Тёмное дело

    Ночью у Шумилихи вырезали скотину.

   Бабка, Зинаида Шумилова, жила в крайнем доме, ближе к лесу. Вот на неё значит и выпало. Шумилиха говорит, что коровы кричали страшно.

   Хорошо, что бабушка не рискнула из дома выйти. Господь миловал. А то бы...

   Скот не то, чтобы зарезали, или там — загрызли. Две дойные коровы, тёлка и бычок этого приплода выглядели так, будто их пропустили через мясорубку. Вместе со шкурой и костями. А потом полученный фарш снова собрали в животное.

   А вот одну тёлочку просто без затей порвали пополам. Задняя часть валялась в загоне, а та, что с головой — посреди картофельного огорода.

   Да что там говорить — картина жуткая.

   А перед этим делом, вечером, случился фиолетовый закат.

   Все поняли, что не к добру это. Хоть и полюбовались на небывалое.

   Вот оно и грянуло...

   Деревня, кстати, называется "Ёлки". Глухомань. Медвежий угол.

   Если бы не дед Сумин Федор Григорич, так все бы давно поразбежались. Ну не в города, конечно. Кто нас там ждёт-дожидается? А просто — немного поближе к цивилизации.

   Григорич раньше был совхозным агрономом. Какой-никакой, а опыт управления есть. Да и вообще — умный мужик.

   Вот он в селе и есть как бы — старостой. Чуть что — все к нему.

   У Григорича и сотовый телефон в наличии. Дочка привезла. И раз в полгода сбрасывает ему рублей двести на номер. Хватает.

   До вышки, смастряченной на бывшей центральной усадьбе добивает прилично. Так что — не отрезанные от мира-то.

   Дед Фёдор сразу позвонил в милицию, в райотдел.

   Дежурный сообщение принял. А через часок звонят оттуда.

   Мужик представился следователем прокуратуры, потребовал обсказать. Дед всё выложил, с подробностями. Следователь на том конце помолчал, потом спрашивает:

   - А от меня вы чего хотите?

   — Случай не простой, — объясняет ему дед, — это не зверь и не человек. Вообще непонятно что за хрень тут похозяйничала.

   — Жертвы есть?

   — Так я же объясняю, — втолковывает Григорич, — две дойные коровы, одна телка годовалая...

   — Подождите. Человеческие жертвы есть?

   — Нет, — отвечает Григорич, — врать не буду, человеческих жертв нет.

   — Ну и что вы хотите, — опять спрашивает следователь, — чтобы мы приехали и убили медведя? Если появятся жертвы — звоните.

   — Да не медведь это, — начал объяснять дед Фёдор, но там положили трубку.

   И как накаркали, мать их. Появились и человеческие жертвы.

   Потом, днём-то, все собрались, помозговали сообща — как быть. Решили — животину на ночь загонять в зимние стойла. Самим, с наступлением темноты, сидеть дома и нишкнуть.

   Убиенную скотину закопали в скотомогильник. Порванную тёлку начинили ядом и вынесли за околицу к кромке леса. Собрали все капканы, что были в деревне, и на подходах к Шумилихиному огороду расставили штук двадцать. Ёлки, кстати, деревушка маленькая — восемь дворов. Население — сплошь старики-пенсионеры. Да плюс несколько малых ребятишек, которых отправили к дедушкам и бабушкам на лето, к парному молоку, свежим продуктам и чистому воздуху.

   У деда Федора тоже шестилетний внук, Костик, гостил.

   Ночь Ёлковские встретили тревожно. Не спали.

   Около часа пополуночи на другом конце деревни, что у котлована, грохнуло два выстрела. Потом, что-то вякнуло и стихло. Никто благоразумно не высунулся.

   А утречко нарисовалось весёлое.

   В последнем доме, проживал пенсионер, бывший тракторист, дед Саша Миронов. Жил бобылём, из скотины держал пару свиней и небольшой гурт овец.

   Попивал.

   Вот его и нашли у загончика с овечками. Порванного пополам. Тут же и ружьё. И овцы все в фарш.

