Две гвоздики

Утро, летняя веранда с видом на море, английский завтрак, я — Мэриэль Тетчер и Леконт Вислоу. За всю свою жизнь, этот человек любил только трех женщин. Свою мать, жену и мать Христа. Что же он испытывал ко мне и почему постоянно возвращался? Этого я не знаю, по сути, мы не были с ним не любовниками, не родственниками и даже не друзьями. Почему же я отвечала на его просьбы встретиться в любое время дня и года, тоже не понятно. Хотя то, что мы были друг для друга отдушиной и жилеткой для слез, в полнее хватает для понимания наших странных отношений. Мы могли часами пролежать в постели, не произнеся ни слова, а после разойтись по своим делам, даже не попрощавшись. Самым любимым нашим занятием было обсуждение мимо проходящих людей. Кто в чем одет, у кого какая походка, как ведет себя человек, не догадываясь, что за ним наблюдают четыре глаза. Кофе. Его в нашей с Леконтом жизни было слишком много, и оно было разное. Хотя как он выражался: « — Кофе, моя лучшая Мэриэль, много не бывает, как и денег». Мне безумно нравилось, что он называет меня «лучшая». Я была единственно женщиной в его жизни, которая знала его со всех сторон, внутри и снаружи. Я могла позволить любые шутки в его адрес, а так же ругательства, которые, как я уверенна, задели бы даже флегматичных людей. Но он лишь улыбался и в завершении моей тирады, спрашивал, не хочу ли я мороженного. Однажды он чуть не ушел из моей жизни на всегда. Это был поздней осенью, на улице с утра лил дождь и безумный ветер, пригибал деревья к земле. Он попросил о встречи, а я отказалась, сославшись на плохую погоду и полное отсутствие настроения. Я могла бы пригласить его к себе в гости, но в последнюю минуту, сказала, что он мне изрядно надоел, своими прогулками. И в тот же момент на другом конце сети раздались гудки. Внутреннее чувство тревоги и женская интуиция заставили меня позвонить ему через пятнадцать минут, в это время он стоял на мосту и готов был броситься в воду. Я успела, еще каких-то пару минут, и моя дальнейшая жизнь перестала бы иметь смысл. Когда мы познакомились, мы были еще совсем детьми, любившими, под летним дождем есть апельсины и смеяться нашей ненормальности. Спустя 5 лет брака от него ушла жена, так как не могла иметь детей и поэтому считала себя не достойной его. В тот же день он пришел ко мне и просидел в углу напротив выключенного телевизора, почти 6 часов. Вытащить его из этого состояния мне помог шоколадный торт. Мы прожили целых три месяца вместе. Вместе принимали душ, ели из одной тарелки одним прибором, по очереди кормив друг друга. Читали перед сном друг другу сказки, даже не догадываюсь, какие испытания приготовила нам судьба. Спустя три месяца мы стояли в аэропорту, смотря друг другу в глаза с тупым молчанием. Он улетал от меня. Улетал навсегда в Париж, туда, где его ждала большая карьера. Первый месяц мы не писали друг другу, и я уже пыталась учиться жить без него, но в последний день месяца я получила от него письмо, настоящее письмо с открыткой, на которой были изображены две гвоздики. Я целый день бегала по квартире, расцеловывая конверт и радуясь как пятилетний ребенок. Шесть лет мы писали друг другу письма, каждый месяц. Мое он получал в начале, его я получала в конце, так мы и жили, вспоминая дни проведенные вместе. Через три года отъезда, умерла его мать, он так и не смог прилететь на похороны, которые ради него были отложены на целую неделю. Но тут наша связь прервалась, на протяжении полугода я не получила от него и весточки. Я долго болела на нервной почве, много плакала и забросила бизнес, теперь им занимался поручитель, в лице которого стоял мой старший сын Вильс, домашними делами в свою очередь занималась дочь Гэбара. На дворе стояла зима, и близились праздники. В тот день, когда мне пришло электронное письмо из одной парижских больниц, я была совсем измотана своими страданиями и желала, что бы смерть моя не была мучительной. Письмо было составлено на деловой манер, в котором сообщалось, что Леконт Вислоу, находится уже седьмой месяц в коме и состояние его критическое, а так же подробное описание произошедшего. На мои отправленные вопросы по электронке, ответы так и не поступили, и только спустя неделю мне позвонил личный врач Леконта. Тогда-то я и получила ответы на все вопросы. Бедный мой, бедный Леконт. Он попал в