А.Посохов "Рассказы" (книга)

Александр Посохов

РАССКАЗЫ

Москва

2021 г.

ДОРОГИЕ МОИ МОСКВИЧИ

1975 год. Застой ещё не совсем полный, а до перестройки вообще далеко. Подъезжает к Москве поезд дальнего следования. В купе два парня, примерно одного возраста. Один с Алтая, а другой во Владимире подсел, из командировки домой едет. Одного Саня зовут, а другого Ваня.

— Так тебе остановиться не у кого? — спросил Ваня.

— Даже знакомых никого нет, представляешь, — ответил Саня.

— Тогда у нас поживёшь. Я всё равно, когда жены нет, у родителей живу. Поесть там, постирать, на всём готовом, сам понимаешь.

— А жена где?

— Она у тёщи на даче в Переделкино. Урожай помогает им собирать, пока тепло. Короче, у нас остановишься.

— Да я на недельку всего. Побываю, где запланировал, и назад. А что я должен буду?

— Ты что, с ума сошёл! Это же чисто по-человечески.

Добирались от вокзала вначале на метро, потом на автобусе, и минут десять пешком шли. Район, судя по новеньким домам, выстроен был совсем недавно. Как Ваня с женой поселились в небольшой двухкомнатной квартире, Саня интересоваться не стал, неудобно было.

— Так, холодильник я включил, бельё на диван положил, где магазин показал, адрес и номер родителей под телефоном, ключи передашь соседям напротив, всё. Я уехал.

И Ваня уехал. А Саня остался, не веря своему везению. Сел у окна и думает, как так можно, какой-то парень-москвич запросто оставил квартиру незнакомому парню-немосквичу.

Дня через два зазвонил телефон, и мама Вани пригласила Саню в гости. Просто так, на пельмени. Саня приехал, рассказал Ваниным родителям, что три года назад закончил институт, работает на заводе, ждёт квартиру, должны дать как молодому специалисту, что никогда раньше в Москве не был, а тут решил в отпуск съездить, что по Красной площади он уже погулял, Ленина видел, на ВДНХ тоже был. Теперь вот надо обязательно на Новодевичьем кладбище побывать, у могилы Шукшина постоять.

На следующий день Саня поехал на кладбище. А туда кого попало не пускают, оказывается, только родственников по спецпропускам. Встал Саня у ворот и не знает, как быть. И тут вдруг подходит к нему женщина с корзинкой цветов.

— Держи вот, — понимающе сказала она Сане. — Со мной пойдёшь.

Так Саня и прошёл к знаменитому земляку. Только вначале он с корзинкой в руках проводил эту добрую женщину к могиле её отца, учёного, академика.

Перед самым отъездом из Москвы Саня всё думал, ну как же отблагодарить Ваню. И, ничего не придумав лучше, он просто оставил на тумбочке у входной двери бутылку коньяка, коробку конфет и записку со словами: «Спасибо вам, дорогие мои москвичи!»

* * *

СОВСЕМ ОБОРЗЕЛА

 Национальности этих замечательных людей называть не буду, а то соплеменники их поймут всё неправильно, будто я не о юморе только. А я именно только о том, что смешно было и запомнилось навсегда.

Наняли мы для ремонта квартиры одну супружескую пару. Точнее, они сами напросились, поскольку соседями оказались после нашего переезда в этот дом. Её, допустим, звали на русский лад Зоя, а его Дима.

Работали они не очень дружно. Я имею в виду то, что они между собой почему-то часто ругались на каком-то своём языке. Причём, национальности у них были близкие, но разные.

Так вот. В этот день они должны были циклевать пол. Мы с женой приходим проверить, как идут дела. Заходим в квартиру. В углу комнаты стоит огромная циклёвочная машина с разобранным кожухом. Посередине комнаты стоит Зоя и вроде как плачет. Димы нет.

— Что случилось? — спрашиваем.

— Совсем оборзела, — отвечает.

— Кто?

— Дима. Дралась, кричала.

— А чего это он так?

— Машинка сломался.

— А с ней что?

— Резинка порвался…

Ну вот как тут не рассмеяться! Прошло много лет, а мы с женой на вопрос о том, что случилось, отвечаем иногда друг другу в сердцах: «Машинка сломался, резинка порвался».

* * *

МЕДВЕЖАТНИК

Было это в начале восьмидесятых минувшего столетия. Окраина большого промышленного города на Урале. Встречаются в трамвае двое: один в чёрном пальто и шляпе, другой — в военной форме. Оказалось, оба росли в одном районе, учились в одном ремесленном училище, но не видели друг друга лет двадцать.

— Слушай, последний раз мне о тебе сообщили, что ты будто в Москву перебрался, мать твоя тоже уехала, и ни слуху о тебе, ни духу, — это тот, что в военной форме, сказал.

— А я о тебе последний раз узнал, что тебя прямо с танцев на пятнадцать суток запрятали, из бокса попёрли, — а это уже тот сказал, что в пальто и шляпе.

— Всё, выходим здесь. У меня тут служба рядом. Зайдём, я задачу поставлю и поедем ко мне домой. Такую встречу отметить надо. Посидим, повспоминаем.

Тот, что в пальто и шляпе возражать не стал, и оба, выйдя на остановке, направились к стоящему неподалёку перед высоким забором с колючей проволокой одноэтажному зданию с охранной будкой и табличкой, указывающей номер ИТК.

Зашли. Навстречу две женщины взволнованные. Видно, что просто гражданские сотрудницы.

— Товарищ майор, у нас ЧП. Ключи потеряли.

— Какие ключи?

— От общего сейфа.

— Ну вот, я же говорил, что у вас в одном месте ветер, в другом дым. Ладно, я вот друга детства встретил, а то я б вам сейчас устроил тут. По задницам обеим надавал бы как минимум. Зовите Медвежатника.

Минут через десять в дверь с другой стороны здания в сопровождении охранника вошёл невзрачный такой пожилой мужичок в арестантской одежде.

— Видишь сейф в углу?

— Вижу, обычный конторский ящик.

— А открыть мы его сами без ключа не можем. Так что давай, исполни номер. И побыстрее.

— А досрочку подпишите?

— Я тебе баланду отсрочу на недельку, хочешь? Открывай, говорю!

— Не могу, гражданин начальник, забыл всё.

— Так, дамы, покиньте кабинет, и ты, ефрейтор, тоже. У нас тут сейчас сеанс гипноза будет происходить по восстановлению памяти.

Женщины и охранник вышли. Майор привычными движениями начал расстёгивать портупею.

— Погоди, так нельзя, — остановил его человек в пальто и шляпе. — Дай я ему пару слов на ушко шепну.

Сразу за этим, не дожидаясь разрешения, он подошёл к Медвежатнику и очень тихо сказал ему что-то.

Мужичок мгновенно приободрился, уверенным тоном потребовал отвернуться, пошурудил чего-то там возле сейфа, и дверка открылась.

— Принимайте работу, гражданин начальник. А про досрочку забудьте. Я ни о чём не просил, это шутка такая.

— Ефрейтор, зайди, — крикнул майор. — Забирай его.

Спустя час друзья детства сидели за столом на маленькой кухне в хрущёвском доме и пили водку.

— Так чего ты сказал Медвежатнику, признавайся? Он из блатных, кого попало слушать не будет.

— Да просто попросил по-человечески. Не бери в голову…

Посидели, повспоминали. На прощание обнялись. Догадался начальник колонии для заключённых или нет, что тот, кого он встретил через много лет и кого в гости пригласил, является вором в законе — неизвестно.

Чего только на Руси не бывает.

* * *

НИКАКИХ КОБЕЛЕЙ

— Никаких кобелей! — отрезал главный «таксист» общества охотников одного большого российского города. — Пока ваша Ася в нору за лисой не полезет, вязать её категорически запрещаем.

— Ну мы уже несколько раз на притравке были, — взмолился Серёга, здоровенный мужик средних лет, хозяин вертлявой таксы очень редкого кофейного окраса. — Не хочет она без меня лезть в эту подозрительную дырку. А я как туда вместе с ней залезу?

— Я, конечно, ценю ваш юмор. Но и вы нас поймите. Мы продали вам элитную собаку с импортной родословной и нам надо довести её до соответствующих кондиций. А потом уже повязать её с таким же избранным самцом и получить от неё достойное потомство.

— Но ей уже два года, — не унимался Серёга. — По человеческим меркам она скоро в старую деву превратится. А с какой страстью она на пёсиков разных смотрит, вы бы только видели. Течка ведь у неё в самом разгаре.