   Пенсионерам стало страшно.

   Само по себе убийство человека — страшное дело. Грех!

   Но тут главное что — стерво не покусано, не поедено. Животина убита и брошена. Точно так же, как и дед Саша. Собаки деревенские сидят плотняком в будках и молчат как рыбы. И следов никаких. Это было непонятно и жутко.

   Живность в поле выгонять не стали, кормили остатками зимнего сена.

   Дед Фёдор приказал ничего не трогать и позвонил опять в район — порадовал, бля.

   Через полтора часа примчалась следственная группа со "скорой".  Даже с собакой.

   Дед Федя, официально так:

   - Односельчане, — говорит, — посидите пока по домам, не путайтесь под ногами у специалистов. А сам пошёл показывать место происшествия.

   Особо мутное дело с собакой. Этот кобель шагов за двадцать до места начал упрямиться, а потом и вовсе стал скулить, косить сумасшедшими глазами и вырываться от хозяина.

   Издеваться над псом не стали.

   Когда бедную псину увели, женщина-медэксперт присела осматривать труп, а дед Фёдор повёл следователя к мёртвым животным.

   Тот наклонился, достал авторучку, потыкал в то, что осталось от овец.

   — Что, и коровы в таком же виде?

   Дед Федя подтвердил.

   — И где они?

   — Вчерашние-то?

   — Ну да, "вчерашние".

   — Закопали.

   — Зря...

   Дед зыркнул на него обижено.

   - Ты же приезжать не собирался. Мы что тут должны сидеть и вонь нюхать?

   — Ну, ладно-ладно. Обойдёмся и без них.

   Вернулись к покойнику.

   Следователь подошёл к медэксперту.

   - Ну, что у нас?

   Она дёрнула бровью:

   - Тело расчленено на две части.

   — Это я вижу… Причину смерти можно установить?

   — Конечно можно. Причина смерти — расчленение на две части… Дедульку просто порвали пополам.

   — Каким образом?

   — Не знаю.

   — Ну ладно, а каким образом это можно сделать?

   — Так, как здесь — никаким. Нет следов удержания половин. Представляете — как надо сжимать тело, чтобы вот так сделать? Но следов никаких.

   — Ну, и как я всё это объясню?...

   Тут подкрался дед Федя:

   — А нам-то что делать?

   Следователь раздражённо пожал плечами:

   — Сидеть дома и не высовываться.

   Уехала бригада, и тело с собой забрали.

   По всему выходило, что покойный дед Саша перед ужином принял пару стопочек первача. Потом закусил горошницей со шкварками и заснул прямо за столом. А овечек загнать в зимник забыл.

   Когда ночью от страха заорали в клети свиньи (овцы-то помирают молча) дедок, по пьяни, схватил свой ТОЗ-34 и выскочил геройствовать.

   Ну, вот и нагеройствовал.

   Опять Ёлкинские собрались в кучу, поговорили, сделали выводы.

   Бабульки предупредили дедулек, что в случае пьяного героизма будут глушить чугунными сковородками.

   Одинокую бабушку Шумилину на ночь забрали Тарасовы. Нельзя женщине одной в таком бардаке...

   Заперли на ночь скотину. Закрыли окна ставнями. Насторожились.

   Вот, твою же мать! Середина июня, самый сенокос! А тут такая мудатень. Какие к хренам покосы — из дома выйти жутко.

   Этой ночью опять спать не дали.

   От тракта загудели моторы. На единственную улицу заехали на явно тяжёлой технике. За ставнями замелькал свет фар и ещё яркий белый — прожекторный. Загомонил, засуетился какой-то народ.

   Наши, памятуя вчерашнее, выглядывали в щели ставень. На улицу — ни-ни.

   В самый разгар ночной уличной суеты началось.

   Сначала завизжал мужик. Страшно так заорал, аж мороз по коже.

   Тут же началась автоматная стрельба. Длинными очередями. По стенам домов защёлкали пули. Деревенские попадали в хатах на пол. Баба Ольга, жена деда Федора, схватила сонного Костика и сиганула в подпол как молодая.

