Личинки

Личинки.

Простуда в шести сценах.

—

Сцена 1.618

На переднем плане тонкая береговая зона, отделяющая непроходимый лес от непроходимой глупости. Остывающий пар двух действующих лиц. Одно лицо всё время причитает: «Гори всё синим пламенем!», другое заботливо подкидывает хворост в костёр. Неизвестный Остров Великого Океана, эпоха династии Цинь, незадолго до полуночи.

—

Причитающий: если ты перестанешь бросать в огонь ветки, то он вскоре потухнет.

Подкидывающий: я увижу, когда он потухнет.

Причитающий: а вот и нет.

Подкидывающий: что значит «нет»? Сходи лучше, принеси кролика, я умираю с голоду.

Причитающий: когда он потухнет, не останется ничего, что ты мог бы увидеть.

Подкидывающий: да, хорошо, но я же увижу, что огонь перестанет гореть.

Причитающий: не увидишь. Просто кругом станет темно, и ты перестанешь видеть в принципе. Всё, что ты додумаешь насчёт огня, будут лишь твоими представлениями на его счёт.

Подкидывающий: я смотрю, ты умничать решил. Вынужден тебя огорчить, на сотни миль отсюда нет никого, кто смог бы оценить твои остроты. Если ты забыл, мы на этом острове одни, поэтому, бога ради, принеси кролика, или я…

Причитающий: прости, я не могу ничего тебе принести. Я же Причитающий. Моя функция — причитать. Например, о том, что кроликов слишком мало, и есть сегодня не стоит, или о том, что я абсолютно голый и мне холодно уходить далеко от костра.

Молчание. Часы небосвода пробили половину двенадцатого.

Причитающий: представь, что будет, если ты по неосторожности подожжёшь море.

Подкидывающий: слушай, а тебя как зовут-то?

Причитающий: Маша. А тебя?

Подкидывающий громко ахнул.

Подкидывающий: как Маша?.. Так ты что?..

Маша: тебя-то как зовут, не скажешь?

Подкидывающий: меня?.. Хм… Меня Корнеем Ивановичем раньше называли. Но мне больше нравится Дима.

Их прерывает внезапно разбушевавшийся ветер. Клубы костра вдруг становятся ядовито-салатовыми, потом жёлтыми, потом из них складывается голова какого-то бородатого старика, он бормочет «ой, я, похоже, не туда…» и исчезает. Часы бьют без пятнадцати. Так же внезапно всё стихает.

Дима (переводя взгляд с того места, где только что был старик, на Машу): меня терзают смутные сомнения.

Маша: я не могу вам дать того, что вы хотите. Прошу меня простить.

Дима: а что изменится, если я скажу, что люблю Вас?

Маша: всё. Не забывайте про эффект бабочки.

Дима: не виляйте задом. Давайте лучше покурим. (Поджигая сигарету). Расскажите о Вашей семье, Мария.

Никто из них не заметил, как над ними снова появился дымчатый старик. Кажется, он хотел что-то добавить, но, увидев сосредоточенных собеседников, решил не вмешиваться и прислушался.

Маша: меня родила мать сыра земля. До трёх месяцев я думала. Потом мне стали кормить старые шутки, и я прокисла. Моими первыми игрушками были лоб и трава. Я люблю своих родителей, они подарили мне замечательное детство. А что у Вас?

Дима: а я печенег. Но родился я в Спарте, и родители мои спартанцы. Принято думать, что в Спарте не было женщин. Но кто же меня тогда скинул со скалы? Так я и выплыл сюда к совершеннолетию. Думаю, мы подходим друг другу.

Старик: тихо! (Дима с Машей вздрогнули и осторожно подняли головы наверх, в ужасе взирая на Дымчатого) Приближается полночь!

—

Сцены со второй по шестую.

Издалека приплывает могучий трёхпалубник. Из него выбегает сотня матросов, неся на себе строительные материалы, и сооружают на берегу несколько пятиэтажных хрущёвок. Вскоре появляются больница и детский садик. Затем вырастает «Пятёрочка», «Южный двор» и «Перекрёсток» (для зажиточных матросов). Налаживается сообщение с близлежащими островами. Начинают рыть канализацию. Выбирают мэра.

Дима, Маша и Дымчатый наблюдают за происходящим со слабым интересом. Наконец, им отводят небольшой квартал «для аборигенов», но костёр всё-таки тухнет, и весь мир погружается во тьму.

Бьют часы двенадцать раз: Кафка думает о нас.

Конец.