— Я всё видел и знаю, кто на кого и как смотрит. Я тоже человек.

— Значит, не пожалеете?

— Нет.

— Тогда вы не человек.

— А кто?

— Бюрократ собачий.

С тем и вышел Серёга из общества. Идёт, Аську на поводке коротеньком держит, и думает: «И на кой чёрт я с этой конторой связался. Да мы и без неё повяжемся. На охоту мы не ходим, охотничий билет нам не нужен. И лиса какая-то драная нам не нужна. Вот встретим кобелька по своей породе и всё, будем рожать».

И встретили. Через полчаса буквально, по дороге домой. Издалека заметили в одном из попутных дворов. Подошли, познакомились. Упитанного такого чёрного кобеля звали Лёвушкой, а хозяина — Федя. И лет этому Феде, оказалось, столько же, как Серёге, а вот Лёвушке его — уже целых четыре года. Рассказал Серёга Феде о своей навязчивой проблеме, и они быстро договорились о главном: одного из щенков хозяин Лёвушки заберёт первым по своему выбору, даром, как и положено.

И тут же все четверо поднялись к Феде в квартиру на четырнадцатом этаже. Жена Федина, по его словам, куда-то давно подевалась. Как и Серёгина, впрочем. Может, вместе они и сбежали, куда подальше, оставив своих собаколюбивых мужей в одиночестве.

— Так, — с видом опытного специалиста распорядился хозяин квартиры. — Жениха с невестой закрываем в комнате, а сами идём на кухню. По такому случаю и выпить не грех.

Выпили сразу по целому стакану водки, потом ещё. Хозяин Лёвушки тоже, как выяснилось, был к этому делу давно привычным. И здоровенным таким же был. Но вскоре, однако, всё равно оба они захмелели и давай наперебой расхваливать своих драгоценных питомцев.

— А ты знаешь, какой он у меня умный. Покажи, говорю, как папа пьяный валяется, и он бряк на спину.

— А она у меня знаешь, какая охотница. Всех крыс возле столовой напротив передушила. А породистая какая, в паспорте у неё одни иностранцы.

— И у меня Лёвушка голубых кровей, принц датский.

— И у меня принцесса оттуда же.

— Докажи, — потребовал Федя.

— Докажу, — уверенно заявил Серёга и полез в карман за собачьим паспортом. — Я как раз сегодня его взял, когда в общество пошёл. Вот смотри, отец Лорд-Фердинанд, мать Габра-Александрина.

— Погоди, и я свой достану, — сказал Федя и вытащил из ящика в коридоре паспорт Лёвушки. — Так, читаем, отец Лорд-Фердинанд, мать Габра-Александрина.

— Ничего себе! — воскликнул ошалело Серёга. — Так у них что, общие предки что ли?

— Мать честная! — следом воскликнул Федя. — Выходит, мы с тобою суицид им устроили что ли?

— Не суицид, а инцест, тоже ещё грамотей. И всё из-за тебя. Бродишь тут по улицам на виду у всех со своим толстяком лопоухим.

— Да это ты же ко мне со своей течкой припёрся.

— Ладно, делать-то что будем? Они уж там сцепились, наверно.

— Бери веник, а я швабру возьму в ванной. Расцеплять будем. Ударим им по хребтам и разбегутся.

— Своего бей, сколько хочешь. А мою не трогай. Я её сам аккуратно руками оттащу. Да открывай ты уже двери.

Открыли. И что? Ася сидит посередине комнаты, приветливо виляет хвостом и с удивлением смотрит на забившегося в угол Лёвушку.

— Всё ясно, раскормил пса до бессилия, — сказал Серёга, бережно поднимая Аську с пола. — Пойдём, красавица моя, отсюда. Тут одни импотенты живут.

— Вот именно, — со злостью отреагировал на то Федя. — Забирай свою шавку и проваливай отсюда. Просто мой Лёвушка сам обо всём догадался и не захотел суицида с сестрой.

— Инцеста, дебил.

— Я тебе сейчас как дам вот этой шваброй по башке, сам ты дебил. Выпил на халяву и доволен…

* * *

ПОЛЁТ В БУДУЩЕЕ

Явился Иван домой ровно в полночь. Минут десять не мог ключ в замок вставить. Но жену будить не хотел. Когда всё же противная дверь в квартиру открылась, Иван зашёл и сразу рухнул у порога. Не раздеваясь. Силы для вертикального положения покинули Ивана окончательно. Ещё бы, столько выпить: бутылка водки, две бутылки пива, или три, да без закуски путёвой, головка лука — не мясо в горшочке. Короче, очередной недельный запой подкосил Ивана под корень. И он мгновенно заснул. Успев, правда, подложить под голову мятый сапог жены.

Ноги Ивана, как и остальные конечности, блаженно расслабились. Но могучий богатырский мозг его продолжал работать. На самом деле в дымину пьяный он валялся в прихожей, а во сне он летел на Марс. В каком-то вагоне типа трамвая. Народу много, и все какие-то однополые, ни мужики, ни бабы. И он такой же. Только беременный, сидит и смотрит на своё огромное пузо. Чувствует, подошло, рожать надо. Помогите, кричит, схватки у меня. А народ его успокаивает, потерпи, дорогой, долетим скоро. А он в ответ кричит, давайте на Луну завернём, там роддом, говорят, хороший, у меня уже воды отошли. И чувствует при этом, что его кто-то реально в бок пинает и тряпкой по спине охаживает.

Открывает Иван глаза — жена рядом в сорочке стоит.

— Опять обмочился, — говорит. — Ну вот что мне с тобой делать!

* * *

ГИПНОТИЗЁР

Хотите — верьте, хотите — нет. Было это очень давно. Я, начитавшись разных книг и статей о гипнозе, решил сам кого-нибудь загипнотизировать. А кого? Приятелей по двору — бесполезно. Надо, чтобы испытуемый совсем не знал меня, не видел раньше в своём кругу и безусловно верил, что я обладаю гипнотическими способностями. Типа: написано «Правда» — значит, правда; указано на афише «Народный артист» — значит народный артист; сказано, гипнотизёр — значит, он самый.

Для эксперимента выбрали одного обычного парня из соседнего цеха (работал я тогда электриком на заводе, и было мне 18 лет — почти мужик уже взрослый по тем временам). И наш и тот другой цех были огромными, под тысячу работников каждый. Кто-то из нашей бригады просто случайно знал того парня и несколько раз по моей специальной подсказке рассказывал ему обо мне, как об уникальном субъекте. Тот заинтересовался и согласился прийти в обеденный перерыв и попробовать моё воздействие на себе.

Вот он пришёл. Мы (я, он и человек десять любопытных и исподтишка хихикающих рабочих) спустились в подвальное помещение цеха, в раздевалку. Я попросил всех молчать, поставил его лицом близко к стенке между шкафами, сам расположился чуть сзади, а за мной — сильно сомневающаяся во всей этой затее разновозрастная публика.

Сеанс начался. Я монотонно, прерывая счёт усыпляющими фразами, досчитал до десяти, приказал парню слушать только меня и спать. И он, правда, заснул, слегка наклонившись вперёд и прижавшись с закрытыми глазами лбом к стенке. Я сам растерялся, опешил даже, но не подал виду и стал приказами поднимать ему поочерёдно руки, то до плеча, то выше. Движения его были неестественно послушными, роботоподобными какими-то. Просто усилиями извне опустить ему руки было невозможно, они опять, как на пружинах, поднимались в то положение, которое я обозначил словами.

Неискушенная в таких делах публика была поражена. Все видели, что никакого подвоха тут нет. Парень действительно погрузился в гипнотический сон с непосредственным восприятием внушений с моей стороны. Конечно, нашлись сразу шутники, которые начали советовать мне снять с него штаны, поставить на колени, заставить ползать и проделать с ним прочие смехотворные манипуляции. Но мне было совсем не до смешков. Я никого толком не слышал, а думал лишь о том, как вывести испытуемого из этого самого сна.

До сих пор рад тому, что всё завершилось благополучно. Я досчитал до десяти, прерывая счёт картинками пробуждения. Но этого оказалось мало. Пришлось считать дальше, украшая процесс новыми ощущениями выхода в реальность. Хорошо, что я ни разу не сбился и не заикнулся. На счёте двадцать парень проснулся, очумело взглянул на всех и направился к выходу. Я только успел спросить его, помнит ли он что-нибудь. Он отрицательно покачал головой и признался, что вообще не заметил, как уснул. На том всё и закончилось. Больше я никогда ничего подобного не проделывал. Хотя мог, наверно, совершенствуя такие навыки.