автокатастрофу и теперь, как говорили врачи, навсегда останется инвалидом в кресле-коляске, если выйдет из комы. У него не осталось ни кого кроме меня. Жена умерла от пневмонии еще год назад, и он об этом не знал, и узнать не мог, так как не поддерживал с ней связь, не смотря на любовь, оставшуюся с ним до конца его дней. Я ни сколько не ревновала его, ведь он был мой, весь, кровь и плоть, душа и мысли, мне этого хватало. И я ни сколько не любила его, моя любовь была отдана моей внучке, первой дочери дорогого сына Вильса. Сказать откровенно, что внука своего я недолюбливала, так как тот пошел весь в свою мать. Я была против брака Вильса с официанткой, какого-то местного кафе, ее имя вызывало во мне нескончаемую ненависть, но сын мне был дорог, и я не стала препятствовать ему в его выборе. Гебара погибла в двадцать лет, случайный случай на стройке, она была дизайнером планировщиком. И вот теперь, когда и я осталась практически одна в своем доме, я узнаю, что и моя жизнь, может покинуть меня навсегда и тогда, я начала молиться, молиться и каждый день писать ему письма. На протяжении пяти лет, каждый день, заварив наше с Леконтом любимое кофе, я садилась за стол, брала белые листы бумаги и начинала писать. Пока я писала, в моей памяти прокручивался каждый день нашей жизни, я снова и снова переживала все в себе. По моим письмам можно было бы составить нашу подробную автобиографии. Я писала, даже не задумываясь, прочтет ли он их, когда-нибудь. А время в свою очередь утекало и мы старели. Мне так не хватало его рядом, но все на, что я была способна — это ждать и я ждала. Когда я отправила ему последнее письмо, в тот самый день, день его автокатастрофы спустя пять лет, я потеряла всякую надежду, мои руки опустились и сил бороться с судьбой просто не осталось. Возвращаясь с почтового отделения, я решила заглянуть в парк, где мы провели не мало осенних вечеров, беседуя о поэзии. Парк был уже несколько лет заброшен, и я с трудом отыскала нужную мне скамейку, на которой все так же, по прежнему, покоилась надпись, сделанная Леконтом, его карманным ножичком, «Лучшая Мэриэль». Я не помню, сколько по времени просидела в парке, смотря в никуда, очнувшись, когда зазвонил мобильный телефон в кармане моего пальто. Я не сразу поняла, что хотят мне объяснить на другом конце сети, но неожиданное для меня чувство радости успело пробежать по всему моему телу, оставив легкую дрожь. Личный врач Леконта сообщал мне о его переводе в лучшую больницу нашего с ним города, Лос-Анжелос, так как уже после выхода из комы прошла неделя и его состояние удовлетворительно для транспортировки. Слезы радости, боли и тоски омывали мое лицо. Спустя 12 лет, мне возвращают смысл моей жизни. Мне возвращают воздух, солнце, ветер, игривость листьев на аллеях парка, яркость красок, мне возвращают мир, в котором есть все, по тому, что в нем мой, неповторимый Леконт. Человек, подаривший мне, тридцать пять лет сказочно-незабываемой жизни. Всю дорогу в больницу я думала о том, что скажу ему при первой встречи, какими будут мои действия, как мы будем смотреть друг на друга, и когда я его увидела, все это потеряло смысл. Упав перед его коляской на колени и положив на них свою голову, я впервые за пять лет пролила слезы накопившейся во мне горечи и смятения. Он гладил мои посидевшие преждевременно волосы, стирая со щек слезы и успокаивая как маленького ребенка, которого обидели, но пройдет время и все забудется. Все, что был до, этой встречи, утратило свое значение. Все переживания, ссоры, разлуки, испытания судьбой, взлеты и падения, все, забылось в одночасье. Перед нами расстилалась чистое полотно новой жизни, где мы снова подобно художникам, должны рисовать свое счастье, свой мир, где третий лишний. И это устраивало нас обоих. Впервые за столько лет я призналась себе, что люблю этого человека, тело которого состарилось раньше времени, и душа приобрела невероятную стойкость перед шквалом невзгод судьбы, но так и не произнесла этих слов. Все было понятно и без них, это читалось в его глазах, так же как и взаимность. Я купила дом на берегу моря, где мы, наслаждаясь присутствием, друг друга и любуясь пейзажами морского горизонта, мечтали покинуть этот мир вместе. Утро, летняя веранда, английский завтрак и мы, не молодые, но до безумия счастливые, Мэриэль Тетчер и Леконт Вислоу.