Зачем ты воскрес? Кузмин

КУЗМИН

Кузмин уже стал забывать о Хоменко. Что и немудрено. Каждый день подкидывал новые дела. У него была напряженная работа. Он уже забыл, что такое нормальные выходные и праздники. Угрызения совести никак не вписывались в бешенный ритм. Да и специфика работы не совмещалась с самокопанием.

Этот день начался с жуткого происшествия. Даже видавшие виды менты качали головами.

Утром дворники, убиравшие территорию рынка, обнаружили возле уличного туалета убитую женщину. Она лежала в черной лужи крови, уже окоченевшая. Значит, убита была еще вечером. Когда рынок опустел, и здесь никого не было. Но туалет был открыт круглые сутки. Женщине было не более тридцати лет. На светлых волосах были сгустки крови и мусор. Она была беременна, как установила позднее судмедэкспертиза. Преступник ударом ножа в живот убил мать и будущего ребенка. Полугодовалого. Наверно, уже чувствовал жуткую боль от вонзившейся в его плоть стали.

Ни сумки, ни денег, никаких документов при ней не было. Скорее всего, преступник всё забрал.

Самая первая версия: убита с целью ограбления или бомжом, или наркоманом. Эти типы готовы за рубль отправить человека на тот свет, особенно, если трубы горят. Преступник выследил одинокую женщину. Когда она вышла из туалета, стал требовать деньги и драгоценности. Видно, женщина попыталась дать отпор, что привело его в ярость. И пустил в дело нож. После чего забрал у нее всё, что представляло ценность.

Дерзкое убийство, жестокое и омерзительное. Подстерегать беременную женщину возле туалета…Не заметить, что женщина была беременной нельзя. Живот уже заметно выделялся. Тем более, что преступник, когда наносил удар, стоял вплотную к ней. И бить в живот, несколько раз. Кузмин почувствовал, что если найдет эту тварь, то не сдержится и пристрелит его на месте. Таким не место на земле. Пусть потом назначают служебное расследование. Он не только мент, но и человек.

Сначала нужно было установить, кто это женщина. Почему она поздним вечером оказалась на пустынном рынке. Забили фотографию в банк данных. И сразу результат. Литвиненко Ирина Владимировна, двадцати восьми лет, жительница села Смородиново, домохозяйка, замужем, имеет ребенка — девочку пяти лет.

В город она приехала на обследование. Прием ей был назначен на утро. Она решила переночевать у родственников.

Это со слов ее мужа, который работал в ЗАО на ферме. Его привезли в город, чтобы он опознал жену. Почему женщина не отправилась сразу к родственнику, а допоздна бродила по городу, неясно. Тем более, что поздним вечером магазины уже были закрыты. Денег у нее, по словам мужа, было где-то три тысячи. Еще банковская карта. На карте где-то около десяти тысяч. По нынешним временам мелочь. И за этой мелочи лишать человека жизни и еще не родившееся существо? Но ведь убивали и за сотню, и за мобильник, который обменивали или на дозу, или на пузырь.

Как это назвать?

Решили заняться местными бомжами, которые обитали в районе рынка и кормились с него. Мясников взял на себя наркоманов и гопников, с которыми, как он был уверен, он легко находил общий язык, то есть умел на них навести страх и развязать им языки. Первый день ничего не дал. Никто ничего не видел и не знает. А об убийстве узнали из слухов, которые моментально облетели городок. Разводили руками, пожимали плечами. Городские жители заговорили о рынке, как о месте, опасном для жизни, где орудует маньяк, которому убить всё равно, что прихлопнуть комара.

Расследованием занималось пять человек. Полковник выслушал Кузмина и прошипел, оглядывая исподлобья всех собравшихся у него за столом в кабинете:

— Кровь из носу, найдите мне эту тварь!

— Товарищ полковник! — отрапортовал Кузмин. — Вся наша группа занята этим. Найдем!

— Чтобы через неделю был результат. И преступник живой или мертвый. Лучше живой.

Но уже утром следующего дня полковник вызвал Кузмина. Опять будет поторапливать? Что он скажет полковнику? Еще никаких результатов. Одни домыслы и догадки. Группа его шерстит район вокруг рынка. Но пока безрезультатно. Как бы ни повисло это дело. Накануне выборов начальству этого не простят. Преступление, как говорят, резонансное. Город взбудоражен. Ходят всякие слухи. С полковника три шкуры будут драть, чтобы нашел преступника. А он в свою очередь с них.