Однако, я не только об этом случае, как таковом. А о том ещё, почему же всё-таки нормальный с виду парень попал в подневольное гипнотическое подчинение. Полагаю, что на моём месте и на его месте мог быть кто угодно. Как персонально, так и коллективно. Наверное, все мы делимся в разнообразных формах и проявлениях на тех, кто внушает, гипнотизирует и на тех, кто спит или полудремлет с несамостоятельным восприятием происходящего. Чтобы жить в реальном мире и не подчиняться чужим командам, нельзя никого и ничего принимать просто на веру. А мы все, в большинстве своём, принимаем. Вот и ползаем зачастую без штанов и на карачках. Сами при этом смеёмся и других потешаем. Да ладно, просто смеёмся, а то ещё и в драку лезем под влиянием веры в кого-то или во что-то.

* * *

СМЕШИНКА ДЛЯ САШЕНЬКИ

Поздний воскресный вечер. Счастливое мирное время. На широкой и мягкой кровати уютненько так расположилась девочка Саша, которая приехала к бабушке с дедушкой на выходные. Но сразу же спать она не собирается. Надо ещё чтобы дедушка обязательно рассказал на ночку смешную историю. Он всегда ей рассказывает такие истории перед сном. А она всегда смеялась и, перебивая дедушку, добавляла к его повествованию свои весёлые придумки.

— Дед, ну скоро ты? — позвала она дедушку.

— Господи! — проворчал дедушка, входя в комнату. — Я тебе давно уже всё рассказал.

— А ты просто придумай что-нибудь, — посоветовала Сашенька.

— Ладно, как скажешь, — согласился дедушка и, не раздеваясь, лёг рядышком с внучкой. Сашенька тут же сложила ручки под голову и крепко прижалась к родному дедовому плечу.

Все дедушкины истории всегда начинались со вступительного слова «однажды». Но рассказывать разные необычные и весёлые истории становилось дедушке всё сложнее — уж всё, казалось, самое смешное и удивительное он уже вспомнил и обсмеял вместе с внучкой. Поэтому в последнее время он чаще всего произносил по ходу то, что просто в голову приходило. При этом, начиная очередную галиматью, он сам точно не знал, какое слово должно последовать за вступительным. Именно так было и в этот раз.

— Однажды, — начал дедушка свою очередную историю, — иду я по окраине села. С одной стороны дома, а с другой стороны густой лес. Чувствую, мне сильно в туалет надо, как тебе иногда. Но к домам же я не пойду, там люди и видно всё. И я, конечно, пошёл в лес. Вижу, на опушке туалет деревянный, из брёвен сложенный, с двумя входами с разных сторон. На одной стороне написана большая буква «М», а на другой стороне написана большая буква «Ж». Знаешь, такие туалеты бывают в деревнях или на автобусных остановках за городом?

— Знаю, — ответила Саша. — Мы заходили в такой, когда на дачу к маминой подруге ездили.

— А что буквы «М» и «Ж» означают, знаешь?

— Да, мужчины и женщины.

— Правильно. Так вот, забегаю я в туалет со стороны буквы «М», а там медведь сидит. И как зарычит на меня: «Ты что, слепой что ли!» Я говорю испуганно: «Нет, не слепой. Я зашёл сюда, потому что буква «М» с этой стороны». А медведь ещё страшнее как зарычит: «Так это же звериный туалет. А буква «М» означает, что это для медведей». Представляешь? Вот такая история со мной приключилась.

Сашенька громко засмеялась. Дедушка тоже сам расхохотался, но что дальше рассказывать, он не знал и не думал вовсе. Рассмешил ведь внучку, подумал он, обязанность свою выполнил и хватит.

— Вы чего там расхихикались! — послышался из кухни строгий голос бабушки. — Опять смешинка в рот попала. Спать пора, завтра папа с мамой рано приедут, в садик надо, а они гогочут. Дед, кому говорю, закрывай двери и иди сюда.

Дедушка встал, нежно поцеловал внучку в лобик, пожелал спокойной ночи и хотел выйти уже. Но Сашенька, продолжая смеяться, остановила его:

— Подожди, дед, а с другой стороны жираф сидел что ли?

Но дедушка закрыл уже за собой дверь, и Сашенькин вопрос так и остался без ответа.

* * *

ДОПРОС

В кабинете двое, молодой полицейский и пьяный гражданин пожилого возраста.

— Ну что, мужик, давай поговорим?

— Давайте, только сначала выпьем.

— Нет, давай поговорим, а потом выпьем, может быть.

— Да кто же так работает?

— Я так работаю.

— А наоборот не пробовали?

— Не твоё дело.

— А, если не моё, чего тогда говорить?

— Для протокола.

— Так вы писать будете?

— Буду.

— Ну, пишите.

— Итак, что ты сказал потерпевшим?

— Сказал, что мужик сказал-мужик выпил.

— А потом?

— Сказал, что мужик выпил-мужик сказал.

— И что ты сказал?

— Сказал, что все говорят.

— А что все говорят?

— А то вы не знаете.

— Не знаю.

— Сказал, что они говорят.

— Кто они?

— Мужики.

— Какие мужики?

— Которые говорят, что мужик сказал-мужик выпил.

— А потом мужик выпил-мужик сказал, так что ли?

— Так точно.

— Ты уже это говорил.

— И ещё скажу.

— А я ещё раз спрашиваю, что ты сказал потерпевшим?

— А то вы не знаете.

— Не знаю, скажи.

— Так я же уже сказал.

— Да что ты сказал-то?

— Давайте выпьем, потом скажу.

— А без выпивки не скажешь?

— Не скажу.

— А что я в протокол должен записать?

— Не знаю. Я уже столько наговорил, а вы не пишете.

— А чего писать-то, хрыч старый?

— Это вы уже сами должны знать.

— Что я должен знать?

— А вы не понимаете?

— Не понимаю.

— А поговорить хотите?

— Хочу.

— Ну вот, когда работать научитесь, тогда и поговорим.

На том допрос и закончился.

* * *

СВИДАНИЕ С КОРОЛЕВОЙ

1965 год. Пятница. Время 16.15. Иду с завода после укороченной смены для рабочих, обучающихся в вечерней школе. Через дорогу от проходной кинотеатр. Взял билет на 16.30. Название фильма не помню. Очень пожилая контролёрша проверила, пропустила, ничего не сказала. В просторном фойе люди спокойно ходят, портреты артистов разглядывают. Двери в зал открыты, свет горит, и там уже сидят зрители, совсем немного, правда. Звучит звонок, захожу, сажусь на своё место. Двери закрываются. Люстры гаснут. Всё, как обычно. Но дальше… Засветился экран, на нём какой-то мужик, спиной к камере, отъезжающий паровоз, на ступеньках вагона какая-то тётка с растрёпанными волосами, которая истошно кричит этому мужику: «Прощай, Федя!» «Прощай, моя королева», — трагическим тоном произносит мужик, не оборачиваясь. Паровоз с дымящей трубой удаляется в маленькую точку посредине экрана, из которой, всё увеличиваясь, наезжает на зал большое слово «Конец». Длилось это зрелище минуту, не больше. Включили свет. Ну, думаю, сапожники, с обратной стороны плёнку зарядили. Ладно, подождём. Но, что я вижу — зрители все встают и молча дисциплинированно направляются к выходу из зала, в углу возле сцены. И я встал, оглянулся, позади меня уже никого нет, я один остался, двери в фойе закрыты. Помешкал чуть и тоже вышел. Стою на другой улице, за кинотеатром уже, и гадаю, что за случай такой. Пару раз провернулся на месте и в полном недоумении потопал, куда и не надо было пока. Через минут десять, однако, я решил вернуться и выяснить, за что же я отдал целых 50 копеек. Даже матюкнулся про себя, как умел. Тем более, что я тогда уже мечтал стать назойливым адвокатом. Вернулся, выяснил. Оказывается, в кинобудке перед самым концом предыдущего сеанса вырубили электричество. Кто-то из зрителей ушёл, а кто-то остался досмотреть, так как им пообещали быстро устранить неполадки. Вот я и попал в число этих недосмотревших свой фильм зрителей.

— Оставайся на следующий сеанс, — предложила контролёрша. — У меня всегда есть в запасе одно свободное место на всякий случай.

