Есть такая шутка: изначально любая бухгалтерская программа хорошая и красивая. Потом приходят всякие топ-менеджеры, которые говорят «хочу, чтоб в ней было видно вот это, и был вот такой отчёт, и вот такая финтифлюшка, а сбоку ещё вот такая свистелка, и перделка обязательно». И на хорошую программу разработчики начинают достраивать очень много разнообразных хотелок. В результате программа превращается в монстра. до которого франкенштейновскому — ой, как далеко. Программа, конечно же, становится большой, неуклюжей и медленной. В результате предприятие её выбрасывает и с чистой совестью переходит на другую.
Если провести параллель с социальными режимами, получается то же самое. На заре становления чуть ли не каждый режим представляется очень прогрессивным, хорошим и справедливым. Потом он обрастает своими законами, правилами, традициями, суевериями. привычками… Все они наслаиваются друг на друга, противоречат друг другу, обретают своих сторонников и противников, между которыми в свою очередь возникают противоречия. В итоге хороший и прогрессивный режим становится ужасным монстром, машиной разрушения всех представлений о справедливости (которой, кстати, вообще в природе не существует), машиной, разрушающей саму себя.
Здесь интересно, что процесс этот идёт по нарастающей. Наслоения законов порождают проблемы. Проблемы приводят к возникновению новых законов, которые, в свою очередь, порождают новые проблемы. И вот наш чудесный и прогрессивный режим сначала становится похож на старого маразматика, который «пошел в туалет и забыл, зачем», а затем (поскольку проблемы продолжают нарастать) — на коллапсирующую звезду, которая готовится стать сверхновой. И потом уже, в пламени сверхновой, гибнут и те, кто создавал законы, и те, кто выступал против них. Пламя не разбирает. Хотя, бывает и такое, что взрыва не происходит и звезда сжимается в карлика, от которого ни тепла, ни пользы, только огромная сила тяжести, обусловленная большим весом и памятью о былом величии.
Примечательно, что искажения истории, о которых Вы пишете, существуют на любом из этапов, которые переживает каждый режим. Вначале, при становлении, старая история отвергается, в ней искусственно находят предпосылки для нового мироустройства. При развитии и стремлении к идеалам на новообразованную старую историю продолжают вешать наслоения, чтобы её оправдать; кроме того, переписывают новейшую историю, чтобы не показывать ошибок периода становления. В конце, на этапе монстра, вскрываются старые наслоения, которые перемешиваются с новыми выводами, чтобы родить симбиоз ежа с ужом. А на этапе взрыва история и вовсе зачёркивается и признаётся ошибкой.
Кроме того, история вообще всегда не объективна, поскольку пишут её люди. Даже люди, которые непосредственно участвовали в событиях и написали об этом мемуары, видели только ту часть событий, в которой принимали непосредственное участие, но не видели всего остального. И даже эту часть, свидетелями которой они являются, они всё равно пропустили через своё субъективное восприятие. Ну а когда историю пишет какой-нибудь кабинетный историк, он вообще может написать что угодно. Получается полный субъективизм.
Мне кажется, что такая версия существования общественного режима похожа на правду. И она подразумевает при любом режиме тех, кто следует идеям и целям оного, и тех, кто идёт им вопреки, добиваясь других идеалов, быть может, задавая новые, более возвышенные. И пути, которыми они идут к своей цели, уже даже не так важны: режим всё равно падёт. Возможно, ему на смену придёт новый режим, который тоже поначалу будет более справедливым…
Но ещё ни один режим не просуществовал вечность. Как, впрочем, никто и ничто в этом мире.
Ой-ёй, ну и накрутили Вы
Есть такая шутка: изначально любая бухгалтерская программа хорошая и красивая. Потом приходят всякие топ-менеджеры, которые говорят «хочу, чтоб в ней было видно вот это, и был вот такой отчёт, и вот такая финтифлюшка, а сбоку ещё вот такая свистелка, и перделка обязательно». И на хорошую программу разработчики начинают достраивать очень много разнообразных хотелок. В результате программа превращается в монстра. до которого франкенштейновскому — ой, как далеко. Программа, конечно же, становится большой, неуклюжей и медленной. В результате предприятие её выбрасывает и с чистой совестью переходит на другую.
Если провести параллель с социальными режимами, получается то же самое. На заре становления чуть ли не каждый режим представляется очень прогрессивным, хорошим и справедливым. Потом он обрастает своими законами, правилами, традициями, суевериями. привычками… Все они наслаиваются друг на друга, противоречат друг другу, обретают своих сторонников и противников, между которыми в свою очередь возникают противоречия. В итоге хороший и прогрессивный режим становится ужасным монстром, машиной разрушения всех представлений о справедливости (которой, кстати, вообще в природе не существует), машиной, разрушающей саму себя.
Здесь интересно, что процесс этот идёт по нарастающей. Наслоения законов порождают проблемы. Проблемы приводят к возникновению новых законов, которые, в свою очередь, порождают новые проблемы. И вот наш чудесный и прогрессивный режим сначала становится похож на старого маразматика, который «пошел в туалет и забыл, зачем», а затем (поскольку проблемы продолжают нарастать) — на коллапсирующую звезду, которая готовится стать сверхновой. И потом уже, в пламени сверхновой, гибнут и те, кто создавал законы, и те, кто выступал против них. Пламя не разбирает. Хотя, бывает и такое, что взрыва не происходит и звезда сжимается в карлика, от которого ни тепла, ни пользы, только огромная сила тяжести, обусловленная большим весом и памятью о былом величии.
Примечательно, что искажения истории, о которых Вы пишете, существуют на любом из этапов, которые переживает каждый режим. Вначале, при становлении, старая история отвергается, в ней искусственно находят предпосылки для нового мироустройства. При развитии и стремлении к идеалам на новообразованную старую историю продолжают вешать наслоения, чтобы её оправдать; кроме того, переписывают новейшую историю, чтобы не показывать ошибок периода становления. В конце, на этапе монстра, вскрываются старые наслоения, которые перемешиваются с новыми выводами, чтобы родить симбиоз ежа с ужом. А на этапе взрыва история и вовсе зачёркивается и признаётся ошибкой.
Кроме того, история вообще всегда не объективна, поскольку пишут её люди. Даже люди, которые непосредственно участвовали в событиях и написали об этом мемуары, видели только ту часть событий, в которой принимали непосредственное участие, но не видели всего остального. И даже эту часть, свидетелями которой они являются, они всё равно пропустили через своё субъективное восприятие. Ну а когда историю пишет какой-нибудь кабинетный историк, он вообще может написать что угодно. Получается полный субъективизм.
Мне кажется, что такая версия существования общественного режима похожа на правду. И она подразумевает при любом режиме тех, кто следует идеям и целям оного, и тех, кто идёт им вопреки, добиваясь других идеалов, быть может, задавая новые, более возвышенные. И пути, которыми они идут к своей цели, уже даже не так важны: режим всё равно падёт. Возможно, ему на смену придёт новый режим, который тоже поначалу будет более справедливым…
Но ещё ни один режим не просуществовал вечность. Как, впрочем, никто и ничто в этом мире.
Dixi.