— Кузмин!

Полковник был хмур.

— Вчера сверху у меня был неприятный разговор. Дело о преступлении на рынке передай Мясникову. Опер он опытный, хотя порой его заносит. Но это по молодости.

— Мясникову? А что же я?

— Да ты не дергайся! Без работы не останешься. Займешься старым знакомым, вон тем ходячим трупом. Слушай, Кузмин, и мотай на ус, которого у тебя нет. Ты и без усов красавчик.

— Старый знакомый — это который? У меня их уже немало таких знакомых, товарищ полковник.

— Тем ожившим покойником.

— Это Хоменко что ли? Так решили же больше этого дела не ворошить. И вообще не заниматься им. Вы же сами говорили, что никакого дела нет и никакого Хоменко нет. И поэтому здесь нечем заниматься. Что-то изменилось, товарищ полковник?

— Память у тебя хорошая. И это уже радует. Только жизнь, товарищ капитан, не египетская пирамида, которая веками стоит на одном месте и будет стоять и никуда не денется. Жизнь — река, в которую нельзя войти дважды. Каждый раз она другая. Вот так-то! Так что не стоит цепляться за то, что я когда-то говорил. Гибким нужно быть.

— Это я понимаю.

— Пропал твой Хоменко.

— Как пропал? Его же поместили в психиатрическую больницу. Он что сбежал оттуда?

— Сбежал.

— Как же можно сбежать оттуда? Это же настоящая тюрьма. Железные решетки на окнах, трехметровый забор, охрана. Санитары за пациентами постоянно наблюдают.

— Случается, и зэки убегают. А там охрана, сам знаешь, не такая. Так что надо искать.

— Не мог он сам убежать. Сами знаете, после случившегося с ним он, как овощ. Он не способен адекватно оценивать реальность. А для побега нужен план, определенные действия.

— Я не знаю, как он воспринимает реальность. У меня факт: побег из больницы. И ты у нас пока не психолог, а мент. Мне позвонил директор дурки и сообщил, что его нет. Хватились вечером. Он не появился на ужине. Сопалатники ничего сказать не могут. Кузмин! Найди его во что бы то ни стало. Нам сумасшедший, вольно разгуливающий по городу, не нужен.

— Может придется обращаться к его жене и к той женщине, ну, с которой у него был роман.

— Хоть к папе римскому обращайся! Но если журналисты узнают, что у нас из дурки убегают сумасшедшие и не просто сумасшедшие, а сумасшедшие покойники, ты представляешь, что начнется? Такая свистопляска! Малахов приедет снимать программу.

— Да уж!

— Действуй быстро, но аккуратно. Свободен! И Кузмин… никому! Это, так сказать, тайная операция.

Кузмин не любил бросать начатое дело, не доведя его до конца. Еще со школьных лет он жил по принципу: «Если взялся за что-то, то доведи до конца!» Но приказ полковника вернуться к делу Хоменко, если и не обрадовал его, то и не огорчил. Он чувствовал свою вину перед этим несчастным и этой прекрасной девушкой Ольгой.

Через полчаса он был в кабинете заведующего психбольницы. Заведующий вызвал дежурного врача.

— Давайте начнем с того, кто у нас сбежал. Что у вас есть на этого пациента? Покажите мне записи! Фамилия, имя, отчество, год рождения, ну, и прочие паспортные данные. И медицинскую карту. Что вы на меня так глядите. Это стандартная ситуация.

Кузмин достал лист бумаги и рядом положил ручку. Посмотрел на врача. Что же тот медлит?

— Так! Так!

Дежурный врач достал из стопки папок нужную, положил ее перед собой и дунул на обложку.

— Неизвестный.

— Что «неизвестный».

— Фамилия пациента. Так записано. А что фамилия вам показалась необычной? Знаете, каких только фамилий не встречается!

— Записал. Дальше!

— Место проживания, прописки не указано. Прочерк. Видно, бомжует. У нас таких немало.

— Странно. На бомжа он не похож. А значит, где-то жил. Вероятно, что и работал. Может быть, женат. Есть родственники?