— Нет уж, спасибо, — ответил я. — В 18.30. у меня тут рядом свидание со своей Королевой.

— С какой ещё королевой? — удивилась добродушная сотрудница советского кинопроката.

— С настоящей, — уточнил я. — Магомаевской.

Моя Королева явилась вовремя. Молоденькие фрезеровщицы тогда не позволяли себе опаздывать на встречу с парнем. Особенно слегка рыженькие, с чудными веснушками, искренней улыбкой и преданным взглядом.

* * *

ПОДЕРЖИ, МАШЕНЬКА

 Случилось это в начале девяностых, сам всё видел. Поздно вечером идут мимо входа в ресторан ну очень интеллигентного вида старичок со старушкой. И в этот самый момент вываливаются из дверей два пьяных амбала в кожаных куртках. И давай дурашливо за старичков этих цепляться, вешаются на них, обхватывают, будто приятелей закадычных. Да ещё матюкаются и ржут при этом, как последние отморозки. Шляпку с головы старушки сорвали, волосы растрепали. Тогда старик, сильно оттолкнув обоих в сторону, снял очки, сказал жене «Подержи, Машенька» и так отметелил этих амбалов, что я до сих пор гадаю, выжили они или нет.

* * *

СПОЙ НАМ ПРО ВИТЬКУ МАХОВА

Было это в начале шестидесятых прошлого века. Я, мальчишка ещё по меркам нынешних времён, работал уже кадровым электриком по обслуживанию детских садов в одном из районов большого города. В постоянных напарниках у меня, или я у него, был мужчина, лет сорока пяти, фронтовик. Нормальный в общем мужик, но пил сильно. Однажды, 8 мая, после работы и сытного обеда в каком-то садике мы зашли с ним в небольшую ремонтную мастерскую местного жилищно-коммунального управления. Помещение мастерской располагалось в подвале красивого сталинского дома. Спустились, поздоровались. Двое мужиков, что там были, моего напарника знали и возраста они все были примерно одного. Сразу же на дощатом столе без скатерти появилась водка, закуска — хлеб, колбаса, консервы. И сразу же мужики выпили по целому стакану за предстоящий День Победы. Я тоже немного выпил, но от продолжения отказался. Они не обиделись. Смотрю, чуть поодаль, возле шкафа с разным монтёрским хламом, лежит на скамейке старенькая семиструнная гитара. Я взял её — бренчит. Подтянул струны, заиграл и тихонько запел. Мужики ещё выпили, захмелели, на меня ноль внимания, болтают о чём-то сумбурно. Но, когда они уже напились совсем вдрызг, что называется, мой напарник вдруг оборачивается ко мне и говорит:

— Спой нам про Витьку Махова.

— Про какого Витьку? — спрашиваю.

— Ну, что ты не знаешь, что ли! Про Витьку Махова…

С трудом, но всё же удалось выяснить у пьяной компании, что Витька Махов — это, оказывается, Серёжка с Малой Бронной и Витька с Моховой.

И, надо же, я как раз пару дней назад, хоть верьте, хоть нет, выучил эту грустную песню под гитару. Она мне очень нравилась и легко подыгрывалась.

Я, конечно, согласился. Запел. Думал, похвалят, спасибо скажут. Но слушатели мои после слов «Друзьям не встать. В округе без них идёт кино. Девчонки, их подруги, все замужем давно» громко разрыдались. Напарник мой при этом зло по столу начал стучать кулаком. Другой мужик откинулся на спинку замызганного дивана и крепко сдавил лицо руками. А третий, что с глубоким шрамом у виска, выскочил из-за стола, принял стойку бойца и с безумным взглядом стал строчить куда-то в стенку из невидимого автомата, громко выкрикивая «ты-ды-ды-ды-ды-ды-ды-ды-ды…» Потом я узнал, что у этого третьего после страшного ранения в голову случались иногда такие припадки.

Всю жизнь свою, долгую уже, помню я тех молодых ветеранов войны из шестидесятых. И песню «про Витьку Махова» не забываю.

* * *

КРУГОМ ОБМАН

Вчера по великому блату познакомили меня в одном элитном клубе с известной в определённых кругах светской львицей. Я привёз её в свой роскошный особняк и сразу, чтобы не терять время даром, отправил в ванную комнату, где у меня даже мочалки из золота. Открываю бутылку дорогого французского вина и вижу, как из ванной выскакивает никакая уже не львица, а просто мокрая курица. А курятника-то у меня нет, и яйца мне не нужны…

* * *

ПЕЧЁНКА

Расскажу вам коротенько одну историю. Давно, правда, это было. Но было, даже не сомневайтесь. Семья: муж, жена и трое детей. Супругам по сорок лет. Жена иногда работала по выходным. И вот приходит она как-то зимним вечером домой с работы. В доме порядок, дети накормлены. Заботливый хозяин и жену решил накормить. Подал ей на ужин жареную говяжью печёнку. Жена попробовала и давай недовольно фыркать да замечания делать. Не вымочил, пересолил, пережарил. Думать, говорит, надо, а потом делать. Да ладно бы раз сказала. А то ведь и во время еды, и после ужина, и перед сном. Ни словечка нормального. Муж не вытерпел, молча оделся и вышел из дома. Только дверь громко хлопнула. Вышел и пропал. Совсем, окончательно пропал. Никто и нигде его больше не видел. И ничего о нём неизвестно. Хотя много лет уже минуло. Вот так вот тогда женщина лишилась мужа, а дети отца. И всё из-за никчёмной бабьей сварливости!

* * *

ГЕРОИЧЕСКИЙ ШУТНИК

1951 год. Таджикистан. Утро. Аэродром. Самолёты на приколе. Рядом здание штаба. У входа чёрный лимузин с дремлющим шофёром. В помещении, похожем на школьный класс, лётчики. Почти все — боевые офицеры. Каждый сидит за отдельным столом.

За последним столом посередине сидит майор с глубоким шрамом на лице и золотой звездою на кителе. Пробивающийся сквозь окно солнечный луч будто специально падает на эту звезду, добавляя ей ещё больше блеска и значительности.

За «учительским» столом стоит пожилой генерал, чуть позади от него, прислонившись к двери — адъютант. Генерал говорит уже целый час. И всё о стоящих задачах по укреплению и защите южных границ. При этом он с особенным акцентом произносит фразы типа: «Перед нами стоят задачи», «Мы обязаны выполнить стоящие перед нами задачи», «Поставленные перед нами задачи требуют от нас…» и тому подобные. Раз сто уже сказал в полной тишине про эти самые задачи, которые всё стоят и стоят. И вдруг с последнего ряда раздаётся удар кулаком по столу.

— Вы с чем-то не согласны, товарищ майор? — спросил генерал офицера со шрамом и звездой.

— Согласен, товарищ генерал, — не вставая, как этого требует устав, ответил майор. И тут же продолжил, изображая важную озабоченность. — Только я вот о чём думаю. Вот бы у меня член так стоял, как перечисленные вами задачи!

Такого громогласного хохота горячая таджикская земля не слышала ещё, наверно. Генерал тоже разразился смехом и, закрыв лицо руками, плюхнулся на стул. А, когда слегка успокоился, повернулся к адъютанту и, кивая на рассмешившего всех майора, сказал по-доброму:

— И ведь ничего не сделаешь с этим шутником. Он же Герой Советского Союза.

* * *

ВЕСЁЛОЕ УТРО

 Суббота. Обычная московская квартира. За утренней трапезой дедушка, бабушка и Гришка, их шестилетний внук, которого в пятницу вечером на вкусные выходные доставили им постоянно занятые его папа и мама. Бабушка и дедушка — молодые пенсионеры, бывшие школьные учителя с навечно сохранившейся привычкой кого-нибудь чему-нибудь поучить.

— Ну как у тебя дела в садике? — спрашивает внука дед.

— Хорошо, — отвечает Гришка.

— А, если конкретно, чего ты там совершил выдающегося?

— Я с первого раза мячом точно в кольцо попал.

— Молодец! А ты знаешь, как называется тот, кто метко бросает, кидает или стреляет? Вот прицелился и попал прямо туда, куда надо.

Гришка, с маленькой котлеткой на вилке, слегка призадумался. Проходит минута.

— Ладно, я тебе подскажу, — не стал томить дорогого внучонка дедушка. — Слово это начинается с буквы «с».

— Стрелок что ли? — тут же спросил Гришка.

