Имя: тьма.

В белой куртке

она стояла у дверей,

и прекрасно-чёрным водопадом кудри

падали на плечи ей.

Электричка мчалась в ночь,

громыхая и лязгая металлом.

Её глаза блестели в свете тусклых

ламп, глядели в никуда —

в пространство, где под натиском

безмерного масштаба

мысль исчезает.

А кто была — она?

Абстракция, мечта? Нет-нет.

Она была всем тем, к чему,

как идеалу древних лет,

безумственно и рьяно стремится человек;

она есть красота,

гармония,

обетованная земля

для пламенеющего сердца,

свирепого ума.

Она есть красота,

она — удел, в котором

каким-то образом

на свои места

встают все вещи, тайны,

и мир находит самого себя.

Всё дальше путь лежал,

всё глубже уносили рельсы-шпалы

её, меня и поезд,

что был для нас опорой.

Огни домов, машин мелькали за окном,

проносились мимо,

быстро-медленно, как-то нехотя;

и на лице её заметил я

неуловимую улыбку. Её

никто не должен был увидеть,

но я увидел. И вмиг

плеяда мыслей закружилась

в танце, в вихре на территории

сознанья. К вискам прилила кровь;

сердце гулко застучало;

ответ на все вопросы мирозданья

был здесь, рядом со мной,

в этой улыбке. Вся вечность

свой ход остановила

в стальных стенах вагона.

Я спросил себя:

кто не достоин красоты?

Кто не умеет созерцать,

кто не умеет складывать

в рассказ свои-чужие эмоции и чувства,

переживанья —

вот кто не достоин.

Но кто достоин?

Гармонии, шага, хоть одного лишь шага

в обетованную,

кто достоин?

Меж тем вечность набирала обороты,

как во власти мига просветленья

поэт ведёт свои безудержные строфы.

Лязг, грохот — громче прежнего,

свет ярче засверкал, и стало тесно.

И электричка всё бежит, бежит,

потом — скрип, шипение глухое, тормоза;

в распахнутые двери в ночь решительно идёт она;

и силуэт её проглатывает тьма.

Двери закрываются. Платформа

плывёт назад. Когда увижу её снова?

Завтра? Через месяц? Два?

Не знаю, точнее, не ведаю, когда.

Но знаю, каким наречьем достойна обладать она;

красота, тебе даю я имя: тьма.