Американская таблетка

29.06.09

Удивился, когда первый раз услышал этот термин (оказывается, есть такой). Почти каждому кардиологическому больному присущ такой СТРАХ, но у меня видно что-то с головой — у меня такого чувства нет. Так я и не кардиологический вроде...

Уже давно изучены неровности и трещинки на потолке. Надоело смотреть на равномерно падающие капли в фильтре системы. Окно через две койки, но в него видно чистое знойное небо и верхушки деревьев. Скучно… Скучно лежать под капельницей и ожидать единственного развлечения в такие минуты — прихода симпатичной медсестренки.

— Володя, дай часы, — прошу у соседа слева.

— На. А на фига тебе?

Он тоже под капельницей, передает мне нелицензионный китайский «Роллекс» левой рукой.

— Сейчас отрегулирую систему. По капле в секунду...

Володя с интересом смотрит на мои манипуляции с роликовым зажимом. После вчерашнего моего прикола, когда сам себе перекрыл внутривенный катетер и отключил систему, я постепенно завоевываю авторитет в палате. Мера была необходимая — сестры долго не было, кнопки вызова не работают, а деду, лежащему у окна, было плохо. Пришлось мне деда спасать, оторвал девчонку от чаепития. А потом и на чай напросился...

— Ведь дольше лежать будешь.

— Правильно. Значит «медсестрёнок» лишний раз заглянет — еще пару анекдотов расскажу.

В это время громко, как бензопила, захрапел дед.

— Ну, все, Кодимыч ушел в астрал, — сосед справа, хоть и в шутку, но с нотками злобного сарказма, констатирует начало оперной арии старика и громко стучит сложенным журналом по колену.

Но это бесполезно — старика может разбудить только его жена. У нее уже установившееся правило — приходить в неподходящее время. И каждый раз заходит в палату с таким лицом, будто ее в морг вызвали, для опознания.

Сосед справа Толик, он прораб — строитель (на Анатолия язык не поворачивается). Читает всякую хрень — старые «желтые» газеты и журналы со сплетнями о прожигании жизни гламурными личностями. С ним не интересно — все разговоры о его работе и о той фигне, которую вычитал в макулатуре. Володя — другое дело, он втихаря дал Толику кличку: «Бледный человек в «черном». Я кладу часы на тумбочку, рядом со стопкой книг. Кастанеда, Карнеги, Блаватская … Оно ему не для работы. Ему на корабле не философствовать нужно, а принимать ответственные решения. Это ему для понтов — «лепить» умное лицо перед командой.

— Володя, ты так не скоро выздоровеешь, — тихо ему говорю и он вопросительно смотрит на меня, — Нет, если хочешь подольше поваляться и бюджет семьи спустить на лекарства, то я, когда принесут телефон, позвоню — передадут еще Конфуция и Монтеня.

Он не читал ни того, ни другого, но не признается, делает умное и загадочное лицо. Точно, взял карандаш и пишет на закладке. Его ждет разочарование — те книги сложно писаны. Я же особо на чтении не заморачиваюсь. У меня стопка журналов «Рыболовный мир» и одна из моих любимых книг «Золотой автомобиль». Из нас четверых только дед кроме списков назначенных лекарств ничего не читает. Читает, и еще больше расстраивается. Масла в огонь подливает и его старуха, от ее причитаний нам всем тошно становится, а после ее ухода деду всегда еще хуже. Хоть проси врача запретить ее пускать. Приходила бы во время, предназначенное для посещений, мы бы убегали на перекур, а так — куда с капельницей?

Беспорядочную сутолоку мыслей прервало появление «медсестренка». Молодая симпатичная девчонка, всего два года после училища, идет сразу к деду.

— Ира, ему бы противогаз на время капельницы, — Толик лыбится, не подозревая, что пока она крутится у их с дедом коек, для меня и Володи ее просвечивающийся на фоне окна халатик — оздоровляющее представление. Когда она подходит к моей койке, и я выдаю пару очередных анекдотов, наблюдательный сеанс Володи заметно удлиняется.

— Больные, прячьте книги, сейчас врач придет.

— У него сегодня дежурство? — Володя говорит, а у самого взгляд таааакой раздевающий.

— Да, Евгений Станиславович сегодня в ночь.

— Иришка, не правильный подход у вас к пациентам, — на мою реплику девушка реагирует слабо — сказывается усталость, — Мы не больные, мы выздоравливающие.

— Ах, ну да! Совсем забыла. Четвертая палата, у нас исключение. Единственный выздоравливающий, который сам себе уколы делает и капельницу снимает.