— Почти верно, — соглашается дед. — Только стрелок это вообще тот, кто просто стреляет. Все стреляют, значит, все стрелки. А вот как называют того, кто всегда попадает с первого раза точно в цель? Как ты, например, в детском садике.

Проходит ещё минута. Гришка молча жуёт котлетку и думает. Правда, не очень усердно, зная, что дедушка всё равно сам назовёт нужное слово.

— Подсказываю дальше, — говорит дед. — Снай?..

— Снай… — повторяет Гришка. — И кто такой этот снай? Дайте ещё подумать.

Прошла третья минута неглубоких детских раздумий. От котлетки ничего не осталось. Гришка беззаботно выбирает кусок шоколадного торта с цветочком и подносит его ко рту.

— Пер, — не выдержав ожидания правильного ответа и поставив недопитую кружку чая на стол, вдруг решительно произносит бабушка.

Дед чуть не подавился от смеха. Бабушка тоже громко расхохоталась, поняв, что вторую половину слова она озвучила с явным опозданием, да ещё с мягким звуком «е», а не «э». И Гришка рассмеялся над смешным словом, так и не разобравшись пока, кто же он — снай или пер.

* * *

ВРАТЬ УМЕТЬ НАДО

Сидят на скамейке в парке два очень пожилых соседа по дому, два деда, можно сказать. Один неторопливо, по глоточку, отпивает пиво из бутылки. Идут трое полицейских, при полной амуниции, видно, что на дежурстве. Останавливаются перед дедами.

— Почему нарушаем? — спрашивает сержант с планшетом на боку, не иначе как старший по наряду. — Распивать спиртные напитки в общественных местах строго запрещено. Такой порядок. Придётся штраф заплатить.

— Я не пью, — говорит один дед и, показывая на товарища, отодвигается на край скамейки. — Это он нарушает. Я его предупреждал, что нельзя.

— Ребята, родненькие, простите дурака старого, — виноватым тоном заговорил другой дед. — Я вообще не пью. Но сегодня день танкиста. А я в танковых войсках служил. Вот и решил отметить.

— Всё равно не положено, — говорит сержант и берёт в руки планшет. — Предъявите ваши документы.

— Да какие документы, помилуй, сынок, — искренне недоумевает нарушитель порядка. — Я же просто погулять вышел.

— Тогда назовите фамилию, имя, отчество. Я запишу и вы всё получите по почте.

— Канделябров Давид Соломонович, — не раздумывая ни секунды, представился дед с бутылкой.

— Ну и данные у вас, — удивляется сержант, записывая их на листок бумаги в планшете. — Необычные какие-то, редко встречаются.

— Да уж какие от родителей достались.

— А фамилия через «о» или через «а» пишется?

— Через «а», конечно.

— Понятно. Теперь адрес?

— Москва, улица Адмирала Кутузова, дом тридцать один, квартира тринадцать, — опять же без промедления ответил дед и бросил недопитую бутылку в стоящую рядом урну.

— Две чёртовы дюжины, одна против другой, — с улыбкой замечает сержант. — И как вам по такому адресу живётся?

— Нормально. Почти полвека уж обитаем с женой в этом доме.

— Ладно, я всё записал. Ждите квитанцию.

— А вы всё правильно записали? — забеспокоился дед. — А то пришлют не мне и не туда.

— Не волнуйтесь, гражданин. Ваши данные я зафиксировал точно.

Когда полицейские отошли на почтительное расстояние, всё время сидевший до этого молча второй дед, воскликнул:

— Ну ты даёшь, Петрович! Да ещё имя моё присвоил. И ни в какой армии ты не служил, сам же рассказывал. И жены у тебя нет. И дом у нас новый. И номер у него не тот. И квартира твоя две шестёрки. И никаким адмиралом Кутузов не был. Одно правда, что день танкиста сегодня.

— Это ты даёшь, Давидка! — возразил Петрович. — Я бы другое имя придумал, если бы ты не испугался и в сторону не отскочил. И про великого полководца нашего я без тебя всё знаю.

— Не обижайся. Я же просто пошутил. Откуда я знал, что они серьёзно привяжутся. Наверняка они тоже спектакль разыграли, ни протокола, ни свидетелей. Ты лучше признавайся, кто тебя так лихо врать научил?

— Отец, когда мне лет десять было. Взял как-то с собой под Новый год в лес за ёлкой. Мороз, помню, был сильный. Срубили мы небольшую ёлочку, идём себе домой, и вдруг лесник с дружинниками. И тоже блокнотик достали и фамилию у отца спрашивают. А он спокойно так отвечает, Канделябров. А я рядом стою, молчу. Записали всё со слов отца и отпустили. Вот с тех пор я и не представляюсь как есть без особой нужды.

— А попроще нельзя было придумать?

— Э-э, Соломоныч, тебя ли учить этому! Вот сказал бы я им честно, что я Сидоров Иван Петрович, проживающий на улице Ленина, они бы ни за что не поверили. Короче, врать уметь надо.

* * *

ЛЮБОВЬ ПО ПАСПОРТУ

Очередной раз, слава Богу, у пожилой супружеской пары опять всё получилось. Почти так, как в их лучшие молодые годы. А почти, потому что жене как-то не по себе было. По завершении навязанного природой процесса муж спросил у жены заботливо:

— Что-то ты, любимая, заприохивала сегодня?

— Заприохиваешь тут, когда ты удержу не знаешь, — проворчала жена, потягиваясь. — Выгибаешь меня, как вздумается, будто мне двадцать лет или я гимнастка какая. Все мышцы болят.

— Ну, знаешь, раз в неделю и потерпеть можно, — возразил муж.

— А ты в паспорт давно заглядывал?

— По этому поводу никогда, — ответил муж и добавил после некоторого раздумья. — Ладно. Намёк понял. В следующий раз учту.

Прошла неделя. Жена в полумраке привычно устраивается на кровати, зная о предстоящем событии. Подходит муж и перед тем, как приступить к вожделенным действиям, он что-то старательно кладёт на подушку, рядом с головою супруги.

— Что это? — спрашивает жена, оборачиваясь.

— Как это что, паспорт, — отвечает муж. — В раскрытом виде. Буду заглядывать иногда.

— А ты чей паспорт принёс?

— Твой, конечно.

— Нет уж, и свой неси тоже. Положишь его с другой стороны…

Как там получилось у них в этот раз, неизвестно. Но смеялись они долго и с обоюдным удовольствием.

* * *

БАБУШКА УМЕРЛА

1971 год. У нас с братом умерла бабушка, было ей почти 80. На Урале она оказалась во время войны, эвакуированная. Жила она когда-то в Питере и, если верить ей, то она даже с Лениным встречалась, в Смольном. Вспоминала его и плакала при этом почему-то. Помню, особо отмечала, что вождь был невысокого роста, чуть выше неё — метра полтора с кепкой, как говорят. И всё причитала, качая головой: «Хороший человек был».

Но не о том речь. Мне было 21, а брату 18. Я работал в учреждении культуры простым инструктором, а брат на крупном оборонном заводе электриком. По нынешним временам — ну кто мы такие? Никто, самые обычные люди, пацаны ещё, можно сказать, ни связей, ни положения, только жизнь самостоятельную начинали. Свердловск — город большой, а мы в нём — одни из сотен тысяч.

Однако… Я лишь заикнулся на работе, что у меня умерла бабушка, похороны в такой-то день, и мне сразу, без лишней волокиты, выделили автобус. А брату сказали, что выделят бригаду с машиной. Бабушка у нас тоже была самой обычной пенсионеркой. Выдающихся заслуг перед государством у неё не было, и никто из посторонних о ней ничего не знал. Но никаких подтверждающих документов о том, что она наша и что она действительно умерла, мы своим начальникам не предоставляли.

