Город Изумруд

Меня продувало и морозило, а кожа покрывалась мурашками даже не смотря на закрытое окно. Снаружи дул завывающий ветер, несущий терпкий букет запахов с большого завода недалеко от моего дома. Я поёжился и заглянул в окно. Город Изумруд спокойно мигал мне безмерным количеством жёлтых и синих огней. Всё как всегда. Я тяжело вздохнул, моё сердце нещадно колотилось в груди. Меня терзало всё, что происходило со мной и всё что происходило в этом городе. С плохими мыслями в голове и нежеланием проживать завтрашний день я лёг спать.

Утро встретило меня серыми от дыма с завода облаками, закрывающими весь небосвод. Я уже несколько лет как живу в этом городе, но до сих пор не могу привыкнуть к этому небу. Даже ночью тут не видно звёзд, словно они избегают этого города и живущих в нём людей. Оглядев свою бедную, неприглядную и едва пригодную для жилья квартиру: не было даже матраса, я начал медленно собираться. По пути закинув в рот пару кусков высушенного хлеба, я напялил на себя потрёпанную тёмно-бурую куртку, высокие ботинки и выбежал на улицу, посильнее укутавшись в шарф. В подъезде что-то обсуждали соседи, отчего я едва смог протиснуться между ними, чувствуя на себе недовольные взгляды. Опустив голову вниз, открыл тяжёлую железную дверь подъезда и наконец оказался на улице. Во дворе что-то насвистывая себе под нос подметал мусор Николай Андреевич. Улыбнувшись я поздоровался с ним и побежал дальше. Идти мне надо было где-то пол часа. Путь шёл через большой жилой район, плотно застроенный однотипными домами и через запущенный авиазавод, огороженный бетонной стеной, поверх которой шла полоса колючей проволоки. Мне бы пришлось проделывать большой крюк, что бы обойти завод, но прошлой весной я сумел нати небольшую щель в заборе, за кустами, через которую и стал проходить. Никто больше о ней не знал, ведь не так много людей ходило пешком. Если идти дольше пяти минут лишь малая часть жителей города шла пешком, остальные ехали либо на машинах, либо на общественном транспорте. Таких как я — бедняков, было безумно мало в Городе Изумруде. У большинства были свои автомобили, квартиры, порой даже несколько. Все люди одеты в дорогие одежды, едят хорошую, ресторанную еду, имею несколько телефонов и конечно же украшения, чаще всего почему-то изумрудные. Из-за этого всегда жители других городов называют нас счастливыми и везунчиками, но мне вечно кажется, что нам всем нужно что-то ещё.

Я быстро преодолел территорию авиазавода и вдруг оказался в средних размерах парке, выглядевшим скупо и бедно в своей безмерной строгости и практичности, чему было подвержено абсолютно всё в Городе Изумруде. Я мельком взглянул на медную надпись «Парк Свободы», когда увидел в центре него большую толпу. Подбежав поближе, я увидел, что они окружили молодую девушку, одетую в пёстрые одежды и стоящую на небольшом возвышении. Из толпы доносились какие-то злобные и насмешливые выкрики, но избитая и тощая девушка их вовсе не замечала. Каким-то чудом она сумела выпрямить свою спину и свысока глянула на толпу вокруг неё. Тишины не наступало и десятки голосов всё так же сливались в неразборчивый, недовольный гул. В этот момент острый и слишком большой, отчего слегка смешной, носик девушки дёрнулся вверх. Её маленькие, бледно-розовые губы распахнулись и она запела.

По округе, заглушая говор толпы, полилась сильная, трепещущая душу мелодия. Она то нарастала, то стихала не давая заскучать и полностью привлекая к себе внимание. Вьющаяся, воздушная песня, добравшись до моих ушей, заставила меня неловко задрожать, а сердце колотиться всё чаще, с какой-то скорбной болью. Я не совсем понимал слова песни, но слушая её ощущал запахи близкой свободы, красоты, неба.

Песнь продлилась недолго. Менее чем через минуту из толпы раздался грубый, басистый выкрик: «Хватит уже! Заканчиваем! Мне работать пора!» — после которого, толпа колыхнулась, а затем тонкое тело девушки как-то дёрнулось и упало вниз. Больше я ничего не мог разглядеть. К этому моменту сзади подошёл ко мне мой друг и тронув за плечо неловко улыбнулся: «Ну и дура какая-то, сумасшедшая, ей-богу!» — проговорил он, уводя меня в сторону.