Наш лечащий, входит, как всегда бесшумно — светлые парусиновые туфли смотрятся немного несуразно с его богатырским телосложением. Для меня и Володи, наш врач просто — Женя. Я его знаю по совместным рыбалкам, а с Володей они в рейс ходили. Он быстро осмотрел Толика, снова назначил кардиограмму. Когда склонился надо мной, я заметил в нагрудном кармане пачку «презиков». Поймав мой ехидный взгляд, с лукавой улыбкой произнес:

— Успеешь еще, рано тебе, — затем окинув стопку Володиных книг, — Володя, тебе бы, что попроще почитать. Юморное что-то. Хочешь, принесу подшивку старых «крокодилов»?

— Да, ну …

— Я на полном серьезе. Не грузи мозги и сам увидишь, кардиограмма сразу лучше будет.

Вон, глянь — Витек начитался про рыбалку и девчонкам уже прохода не дает.

Мы вместе смеемся, пока он шарит стетоскопом по моим ребрам. Ему смех мешает, и он останавливает нас жестом руки. Прошусь на выписку (каждый день прошусь). Женя молча мотает головой и принимается за Володю. Как раз в этот момент в дверь, тяжело дыша, вваливается дедова старуха. На лице выражение, типа: «Венки уже закупать?» Ира ее выпроваживает взмахом пальцев, будто отряхивает мокрые руки. Первым не выдержал Володя:

— Жень, ты бы запретил ей вообще приходить, или поговори с ней.

— Что, напрягает, деда?

— Да, не то слово. Ему же после ее посещения всегда еще хуже. Он после ее ухода в голове включает «записнушку» и калькулятор.

— Пусть приходит в отведенное время, — подключаюсь я, — Нам — так и вовсе уходить бы во время ее визитов.

— Хорошо, сейчас поговорю, — обещает врач и, отведя Иру к окну, тихо диктует ей назначения.

Дедова жена видно «попала под раздачу» — ждала в коридоре, пока мы не вышли на перекур.

В парке, под осыпающей цвет акацией, мы оккупировали скамейку, прикрытую от окон ординаторской кустом сирени. Толик курит, жадно затягиваясь. За каждый такой перекур он переводит в дым две — три сигареты. Володя наслаждается затяжками, чем-то напоминает утоление жажды в пустыне. Я разминаю в руках лист мяты, сорванный здесь же, и вдыхаю аромат растения.

— Бросаешь? — Володя протягивает пачку своих сигарет.

— Оттягиваю, — Я с прищуром улыбаюсь и достаю свою пачку.

— А, нуууу… да! Казнь на рассвете.

Мысль бросить курить не оставляет меня, но сила привычки побеждает.

— Старуха совсем деда «запрессует», — Толик вновь щелкает зажигалкой.

— Я боюсь, не выдержу — поскандалю со старухой, — Володя задумчиво трет щетину на подбородке.

— Оно тебе нужно? Женя видно ей «клепок в мозги вставил», видел, как она на нас злобно зыркала? — говорю я и выглядываю из-за куста — не показалась ли дедова супруга на дорожке от корпуса.

— Оно и, правда, у каждого из нас свои проблемы. Нам еще чужих забот не хватало.

— Деда отвлечь бы. Пусть хоть перед сном переключается, отвлекается от домашних проблем.

— Вот ты и почитай ему свою книжку, — взгляд Володи почти серьезен.

— А может подсунуть деду «американскую таблетку»? — предлагаю я.

Не понял только Толик — куда ему? Володя задумался на минуту:

— А как обыграть? И что подсунуть? Посоветуемся с Женей?

— Пройдемся по парку, обмозгуем, а там и Женя освободится, — я тушу сигарету и встаю.

— Идите, идите, конспираторы, — Толик с хрустом в коленях поднялся с низкой скамейки, — Я пойду, телевизор посмотрю, пока старуха деду мозги промывает.

В голосе макулатурного червя звучит неприкрытая ирония.

Мы идем в дальний угол парка, где через разобранный забор пробираемся на школьную спортплощадку. Там еще осталось несколько спортивных снарядов, которые мы по вечерам не сильно напрягаясь эксплуатируем. По дороге прикидываем — как помочь деду, старика откровенно жаль.

Спустя час, сидим в ординаторской у Жени, пьем зеленый чай. Врач, отчитав нас за курение, сам достал пачку «Мальборо», открыл банку из-под кофе, служившую ему пепельницей. Мы изложили ему свой план. Женя внимательно выслушал, немного подумал и согласился.

— Хуже деду не будет, это точно.

Затем док порылся в столе, достал две упаковки «квадевита» и протянул Володе.

— Обговори со своей Валентиной. В начале, дадите ему одну таблетку, обыграйте все, как в театре. Через два — три дня остальные таблетки, пусть Валя принесет ему вот в этой баночке, — взял с полки пустую пластиковую, темно-коричневую емкость с импортной этикеткой. Со мной они все равно посоветуются. А то, что разные упаковки — скажу разные производители.