   Заревели моторы, замельтешили фары, ухнула граната.

   Минуты через три воплей и пальбы — затихло.

   Тут затрясет, пожалуй. Тут и обгадиться можно.

   Ещё через несколько минут у домов немного покаталось что-то большое и тяжёлое. Как будто каменный шар тонны на четыре кто-то перекатывает сопя.

   И всё.

   С утреца, народ, не помывши рож, начал потихоньку выползать из домов.

   Грёбаная катавасия! Во что деревню превратили!

   Посреди улицы стояла большая сварная клеть, обтянутая медной (или бронзовой) сеткой. Рядом догорал первый военный уазик. Второй своротил цементный столб бывшей электропередачи, да так и завис на нём стоя на дыбках.

   Чуть поодаль работал на холостых оборотах большой военный шестиосный Урал с самопогрузчиком.

   На траве, на сварных треногах стояли два разбитых в хлам прожектора. Третий, в кузове "Газ-66", был просто скомкан в катыш.

   В сторонке от этого дерьма спокойно лежал на боку серый санитарный Уазик.

   И кругом трупы солдатиков. И гильзы-гильзы-гильзы.

   Насчитали семнадцать человек. Не солдатики, конечно. Какое-то специальное воинство. Бронежилеты, шлемы.

   Только никому ничем помочь уже нельзя. Или фарш, или руки-ноги-головы оторваны. Месиво, одним словом.

   А вот в опрокинутой санитарке в уголке сидел солдатик-водитель. Обыкновенный срочник. Живой. Только седой и сумасшедший. Вытащили его кое-как, и унесли к Тарасовым в избу.

   Как он сидел скрюченный в салоне, так его скрюченного и утащили. Не разогнуть.

   Дед Федя опять давай названивать. Из района сказали, что они в курсе и уже выехали.

   Во как! Они оказывается уже в курсе! Какое счастье!

   На этот раз что-то долго ехали. Только к обеду подкатил военный автомобиль-вездеходик неизвестных конструкций, не нашего производства. В нём военный капитан и сержантик за рулём.

   Капитан как вышел, сразу к деду Федору пошёл. Будто знал — что тут за порядки. Поздоровался за руку. Улыбчивый такой и простой.

   Поинтересовался — есть ли живые. Сходил, посмотрел на съехавшего с катушек солдатика. Обошёл побоище, склоняясь над трупами. Спросил:

   - Ничего не трогали?

   Да какой там трогать! Народ дышит через раз, жмётся к домам и глаза как у мультиков.

   Прогулялся вокруг деревни, капканы посоветовал убрать — не помогут.

   Дед Федя пригласил капитана и сержантика к себе в избу. Пообедать, то да сё.

   Деревенские следом все в дом набились. Сидят молча. Ждут приговора.

   Федор Григорич завозмущался:

   - Дайте людям спокойно поесть!

   Капитан махнул рукой:

   - Я не стеснительный.

   Уже прихлёбывая бабушкин Олин борщ, он горько вымолвил странное:

   - Что суки натворили! А?! Всё неймётся им никак!

   При переходе к гуляшу, ему позвонили. Он подакал в трубу и, спрятав мобильник, сказал народу:

   - Значит так, селяне… Сегодня к вечеру приедут специалисты и всё устранят. Дело будет происходить ночью. Никому из домов не высовываться. Спать спокойно.

   Ага, бля! Поспишь тут!

   Народ рассосался по домам, а капитан сидел на веранде, на табуретке и, задумчиво глядя в окно, курил. Никто ничего не говорил, не спрашивал — ждали.

   К четырём часам опять зазвонил телефон. Капитан коротко поговорил и попросил сержантика дремавшего в углу:

   - Серёжа, сгоняй к выезду на трассу, подожди там наших и проводи, чтобы не плутали.

   Водитель кивнул, бегом рванул к их вездеходу и умчался. Только пыль...

