Одной фразой

That summer Parker had trouble sleeping.

There were power droughts; sudden failures of the delta-inducer brought painfully abrupt returns to

consciousness.

To avoid these, he used patch cords, miniature alligator clips, and black tape to wire the inducer to a battery-

operated ASP deck. Power loss in the inducer would trigger the deck's playback circuit. He bought an ASP

cassette that began with the subject asleep on a quiet beach. It had been recorded by a young blonde yogi with

20-20 vision and an abnormally acute color sense. The boy had been flown to Barbados for the sold purpose of

taking a nap and his morning's exercise on a brilliant stretch of private beach. The microfiche laminate in the

cassette's transparent case explained that the yogi could will himself through alpha to delta without an inducer.

Parker, who hadn't been able to sleep without an inducer for two years, wondered if this was possible.

He had been able to sit through the whole thing only once, though by now he knew every sensation of the first

five subjective minutes. He thought the most interesting part of the sequence was a slight editing slip at the start

of the elaborate breathing routine: a swift glance down the white beach that picked out the figure of a guard

patrolling a chain link fence, a black machine pistol slung over his arm.

While Parker slept, power drained from the city's grids.

The transition from delta to delta-ASP was a dark implosion into other flesh. Familiarity cushioned the shock. He

felt the cool sand under his shoulders. The cuffs of his tattered jeans flapped against his bare ankles in the

morning breeze. Soon the boy would wake fully and begin his Ardha-Matsyendra-something; with other hands

Parker groped in darkness for the ASP deck.

Three in the morning.

Making yourself a cup of coffee in the dark, using a flashlight when you pour the boiling water.

Morning's recorded dream, fading: through other eyes, dark plume of a Cuban freighter — fading with the horizon

it navigates across the mind's gray screen.

Three in the morning.

Let yesterday arrange itself around you in flat schematic images. What you said — what she said — watching her

pack — dialing the cab. However you shuffle them they form the same printed circuit: you, standing in the rain,

screaming at the cabby.

The rain was sour and acid, nearly the color of piss. The cabby called you an asshole; you still had to pay twice

the fare. She had three pieces of luggage. In his respirator and goggles, the man looked like an ant. He pedaled

away in the rain. She didn't look back.

The last you saw of her was a giant ant, giving you the finger.

Parker saw his first ASP unit in a Texas shantytown called Judy's Jungle. It was a massive console in cheap

plastic chrome. A ten-dollar bill fed into the slot bought you five minutes of free-fall gymnastics in a Swiss

orbital spa, trampolining through twenty-meter perihelions with a sixteen-year-old Vogue model — heady stuff for

the jungle, where it was simpler to buy a gun than a hot bath.

He was in New York with forged papers a year later, when two leading firms had the first portable decks in major

department stores in time for Christmas. The ASP porn theaters that had boomed briefly in California never

recovered.

Holography went too, and the block-wide Fuller domes that had been the holo temples of Parker's childhood

became multilevel supermarkets, or housed dusty amusement arcades where you still might find the old consoles,

under faded neon pulsing APPARENT SENSORY PERCEPTION through a blue haze of cigarette smoke.

Now Parker is thirty and writes continuity for broadcast ASP, programming the eye movements of the industry's

human cameras.

The brown-out continues.

In the bedroom, Parker prods the brushed-aluminum face of his Sendai Sleep-Master. Its pilot light flickers, then

lapses into darkness. Coffee in hand, he crosses the carpet to the closet she emptied the day before. The

flashlight's beam probes the bare shelves for evidence of love, finding a broken leather sandal strap, an ASP

cassette, and a postcard. The postcard is a white light reflection hologram of a rose.

At the kitchen sink, he feeds the sandal strap to the disposal unit. Sluggish in the brown-out, it complains, but

swallows and digests. Holding it carefully between thumb and forefinger, he lowers the hologram towards the

hidden rotating jaws. The unit emits a thin scream as steel teeth slash laminated plastic and the rose is shredded

into a thousand fragments.

Later he sits on the unmade bed, smoking, Her cassette is in the deck ready for playback. Some women's tapes

disorient him, but he doubts this is the reason he now hesitates to start the machine.

Roughly a quarter of all ASP users are unable to comfortably assimilate the subjective body picture of the

opposite sex. Over the years some broadcast ASP starts have become increasingly androgynous in an attempt to

capture this segment of the audience.

But Angela's own tapes have never intimidated him before. (But what if she has recorded a lover?) No, that can't

be it — it's simply that the cassette is an entirely unknown quantity.

When Parker was fifteen, his parents indentured him to the American subsidiary of a Japanese plastics combine.

At the time, he felt fortunate; the ratio of applicants to indentured trainees was enormous. For three years he lived

with his cadre in a dormitory, singing the company hymns in formation each morning and usually managing to go

over the compound fence at least once a month for girls or the holodrome.