И вот похороны. Декабрь. На улице минус 40! «Мой» автобус с утра у дома, а «машина брата» задерживается. Полдень уже. Ну, думаем, обманули. Вдруг, чувствуем и слышим, дорога задрожала. Видим, к дому подъезжает громадный военного образца грузовик с колёсами, почти такими же, как у трактора «Беларус». И шесть мужиков в кузове стоят за кабиной. Поздоровались с братом и спрашивают: «Ну, где бабуля?». Оказывается, они до прибытия по указанному адресу могилу на кладбище копали…

Похоронили мы нашу бабушку достойно. Родственников и других, ещё живых бабушек, после поминок развезли на автобусе по домам. Мужики-помощники, что с завода, славно выпили и закусили, даже песни попели. Короче, всё получилось как-то ладно, по-человечески. Несмотря на лютый мороз и мелкие материальные затраты. Никаких официально отгулов на день похорон никто нам с братом не оформлял, и ни копейки из своих зарплат мы за невыход на работу никому не компенсировали…

Давно это было, очень давно. Но помнится с каким-то щемящим умилением и светлой грустью до сих пор. Попутно и время минувшее вспоминается. Но так, что не хочется сравнивать при этом некий социализм с неким капитализмом и рассуждать, а были ли они или есть в российской истории и что из них лучше. Но жизни-то реальные в разные времена, сейчас и тогда, сравнить можно. Без политических россказней. Бабушка-то наша реально умерла, и «культурный» автобус, и рабочие на грузовике с известного на всю страну завода реально были. И мы с братом реально чувствовали себя тогда вполне уже взрослыми и вроде как уважаемыми людьми. За спиной у каждого из нас вроде как реальный коллектив был, и реальные товарищи были, если позволите. И многие из наших товарищей тоже могли тогда без разорительных хлопот, с честью и приличием, похоронить своих бабушек. Жаль только, что через 20 лет мы всем народом свою страну так же достойно похоронить не сумели…

* * *

НОЖИЧЕК

Заканчивается судебное разбирательство уголовного дела по факту убийства в небольшом лесном массиве рядом с жилыми домами на окраине Москвы сорокалетнего мужчины, нигде не работающего, ранее судимого, алкаша и дебошира. В зале заседания, уже в качестве публики, три бывших свидетельницы — жена обвиняемого, соседка по этажу и консьержка. Последнее слово предоставляется подсудимому.

— Ваша честь, — обратился обвиняемый к судье, монументально красивой женщине с проницательным взглядом. — Я постараюсь коротко, по существу и по пунктам. Первое. Пусть я всю жизнь до пенсии проработал учителем в школе, к правоохранительным органам отношения не имею, но всё равно не могу понять такой юридический казус. Почему единственное, чем доказывается в деле моя вина, это мой маленький складной ножичек, с которым мы с женой иногда ходим за грибами? Которых, кстати, всё меньше и меньше, а в этом году вообще почти не было. Никто так и не ответил мне на вопрос, являюсь ли я идиотом, если я как бы вначале убил этим ножичком, а потом сам же аккуратненько положил его рядом с трупом? Кроме того, я много раз спрашивал следователя и просил адвоката выпытать это, а каким образом почти мгновенно после обнаружения трупа, дознаватель прямо из лесочка явился именно ко мне и предъявил мне мой ножичек? На нём что, моя фамилия и адрес имеются, или он действует как навигатор? Второе. В деле фигурируют отпечатки моих пальцев на ножичке. Правильно, потому что он мой, и я признал его своим. Хотя, если бы я, не дай Бог, убил кого-то, то отпечатков, как и самого ножичка, я бы не оставил. И жене своей наказал бы ни за что не признавать этот ножичек нашим. Но вопрос даже не в этом, а в том, как и когда эти отпечатки появились на ножичке? Человек в штатском пришёл, представился дознавателем и, ничего не сказав про убийство, достал из кармана ножичек, дал мне его в руки, спросил, мой или нет, потом забрал его у меня, положил в пакетик и сообщил о страшном происшествии. Такой способ получения доказательств явно смахивает как минимум на должностной подлог. Третье. В материалах дела нет даже намёка на объяснение того, а зачем вообще мне понадобилось убивать этого своего соседа с верхнего этажа? Да, он часто выпивал, матом ругался, во дворе скандалы устраивал. Да, он громко включал музыку. Да, дома у него собиралась пьяная компания. Да, я жаловался, что он спать не даёт. Но убивать, чтобы остаток дней своих провести в колонии, извините. Мне восемьдесят лет, но деменции у меня пока нет, можете не сомневаться. В одном этом соседе проблема, что ли. Его не будет, другой такой же поселится. Или многодетная семья. Или мастер какой-нибудь в обнимку с дрелью. Идеальной тишины в многоквартирном панельном доме всё равно не добиться. Все шумят. Так что теперь, во всех подряд перочинным ножичком тыкать. Четвёртое. Следователь уверен, что я просто взял и потерял ножичек. Но как это вообще могло быть? Убийство произошло днём, всё видно, и вдруг окровавленный нож незаметно для преступника падает рядом с телом. Так, что ли? Ну кто ж оставляет такую улику. Я рассказывал и следователю и так называемому государственному защитнику, что убиенный с сомнительными дружками своими спускался на этаж ниже и заходил к нам в квартиру пару раз, чтобы удостовериться в издаваемом его аппаратурой громком звуке с потолка. И соседка подтвердила это. Ему казалось, что мы с супругой просто вредные и всё придумываем. Сам он при этом проходил в комнату, стоял, прислушивался, а дружки его в коридоре околачивались, где у нас в тумбочке или на ней, возможно, этот самый ножичек лежал и ключ от квартиры. В это время можно было слепок ключа сделать или просто изучить замок в нашей входной двери, чтобы прикинуть, какие примерно отмычки нужны для его открытия. А потом изобретательно воспользоваться этим. Я объяснял и готов сто раз повторить, что понятия не имею, как мой ножичек исчез из квартиры. Пятое. В деле нет ни одной страницы с характеристикой личности соседа. Про меня всё написано, заслуженный, не имел, не привлекался. А про него ничего нет. А ведь он был весь в долгах, между прочим. У него только за коммуналку задолженность на сегодня в полмиллиона. Помимо этого, он сам жаловался, что на него коллекторы недавно наехали за какой-то долг в несколько миллионов. Ещё и банк какой-то от него чего-то требовал. По словам консьержки, сотрудники этого банка несколько раз приходили к нему с какими-то бумагами, но не заставали его дома. Плюс у него была вражда с бывшей женой из-за квартиры. Она вроде как хотела продать её, а он был против. Да и квартира, оказывается, у него была под залогом. Короче, зная о моих жалобах на него, меня могли элементарно подставить. Именно эта версия и является, на мой взгляд, самой правдоподобной. Однако ни следователя, ни защитника она нисколько не заинтересовала, и ничего в этом направлении сделано не было. Ровным счётом ничего. Ни по кругу общения убитого соседа, ни по возможным конфликтам его с другими людьми, ни по семейным дрязгам. А ведь на трупе, как сам же следователь и проговорился, имеются явные следы борьбы. Возможно, соседа вначале избили до бесчувствия, а потом нанесли точный удар моим ножичком? Хотя что это за удар, если сам этот ножичек вместе с ручкой чуть длиннее спичечного коробка будет. Шестое. Никак не учтены и такие два важных обстоятельства. Убийство было совершено примерно в обед. А я вообще в этот день до позднего вечера не выходил из дома. Консьержка и устно это подтвердила, и на записях видеонаблюдения у неё в каморке не зафиксированы мои передвижения по подъезду. За грибочками мы ещё раньше перестали ходить. И ничего не сказано также о том, что отношения между мною и убитым были в целом вполне нормальными. Когда он не пил и не шумел, то мы спокойно и по-людски общались. Я даже как-то помог ему в ванной течь устранить, а он помог мне козырёк над лоджией прикрепить. Я только просил его не шуметь и всё. Ну на кой чёрт, извините, мне убивать-то его понадобилось? В чём тут логика и умысел? Наоборот, мне даже жалко его было, неприкаянным он каким-то был. Я знаю, что по закону я не ограничен во времени и могу говорить до того момента, пока не выражу все свои мысли. Главные свои мысли я уже выразил и заявляю, что не согласен с предъявленным мне обвинением, считаю его абсолютно надуманным и предвзятым. Сам по себе перочинный ножичек не может являться достаточным доказательством. Раньше так нерадиво и с таким равнодушием к судьбе человека не работали. Я имею в виду молодого следователя и такого же молодого адвоката, которого мне подсунули бесплатно. То ли их плохо обучали, то ли они чей-то заказ исполняли, то ли без взяток уже вообще ничего толком не делается. А совесть где? Сляпали всё за месяц и довольны. Подумали, наверно, старик своё пожил, не жалко, пусть за колючей проволокой подыхает.

— Всё у вас? — спросила судья у подсудимого и, получив утвердительный ответ, добавила. — Суд удаляется в совещательную комнату для постановления приговора.

Оглашение приговора состоялось, как и было объявлено, ровно через час. В резолютивной части было чётко указано: признать подсудимого невиновным в связи с его непричастностью к совершению преступления.

