ТРОПА

Где грань реальности? В чём смысл бытия?

Что в этой жизни я познать способен?

И чьей рукой творится жизнь моя?

И почему я тростнику подобен?

Ответов нет. Но тем хорош вопрос,

Что не найдёшь ты в нём решений встречных.

Поэтому волнует чаще звёзд,

И потому он носит званье «вечный».

Камал Ибрагимов.

ТРОПА

Я шёл заросшей тропой по лесу, который являлся, по сути своей, очень древним заброшенным кладбищем, одним из первых в этой местности. Природа взяла своё за несколько веков, о былых местах захоронений свидетельствовали разве что обломки плит, да изредка торчащие из густых зарослей куски заржавленных оград и крестов, практически полностью ушедших в землю. Осознание того, что под твоей ногой гибнет бывший живой человек со своими чаяниями, радостями, горестями, надеждами и прочими переживаниями по поводу этой хрупкой и несущейся от нас жизни — не покидало меня. Думал ли тогда этот гриб, мох, папоротник, черемша или кустарник о том, что с каждым часом и каждой минутой его становится всё меньше в этом мире, который даже не заметит его ухода, продолжив своё невозмутимое существование? Чувствовал ли он мимолётность мгновения? Осознавал ли торжество и магическую силу момента своего существования или же, скорее всего, предавался абсолютно ни к чему не приводящему унынию, упуская чудо своего бытия сейчас, неповторимое больше? В конце концов, предполагал ли некто сильный, важный и почитающий себя довольно дельным человеком или же, напротив, слабый, тихий и скромный малый, живущий в своём мирке, что станет всеми забытым и раздавленным червивым грибом под ногой усталого путника, чья дальнейшая участь вряд ли сильно будет отличаться от его? Подсознательно ответы были мне известны, но вопросы всё же будто зависали в свежем и одновременно с тем наполненном ароматами земли, трав и деревьев воздухе. Мысль о том, что несколько столетий тому назад воздух здесь был пропитан скорбью и тоской, а царящая тишина, иногда украшаемая птичьими песнопениями, раньше то и дело была разрываема горестным плачем — тоже не покидала меня на протяжении всего пути к месту моего шествия. Всё течёт, всё меняется — звучало в голове, порождая невольную мысль о том, что данное утверждение не совсем верно, ибо непреложный закон этого мира был явно не подвластен переменам: ещё никому и ничему не удавалось задержаться здесь на вечность. Незыблемость строгой основы существования всего в этом мире, нерушимость основного правила — резко контрастировала с лёгкостью сокрушимости всего сущего на земле. Концепция постоянной передачи жизни, ради продолжения торжества смерти не укладывалась в голове. Зачем так было придумано и к чему все наши переживания, планы, моменты счастья, восторга и тяжёлые периоды разочарования, если итог абсолютно одинаков для всех и, более того, всем известен? Ответа у смертных, пожалуй, нет… Но ведь, быть может, в том и заключается сакральный смысл этой бренной жизни: при общей бессмысленности бытия в итоге — наполнить частичкой смысла каждый час своего скоротечного пребывания на земле.

Солнце спряталось в густом мраке проплывающих дождевых облаков, моя тропа, пролегающая через старое кладбище, извиваясь, резко обрывалась у границы с потрескавшимся асфальтом. Птицы и многочисленные сверчки умолкли, лишь лёгкий шелест говорливой листвы создавал под руководством тёплого ветра приятный, но в то же самое время несколько печальный, по-прежнему глубоко задумчивый фон для дальнейшего следования. Слишком много вопросов было задано, но, пожалуй, — решил я в самом конце пути — задача любого творчества, искусства в целом и состоит в том, чтобы постоянно задавать вопросы, ставить их перед собой и перед обществом, а настоящий вопрос сам по себе лишь тем и хорош, что на него нет ответа… в ином случае он просто перестаёт быть вопросом. Старания же найти ответ подобны извилистым, часто резко обрывающимся тропам, и у каждого в этой загадочной жизни они свои.

Камал Ибрагимов

22 февраля 2023 г.