Эдем внутри

1. Хааррас, глава послевоенного правительства Эдема

У хорошего хозяина всегда что-нибудь припрятано на чёрный день. Если б не война, мы бы и не вспомнили. А теперь деваться некуда — города разрушены, населения почти не осталось. Значит, пришла пора отправить несколько шустрых парнишек проверить кладовку.

Я нажимаю клавишу «Каллен». Каллен, отзовись! Отвечай, глупый мальчишка! Ты же высокотехнологичное дитя высокотехнологичной цивилизации — откуда взялись эти фантазии, сукин ты сын? Брось свои выдумки, не до них сейчас. Нужно вернуть жизнь на Эдем — привезти людей, построить города. Брось эти затеи, Каллен, ничего хорошего из них не выйдет!

2. Анна, студентка

Вокруг футуристических кошмаров, наскоро собранных из дисков, пластиковых коробок, крашеных серебряной краской упаковок из-под яиц и всякого строительного мусора, толкутся любопытные школьники.

Я подслушиваю, как маются мои друзья по несчастью от дурацких вопросов будущих абитуриентов, и мысленно отвечаю за них.

— А это что такое? Как вы это сделали?

«Это халтура, детка. Обмотай скотчем поцарапанные CD-диски — сделаешь такую же».

— Это многофункциональное здание будущего, — равнодушно роняет староста нашей группы.

У старосты маленький ребёнок, общественная нагрузка и постоянный цейтнот. Она ждёт не дождётся, когда же, наконец, можно будет выбросить многофункциональное здание будущего в мусорку и уйти домой.

— Подходите, посмотрите на перспективный жилой массив, — зазывает к своему столику очкастый парень с параллельного потока.

«Подходите, посмотрите, что осталось в кладовке после прошлогоднего ремонта», — фыркаю я.

— А почему на одном доме крыша волнистая и шероховатая, а на другом — гладкая и блестящая? — на день открытых дверей пришло много любознательных девочек.

— Это демонстрирует возможности новейших кровельных покрытий: у жителей дома есть возможность управлять своей крышей. Матовая поверхность будет аккумулировать тепло, гладкая — отражать, — бодро придумывает очкарик.

«Это демонстрирует только то, что тебе не хватило одинаковых плиток».

— Ой, какой розовый домик! — радуется живая Барби у ближнего столика. Её куртка и короткая юбка того же оттенка, что и кукольный дом.

— Розовый цвет наилучшим образом влияет на психоэмоциональное состояние жителей, — авторитетно сообщает ей моя соседка.

Сегодня, как и вчера, и позавчера, она одета во всё черное. На розовый домик, который за десять чупа-чупсов ей одолжила младшая сестра, и на Барби, которая с умилением тянет к нему руки, соседка смотрит с одинаковым отвращением. Девушка в розовом уходит, а над моим столиком наклоняется какой-то человек:

— Макет этого населённого пункта принципиально отличается от других.

— Это не населённый пункт! — оскорбляюсь я. — Это Себорга!

— Почему на выставке «Город завтрашнего дня» вы представляете макет устаревшей модели города?

Я готова к такому вопросу:

— Вы видите перед собой современное государство, которое со всей ответственностью подходит к строгим экологическим требованиям, предъявляемым к нам завтрашним днём. Обратите внимание — на крышах жилых домов и общественных зданий установлены солнечные батареи. Эти альтернативные источники энергии могут использоваться как в современных городах, так и в городах, архитектурный стиль которых сложился задолго до появления новейших технических достижений.

У меня отличная память — реферат о производстве экологически чистой энергии могу пересказать целиком. Этот зануда перебивает меня, не дослушав даже вступления.

— А почему нет ветрогенераторов?

— Благодаря высоким горам здесь совершенно не бывает ветра, — я набираю воздуха, чтобы пересказать скучную, но длинную лекцию о влиянии особенностей ландшафта на проектировочные работы.

— Что же это за город такой замечательный, прямо хоть сейчас переселяйся? — зануда тепло улыбается и с интересом смотрит на меня.