   Ещё через часок в деревню втянулась новая колонна. Возглавлял БТР. Потом шёл военный тягач с контейнером на платформе. Ещё один военный Урал, с жилым КУНГом. Замыкал колонну блестящий, новенький вездеход тёмно-синего цвета с красными буквами на радиаторе GMC.

   Из заднего люка БТРа высыпали вооруженные люди, в бронежилетах, касках, нашлёпках на колени и локти, с автоматами.

   Из жилой будки Урала техники потащили аппаратуру, кабели, и прожекторы.

   Из лощеного джипа вышли совсем уж гражданские — два мужчины и женщина.

   Один из гражданских, крепенький мужичок в джинсовой жилетке и в очках, сразу, сходу, без передышки зычным голосом закомандовал.

   — Очистить площадку! Трупы убрать! Это железо — ткнул в сгоревший остов УАЗа, — туда, в кусты! Шевелимся! Шевелимся!

   И всё дружно и скоренько организовалось. Автоматы спрятали в чрево БТРа и занялись хозяйством. Покойников поскидали в чёрные мешки и загрузили в кузов ГАЗика. Сам Газик отогнали к котловану. Скорую поставили на ноги, завели и отправили туда же. Целый УАЗик толпой откатили к домам. Один из техников поднял капот и забрякал ключами.

   Под руководством женщины клетку, оставшуюся от предыдущих гостей, чуть переместили. На её крышу водрузили прожектор. Еще несколько поставили вокруг клетки. Один затащили на крышу БТРа. Раскинули кабели, загудел трансформатор. Прожекторы вспыхнули, погасли, снова вспыхнули и погасли и так несколько раз.

   — Так! — крикнула приехавшая женщина, — Готово! Ждём темноты!

   Мужик в очках рявкнул:

   — Отдыхать!

   Дед Фёдор подошёл к группе разговаривающих приезжих.

   - Может того, перекусить хотите?

   Тот, что в очках вопросительно глянул на капитана. Тот пояснил:

   - Это Федор Григорьевич Сумин. Глава самоуправления.

   Дед Федор прибавил глаза — вон он кто оказывается! "Глава самоуправления", а не какой-нибудь пень берёзовый.

   Очкастый отрицательно помотал головой:

   - Нет, перекусывать не будем.

   И пояснил капитану:

   - Нечего население объедать. Да и рискованно...

   Дед пробормотал:

   - Ну ладно...

   И пошел к своей хате, раздумывая — почему это рискованно?

   Военные и гражданские умылись принесённой из колодца водой и достали из рюкзачков консервы, какие-то яркие пакетики, прочую закуску и термосы. Поели.

   Время пошло.

   Капитан опять сидел на веранде деда Федора, рядом с хозяином, и через окно и штакетник наблюдал за картинкой на улице.

   Ближе к одиннадцати очкарик сидевший на раскладной табуреточке и смотревший в экран ноутбука вдруг напружинился. Долго без движения смотрел в зелень монитора. Потом вскочил, заорал:

   - Готовность! По местам!

   Большую клетку открыли. Женщина вышла из джипа с маленьким ящиком в руках. Подошла к зеву клети и поставила черный сундучок перед ней. Служилый народ исчез как по волшебству. Захлопнулись дверки автомобилей, скрипнул люк БТРа. Только дамочка стояла у двери джипа, не торопилась.

   Очкастый рявкнул:

   - Ольга Васильевна!

   — Да, да. — ответила дамочка и села в салон.

   Чёрный ящичек на пустой площадке вздрогнул и звонко зашипел.

   Капитан повернулся к деду Федору:

   - Федор Григорьевич, вам лучше зайти в дом.

   — Обязательно? — поинтересовался дед.

   — Рискованно… — пояснил капитан. — Впрочем, ладно. Оставайтесь. Риск есть, но минимальный. Профессионалы.

   Потом себе под нос:
   - Мать бы их...

   Прождали ещё около часа.

   Джип включил неяркий свет фар, приготовленная площадка осветилась. Были чётко видны клетки, остальное пряталось в темноте.

   Через некоторое время у ящичка возникла лёгкая прозрачная шевелящаяся дымка. Из задёргавшегося ящика опять зашипело. Громко так, с присвистом.