Володя тут же принялся извлекать витаминные таблетки из пластинок и бросать в баночку. Я взял из стакана с письменными принадлежностями ножницы, выбрал таблетку из середины пластинки и аккуратно вырезал. Оставалось лишь немного стереть надпись с фольги.

— Прям, как в том рейсе, — оба почти одновременно рассмеялись.

— А что было в «том рейсе»? — спросил я и стал ждать, когда приступ смеха обоих оставит.

Но Женя от наступившего внезапного веселья раскраснелся и уже начал кашлять. Все еще не переставая содрогаться в конвульсиях смеха, достал из стола бутылку коньяка, поствил на стол и, жестом показав, что «на троих», отошел к распахнутому окну. Я плеснул в каждую чашку с горячим чаем, завинтил крышку и стал ждать. Рассказывать начал Володя:

— Стармех (старший механик) припрятал в машинном отделении изрядную дозу хорошего самогона.

— Самогон действительно был хорош. Он его настаивал на дубовой коре, кожуре грецкого ореха и травах.

— Ну да! А Кэп (капитан судна), «затарился» в Марселе коньяком. Мы у него таскали по одной бутылке, Женя шприцом откачивал коньяк и заливал самопал. По цвету — почти похоже было, подкрасили растворимым кофе.

— Все бы ничего, но потом сами и попались.

— Что, начали качать уже из выкачанной бутылки? — я уже представил себе ту сцену.

— Нет, — Женя в новом приступе смеха похлопывал себя по груди огромной пятерней, — На мой день рождения он выделил одну из прокачанных бутылок.

— Ага, мы с Женькой пьем и корчим рожи гурманов, а все, кто с нами пили, кривлялись, как обезьяны.

— И что?

— Кэп до такой степени во французском коньяке разочаровался, что остальные бутылки раздавал уже в приступе щедрости.

— А так, как я, таская у Кэпа бутылки, метил их на этикетке, то не меченные, мы у братвы выкупали за наличные.

— Да-а-а … — протяжно вздохнул Женя, — Это был коньячный рейс.

Развеселенные историей и «разогретым» чаем, мы подходили к своей палате. У окна ждала Валентина — Володина супруга. Не откладывая на потом, мы сразу посвятили ее в наш сценарий. В предвкушении начинающейся интриги, я вошел в палату. Бабка сидела на кровати старика и шипящими звуками «грузила» деда. До меня доносились лишь обрывки фраз: «кролики …; не давать ему ничего …; сено попреет …; воду отключают …; жука много …; дровами запасаться …»

Я, еле сдерживая себя, что бы, не «сорваться» на пожилую женщину, взял книгу и вышел из палаты, нащупывая в кармане пачку сигарет.

Первого «диверсанта» заслали без меня. Когда я пришел, бабки уже не было, а дед уже вертел в пальцах подготовленную мной таблетку. Володя ушел проводить супругу и вернулся с Женей. Дед показал ему пилюлю витамина, осмотрев ее и спросив название, доктор сказал, что препарат очень дефицитный, якобы получали такой, но очень давно, действует безотказно. И неплохо бы пропить ему полный курс, хотя действует уже с первой таблетки. Только предупредил деда, что принимать нужно незадолго перед сном и желательно с прописанным ему уколом — тогда, мол, действие лекарства будет безотказным.

Мы без тени иронии внимательно слушали врача, поддакивал лишь Володя, так как именно он «принимал в прошлом году» эти таблетки. «Случайно завалявшуюся дома» одну и то — последнюю, принесла супруга. Тут же при нас, Володя «позвонил» с отключенной мобилки, и попросил друзей найти такие таблетки. В подтверждение сообщил, что через два дня знакомый возвращается самолетом из рейса и обещал привезти. Разыграно было все, как по нотам. В довершение пришла Ира, подождала, пока дед примет чудо-таблетку и, сделав укол, поправила его подушку, вышла. Я перемигнулся с Володей, зная, что после инъекции димедрола, дед вскоре захрапит. Прихватив с собой чтиво и сигареты, втроем отправились на «вечерний моцион». В наползавших сумерках я кинул взгляд на окна ординаторской. При свете включенной настольной лампы, на фоне огромной фигуры нашего лекаря, игриво жестикулировала брюнетка в белом халате.

На следующий день бабка получила выговор от деда. Медсестра из другой смены лишь подтвердила, что деду ни в коем случае не стоит волноваться во время приема такого дорогого препарата.