От неожиданности лекции и рефераты вылетают у меня из головы, и я начинаю растерянно спотыкаться на каждом слове:

— Ну… как вам объяснить… Это ведь даже не город, это страна такая, Себоргой называется. Наверное, я её давным-давно в книжке увидела… или по телевизору. Сначала нарисовала, а потом построила — знаете, спичечные коробки, пенопласт, пластика и всё такое…

— А где она находится?

— Не знаю… может, в Средиземноморье. Где-нибудь рядом с Францией… или Италией… Видите — с одной стороны горы, а с другой — море… Только море в коробку не влезло, пришлось оставить его дома.

3. Каллен, представитель Ассоциации специальных учебных программ.

Обычно я не пользуюсь техническими устройствами, чтобы воздействовать на людей. Для поддержания разговора достаточно соответствующего ситуации набора речевых штампов и стандартных проявлений заинтересованности. Иногда требуется только заинтересованность.

Нам приносят чай, я разливаю по чашкам бледную дымящуюся жидкость. Анна заглядывает в чашку, и, не переставая говорить, выливает её содержимое обратно в чайник. Я что-то не так сделал с напитком, но это неважно, главное — я нашёл ещё одного строителя.

— Я ведь точно не помню, с чего всё началось. Наверное, когда я первый раз взяла в руки карандаш и нарисовала солнышко. Так все девочки начинают — сначала солнышко, потом домик. Вокруг домика вырастут ромашки и розы, над ними запорхают бабочки, а там и до принцев с принцессами дело дойдет, — она улыбается. — А потом девочки идут в школу, понимают, что мальчики — совсем не принцы, интересуются они не принцессами, а биониклами, и бросают рисование навсегда.

— А мне, можно сказать, повезло: после солнышка я нарисовала домик, а потом — ещё один домик. Одного принца я всё-таки нарисовала, но домики были важнее. Большие и маленькие, с балконами и арками, дворцы и развалюхи. В альбомах, тетрадях, на клочках бумаги, на обоях, и даже на парте.

Она берёт в руки чайник, осторожно его покачивает и наклоняет над чашкой. У чая появился запах и цвет.

— Однажды на очень-очень красивый замок, который я рисовала на контрольной по математике, напал трансформер. Трансформера накалякал сосед по парте — хотел у меня списать, отобрал тетрадку и ужасно разозлился, что я за весь урок ничего не сделала. Я испугалась — мальчишек в классе много, если каждый разрушит по домику, у меня ничего не останется.

Я не испытаю эмоций, но понимаю их значение и хорошо считываю движения мускулов лица. Вот сейчас она округляет глаза, чтобы показать, как ей стало страшно.

— В тот же вечер я собрала все дома на одном большом листе бумаги. Получился город-лабиринт: переулочки, лесенки, арки. А сверху светит ярко-жёлтое солнышко. Для защиты нарисовала такую вот круглую сторожевую башню и построила вокруг каменную стену.

Анна показывает руками башню и стену. Детализация не представляет для меня интереса, но я киваю.

— Я постоянно что-то дорисовывала, переделывала, я в него с головой уходила! И вот в один прекрасный день город перешагнул из плоскости в трёхмерное пространство. У подружки на подоконнике росли кактусы и фиалки, а у меня — горы, и город, и немного моря. Снова, конечно, увлеклась — строила, потом перестраивала, доделывала, переделывала. Когда я школу заканчивала, городская стена обвалилась. Но я уже знала, что трансформеров не бывает, поэтому заново строить не стала, так и оставила лежать в руинах — это очень живописно. А домиков за последнее время ещё прибавилось, но так, немного. Второй курс всё-таки, времени совсем нет.

Анна берёт чашку, делает четыре глотка и отставляет её в сторону.

— Ну вот, а на прошлой неделе наша завкафедрой сказала: кто принесёт макет, тому автоматом поставят зачёт по любому предмету. Какой угодно макет — города, здания, да хоть нефтяной платформы — на день открытых дверей всё сойдёт. Сами понимаете, глупо было не воспользоваться.