The indenture would have terminated on his twentieth birthday, leaving him eligible for full employee status. A

week before his nineteenth birthday, with two stolen credit cards and a change of clothes, he went over the fence

for the last time. He arrived in California three days before the chaotic New Secessionist regime collapsed. In San

Francisco, warring splinter groups hit and ran in the streets. One or another of four different 'provisional' city

governments had done such an efficient job of stockpiling food that almost none was available at street level.

Parker spent the last night of the revolution in a burned-out Tucson suburb, making love to a thin teenager from

New Jersey who explained about the finer points of her horoscope between bouts of almost silent weeping that

seemed to have nothing at all to do with anything he did or said.

Years later he realised that he no longer has any idea of his original motive in breaking his indenture.

The first three quarters of the cassette had been erased; you punch yourself fast-forward through a static haze of

wiped tape, where taste and scent blur into a single channel. The audio input is white sound — the no-sound of the

first dark sea... (Prolonged input from wiped tape can induce hypnagogic hallucination.)

Parker crouched in the roadside New Mexico brush at midnight, watching a tank burn on the highway. Flame lit

the broken while line he had followed from Tucson. The explosion has been visible two miles away, a white sheet

of heat lightning that had turned the pale branches of a bare tree against the night sky into a photographic

negative of themselves: carbon branches against magnesium sky.

Many of the refugees were armed.

Texas owed the shantytowns that steamed in the warm gulf rains to the uneasy neutrality she had maintained in

the face of the Coast's attempted secession.

The towns were built of plywood, cardboard, plastic sheets that billowed in the wind, and the bodies of dead

vehicles. They had names like Jump City and Sugaree, shifted constantly in the covert winds of a black-market

economy.

Federal and state troops sent in to sweep the outlaw towns seldom found anything. But after each search, a few

men would fail to report back. Some had sold their uniforms, and others had come too close to the contraband

they had been sent to find.

After three months, Parker wanted out, but goods were the only safe passage through the army cordons. His

chance came only by accident: Late one afternoon, skirting the pall of greasy cooking smoke that hung low over

the woman in a dry creek bed. Flies rose up in an angry cloud, then settled again, ignoring him. She had a leather

jacket, and at night Parker was usually cold. He began to search the creek bed for a length of brushwood.

In the jacket's back, just below her left shoulder blade, was a round hole that would have admitted the shaft of a

pencil. The jacket's lining had been red once, but now it was black, stiff and shining with dried blood. With the

jacket swaying on the end of his stick, he went looking for water.

He never washed the jacket; in its left pocket he found nearly an ounce of cocaine, carefully wrapped in plastic

and transparent surgical tape. The right pocket held fifteen ampules of Megacillin-D and a ten-inch horn-handled

switchblade. The antibiotic was worth twice its weight in cocaine.

He drove the knife hilt-deep into a rotten stump passed over by the Jungle's wood-gatherers and hung the jacket

there, the flies circling it as he walked away.

That night, in a bar with a corrugated iron roof, waiting for one of the 'lawyers' who worked passages through

the cordon, he tried his first ASP machine. It was huge, all chrome and neon, and the owner was very proud of it;

he had helped hijack the truck itself.

If the chaos of the nineties reflects a radical shift in the paradigms of visual literacy, the final shift away from the

Lascaux/Gutenberg tradition of a pre-holographic society, what should we expect from this newer technology,

with its promise of discrete encoding and subsequent reconstruction of the full range of sensory perception?

Rosebuck and Pierhal, Recent American History: A Systems View.

Fast-forward through the humming no-time of wiped tape — into her body. European sunlight. Streets of a strange

city.

Athens. Greek-letter signs and the smell of dust...

and the smell of dust.

Look through her eyes (thinking, this woman hasn't met you yet; you're hardly out of Texas) at the gray

monument, horses there in stone, where pigeons whirl up and circle —

and static takes love's body, wipes it clean and gray. Waves of white sound break along a beach that isn't

there. And the tapes ends.

The inducer's light is burning now.

Parker lies in darkness, recalling the thousand fragments of the hologram rose. A hologram has this quality:

Recovered and illuminated, each fragment will reveal the whole image of the rose. Falling toward delta, he sees

himself the rose, each of his scattered fragments revealing a whole he'll never know — stolen credit cards — a

burned out suburb — planetary conjunctions of a stranger — a tank burning on a highway — a flat packet of drugs — a

switchblade honed on concrete, thin as pain.

Thinking: We're each other's fragments, and was it always this way? That instant of a European trip, deserted in

the gray sea of wiped tape — is she closer now, or more real, for his having been there?