Сидим на своей скамейке, Володя взял полистать у меня «Золотой автомобиль» и смеется уже с первых страниц. Клюнул. Толик сетует на то, что телефон у него отобрали (кардиограмма у мужика напоминает Альпы) — дадут только в том случае, если нужно будет заказать что-то из дому или передать список лекарств. Я про свой уже и забыл. От моей «мобилы» только проблемы. Из-за куста сирени появляется бабка. Отзывает Володю в сторону, долго о чем-то говорят, она все шепчет, он бросает короткие фразы, затем переходит на длительный монолог. После, подойдя к нам, старуха попадает под жестокий прессинг всех троих. Вроде поняла, еще раз поблагодарив, Володю, ушла.

В тот перекур я так и не закурил. По дороге на спортплощадку Володя рассказал о разговоре с супругой деда, она спрашивала — действительно ли лекарство такое дорогое и поможет ли оно деду. Володя убеждал на столько — на сколько, его красноречия хватало. От денег отказался, взяв обещание с женщины — деду нервы беречь.

Спустя четыре дня, сидим на той же скамейке. Толик ждет — закурю я или нет, сказал, что курить будет вместе со мной. Володя лишь мнет сигарету в пальцах, изредка то и дело, поднося ее к носу и вдыхая аромат табака. Неожиданно ветки куста качнулись, и появился дед. Мы все удивлены. Раздвигаемся, уступая место. Дед, щурясь от яркого солнца, дышит полной грудью, задорно хлопает себя по коленям. О чем-то разговариваем, звонит телефон Володи, он встает и разговаривает в стороне. Когда идем к корпусу, Володя, отстав от впереди идущих Толика и деда, тихо говорит:

— Женя звонил. Просит присмотреть за дедом. Это у него первая прогулка за три недели.

— Присмотрим. Может, и на площадку с собой возьмем?

— Может … Но не сегодня. Пусть расходится немного.

...

Завтра мне и Володе на выписку. Деда выпишут через два дня. Бабка уже сегодня суетилась с одеждой, шелестела пакетами, звенела банками. Вести стала себя гораздо не навязчивее. Мы у окна, рядом с ординаторской, ждем Женю и наблюдаем за дедом, который подсел внизу во дворе к доминошникам. Старик за полторы недели ожил, стал даже разминаться по утрам. В душ просится по два раза в день. Женя появился, как всегда неожиданно тихо, чуть шурша костюмом и парусиновыми туфлями. Голос такой же тихий, спокойный, вкрадчивый:

— Заходите.

Руки нашего врача все время в движении — щелчок электрочайника, бросил на стол «Мальборо», достал пачку с чаем, звякнули рюмки, чашки, ложки. Рюмок — четыре. Я еще не успел спросить: «Почему?» — заходит Ира с тортом в руках.

— Бабулька принесла, — отвечает на наши вопросительные взгляды Женя, — Накатим, за дедово здоровье.

Ира суетится с чаем, Женя после коньяка задымил, я и Володя отказались, на что доктор одобрительно кивнул.

После второй, выпитой «за нас — «молодых и находчивых», долго чаевничаем. Я, как всегда листаю в уме архив с анекдотами, которые у Иры вызывают неподдельный, искренний смех. Анекдоты придуманы для женщин — они их не запоминают. Женя наливает по третьей.

— Ну а теперь, выпьем за «американскую таблетку», — Женя торжественно поднимает рюмку, мы присоединяемся, поднимая свои, наполненные до половины, — Вытащили старика. Если бы не вы, я бы про этот прикол и не вспомнил.

— Да просто у деда удалось разбудить самовнушение, — Володя, смущаясь, теребит отросшую за время лечения бородку.

— Не скажите, граждане выздоравливающие — смеясь, Ира делает кокетливый жест мизинцем, ставя акцент на слове «выздоравливающие», — От психологической атмосферы в коллективе — очень много зависит. Будь у вас в палате, все, такие как Анатолий, дед бы от общего занудства, еще бы не скоро на выписку собирался.

Дружно чокаемся, мне сразу на память приходит старый, еще не рассказанный ей анекдот.

Женя, достает новую сигарету, задумчиво смотрит в окно. Море отсюда не видно, но мысли видимо где-то там, на берегу канала. Он щелкает зажигалкой и, еще не прикурив, спрашивает, глядя куда-то, сквозь меня:

— Ты на ставриду ездил в этом году?

— Нет, все некогда было — работа. А потом и вовсе замотался, пока к тебе не попал.

— И у меня та же история. Людей не хватает. В отпуск по очереди уходим.

_ _ _

Цитата:

«Чаще всего страх смерти выражается в одном из двух ощущений. Первое — это неприятие небытия: не столько ужас <закончиться> самому физически, сколько ужас от того, что придет конец твоему восприятию мира, а, значит, и всему миру.

Второе ощущение связано со страхом неизвестности, непонятности того состояния, которое будет после смерти. Впрочем, случается, что мы долгое время живем с неосознаваемым страхом смерти, который удачно маскируется под совершенно другие вещи».