Я разыскиваю людей, которые могут создавать города. Мотивы не имеют значения. Но я делаю понимающее лицо.

— Самым трудным оказалось довезти его до института в целости и сохранности. Я нашла большую коробку, но всё равно примерно треть — море и кусок горы — пришлось отсоединить и оставить дома.

Я сочувственно поджимаю нижнюю губу.

— Вообще, даже удивительно, что вы так заинтересовались моей работой, — она задумчиво обнимает чашку пальцами.

— Я аргументировал свой выбор.

— Да-да, я помню, вы ищете таланты и хотите, чтобы мы могли узнать что-нибудь новое.

— Ассоциация поддерживает самостоятельные разработки молодёжи и предоставляет возможность получения дополнительных знаний, выходящих за рамки консервативного обучения, — поправляю я. — Именно поэтому мы награждаем вашу работу специальным учебным курсом «Методы реализации виртуальных объектов в доступном пространственно-временном континууме».

4. Хааррас, руководитель проекта «Резервный фонд»

Каллен нашёл уже одиннадцать человек. Он там всего несколько недель, а нашёл одиннадцать человек!

«Старый дурак, о чём ты думал? — спрашиваю я себя и честно отвечаю, — я вообще о человеческих способностях не думал. Просто предложил экономически выгодный способ восстановления Эдема. Пусть не сразу, пусть через годы, но Эдем получит рабсилу — практически бесплатную, в неограниченном количестве. Можно считать это возвращением исторического долга».

Мы ведь никого тогда не уничтожили, хотя это было дешевле. Но нет — нашлись на Эдеме стратеги, предложили создать резерв. Устроить геноцид любой дурак может, а мы умные, мы ненужные биоресурсы про запас отложим. Вдруг пригодится, вдруг что-нибудь случится…

Вот и не убили почти никого. Просто собрали неудачный генетический материал — всех, в ком не нашлось технической жилки, всех бесполезных для цивилизации людей, всех творческих личностей с богатым воображением, добавили образцы флоры и фауны и вывезли в подходящие условия.

Несколько тысячелетий прошло. Все нефункциональные способности должны были раствориться в генах, угаснуть…

Я нажимаю клавишу «Каллен». Каллен, оставь свои выдумки! Каллен, у тебя в голове накопитель, у тебя в корпусе процессор, у тебя в заднице транспортал. Каллен, почему ты думаешь, что сможешь научить их строить города на Эдеме? А если научишь — тем хуже, Каллен! Ты не понимаешь — тот, кто строит силой воображения, тот и разрушает, не шевельнув пальцем.

Это опасно, Каллен. Лучше помоги нашим ребятам. Они, конечно, уже не люди… они — как и ты — продукты высоких технологий, результаты технического прогресса. Но у них слишком много работы там, на Земле.

5. Каллен, спецагент Эдема

Хааррас хочет, чтобы нас никто не замечал. Хааррас сказал: пусть они думают, что всё сделали сами. Сами догадались, что звёзды — это деньги. Сами отобрали космос у военных и политиков. Сами захотели летать к другим планетам не на подвиги — для заработка. Сами вернулись туда, откуда их изгнали. Но это займёт много лет, это нерационально. Пусть другие агенты Хаарраса превращают людей в звёздных мигрантов.

Я понял, как использовать способности людей. На Земле я нашёл уже одиннадцать человек, способных создавать города. Я знаю, как помочь их воображению дотянуться до Эдема. Я всё рассчитал — экономическая эффективность моего проекта существенно выше.

Хааррас не обладает достаточной информацией. Хааррас не в состоянии обрабатывать большие объёмы данных. Хааррас, последний настоящий человек на Эдеме, боится людей. Но люди не знают о существовании Эдема, наша система Глизе 581 — всего лишь буквы и цифры в каталогах Земли. Вероятность нанесения ущерба ничтожно мала.

6. Анна, строитель

Я внимательно рассматриваю архитектурные особенности десертов.