Мы неторопливо шли по окраине парка, общаясь не о чём, как делали каждую субботу, ведь в воскресенье у Славки очередной рабочий день, а остальные его выходные уже я занят.

— Представляешь, я в этом месяце сделал рекорд! Целую куеву тучу заклёпок поставил, ха! В общем, теперь жду премии, вот думаю что купить.

— Классно, — не особо слушая его, пинал я едва найденный мной камешек. Кажется дворники работаю слишком хорошо, даже камня порой не найдёшь на дороге.

— Ой да ладно тебе! — Толкнул он меня в плечо. — Чего ты такой понурый? Хотя… ты вечно такой, право слово. Но зато хороший слушатель, за это я тебя и уважаю. Кстати, а как там с твоей работой?

— Возможно скоро уволят… — задумчиво произнёс я, недовольно поморщившись.

— Да как так?! Я удивляюсь тебе! Боже! Ну что такое?! — Схватился он за голову. — Ну, почему ты не можешь просто нормально работать — хорошо, эффективно. Просто приносить пользу городу! Как все! Ты эгоист. Думай о том, что всем нам будет лучше, если ты будешь хорошо выполнять свою работу, да и…

— Но ведь это не моя работа.

— Как так? — Не понял Славка.

— Ну… не моя это работа. Не могу я эти чёртовы провода паять. Мне это противно.

— Чудак-человек. Ей богу, — остановился он. — Ну так… попроси перевести тебя на другую. Может хочешь выучиться на стеклодува? Или в печать иди, печатай газеты.

— Не понимаешь ты меня, Слав. Знаешь, мне вот… музыка нравится. Очень нравится. Я думаю попробовать ей заняться, хотя страшно немного, никогда не пел.

— Ты сдурел? — Сурово спросил он. — Какая музыка? Или с ума сошёл, как та дура в парке? Да и вообще музыкой уже давно никто не занимается. Да и плееры не продают… уж лет тридцать как. Нечего тратить время на музыку. Не-че-го. Это бесполезно! Наш город так богат лишь потому, что мы занимаемся полезными вещами, а всей этой чепухой, пустой тратой времени — нет. Формула проста: делай то, что сделает тебя богаче, а твою жизнь проще, и имей счастье, и не трать своё время впустую.

— Да знаю я всё это. Ты мне каждый раз говоришь это.

— В общем не дури. Без шуток.

— Да-да… пошли, я посажу тебя на автобус и сам домой пойду.

Мы пришли на остановку и почти тут же приехал автобус Славки. Попрощавшись, он поднялся в железную коробку и как-то странно глянул на меня, прежде чем двери захлопнулись. Я неуютно поёжился — паршивый сегодня же денёк! — и поплёлся домой. По пути к дому попытался разглядеть в парке девушку, певшую сегодня, но ничего там уже не было. Всю оставшуюся дорогу я смотрел на деревья, в поисках пожелтевших и спадающих вниз листьев, но все жёлтые листья уже убрали с деревьев, дабы они не падали, отчего я третий год, как не могу увидеть не одного парящего вниз листочка. Понурив голову, быстрым шагом я добрался до дома, отворил металлическую, холодную дверь и перескакивая сразу несколько ступеней, забрался на свой третий этаж. Я дома.

Несколько последующих дней прошли в спокойствие — я всё ещё ходил на работу, на меня всё ещё сурово и озлобленно смотрели коллеги, я всё ещё гулял вечерами по улицам города, высматривая что-то. Однако теперь, сидя дома в одиночестве, я выстукивал на предметах рядом с собой простенький ритм и пытался что-то спеть под него. Едва ли у меня получалось хоть что-то, но мне это нравилось и я был счастлив. Поначалу голос мой был безумно тих и скромен, но через три дня, я сумел петь если не с силой, то хотя бы не сковываясь, что воспринял, как величайшую победу. В тот же вечер ко мне постучали в дверь.

— Что тут происходит? — Злобно, срываясь на рык, спросила меня полная женщина в халате и с сальными, редкими волосами на голове и даже под носом.

— А что тут происходит?

— Вы чем занимаетесь? Я слышала, как вы… пели! Через стену! Да, слышала!

— Ну… разве же я громко пел?

— Да какая разница громко или нет! Это не красиво! Это не культурно! Лучше учебник почитайте, чем такой ересью заниматься!

— Но это же моё свободное время… — хотел возразить я, но меня перебили.

— Ещё раз услышу — вызову полицию. — Твёрдо произнесла она, отрезая любые возражения.