* * *

СЛОВ НЕТ

— Ну, что делать будем? — спросил парень из автомобильной инспекции, глядя на неправомерно припаркованный Мерседес экстра-класса.

— Грузить будем, — уверенно ответил опытный эвакуаторщик. — Номера на машине наши. Ладе нельзя, а Мерсу можно, что ли. Да и план выполнять надо.

Погрузили и увезли на штрафстоянку. Где в барачном помещении на оформлении документов и выдаче авто незаконопослушным хозяевам трудился в этот день Иннокентий.

Через час появляется хозяин Мерседеса с личным охранником могучего телосложения. По всему видно, что оба нерусские. Хозяин выглядел весьма импозантно. Чисто выбрит, седина на висках, фирменный галстук, пальто цвета беж.

— Встаньте в очередь, как все, — строго сказал Иннокентий через окошечко охраннику, который начал было бесцеремонно стучать в закрытую дверь. Тот поморгал недоумённо, но подчинился.

Подошёл их черёд. Иннокентий без лишней волокиты проверил всё, вручил квитанцию и указал на банк через дорогу, где принимали оплату штрафов.

Но после, перед тем, как выдать пропуск на выезд, Иннокентий знаками подозвал к окошку владельца Мерседеса.

— Вот ручка, вот протокол, укажите вот здесь, что жалоб и претензий не имеете. И распишитесь.

Нерусский импозантный человек ручку принял, но писать ничего не стал.

— Я не понимай, — выговаривает он кое-как по-русски и жалобно смотрит на своего телохранителя. А тот лишь широченными плечами пожимает.

— Ладно, — вошёл в положение Иннокентий. — Просто вот в этой строчке после печатных слов «Жалобы и претензии» напишите на русском языке одно слово «Нет». И всё.

Обладатель шикарного Мерседеса взял протокол в руки, покрутил его туда-сюда, перед носом охранника помахал им зачем-то. И снова признался:

— Я не понимай.

— А тут и понимать ничего! — с раздражением произнёс Иннокентий. — От вас требуется только написать всего одно слово «Нет». И давайте быстрее, вы всех задерживаете.

Наконец, кивая головой и бормоча что-то себе под нос, не знающий русского языка нарушитель медленно, но всё же заполнил протокол и отдал его Иннокентию. Который на повышенных тонах разбирался уже с другим нарушителем в куртке и штанах цвета хаки. По всему видно, русским.

Минут через десять Иннокентий, увидел, как через открытые ворота выехал освобождённый Мерседес экстра-класса. А в конце смены он, специалист с высшим юридическим образованиями, просматривая и сортируя оформленные за день официальные бумаги, был весьма озадачен вопросом, что делать с протоколом без подписи, но с выразительным указанием собственника автомобиля на его жалобы и претензии — СЛОВ НЕТ.

* * *

ИМЕНА И СУДЬБЫ

— И как вам жилось там? — спросил я очень старенькую соседку по дому, сидя с нею на лавочке во дворе напротив детской площадки.

— Весело, — ответила Екатерина Варфоломеевна. — Мы же молодыми были. Сказали, целину надо осваивать, мы и ломанулись.

— А вы прямо из Москвы туда, в Казахстан?

— Ну да, вызвали в райком комсомола, оформили путёвку и вперёд. Но это шут с ним. Я же там чуть замуж не вышла.

— Почему чуть?

— А ты не спешишь?

— Нет. Посижу тут с вами немножко на солнышке.

— Тогда слушай. Он с Украины был. Высокий такой статный парубок, как у них говорят. Звали его Анатолий. Привязался ко мне, как банный лист. Хотя там и бань-то как таковых не было. И всё бы ничего, да вот называл он меня специально не по имени, а только по отчеству. Фотография моя на доске почёта висела, он и прочёл. Подойдёт со мной к дружкам и говорит, вот познакомьтесь, это моя Варфоломеевна. Или полезет с поцелуями и говорит, дай-ка я тебя обниму, Варфоломеевна. Мне восемнадцать лет, а он ко мне будто к тётке с семечками на рынке обращается. Скажет и ржёт, как дурак. Такое, видите ли, отчество у меня смешное.

— Ну и вы бы его по отчеству называли в отместку, — предложил я возможный на тот момент вариант поведения.

— Любила я его сильно, — призналась старушка. — Обидеть боялась. Да и отчество его я не знала, на кой оно бес мне нужно было.

— Понятно. А замуж-то почему не получилось?

— Ты слушай и не перебивай. Поехали мы прямо со стана в посёлок расписываться. А перед тем, как подписи поставить, регистраторша и спрашивает Анатолия, согласен ли он, Ананий, взять в жёны Екатерину. А он, как ни в чём ни бывало, отвечает, согласен. Представляешь. Я очумела прямо. Какой ещё Ананий, спрашиваю. А он объясняет, что это он по жизни Анатолий, а по документам Ананий. Такое, мол, родители ему имя дали. Ах ты, паразит, говорю. Варфоломеевна, значит, смешно, а Ананий лучше. Это что, говорю, получается, дочку мою, например, будут звать Ананьевна. Нет уж, сказала я твёрдо, проваливай, дорогой, с таким именем, куда подальше.

— А потом?

— Потом я домой вернулась. Но замуж так и не вышла.

— А дочка с внучкой и правнучкой откуда? Я же их знаю.

— От другого мужчины, которого я не любила. Зато имя у него было шикарное.

— Какое?

— Ну ты же говоришь, что всех нас знаешь.

Именно в этот момент вышла из подъезда и подошла к нам дочь Екатерины Варфоломеевны, пожилая женщина восточной наружности.

— Добрый день, Татьяна Рашидовна! — поздоровался я.

* * *

ДЕНЬ СЧАСТЬЯ

— Ты рот свой помыла? — угрожающим тоном спросила гренадёрского вида женщина неопределённого возраста с короткой спортивной стрижкой.

— А как же, — робко ответила Мария Ивановна, восьмидесятилетняя старушка, садясь в стоматологическое кресло.

— Что у тебя?

— Да мне бы вот нижний протез изготовить. Не знаю только, на чём он будет держаться. Последний зуб месяц назад удалила.

— Дай посмотрю.

Мария Ивановна открыла рот и от волнения перестала дышать.

— Сделаем, — сказала врач, отвернувшись к столику, на котором стояли рядами чьи-то уже готовые протезы с приклеенными на них фамилиями будущих беззубых владельцев. — Целиком и не сразу.

— Что значит целиком и не сразу?

— Нижний и верхний будем делать вместе. И ждать придётся полгода как минимум.

— Так верхний же у меня хороший, и зубы там ещё есть. Я так к нему привыкла. А можно его не трогать? — взмолилась Мария Ивановна.

— Возятся с тобой бесплатно, сиди и молчи, — услышала она в ответ. Мешать она ещё будет. Не нравится, иди к частнику.

Короче, изготовила себе нижний протез Мария Ивановна в частной клинике, а не в городской поликлинике по льготной программе для пенсионеров. Дорого обошлось, зато без хамства. Учительской пенсии при этом едва хватило. Всю свою трудовую жизнь Мария Ивановна проработала в обычной ленинградской школе. Помочь некому. Муж давно умер. Тоже учительствовал. Вышел на пенсию по выслуге лет и умер. Блокадное детство сказалось. А сын, хоть и работает каким-то начальником по газу, но у него свои заботы. Женился, развёлся, женился, развёлся, взрослых детей содержать надо, на учёбу внуков за границей деньги нужны.

Изготовила, значит, Мария Ивановна свой протез и пришла домой. Радостная такая, что с зубами, наконец. Прикрывать рот ладонью больше не надо. Жевать аккуратненько можно. Держаться, правда, этому протезу не за что. Того и гляди, изо рта выпадет. Ну да ладно, привыкнуть можно. Нечего зря губы растопыривать, как говорится, и рот до ушей разевать.

Она и не разинула, когда рюмочку оставшейся с восьмого марта наливки буквально процедила в честь нового протеза. Пожевала осторожно булочку, чаю попила. А больше и закусывать собственно нечем было. Холодильник пустой. Оставшиеся две тысячи отложены на лекарства. Квартплата в шесть тысяч подождёт. Консьержке по пятьсот рублей она вообще больше платить не будет. Хватит, пенсия маленькая, пусть хоть заобижается.