«А вот возьму, и не буду тебе ничего рассказывать! Всё равно не поймёшь, каково это, когда привозишь свой город с подоконника в институт, а тебе вдруг говорят: вот билеты, где паспорт, вот виза, где чемодан, вы сейчас же уезжаете в Себоргу!»

Я выбираю себе самый большой кусок торта.

«Как же это всё-таки замечательно, что билетов на самолёт не было! Пятьдесят часов… Пятьдесят часов в поезде, два часа в электричке и час в автобусе! За это время можно вспомнить каждый камушек в кладке сторожевой башни, и кривой церкви, и строгой ратуши! Да чего уж там, за это время можно построить в голове заново весь город! Построить, а потом медленно обойти каждый дом, пробежать по каждой улочке, подняться и спуститься по всем лестницам!»

Я втыкаю ложку в торт и поднимаю голову:

— Знаете, это было просто потрясающе — всё ведь оказалось именно так, как я себе представляла! Но я почему-то не могу вспомнить саму учёбу… То есть я помню, что были компьютеры, были шлемы и провода. Я помню какую-то мрачную землю — там не было ничего, кроме развалин и механизмов. Я смотрела на экран, и развалины становились городами, они вырастали прямо из скал. Я видела пустыни и ледяные равнины — я чувствую, они были живыми, можно отстроить всё заново, нужно вернуть туда людей. Но это даже не воспоминания, это так… обрывки.

— Боюсь, что не смогу передать вам принцип действия этой технологии, — извиняется Каллен.

— Не хотите объяснять, так и скажите! — я снова берусь за ложку.

«Какой огромный торт. Площадью почти как вся Себорга. Меня сейчас стошнит».

Я бормочу, что мне надо на свежий воздух и выскакиваю на улицу. В голове невнятный шум — он появился, когда я стала приставать к Каллену с вопросами. Интересно, как он это делает? Шум усиливается, меня снова тошнит, я глубоко дышу.

Чтобы отвлечься, лучше думать о Себорге. Почему я никогда не искала её на карте? Почему мне ни разу в голову не пришло туда поехать?! Я закрываю глаза и снова оказываюсь в лабиринте улочек, лестниц и арок. Почему, почему… Потому, что это не имеет значения… потому, что Себорга у меня внутри.

Шум стих, и я слышу бравурный марш. Словно крыса под звуки дудочки, я делаю несколько шагов и поворачиваю за угол. На площади не просто музыка, на площади парад военных оркестров. Сколько флагов, столько стран. Здесь, наверное, весь мир — значит, должна быть и Себорга.

Я перебираю глазами песочную форму жандармов, черно-красно-жёлтые полотнища, белые с золотом кителя. Я пропускаю мимо ушей Марсельезу, Сиртаки, Прощание славянки.

Я знаю каждого жителя Себорги. Кто же сегодня будет на площади? Я загибаю пальцы: во-первых, главнокомандующий, он же принц — именно он всегда терпеливо фотографируется с гостями своего государства. Во-вторых, министр обороны — он охраняет границу Себорги с десяти утра до шести вечера и ставит смазанный штамп в каждый паспорт. Начальник полиции, который лично следит за порядком в стране — это в-третьих. И единственный рядовой — обычно он стоит на почётном карауле у ворот дворца. Я жду, притоптывая ногой от нетерпения.

Когда на площадь, наконец, выходят четыре человека — синие береты, голубые рубашки, белые брюки, я громко кричу:

— Ура, Себорга! Браво!

7. Адриано, главнокомандующий вооружёнными силами Себорги

Эта странная девушка ведёт себя так, будто мы давно знакомы. Она всё-таки заставила нас зайти в кафе. После второго глинтвейна министр обороны соглашается, что здесь немного теплее, чем на площади. И тут рядовой кричит:

— Смотрите! Скорее, смотрите!

По экрану телевизора, висящему на стене, в правый верхний угол марширует оркестр Германии. Ему на смену выходят жандармы в песочной форме. Мы одобрительно покачиваем головами, когда они вскидывают на плечо ружья и стреляют холостыми в первые ряды зрителей.