— Не указано. Прочерк. Ну, товарищ капитан, все указывает на то, что бомжует.

— А номер паспорта? Серия?

— Не указано. Значит, когда его сюда доставили, никаких документов при нем не было.

Кузмин постучал ручкой по столу.

— Странное у вас делопроизводство. Вроде солидное учреждение. И какое! Непорядок! Принимаете пациента, а никаких данных о нем нет. Как же так, доктор?

— Знаете, товарищ майор! К нам иногда поступают бомжи, у многих при себе никаких документов. И порой они бывают в таком состоянии, что даже не могут вспомнить собственное имя.

— Могу я поговорить с соседями по палате?

— Конечно! Ведь вы же представитель общественного порядка. Для вас не существует закрытых дверей. Я позову санитара. Он вас проводит. У них тихая палата. Но таков порядок: только в сопровождении санитара можно навещать пациентов.

— Тихая — это как понять?

— Ну, буйных мы держим отдельно. За ними особо строгий контроль. Круглые сутки. Санитары постоянно наблюдают за этими палатами. И если случаются эксцессы, принимают меры. А есть такие, кто ведет себя мирно и безобидно. Никаких выходок. Наш пациент тоже из таких. Вот подобные палаты мы и называем тихими.

Вошел мордатый мужчина с модной щетиной. «Или боксер или из уголовников», — подумал Кузмин. Нос у санитара был сломан и вверху возле глаз почти не выступал.

Переход по коридорам не доставил Кузмину особого удовольствия. У Кузмина с детских лет была аллергия на больницы. И само слово «больница» для него означало, прежде всего, боль. Это уколы, выдираемый зуб, запах лекарств, стоны.

С двух сторон неслись, где тихие голоса, где громкие, где крики. Как будто он попал в какой-то зверятник, где в клетках заперли диких зверей.

Санитары, поддерживая за руки, проводили пациентов, и тогда они прижимались к стене и пропускали процессию. Некоторые пациенты были в длинных халатах с завязанными на спине рукавами. У всех были испуганные глаза.

Вероятно, несчастных вели на очередную экзекуцию

Вспомнился Пушкин: «Не дай мне, Бог, сойти с ума! Уж лучше посох и сума!» Гений всё способен прочувствовать, понять и выразить. Ведь лучше не скажешь! Хорошо, если бы Бог избавил и от с умы и от тюрьмы. Но от такого уж точно. Человек, который сошел с ума, человек ли? Даже животное разумнее его. Нет! Это даже хуже смерти.

Вошли в палату. На трех кроватях сидели мужчины. На дальней у окна высокой мужчина кавказской внешности с черными живыми глазами. На нем были больничные штаны и белая майка.

Он читал. Когда они вошли, он положил книгу на тумбочку раскрытой вверх корочкой. Кузмин напрягся, но так и не смог прочитать названия. Даже хотел подойти ближе, но передумал.

Справа старичок с глубокими морщинами на лице и молодыми озорными глазами. Он подмигнул Кузмину, когда они вошли. Санитар нахмурился. Видно, панибратство здесь не приветствовалось.

Слева низенький коренастый мужичок с короткими серо-грязного цвета волосами. Возле него лежала небольшая синяя библия. Такие книжечки раздают бесплатно.

— Добрый день! Майор Кузмин.

Поздоровался он. Старичок привстал и отвесил низкий ёрнический поклон и снова плюхнулся на кровать.

— А выправка как у генерала, — усмехнулся старичок.

Санитар привалился спиной на косяк и сложил руки замком на паху. Он медленно переводил взгляд с одного на другого пациента. Всем своим видом он показывал, что пока он на посту из палаты не только никто не выйдет, но и не позволит себе никакой вольности. Здесь он хозяин, господин и барин. А они всего лишь крепостные. Кузмин присел на дальней пустой кровати, которая, получается, принадлежала сбежавшему пациенту. Заглянул в прикроватную тумбочку. Придвинул единственную в палате табуретку и положил на нее свою папку.

— Как живете — можете?

Надо же было с чего-то начинать. И желательно сразу установить контакт, вызвать к себе доверие. Официальный тон помешает, насторожит, заставит замкнуться. Это Кузмин уже понял в первые годы службы. Покажи симпатию даже к преступнику, и он будет говорить с тобой иначе.