   Гулко щёлкнули выключатели и вспыхнули слепящие лучи. Перед клеткой образовался коридор света, который сверху накрывал луч прожектора стоящего на крыше клетки.

   Странная тень, внутри этого прохода, стала не такой прозрачной.

   Тут справа, вдоль по световому коридору, к клетке, начал двигаться БТР, подсвечивая собственным лучом дорогу перед собой.

   Картина фантастическая, скажу я вам.

   Темная, безлунная ночь, лучи яркого, голубого света, запах озона, негромкий звук двигателя БТР. И предупреждающий низкий булькающий клёкот, который явно раздавался от того места где клубился чёрный туман. Эта дымка, под напором луча надвигающегося прожектора медленно сдвигалась в сторону большой клети. Сдвигалась, сдвигалась и наконец полностью скрылась в сетчатой конструкции. Передняя стенка, скользнув по пазам вниз, грохнула, и тут же зажглись фары всех автомобилей, освещая общую картину.

   Ольга Васильевна выскочила из джипа, подбежала к ящику, поднесла его к дверке клети и что-то там поковыряла, потом крикнул кому-то:

   — Приоткрой!

   Дверка слегка приподнялась.

   Клеть дернулась, ящик вздрогнул, женщина отшатнулась, дверка опять захлопнулась. Громко взвизгнуло, а потом, явно довольно, заурчало.

   — Покормили… — брезгливо произнёс капитан и встал.

   Он повернулся к деду Федору:

   - Ну вот и всё, Федор Григорьевич. Дальше можете жить спокойно.

   Народ опять высыпал из машин. Ольга Васильевна захлопала в ладоши:

   - Не спим! Не спим! Грузим!

   Шесть мужиков подхватили с боков клетку, легко, как пустую, унесли и запихали в контейнер.

  Захлопнули дверки, задвинули замки. Бабёнка деловито присобачила две пломбы. Крикнула:

   - Полковник! Готово!

   Очкастый опять закомандовал. Оборудование моментально собрали, водители заняли места.

   Дед Федя, пожал руку протянутую капитаном. Сказал вежливое:

   — Ты это… Приезжай, коли что.

   - Буду рядом — загляну. Повернулся и спокойно пошел к своему джипику.

   Колонна взревела моторами и тронулась.

   Утром только обгоревший остов "Бобика" в кустах напоминал о произошедшем.

   Через пару дней позвонили из района и спросили — будут ли забирать тело деда Сани.

   Фёдор Григорьевич завёл свой мотоцикл "Урал", сгонял в райцентр и забрал покойного.

   Похоронили, как положено. Помянули.

   В справке о смерти написано: "Неосторожное обращение с огнестрельным оружием". Большого ума люди. Ага.

   Времени прошло много. Больше десяти лет, считай. Но Ёлкинские до сих пор на ночь скотину прячут в зимние стойла, и сами с наступлением темноты закрывают ставни и во двор не выходят. Напугались люди сильно.

   Однажды летом среди ночи из соседнего села Колокольцево припёрся мужичок. Пьяный конечно. Кто же потащится по темноте пять километров на трезвую голову.

   Долго долбился в двери и окна. Но ему никто не открыл.

   Утром нашли его спящим на лавочке у колодца. Сгрудились вокруг — смотрят.

   Мужичонка проснулся, бельмы продрал.

   - Где это я?

   — В Ёлках, — отвечают.

   — А чё не открыли-то? Я же стучал.

   Бабушка Таня упёрла руки в боки.

   - А нечего шастать по ночам, где ни попадя!

   — А если бы меня убивали, вы что? Тоже бы не открыли?

   Селяне молчали.

   — Вот, что вы за народ? — в сердцах всплеснул руками мужичок. — Хомяки, бля, какие-то!

   Дед Федя его осадил:

   - Ты тут не умничай! Тебе просто к заднице не припекало! Архимед хренов!

   Мужик и вовсе обиделся. Встал, махнул рукой и почесал в сторону своей деревни.