She had helped him get his papers, found him his first job in ASP. Was that their history? No, history was the

black face of the delta-inducer, the empty closet, and the unmade bed. History was his loathing for the perfect

body he woke in if the juice dropped, his fury at the pedal-cab driver, and her refusal to look back through the

contaminated rain.

But each fragment reveals the rose from a different angle, he remembered, but delta swept over him before he

could ask himself what that might mean.

ЯндексПереводчик

Уильям Гибсон. Фрагменты голограммы розы

Тем летом у Паркера были проблемы со сном.

Были засухи силы; неожиданные отказы Дельта-индуктора приносили мучительно резкие возвращения к сознанию.

Чтобы избежать этого, он использовал патч-корды, миниатюрные зажимы аллигатора и черную ленту для подключения индуктора к батарее — эксплуатируемой палубе ASP. Потеря мощности в индукторе вызвала бы цепь воспроизведения палубы. Он купил жереха. кассету, которая начиналась с того, что субъект спал на тихом пляже. Это было записано молодой блондинкой-йогом, у которой было аномально острое чувство цвета. Мальчик был доставлен на Барбадос с целью продажи. Ему дали вздремнуть и сделать утреннюю зарядку на великолепном участке частного пляжа. Ламинат микрофиши в прозрачном кейсе кассеты объяснил, что йог может пройти через Альфа-канал в дельту без индуктора.

Паркер, который не мог спать без индуктора в течение двух лет, задавался вопросом, возможно ли это.

Он был в состоянии пройти через все это только один раз, хотя теперь он знал каждое ощущение первых пяти субъективных минут. Он думал, что самая интересная часть последовательности была небольшой ошибкой редактирования в начале сложной дыхательной процедуры: быстрый взгляд вниз по белому пляжу, который выбрал фигуру охранника, он патрулирует забор из звеньев цепи, через руку перекинут черный пулемет.

Пока Паркер спал, электричество вытекло из городских сетей.

Переход от дельты к Дельта-жереху был темной имплозией в другую плоть. Знакомство смягчило шок. Он почувствовал прохладный песок под плечами. Манжеты его изодранных джинсов хлопали по голым лодыжкам.

Утренний ветерок. Скоро малыш проснется полностью и должен начать свою Ардха-Матцеендрату.

Паркер нащупал в темноте колоду жереха.

«В три часа ночи приготовьте себе чашечку кофе в темноте, используя фонарик, когда наливаете кипяток».

Утренний сон: кубинское грузовое судна — исчезает с горизонта.

Он переходит на серый экран ума.

В три часа ночи.

Пусть вчерашний день расположится вокруг вас в плоских схематических изображениях. Набираем такси. Вы, стоя под дождем, кричите на таксиста.

Дождь был кислый, почти цвета мочи. Таксист назвал тебя засранцем, но все равно пришлось заплатить дважды.

У него было три чемодана. В респираторе и очках он выглядел как муравей.

Она не оглядывалась назад.

Последний раз, когда ты ее видел, был гигантский муравей, показавший тебе палец.

Паркер увидел свое первое подразделение в Техасском трущобном городке под названием "Джунгли Джуди". Это была массивная консоль в дешевом пластиковом хроме. Десятидолларовая купюра, вложенная в слот, купила тебе пять минут гимнастики свободного падения в швейцарском орбитальном спа, Прыжки на батуте через двадцатиметровые перигелии с шестнадцатилетней моделью Вож — пьянящий материал для джунглей, где проще купить ружье, чем горячую ванну.

Он был в Нью-Йорке с поддельными бумагами год спустя, когда две ведущие фирмы имели первые портативные колоды в Майор-универмаги во время Рождества. Порнокинотеатры ASP, которые на короткое время прогремели в Калифорнии.

Голография и широкие купола, которые были голографическими храмами детства Паркера, стали многоуровневыми супермаркетами, или разместились под пыльными увеселительными аркадами, где еще можно было найти старые приставки.

Под блеклым неоновым пульсирующим светом использовалось сенсорное восприятие сквозь синюю дымку сигаретного дыма.

Теперь Паркер тридцать, и он пишет непрерывно для широковещательного ASP, программируя движения глаз промышленности через камеры.

В спальне Паркер протирает щеткой алюминиевое лицо своего Сендайского мастера сна. Пилотный свет мерцает, затем всё погружается во тьму. С кофе в руке он проходит по ковру к шкафу, который она опустошила накануне. Луч фонарика зондирует голые полки в поисках доказательств любви, находя сломанный кожаный ремешок сандалии, жерех кассеты и открытку. Открытка представляет собой белую светоотражающую голограмму розы.

У кухонной раковины он подает сандалию в утилизатор. Вялый в коричневом одеянии, он жалуется, но глотает и переваривает. Осторожно держа ее между большим и указательным пальцами, он опускает голограммы к скрытые вращающиеся челюсти. Блок испускает тонкий крик по мере того как стальная пластмасса зубов не размельчила всё на тысячу осколков.