Ошеломлённый, на подкосившихся ногах я дополз до своего кресла и упал на него, чуть ли не промахнувшись. Сердце быстро колотилось и обливалось кровью, а в глазах собрались капли слёз. «Глупости!» — говорил я себе, а на душе всё так же оставался большой комок чёрной, вязкой и вонючей грязи, оставленный соседкой. «Почему же меня это так задело?» — спрашивал я себя, но ответа не находил. Весь тот вечер прошёл как в тумане, а перед сном я тихо запел себе под нос простую мелодию без слов. Совсем тихо — так, что даже я сам едва слышал её. И прежде чем сон завладел моим разумом, в груди вновь резануло чем-то кривым и затупившимся, как старая пила.

Утром, когда я уже собирался на работу, лениво напяливая рабочую форму — сине-серый комбинезон, так сильно приевшийся мне, что каждый раз я хотел его сжечь — мне позвонили. Подняв трубку, я услышал женственный, высокий голос своего начальника, так не подходивший его грубой, шкафообразной внешности. В тот день, в пятницу, в шесть утра сорок две минуты мне сообщили, что я уволен. Эта новость давно ожидалась, но всё равно стала для меня полнейшим шоком. Увольнение — худшее, что может быть в Городе Изумруде. Как же так, уволили? Я не мог представить себе свою дальнейшую жизнь, потому что не знал ни одного человека, которого бы уволили. Я слышал о таких в новостях, читал о них в газетах и такие были среди знакомых моих знакомых моих знакомых, но кроме того факта, что они были уволены, я больше ничего о них не знал. И это нагоняло ужас. Трясясь, я уселся на своё бледно-красное кресло и схватился за голову. Надо было успокоится и я тихо запел себе под нос песню, что услышал из уст девушки в том парке. Но у меня ничего не получилось и я быстро замолчал. «Зато теперь у тебя будет больше времени на музыку. Да и, что может случиться? Не умрёшь же ты? Не конец же это света? Что с тобой может произойти?» — обращался я сам к себе весь оставшийся день.

На утро следующего дня, субботу, я должен был вновь встретиться со Славкой. Мы встречались каждую субботу. Я налил себе кофе, правда совсем чуть-чуть, что бы экономить его. Потратив пару минут на сборы, я неуверенно открыл дверь и вышел в подъезд. Чуть ниже, на площадке между этажами, стояла кучка моих соседей, вновь обсуждающих что-то. Закусив губу, торопливо я начал спуск вниз, отпустив свои глаза к самому полу. В этот момент мне показалось, словно все эти люди неотрывно и осуждающе смотрят на меня. «Они знают!» — Пронеслось в голове, но когда я быстро поднял взгляд наверх, дабы убедиться, никто не обращал на меня внимания. Быстро вылетев наружу, я оглянулся, выискивая моего доброго товарища — дворника Николая Андреевича. Он, как и всегда, был на месте. Слегка расслабившись я подбежал к нему и поздоровался.

— А скажите, нет у вас знакомых, кого бы уволили? — Задал я беспокоящий меня вопрос.

— Нет… где им взяться-то? — Старик пожал плечами.

— Ясно, а… — я хотел спросить его о том, могу ли я устроиться дворником, как и он. Но подумал что это глупый вопрос, да и не стоит ему знать о моём печальном положении. — Да нет, ничего. До свидания, удачного вам дня, Николай.

— И вам того же, — помахал он мне на прощание своей тощей, костлявой рукой.

Быстро перебирая ногами я добрался до парка да раньше, чем стоило. По нему ходило совсем мало людей в это время суток, так что я вздохнул с облегчением. Ожидая товарища, я медленно прохаживался вдоль голых деревьев, рассматривая то сухую почву под ногами, то рисунок плитки, то хмурое, серое небо. Время шло медленно, но это не доставляло мне неудобства и я получал удовольствие. Но вот прошёл час, а моего друга всё так же не было. Где-то внутри меня зашевелилось эфемерное беспокойство, но я подавил его, решив подождать ещё. Но и через ещё один час Слава так и не явился. Быть может у него проблемы? Быть может он в беде? Но скорее всего…

Так же как я шёл по парку: неторопливо, размеренно и спокойно — я последовал домой. Не обращая ни на что внимания, добрался до квартиры, отпер дверь и, оказавшись внутри, не раздеваясь, подошёл к домашнему телефону. Мобильного у меня, к сожалению, не было. Набрав номер друга, я услышал гудки, но почти сразу звонок кто-то сбросил на том конце провода. Я вздохнул, положил трубку и пошёл раздеваться. Теперь я был совсем один, но почему-то то обстоятельство, что ныне мне не у кого кроме себя было искать помощь, придало мне сил. Я выпрямил спину и больше не трясся, а сильно сжав губы, делал свои домашние дела без лишней суеты и бесполезных мыслей о том, что же делать дальше. На самом деле, я не думаю, что смогу найти новую работу. Не знаю, что делать. Но так ли это важно? Думаю, что теперь мне действительно не остаётся ничего, кроме как делать то, что мне нравится.

