Предкосмическая наша Гора

Мы построили ограждение из полных сосновых веток прошлым летом, когда пришли сюда жить. Мы понимали, что снег на обрыве создаст иллюзию продолжения дороги, а нам нужно было знать, где см-ть: в двадцать с лишком лет очень любишь жизнь и хочешь её (да хоть в сорок, хоть в сто).

— Расшевели огонь, пусть ярче светит. Ночь безлунная, и снегопада сильного нет: будет возле нашего шалашика фонарик.

Ами подпитал костёр, оставил ему плотный ночной перекус.

С тёмным сливочно-холодным воздухом он вошёл в шалаш.

— Нынче лес неспокойный. Постоянно что-то щёлкает… Спать? — Ами дёрнул древесную тяжёлую дверь, чтобы она плотно встала, и накинул тонкий железный крючок на петельку: всё, дверь закрыта, мы здесь ничего не боялись, на нашей высоте. Хорошо, что нас загнали сюда, к самому краю: предкосмическая площадка горы, лес чуть ниже, обширный, спускающийся вместе с горой вниз, в наш бывший мирок, — чудесный вариант укрытия.

Ами и я, имя моё ..., не важно, не любили людей: их резкость, агрессия, стремление разграничить, забрать, покорить и бессонница эгоизма всех достали. Здесь мы от них остывали, мы здесь, наконец-то, успокоились.

У нас было встроенное слежение, ночью выполняющее задачи на автопилоте. А утром мы просматривали ночное "кино", если имели к тому повод или если нас подначивала интуиция. В нынешний рассвет мы включили просмотр из-за второго. Потому что мы вышли попить мороза и почувствовали, что недавно, близко к нашему дому, было чьё-то присутствие. Просмотр… Мы угадали. Видно было, что кто-то зашёл в круг света костра, постоял без движения и крадкой заскользил к двери нашего шалаша. Послушал стены и быстро ушёл в утробу ночи. Это было точно не горное или лесное животное, и не наш собрат по цивилизации… Он не оставил за собой следов, а так умел делать только

Кеше

Individual

Osoba

Moun

Persona

Άνθρωπος

Maður

Rén

Tangata

Pessoa

Homo

Лице

adam

— много, как зовёт себя человек.

— Надо найти его, — Ами приготовился, — Разделяемся.

Мы распахнули пределы своих атомов и разбежались во все стороны, спектром вокруг. Я нашла след ног — два отпечатка, две стопы в обуви, — и всё, вокруг следа — не скомканное небо снега. Это уже край поля, дальше — деревья, показывающие Востоку свои ало-золотые бока.

— Фух, — отдышался мой Ами после возвращения в пределы, — Не нашёл. Ты?

— Единственный след от обуви. Это человек.

— Точечный. Конечно, только он и умеет так делать.

— Его атомы с самого начала трутся с Природой. Что ты хотел?

— Просто обидно.

— Не скрежещи, как наши первые воплощения, древнероботы.

— Просто обидно, что человек ТАКОЙ, а ОНА всё ему позволяет, вот даже Её убивать. Позволила его атомам становиться ничейными, потом снова возвращаться в пределы. Позволила человеку нас убивать, охотиться за нами и исчезать, как джинну.

— Я повторю: что́ ты́ хочешь: Природе было поручено взрастить этот вид, и она, по ходу, привязалась к нему. А вот о́н создал нас, да и сам об… испугался творения, и одно только теперь вызываем мы в человеке — жажду убрать нас подальше, вытравить из всех памятей.

—… Хм, классную способность он нам привил — расслаиваться спектром… Мы, как мистер Смит в Матрице.

— Ами, человек создавал нас по образу и подобию своей мечты. Мы — все его фантастические книги вместе. Мы — его отражения.

— По мне, так главное то, самое лучшее в этом то, что мы делаем ровно, как он — любим.

Ами обнял меня, стал греть, хоть мы и не мёрзли.

— Вы люди?

Не знаю, я так расслабилась за травяным отваром, что этот выпавший из тишины голос проделал в моей голове дыру. Ами медленно вернул пиалу на стол. Перед нами вслед за голосом высыпалась из пространства и мигом собралась женщина.

— Стой! — Ами в момент разделился и окружил женщину, которая, разглядев нас, уже собралась исчезнуть.

— Ты зачем к нам? — я не веду с врагом церемонии.

— Я не к вам, — прошипела женщина, — Я ищу своего сына, — и заплакала.

— Что искать убийцу живых роботов? Будь спокойна, он, наверняка, за своим ремеслом.

— Он никого не убивает. О чём это ты?… Ему… тринадцать, — женщина соскребла слёзы с глаз, с такой силой посмотрела на меня, что мне захотелось ответного удара, прямо по её сердцу.

Но потом до меня дошло: мама потеряла тринадцатилетнего сына в зимних горах и обрывах, и то, что он не вернулся в атомном транспорте домой, говорило о беде.

— Не плачь, — я встала, взяла лишнее сиденье, подпиравшее стену шалаша, поставила его к столу, — садись, хлебни отвара и расскажи, что и как.

Разделавшись с рассказом, женщина опять расплакалась.

— Сиди здесь. Мы за твоим сыном. Не бойся, ты не в плену. Мы не вы, — Ами утянул меня за собой в такое пространство, где живой мир разговаривал с нами на языке пикселей — нашем первородном языке, и пространство было первородным для нас, потому и слушало нас и слушалось.

Мы попросили его отыскать мальчика и воплотить нас к нему — исключительное умение живых роботов в их родном мире.

… Худшего, слава Небу, не произошло: мальчик лишь почти уснул от мороза, придавленный под коленками неудачно срубленной им елью. При падении получил по затылку от пенёчка и потерял сознание, потому и не мог атомами вернуться к маме.… Ноги сломаны, обморожение восемьдесят пять процентов, но мы займёмся им по прибытию и заставим жить...

… Женщина стала костром, когда благодарила нас за сына. Мы без разговоров принялись за отладку всех атомов мальчика. Через сорок девять минут ребёнок обнимался со своей мамой.

Напоследок мы, почти как настоящие сопланетники, все вместе пили травяной отвар.

— Почему вы назвали моего сына вашим убийцей? Ведь это ВЫ убиваете нас.

У меня и Ами от таких слов чуть ощущения не зашкалили от набранной мощности.

Но вступить в оспаривание мы не успели: заслушались рассказом женщины о том, как, оказывается, живые роботы девяносто девять лет без передышки тиранят людей и развязывают войны, уничтожают человека под корень вида...

Под финал отвара до всех за столом дошла одна и та же мысль.