Позже он сидит на неубранной кровати, курит, ее кассета в деке готова к воспроизведению. Женские ленты дезориентируют

его, но он сомневается, что это причина, по которой он теперь не решается запустить машину.

Четверть всех потребителей ASP неспособна удобно ассимилировать субъективное изображение тела противоположного пола. За годы вещания АСП начинает становиться все более андрогинным в попытке захватить этот сегмент аудитории.

Но записи Анджелы никогда его не пугали. (Но что, если она записала любовника? Нет, этого не может быть).

Когда Паркеру исполнилось пятнадцать, родители отдали его в американский филиал японского пластмассового комбината.

В то время он чувствовал, что ему повезло; соотношение претендентов к стажерам было огромным. Раз в месяц удавалось уйти из общежития ради девочек или на голодром.

Контракт был бы расторгнут в его двадцатый день рождения, оставив ему право на полный статус сотрудника. За неделю до своего девятнадцатилетняя, с двумя украденными кредитками и сменой одежды, он перелез через забор.

Он прибыл в Калифорнию за три дня до того, как хаотичный новый сепаратистский режим рухнул. В Сан-Франсиско враждующие отколовшиеся группы били и бежали по улицам. Правительство проделало такую эффективную работу по накоплению запасов продовольствия, что на уличном уровне почти ничего не имеется.

Паркер провел последнюю ночь революции в сгоревшем пригороде Тусона, занимаясь любовью с худым подростком из Нью-Джерси, который объяснил тонкости ее гороскопа между приступами почти молчаливого плача, что казалось, не имеет никакого отношения к тому, что он делал или говорил.

Много лет спустя он понял, что больше не имеет ни малейшего представления о своем первоначальном мотиве, чтобы нарушить свой договор.

Первые три четверти кассеты были стерты. Он протер ленту.

Паркер присел на корточки в придорожном кустарнике Нью-Мексико в полночь, наблюдая, как горит танк на шоссе.

Взрыв был виден за две мили отсюда, белый лист тепловых молний, превративших бледные ветви голого дерева на фоне ночного неба в фотографические.

Углеродные ветви на фоне магниевого неба.

Многие беженцы были вооружены.

Города были построены из фанеры, картона, пластиковых листов, которые развевались на ветру, и тел погибших.

Федеральные войска и войска Штатов, посланные на зачистку городов преступников, редко что-нибудь находили. Но после каждого поиска, несколько мужчин не будут досчитываться. Некоторые продали свою ферму, другие подошли слишком близко к контрабанде.

Их послали на поиски.

Через три месяца Паркер хотел уйти, но товары были единственным безопасным проходом через армейские кордоны. Однажды поздно вечером, огибая завесу жирного дыма, который висел низко над землей, он увидел женщину в сухом русле ручья. Мухи поднялись сердитым облаком, потом снова сели, не обращая на него внимания. На ней была кожаная куртка, ночи уже были холодные.

Паркер начал искать в русле ручья хворост.

В задней части куртки, как раз под ее левой лопаткой, было круглое отверстие которое впустило бы вал a

карандаш. Подкладка куртки когда-то была красной, но теперь она была черной, жесткой и блестела засохшей кровью. С

куртка покачивалась на конце палки, он пошел искать воду.

Пиджак он так и не постирал, в левом кармане он нашел почти унцию кокаина, аккуратно завернутую в пластик.

и прозрачная хирургическая лента. В правом кармане лежали пятнадцать ампул Мегациллина D и десятидюймовая рукоятка с роговой рукояткой.

нож. Антибиотик стоил в два раза больше кокаина.

Он вонзил нож по самую рукоять в гнилой пень, мимо которого проходили лесорубы джунглей, и повесил куртку.

мухи кружили вокруг него, когда он уходил.

В ту ночь в баре с гофрированной железной крышей, ожидая одного из "адвокатов", который работал в коридорах через

кордон, он попробовал свою первую машину жереха. Он был огромный, весь хром и неон, и владелец очень гордился им;

он помог угнать грузовик.

Если хаос девяностых годов отражает радикальное смещение в парадигмах визуальной грамотности, окончательный отход от

Ласко/Гутенберг традиция до-голографического общества, что мы должны ожидать от этой новой технологии,

с его обещанием дискретного кодирования и последующей реконструкции всего спектра сенсорного восприятия?

Rosebuck и Pierhal, недавней американской истории: взгляд систем.

Быстро вперед сквозь жужжание не-времени протертой ленты — в ее тело. Европейский солнечный свет. Улицы странного

город.

Афины. Греческие буквы и запах пыли...

и запах пыли.