Вечером того же дня, слушая по радио новости, я вдруг вскочил, выключил его и встал посреди комнаты в полнейшей тишине. В голову ударили воспоминания из детства, тех времён, когда я жил ещё в совсем другом городе. Воспоминания о большом, полном людей, запахов и красок базаре, в одном из закутков которого я встретил уличных музыкантов, с улыбками на лицах поющих своих песни. Я глубоко вдохнул пыльный воздух комнатки и довольно громко запел те песни, вспоминая их мотивы и текста. Вскоре мой слух уловил, как в стену справа от меня, там где была квартира той женщины, что ругалась в прошлый раз, кто-то с силой постучал. Я не обратил на это внимания, лишь слегка усилив свой голос, дабы заглушить неприятный стук. Вскоре за стуком послышался и другой, в этот раз снизу, а за ним и злобные выкрики людей. Ещё спустя две минуту начали стучать уже в мою дверь. В этот момент мой голос дрогнул, как и я сам. Я испугался. «Что же я такое делаю?» — но стоило вспомнить, что делать то мне больше и нечего, что я всё равно так или иначе пропал, я собрался и продолжил петь. Я пел всё громче, пока в мою дверь с колотили руками и ногами соседи, до тех пор, пока не послышался оглушительный шум циркулярной пилы.

Я замолчал и судорожно начал искать пути спасения. Бегая из сторону в сторону я пытался что-то найти, но с каждой секундой осознавал, что сейчас мне ничего не поможет. Наконец, мой взгляд наткнулся на мутное, давно мною не мытое окно. Распахнув его так, что, ударившись о стену дома, оно разбилось, я заглянул вниз. Это третий этаж, а внизу лишь прямое, аккуратно обстриженное дерево, разве же смогу я спрыгнуть? В этот момент моя дверь упала и внутрь квартиры начали забегать множество людей: полицейские, соседи и просто прохожие, заглянувшие в наш дом из любопытства. Уже не раздумывая я перемахнул через небольшой подоконник и полетел вниз. Я закрыл глаза и лишь слушал страшные звуки: крики людей, свист ветра и ломающиеся и бьющие по мне ветки дерева. Мешком я упал вниз, приземлившись на спину. Всё тело болело и саднило. Все мои руки и лицо были покрыты множеством ссадин и царапин, оставленных ветками, а спину я так и вовсе не ощущал. Не смотря на это, на дрожащих конечностях я поднялся и видя как из подъезда выбегают люди, побежал.

Бежал я долго, казалось бесконечно, совершенно не разбирая дороги и выкриков за своей спиной. Я совсем не понимал, что происходит и почему это происходит со мной. Почему они за мной гоняться? Что же я такого им сделал? И я всё бежал и бежал, уже абсолютно не ощущая своих ног, но зато чувствуя жгущую, доводящую до слёз боль во всём остальном теле.

Наконец, когда я понял, что больше не смогу убегать, то взглянул наверх и увидел медную надпись «Парк Свободы». Забежав внутрь, в самый центр, я вскочил на небольшую платформу, оставшуюся там от статуи, стоявшей здесь пару десятков лет назад. С трудом выдохнув застрявший в груди воздух, приложив все силы, я выпрямился и огляделся. Вокруг меня уже собралась большая толпа зевак, а среди них медленно пробираясь сквозь плотные ряды людей, ко мне шли полицейские. Сделав глубокий вдох, смотря сверху вниз на людей вокруг, я вспомнил ту девушку, что на прошлой неделе пела тут. Мои губы, уже не дрожа, раскрылись и из моего рта полилась та песня. Я сам удивился своему голосу: такому сильному, но при этом гибкому, совсем не похожему на мой. И песня полилась по парку, забираясь в уши людям и возможно колыша что-то внутри них. Свободная, воздушная песня, рассказывающая о красоте, добре, свободе и прочих таких банальных, но красивых вещах. Но не успел я её закончить, как ко мне подобрался один из служителей закона и резко дёрнул за ногу, роняя на землю, к себе под ноги.