— Лучше всех! — отрапортовал старичок.

— А вы оптимист, — ухмыльнулся Кузмин. — Мне нравятся оптимисты. Вот с нытиками тошно.

— Я разведчик.

— В смысле?

— Да всю войну прошел в разведке до самого Берлина. Правда, не повезло. Гитлера так и не повидал.

— Вот даже как!

— Сами понимаете, что разведчику нельзя без оптимизма. Если идешь на задание и думаешь, что тебе конец, то тебе точно будет конец.

— Вы, наверно, догадались, по какому я поводу здесь? Не будете возражать, если задам пару вопросов?

Кавказец и круглолицый молчали. За всех отдувался старичок, самый словоохотливый в их компании.

— Чего же не догадаться? ЧП у нас. А вы нас подозреваете в соучастии. То есть это мы организовали его побег?

— Я вас не подозреваю. И мысли такой не было. Но вы соседи по палате. И я обязан вас расспросить. Я должен выяснить все обстоятельства. Кстати, как вы обращались к своему соседу? По имени, по кличке или еще как-то там? Типа «эй, ты».

— Что к нему обращаться? Он немой. Ни бэ — ни мэ — ни кукареку. мы и имени-то его не знаем. Сидел только и улыбался, как блаженный.

— А на вечерней прогулке вы были вместе? Или, быть может, видели, как он прогуливался?

— Как вместе? Вышли вместе, потом кто куда разбрелся. Я вот под кустик пошел покурить. У кого-то есть знакомые из других палат. Идут к ним поболтать.

— А мужчины и женщины у вас гуляют вместе или по раздельности? В разное там время?

— Чего же не вместе? У нас же не тюрьма, а образцов-показательная больница. Может быть, и того-самого. Но с этим делом сложно. Санитары строго следят и блуда не допускают.

— То есть вы вышли на прогулку и разошлись, кто куда, и друг друга не видели? Так?

— Да.

— И соседа своего не видели? Где он гуляет, с кем, куда пошел, вы не видели? Так?

— Да.

— И хватились его только тогда, когда вернулись с прогулки? Зашли в палату, а он не пришел?

— Так.

— Вы сообщили администрации?

— Ну… Ну, в общем, не сообщали. Может, где-то задержался. Откуда нам знать. Каждый возвращается в разное время.

— А когда вы его хватились?

— За ужином. За ужином все собираются. А нашего немтыря не было. Ну, и забеспокоились.

— Что он за человек?

— Хороший человек. Всё время улыбался. Только что не говорил. Мычал, как теленок. Точнее хрипел. Вроде и хочет что-то сказать, а ничего, кроме хрипа, не получается.

— Еще он художник, — воскликнул Баранов.

— Художник? Любопытно! А что он рисовал? Как рисовал? Рисунки его сохранились?

— Кумыс, покажи!

Кумыс протянул ежедневник. Кузмин стал листать, останавливался на каждом рисунке.

Прекрасный рисовальщик. Вон как точно изобразил соседей. Кузмин переводил взгляд с рисунка на оригинал. Да! Тут бесспорный талант рисовальщика. Вот кабинет заведующего больницей и сам заведующий. Рядом молодой доктор, длинный и худощавый, как жердь. Надо бы узнать, кто это такой и что они там делали в кабинете. Со спины, наверно, сам Хоменко. А это же Ольга! Невероятно! Если Хоменко потерял память, то, как он мог вспомнить свою возлюбленную? Выходит, он не совсем безнадежный. И этот образ всплыл из его подсознания, и он сам не подозревает, кого изобразил. Но из подсознания могут выплыть и другие воспоминания.

— Что же, граждане!

Кузмин поднялся.

— Я очень вам благодарен. Желаю вам скорейшего выздоровления! Побыстрей вернуться в семьи!

— Вы считаете, что мы больные? — спросил ехидный старичок. — И что нас непременно вылечат?

— Разве в больницу помещают здоровых?

