Слишком смертен сегодня

Полая комната давит кровавой красностью стен, ловушка одиночеств и ограниченностей среди свободы разгульных пространств, приторная сладость мрачных мыслей рождается, миром давясь, веки глотают глаза, мир замыкается в темноте пороков постыдных мыслей, возрождаться не торопясь. Темно и чувственно-красно, в вечно-алом рассвете выплевываемых цветами запахов, воздух падает в легкие, мерно клубясь, как дым рассеянных причин и следствий, утекающих с тяжелым выдохом, а жизнь кружится вокруг все быстрее и быстрее, увлекая на разноцветную карусель циклических событий, тающих и оживающих вновь лишь в стенах моего понимания. Низвергаемый небом дождь близок и предсказуем, как и счастливый конец светлой эпохи жизни в гостях у сказки.

Улица — шахматная доска прохожих и автомобилей, километры домов и небо серого смога забытых надежд и оставленных усилий, студент, бредущий по алее, солнцем и мыслями раздавленный, взглядом в асфальте, бредет в поисках своих мемуаров и просто чужих интересных историй, полная голова забот и пустоты мыслей, невысказанных слов и немых обещаний, зарождающихся где-то глубже чем в разуме, вырывающихся в мир со свистом серебряной пулей, воздух шелохнув и успокоив. Скелет квартиры дарит пустоту и одиночество, пустоту внутри и одиночество снаружи, которое можно поглощать не давясь. В разных углах квартиры — одинокие сверчки — поют. Их одиночество рождает тихую мерную трель, но стоит им сойтись, как умолкнут все песни, а их одиночество станет пустотой, окружающей их единство, но только вовне.

Пустота трамвая стремительно прыгает мне навстречу даря вечность текущего момента и текущего «я» без содержания, пустого и вечного как воздух вокруг. О, пустота, я знаю, ты устала от таких как я, вечно ищущих чего-то иного, мы надоедливы как мухи, и верим почему-то только в тебя. В тебя, и в то, что вокруг. В чем измеряется цвет или красочность жизни? В количестве промелькнувших кружевных пеньюаров? В натяжении чужих улыбок или приторной добродетельности истинных подлецов? Красный цвет измеряется в закате, синий в глубине, а желтый в свободе открытых пространств пустыни? Черный в пустоте и глубине, а белый просто в блестящем текущем моменте? Какой цвет имеют не-убеждения, не-взгляды, не-откровенья? Приторная-сладкая искренность и непредвзятость бытия мягко давит на грудь, пустые помыслы и мысли мешают заснуть, роясь в голове, роясь в трамвае, во мне и подо мною. А кто-то колется иглою сомнений, находя удовольствие в медленном увядании реальности и приходов грез, что застилают глаза пеленою несбывшихся действий и откровенной фальши, а после — медленный отходняк и вхождение в колею таких серо — солнечных будней чужой суеты… Пора смотреть на достопримечательности и углы чужих и своих судеб, улыбаться глядя на шрамы и чувствуя шишки торчащие подставкой для нимба, ходить, глядеть бесстрашно в подворотни и в глотки открытых ворот на свободу огромных пустот среди сверкающего воздуха дырок оскала коренных домов.

Есть люди, которые не могут вовремя уйти, есть люди, которые умеют. Есть также люди, которые просто не умеют приходить, смеющимся телом в усталую кухню валясь. Есть люди, что проплывают мимо как айсберг, ни на миг не задерживаясь. Оставляют только величественный след скрытых надежд и эмоций, стеною ниспадающих вниз. Все они разные — люди. Только одинаковые, как два сапога, топчущих тело сырой земли, втаптывающих свою неплодородную пыль прошедших лет. Мы не грешим, мы только понарошку. Мы просто запутались, в водопаде понятий и определений, которые ничего не определяют и не дарят понимания. Есть люди, которые как болванчики, только кивают головой и делают как все. Есть люди, которые настолько чисты и прозрачны, что их в упор никто не видит. Есть люди, которые как оборотни, они как болванчики, только головой не кивают, а мотают из стороны в сторону, мол, нет, не хочу я вашей жизни. Не хочу видеть один и тот же вид из окна каждый день. Пусть он будет тот же самый, только разный, хотя бы просто для меня. Не хочу видеть ошибки властей, происки тайных правительств и коридоры чужих заблуждений, хочу видеть только свои ошибки, и только себя в них винить. Хочу дарить. Хочу Жить, за это можно половинку жизни отдать, но только своей, поделенной по вертикали, чтобы отвалилась ненужная часть, и, упавши, разбилась. Не хочу смотреть в суету. Но пусть она будет, только меня не трогает. Не хочу тонуть в желаниях или обожаниях, обидах, гневе, похоти, иллюзиях, утешениях, жалости к себе, прелюдиях, страхе, мелочности, грешности, заблуждениях, тайных чтениях, ложных откровениях, в мертвых знаниях, жизнь порядком укоротив поисками того сокровенного, что неподвластно времени и смех его слышен сквозь вечность. Но я сегодня слишком смертен для этого.