И тут Мария Ивановна вспомнила, что на балконе у неё кофточка вязанная сушится. А жила она на третьем этаже в обшарпанном сталинском доме, недалеко от центра. Вышла на балкон, сняла кофточку с верёвки и решила сдунуть с неё пожелтевший рябиновый лист. Наклонилась слегка за перила и дунула с силой — лист и слетел вместе с протезом. Только лист, кувыркаясь, в сторону, а протез камнем вниз. Слетела по лестнице во двор и Мария Ивановна. Да так быстро, что консьержка даже в окошечко высунулась от удивления. Битый час разгребала Мария Ивановна высокую пожухлую траву под балконом в поисках своего протеза. Чего они не скосили её, проклятую, возмущалась она работой коммунальных служб. Рябина ещё эта стоит тут некстати, росла бы себе в лесу. И кофту эту дырявую, зачем я её только постирала. А вдруг он упал на что-то твёрдое и раскололся. Умаялась Мария Ивановна до изнеможения. И села в полном отчаянии на металлическую оградку. Одна мысль в голове, и где оно, это стариковское счастье?

— Помоги мне, Господи! — произнесла она вслух и посмотрела на небо. А там, зацепившись за невысокую ветку рябины и поблёскивая на солнце, висел её драгоценный протез. Снять его с дерева самой не составляло никакого труда. Но вместо этого Мария Ивановна закрыла лицо руками и расплакалась.

* * *

ЖВАТРА

За столом три женщины — комиссия по рекомендации, кого из немногих первоклассников действительно следует перевести в специальную школу в связи с их неспособностью успешно справляться с учебной программой. Учительница заводит в класс симпатичную черноволосую девочку и усаживает её напротив.

— Как тебя зовут? — спрашивает одна из женщин, раскладывая на столе разные цветные картинки.

— Анжелика.

— А вот скажи, Анжелика, что ты видишь на этой картинке?

— Помидор.

— Правильно. А на этой?

— Огурец.

— Тоже правильно. А на этой?

— Капуста.

— Молодец. А на этой?

— Картошка.

— А на этой?

— Лук.

— Умница. А теперь скажи, как вот это всё, что ты увидела, можно назвать одним словом?

— Жватра, — с радостной улыбкой, будто разгадав трудную загадку, ответила Анжелика.

Смешно? Не очень. Уж больно красивые глазки у девочки и смотрит она на взрослых с таким доверием…

* * *

А ЕСЛИ ВОЙНА

К деду на юбилей приехал внук из Москвы. Внук искренне любил деда за свои весёлые и беззаботные детские годы. До школы он почти всё время жил у дедушки с бабушкой. А, когда бабушка умерла, и дед остался один, внук навещал его только вместе с отцом, раз в несколько лет. Дед многому научил внука. Особенно тому, что сам неплохо умел — разлагольствовать на разные темы и не молчать, когда спрашивают.

— Родители, значит, не смогли приехать, тебя прислали, — горестно вздохнул дед, наливая себе и внуку по рюмке водки. — Жалко. А вдруг не увидимся больше. Ну да ладно. Давай, за встречу. Я шибко по тебе соскучился.

Выпили, закусили.

— Как ты тут один? — спросил внук. — Старенький ведь уже.

— А что мне про себя рассказывать. Живу воспоминаниями. То бабушку вспомню, то тебя. Помнишь, как мальков для рыбалки ловили? Сачка не было с собой, так мы твою маечку использовали.

— Помню, дед, всё помню, — ответил внук.

— А помнишь, как ты в лесу за опятами под бревно полез, а там крапива, и ты руки себе по локоть обжёг?

— И это помню. Бабушка ещё мне каким-то жиром их мазала.

— А у нас в посёлке, как видишь, всё без изменений. Дома, правда, скоро совсем разваляться. Никому мы тут не нужны. А как вы там живёте?

— Нормально.

— Отец на пенсию собирается?

— Пока нет. Ему же ещё рано. Это ты в шестьдесят вышел, а он на пять лет позднее пойдёт по новому закону.

— И ты считаешь это нормально?

— Нет, конечно. А что делать?

— А вот мы, коммунисты, всегда знали, что делать.

— Ну ты, дед, положим, не простым коммунистом был, а секретарём райкома. Где-то, наверно, мог выступить, возразить.

— Да не во мне дело. Раньше само государство за людей было.

— Может, не будем о политике, — предложил внук. — Она и без того надоела мне хуже горькой редьки. Давай лучше выпьем за твои восемьдесят лет. Наливай. Папа, мама и я желаем тебе крепкого здоровья и прожить ещё столько же.

— Спасибо! — произнёс дед и запросто, одним глотком, выпил вторую рюмку. — Нет уж, я скажу, дорогой внучок, авось пригодиться. Вот тебе тридцать лет, ты политолог, то есть болтун нанятый. А, если война и тебя призовут, пойдёшь?

— Ну и логика у тебя, дед. Работа-то моя при чём здесь?

— Как это при чём? Ты же по телевизору выступаешь.

— И что?

— Вот и ответь. Только честно и прямо, как я учил тебя.

— Пойду.

— А зачем?

— Родину защищать.

— А кого конкретно?

— Тебя, отца с матерью, себя, наконец.

— От кого?

— От недругов.

— А кто они наши недруги сейчас?

— Ну ты, дед, даёшь! Воевали же в Великую Отечественную.

— Ту войну не трогай, она святая. На той войне прадед твой погиб. На ту войну я бы и сам пошёл, без призыва. И дрался бы до последней капли крови за нашу землю, за наше государство, за нашу культуру, за равенство и социализм. Понял?

— Понял. Ты только не волнуйся.

— А сейчас, от кого ты нас защищать собрался? Какая нам разница, под каким капиталистом жить! Строй же теперь у всех одинаковый. И там деньги главное, и у нас тоже. И там эксплуатация, и у нас тоже. И там земля в частной собственности, и у нас тоже. И там цены растут, и у нас тоже. У нас даже больше. Капиталисты ведут себя в мире, как бандиты на рынке. И ты не нас, а их жадность защищать будешь.

— Успокойся, дед, пожалуйста. Никакой войны, слава Богу, нет.

— Погоди, они её как пить дать развяжут. Они без неё не могут. И Бога они не боятся. Ленина читай.

— Почитаю, дед, обязательно почитаю. И мы давай ещё выпьем немного и к речке пойдём. Посидим там на нашем местечке.

Выпили. На этот раз бабушку помянули, по просьбе деда, и пошли к реке, что виднелась за огородами.

— Бутылку не забудь, и пару огурчиков, — приказал дед, выходя из двухкомнатной квартиры в старом хрущёвском доме на окраине тихого уральского посёлка, бывшего когда-то административным центром большого и многолюдного района.

— А воевать за Россию я всё равно буду! — произнёс громко внук, подойдя вместе с дедом к берегу. — Что бы ты мне тут ни говорил.

— Молодец! — как ни в чём не бывало похвалил его дед. — И я тоже буду, если смогу. Без нас она пропадёт, а мы без неё.

* * *

БАСНЯ И ДЕБИЛ

Есть у меня басня с названием «Предел». Речь в ней о том, как три вороны попытались засудить Льва за то, что он якобы не сумел соблюсти предел необходимой обороны, убив напавшего на него Шакала. Начало басни такое:

Шакал,

Прославиться мечтая

И удаль показать свою,

На Льва напал.

Тот безмятежно спал,

Не зная лучше рая.

На днях получаю гневный отзыв на эту басню от некоего очень, похоже, осведомлённого субъекта с одного популярного литературного сайта. Он пишет: «Автор живёт в своём выдуманном мирке. Где это он видел, чтобы шакал сам нападал на льва. Шакал дебил, что ли!»

От такой «критики» хочется упасть и асфальт грызть. Ну не про животных ведь, как таковых, басни пишутся. Детишки, и те знают об этом. Ладно, о моей басне такой отзыв. Я никто. Потому о моих стишках можно, конечно, как угодно высказываться.

Но вот в басне Крылова «Журавль и волк», к примеру, есть такие строчки: «Журавль свой нос по шею засунул к Волку в пасть и с трудностью большею кость вытащил и стал за труд просить». И где ж это великий баснописец видел, чтобы журавль сам свой нос к волку в пасть совал, дебил он что ли!

Или про Ворону незабвенный Иван Андреевич пишет: «Да позадумалась, а сыр во рту держала». А никакого рта у вороны и нет вовсе, клюв у неё. И в природе сама ворона никогда ничего никому не отдала бы, дебилка она что ли!

И я позадумываюсь, кто же дебил-то? Во всяком случае — не шакал…

* * *