— Сейчас Италия пойдёт, — сквозь зубы цедит начальник полиции, и мы демонстративно отворачиваемся от экрана.

Анна непонимающе переводит глаза на телевизор, а её знакомый молча нас рассматривает.

— Ушли, сейчас нас покажут! — вскакивает на ноги часовой.

— На главной площади нашего города продолжительным салютом завершился парад военных оркестров, — сообщает зрителям информированная красотка. — В параде приняли участие оркестры Сингапура, Китая, Греции, Германии, Франции, Италии…

— Нас даже не называют. Нас как будто нет, — жалуется начальник полиции третьему глинтвейну.

— Подождите, может, ещё покажут, — пытается его утешить Анна.

Но красотка уже покончила с культурой и переходит к новостям науки.

— Никто нас не знает, — объясняю я Анне, которая продолжает внимательно смотреть телевизор. — Думают, наверное, что Себорга — это просто какая-то ошибка.

Анна всё ждёт, что сейчас диктор вспомнит и назовёт ещё одного участника парада.

— Благодаря новому орбитальному телескопу в системе Глизе 581 открыта неизвестная ранее планета, — докладывает красотка. — Индекс подобия Земле у новой планеты немногим меньше единицы. Это значит, что на ней может существовать жизнь, подобная земной. Планета войдёт в каталоги под номером Глизе-пятьсот-восемьдесят-один-джи…

— Нас как бы не существует… — отворачиваюсь я от экрана.

— Какая же Себорга ошибка, — взрывается Анна. — Ошибка — это вон… Глизе-пятьсот-восемьдесят-один-джи! Это её — не существует! Её вообще нет! А Себорга — есть, не сомневайтесь! Она есть и была всегда!

8. Каллен, строитель

Хааррас был прав. Теперь я знаю — кто строит города силой воображения, тот и разрушает одним словом. Анна плачет, что я сам во всём виноват, что мог бы по-человечески объяснить. Я пересчитываю вероятность нанесения ущерба и умножаю её на десять. Это некорректно, зато не так безнадёжно, как результат точного расчета. Я прошу Анну по-человечески объяснить каждому из тех десяти, что нужно быть осторожнее.

Анна больше не плачет. Она сдвигает брови, долго молчит, а потом спрашивает меня, где, по-моему, находится Эдем. Когда я называю потерявшие смысл пространственные координаты планеты Глизе-пятьсот-восемьдесят-один-джи, она сердится и говорит, что это не имеет значения. Анна считает — если Эдем у меня внутри, то всё можно исправить.

Я, конечно, волнуюсь: Эдем заново создавать — это же не Себоргу на подоконнике строить! Но у меня нет другого выхода, пора начинать. Сперва, как принято, я всё нарисую — океаны и континенты, моря и острова, скалы и пустыни. Потом перерисую несколько раз — чтобы наверняка. Затем займусь макетом — спичечные коробки, пенопласт, пластика и всё такое…

Анна постоянно крутится вокруг и подбадривает. Обещает, что мне все помогут — всё-таки уже одиннадцать человек нашёл, всех обучил методам реализации виртуальных объектов, глупо было бы не воспользоваться.

Я успокаиваюсь и думаю, что мне, можно сказать, повезло.

P.S. Адриано отказался от должности главнокомандующего — он провёл реформу вооружённых сил, отныне вся армия — это министр обороны и два пограничника. Теперь принц Адриано спокойно, не отвлекаясь на парады, может летописать историю Себорги.

P.Р.S. Астрономы из Европейской южной обсерватории, осуществляя наблюдения при помощи спектрографа HARPS, заявили: объект, который приняли за планету и присвоили название Глизе 581 джи, оказался всего лишь ошибкой измерения. Однако, после небольшого перерыва в исследованиях, существование планеты было подтверждено, и теперь Глизе 581 джи занимает первое место в числе шести планет с наивысшей вероятностью пригодности для развития жизни.