Лицо из толпы

В Гуманитарном квартале находится храм Литературы. Знаменитые сюжеты и образы запечатлены в его витражах, письмена покрывают его фрески, статуи великих классиков прошлого и современности стоят внутри. На ступенях лестницы, ведущей в храм, и у его стен сидят начинающие писатели. Они декламируют свои стихи и бросают прохожим листки бумаги со своими сочинениями. Случайные читатели платят монетками в знак одобрения. Тот, чьи способности пробьются (чьи произведения наберут популярность, кого заметит видный литератор), станет признанным писателем, получит профессиональное перо с металлическим наконечником, право занимать ближние ряды во время службы в храме и находиться в числе окружения мастеров. А те, кому способностей не хватило, так и остаются в разряде любителей, сидящих на пороге святыни.

Однажды, в день рождения одного классика, к храму подошла уважаемая писательница со своей свитой. Высокая, худая женщина с коротко постриженными чёрными волосами и острым носом была похожа на заточенный карандаш. Листки шелестели в воздухе, мелькали, словно белые крылья голубей. Писательница резко вскинула руку и поймала один. Быстро прочитала.

— Скучно, наивно, никакого серьёзного смысла, — вынесла она приговор. Скомкав листок, втоптала его в землю каблуком.

— Опять ты со своими грошовыми рассказами, — мастерица строго посмотрела на девушку в сером плаще, которая сидела на нижней ступени. Та ответила робким взглядом из-под глубокого капюшона.

— Душа просит…

— Ей придётся отказать. Твои способности призрачны, и эти так называемые произведения не найдут отклика среди читателей.

— Но я же не делаю ничего плохого.

Уличные сочинители притихли и съёжились.

— Не трать своё и чужое время на пустые тексты. На кого ты училась? Покажи диплом.

Девушка послушно протянула синюю корочку.

— Документовед… Вот и занималась бы своим делом! Коль не можешь творить, следуй правилам — составляй бланки, переписывай документы. Если уж так хочется работать в литературной сфере, то самая близкая для тебя должность — это наборщик в издательстве. К тому же, ты просто так занимаешь место на лестнице, а сюда, между прочим, выстроилась очередь.

Сопровождающие засмеялись. Писательница двинулась дальше. Девушка встала и выпрямилась.

— Я всё равно буду приходить и не перестану писать, пока меня не заставят. — Она ещё ни разу не говорила так громко. — Потому что я живу и чувствую.

Женщина-карандаш стремительно обернулась, зловеще всколыхнулись полы её чёрной клетчатой накидки.

— Наглая! Такие бездари, как ты, засоряют мир творчества, оскверняют храмы искусств низкопробными подделками.

В руках у неё появилась вороное писчее перо. Мастерица хлестнула им девушку по щеке, на бледной коже заалела глубокая прямая царапина.

— …Заставим. Заставим в назидание другим.

Она щёлкнула пальцами, от свиты отделились критики. Они схватили девушку под руки и потащили на площадь перед храмом, где уже был готов обложенный хворостом деревянный столб. Ничего не понимающие зеваки кричали: «Сжечь смутьянку!», другие перешёптывались, радуясь, что не они сегодня стали жертвой; поэты достали блокноты и перья в ожидании вдохновения. Вступиться никто не решался. Критики вытащили из её сумки тетради с рукописями и подали мастерице. Та, бегло пролистав, с презрением бросила их к ногам автора.

Капюшон сполз, русые волосы разметались по плечам. Девушка заворожённо смотрела на пламя, подбирающееся к ней по хворосту. Глаза её слезились — то ли от дыма, то ли от страха. Губы зашевелились, шепча только что придуманную стихотворную молитву. Вот вспыхнули черновики…

…В это время мимо площади проходила группа физиков[1] в коричневых мантиях. Они пришли на ярмарку.

— Значит так, ведём себя вежливо, уважаем чужие интересы, — инструктировал старший, — не ввязываемся в споры с лириками, в разговорах стараемся переводить научные термины на нейтральный язык.

— Что там происходит? — поинтересовался один физик, инженер, глядя в сторону запруженной площади.

— Сжигают очередного бездаря.

— За что?

— Видимо, он не хотел сдаваться. Может, насолил кому…

— Не знал, что здесь допускают такие ужасы.

Физик зашёл в толпу, вытянул шею и отвёл со лба кудрявую чёлку, чтобы лучше видеть. Поверх голов он разглядел поникшую девушку, заволакиваемую дымом.

— Пойдём, — его потянули за рукав.

— Нет! Я так не могу!

Растолкав народ, он выбежал на свободное пространство в центре площади. Огонь ещё не успел окружить столб. Инженер перерезал верёвки и оттащил жертву от костра за локоть, похлопал мантией по тлеющему подолу юбки. У девушки сдали нервы, она взвизгнула.

— Технари, не вмешивайтесь! — крикнул кто-то.

Взвалив на плечо находящуюся на грани обморока девушку, физик ринулся обратно. Люди на его пути попались хилые; пару он сбил с ног, остальные расступились. Но потом кто-то из мастеров снова гневно закричал, и возбуждённые лирики бросились в погоню. Компания бежала к реке, которая отделяла Гуманитарный квартал от Технического. Через неё был перекинут разводной мост. Пробегая по нему, физики замахали руками сторожам со словами: «Поднимайте! Побоище будет!». Те, к счастью, успели запустить механизм, и гуманитарии остались на своём берегу.

Остановились передохнуть в сквере. Приобщились к искусству, называется. Спаситель усадил незадачливую сочинительницу на скамейку.

— Не надо было устраивать такой переполох, — уныло заговорила она, придя в себя. — Наверно, следовало им позволить меня казнить…

— Хватит! — оборвал её инженер. — Оставь свой поэтический драматизм там, за рекой.

— Извините. Просто это ужасно — иметь жгучее, окрыляющее желание творить и быть неспособным к этому. Так тяжело осознавать своё бессилие.

— Тем не менее, надо принять действительность. Это не конец света и не повод для смерти. Мир не потеряет для тебя своих красок, что бы тебе ни казалось.

— Будешь с нами на ярмарки ходить, — весело подхватил химик, его друг. — Только лучше месяца через три, когда наши лица там забудут.

— Я всю жизнь наслаждаюсь чужим творчеством, если вы об этом.

— И хочется занять место среди писателей и так далее, — заговорил химик. — Это мы поняли. Но не сложилось. Всё, сантименты сгорели вместе с черновиками. А что у тебя осталось?

— Ммм… образование, — она проверила потайной карман. Диплом на месте.

— Какая профессия?

— Документоведение, обеспечение управления…

— О, документоведы везде нужны! — воскликнул инженер. — Я знаю, ты — лицо из толпы. Одна из тех людей, что служат фоном для ярких, выдающихся личностей. Твоя функция очень важна! Во-первых, если бы не было бездарей, то как распознавали бы таланты? Во-вторых, никакая гениальная идея не может быть воплощена без вас — винтиков системы. Управление, — произнёс он многозначительно, подняв вверх указательный палец, — держится на вас.

— И не надо считать себя каким-то особенным, единственным неудачником, — сказал химик. — Завтра они растерзают другого, подобного тебе.

— Наверное, вы правы, — вздохнула девушка.

— Насчёт документов… Это я к тому, что в нашей администрации недостаток кадров. Пойдём, устроим тебя в контору.