— Логично, — кивнул старичок. — С точки зрения здравого смысла, больница — это место для больных. Но спросите любого, как он попал сюда. Думаете, по собственному желанию? Получается любопытная картина. Вот я после конфликта с важным человеком. Баранов после того, как он высказал начальству всё, что он о нем думает. Да, признаюсь, сделал он это не в интеллигентных выражениях, допустил бестактность. Кумыс после того, как решил развестись с женой. И сразу же у него появился диагноз. Как же он с таким диагнозом был бизнесменом, непонятно. Но был бы человек, а диагноз найдется. Даже у совершенно здорового. Так что любой может попасть сюда.

— Извините, я полицейский, не врач. И ничего по этому поводу сказать не могу. Хотя…

Кузмин и санитар вышли.

— А ведь они производят впечатление вполне нормальных людей, — сказал Кузмин. — Если бы они не были тут, а бы никогда не сказал, что они сумасшедшие. Обычные люди.

— Нормальных людей не существует в природе, — меланхолически ответил санитар. — И никто вам толком не объяснит, что такое «норма». Психика, как флюгер. Обязательно куда-нибудь отклоняется. Слышали про Аверьянова?

— Кто такой?

— Был такой. Кандидат философских наук. Умница, говорят, необычайный. Книжки писал, лекции читал студентам. Так с других факультетов приходили послушать.

— И что?

— Дама сердца у него была. Аспирантка. Моложе его значительно. Красавица. Говорят, любовь у них была, как у Ромео и Джульетты. Подарки ей делал дорогие, за границу возил. До брака почему-то не доходило. Хотя с женой профессор был в разводе. Вот в один прекрасный день наш Сократ берет кухонный нож и перерезает горло своей красавицы. Делает это хладнокровно, как мясник. Разделывает ее, как какую-то свиную тушу. Когда его потом спросили: «Зачем вы это сделали?» — ответил «Хотел посмотреть, что у нее там внутри». Это как ребенок, который разбирает будильник. Что же там у нее такое, что она так притянула меня к себе?». — «Посмотрели и что?» — «А ничего! Всё обычно и прозаично. Внутренности. И всё в крови! Никакого алмаза, кристалла, хрустального ящичка с секретом и в помине нет. Сердце, легкие, селезенка, желудок, кишки… Я разочарован». Три раза его направляли на судмедэкспертизу. Ну, не может нормальный человек такого сделать. Ни судьи, ни следователи в этом не сомневались. Три раза один и тот же диагноз: психически здоров, отклонений нет. Даже наняли независимую экспертизу. И та точно такая же: здоров. Вот еще. Нашу больницу в просторечии называют «дурдомом», что в принципе неверно. Кто такой круглый дурак? Шизофреник. Но шизофрения не лечится. Она может принимать разные формы, обостряться, затухать, но вылечить ее нельзя. Зачем же их держать здесь? Если человек родился с одной ногой, то хоть сколько держи его в больнице, а вторая нога не вырастит. Так и с полным идиотом. Круглые дураки сидят по домам. А здесь есть такие умники. Ну, с завихрениями, конечно. Чаще всего так называемый маниакальный психоз. Вобьет себе в голову что-то, и ничем оттуда не выковырнешь.

Кузмин расстался с ним и пошёл к проходной. Когда он вошел, охранник подскочил. Он был напуган. И это сразу насторожило майора. Если человек не виноват, то чего ему бояться? Глаза его забегали. Кузмин усмехнулся. Значит, совесть не чиста. Или страх перед людьми в форме, который идет с детских лет, потому что мама, когда он капризничал, пугала его милиционером.

— Кто вчера был на посту?

— Так это… Говнов.

— Как? — удивился Кузмин.

Может быть, он ослышался. И на самом деле Ковнов. Разве можно жить с такой фамилией — Говнов?

— Ковнов. Но все его величают Говнов.

— Адресок имеется?

Кузмин вздохнул с облегчением. Иметь дело с человеком по фамилии Говнов как-то не хотелось.

— Ну, да!

— Хотя вызовите его срочно на работу. У него же есть машина? А то дома, сами понимаете, совсем не то.

— Машина есть.

— Пусть побыстрей приезжает!

Когда Ковнов появился в проходной, по его бегающим глазам Кузмин догадался, что у него рыльце в пушку. У невиновного человека совсем другой взгляд.

Кузмину стало ясно, что без участия этого товарища не обошлось. Ну, что ж! Нужно ковать железо, пока оно горячо. Ковнов был напуган и ничего не стал утаивать.