной секции. Далеко внизу волны с яростью бьются о камни. На противоположном берегу озера раскинулся мегаполис, окруженный стеной дождя.

Раньше сюда любили приезжать многочисленные парочки, чтобы насладиться видом города. Я и сам не раз бывал здесь со своей женой.

Давно. Еще до войны.

Когда на соседнем холме открыли новую смотровую площадку, более просторную и расположенную выше, старая пришла в запустение. Вскоре место приобрело дурную славу. Каждый год несколько человек расстается здесь с жизнью, бросаясь вниз.

Похоже, не все делают это добровольно…

— А вот и наш калека, — голос Даррена за моей спиной лишен обычной для него радостной нотки. — Пришлось вытащить тебя, — он вздыхает. — Это стоило мне очень дорого. Гораздо дороже, чем стоит твоя никчемная жизнь, киборг. Но ниточка бы потянулась и непременно вывела ко мне.

Я молча стою на каменном парапете. Потоки воды текут у моих ног, и капли бесконечно долго падают вниз.

Прости, малышка. Я подвел тебя…

— Как думаешь, калека, четыре трупа и чемодан найборга отправили бы тебя в камеру смертников? — Даррен прохаживается за моей спиной взад-вперед, — Но мы ведь не будем перечить закону. Правда, сержант? — должно быть, он обращается к полицейскому, который привез меня сюда.

Я смотрю на мегаполис. Верхушки небоскребов окутаны густыми тучами. Где-то там моя малышка. Я не сумел уберечь ее. То, что я желал ей вчера, теперь никогда не сбудется.

У затылка щелкает предохранитель.

Вот и все, Дейзи…

Огни парка аттракционов на том берегу уютно светят посреди разбушевавшейся стихии. Должно быть, из-за непогоды огромное чертово колесо, возвышающееся над Дримлендом, отключили. Время на нем остановилось. Наша кабинка замерла на самом верху. Пусть будет так. Я не хочу видеть, как она медленно опускается вниз.

Я делаю шаг…

***

Дождь закончился. Капли медленно катятся по стеклу, оставляя за собой мокрые полосы. На ее щеках такие же следы.

«Это говоришь мне ты? Бездушный киборг, промышляющий темными делишками в своих трущобах? Что ты вообще понимаешь в жизни?»

Жестокие слова избалованной девицы из Верхнего города. Ему не оставили выбора. Но выбор есть у нее.

Дейзи смотрит в окно. Где-то там ее отец. Единственный человек, которому можно довериться среди бесконечного круговорота лжи и лицемерия. Единственный друг.

На полу валяются осколки розового пластика.

***

Сквозь пелену облаков на мгновение выглядывает солнце. Механик, зажмурившись от яркого света, поворачивает ключ, и колесо обозрения, скрипнув, стартует. Ярко-голубая кабинка, плавно раскачиваясь, поднимается все выше.