В эту ночь всех святых поминая

А говорили – тыквенная каша полезнее, чем кофе с сигаретой:
мой организм от шлаков так очистит, что через месяц влезу в хула-хуп!
Девичье сердце всякой верит лаже – и я, мечтой о стройности согрета,
набрала сорок тыкв золотистых и шкаф заполнила мешками круп.

А как пугали гиподинамией, инфаркт, инсульт и диабет пророча!
И я, забыв в бреду оздоровленья, что тощая корова – не газель,
себя вязала в асаны лихие, – герой и рыба, лотос и клубочек, –
качала пресс брюшной до озверенья, тягала неподъёмную гантель.

Ножом кромсала тыквенное тело, пшено безжалостно в котле варила,
давясь, полезную глотала гадость, и всё теснее был дверной проём.
Без курева зверела и толстела, жила, как в животе у крокодила,
и тридцать восемь тыкв ещё осталось, когда октябрь сменился ноябрём.

О, жуткие ночные именины! В шавасане* я тыквами распята,
багровые оскалы в кожу впились, поток пшена петлёй на горло лёг…
Я поедала плоть плодов невинных – жестока, но заслуженна расплата.
И всё-таки я своего добилась: умру здоровой, как последний йог.

*Шавасана – поза трупа.