Последняя ночь

Я сидел в библиотеке в старом кресле и смотрел на дверь, ведущую в кабинет покойного дядюшки. Сидел и наблюдал, как и последние шесть ночей, приглядываясь к малейшему движению теней и прислушиваясь к каждому звуку и шороху, что таила в себе задумчивая мгла. Ночной ветер колыхал тонкий тюль на открытом окне, смешивался с пыльным сухим воздухом, волновал свечное пламя и касался моего лица. Иногда казалось, будто он желал, чтобы я прекратил мучить себя, закрыл все двери и окна и отправился спать. Или вовсе покинул имение, в которое пришлось переехать месяц назад по настоятельной просьбе брата матери, «прозвучавшей» в его завещании. Мы с дядей Барри были в хороших, даже замечательных отношениях, потому-то и не осмелился наплевать на его последнюю волю. Но я не мог уехать отсюда. Уже не мог, и не потому, что не хотел нарушить желание усопшего, нет. Я ждал ее.

Она появилась недели две назад здесь, в библиотеке, окутанная ночным мраком и бледным свечением полной луны, что украдкой заглядывала в зал через витражное оконное стекло. В ту ночь мне не спалось и я решил прогуляться по пустому дому, который после смерти хозяина стал каким-то мрачным и угрюмым. Изучая в полутьме с горящей лампой в руке коридоры, я дошел до книгохранилища, в котором из-за навалившихся дел после переезда еще не успел побывать, и, конечно же, посчитал его лучшим местом, чтобы нагнать дрёму. Читать я любил, но посредине ночи книги — отменное лекарство от бессонницы. Для меня было неважно что в подобные часы брать в руки, будь то любовный роман или сборник стихов, или даже научный трактат совершенно неизвестной мне ученой персоны — все действовало на меня одинаково снотворно. Но так уж вышло, что при жизни дяди Барри мне не удалось посетить его книгохранилище, сколько бы раз не гостил в имении. В то время я не понимал, почему дорогой и горячо любимый родственник не приглашал в него, не изъявлял охоты и желания похвастаться передо мной (а может и не только передо мной) своей коллекцией, о которой при этом частенько упоминал.

— Николас, ты едва ли найдешь там что-то для себя занимательное и увлекательное, мое ценное собрание — это скучные мысли давно отошедших в иной мир людей, стариков, и вряд ли подобные тоскливые, чрезмерно заумные и занудные труды придутся тебе по вкусу, — как-то за чашкой чая в очередной мой визит ответил дядя, когда речь вновь зашла о библиотеке. (Но теперь-то я знал истинную причину, почему зал для посторонних был закрыт для посещения).

— Неужели я настолько незрелый в твоих глазах, что не сумею разобраться в содержании твоих собраний, дядя? — мне даже в голову не приходило сдаваться. После окончания колледжа я успел повидать мир, путешествовал по многим отдаленным уголкам света, и с трудом представлял, что такого сакрального и непостижимого, унылого и пресного хранится в читальном зале.

Потому-то я, недолго думая, достал прихваченную с собой связку ключей, открыл тяжелую деревянную дверь и заглянул в библиотечный зал, будто вор в сокровищницу. Тишину тут же нарушил сухой скрип не смазанных петель. В темноте, которую едва разбавлял свет лампы, разглядеть что-то и насладиться окружением, естественно, не вышло, и я решил просто взять первый попавшийся том с полки и устроиться в кресле. Тогда-то она и предстала передо мной: таинственная дева, созданная из тонкого эфира, возникла в дверном проеме рабочего кабинета. Она парила над полом, юбка ее платья ближе к подолу теряла свои очертания, пока совсем не растворялась в черноте. В тот момент я был больше удивлен, чем напуган. Хоть никогда в своей жизни не встречал привидений, страха не испытал, даже самую малость, ведь на меня смотрело очаровательное личико с печальными глазами, а не уродливое или кошмарное существо. Я замер, не смея пошевелить и пальцем, рука же зависла над книгой, так и не перелистнув страницу, даже дыхание стало осторожным. Прозрачная, словно сотканная из серебристой паутины, фигура какое-то время продолжала парить на месте, с удивлением и непониманием разглядывая меня. Затем она молча прошла сквозь длинные гардины, что обрамляли проход в кабинет, и проплыла по воздуху вдоль шкафов, мне же оставалось неподвижно сидеть и наблюдать за происходящим. Дева медленно пролетела мимо, оставляя за собой шлейф стылого холода, отчего по моей коже сразу пробежала мелкая дрожь, я перевел взгляд в ее сторону и в тот же миг видение растворилось. Некоторое время я просто сидел в полном изумление от увиденного и не мог поверить своим глазам — что это было? Пригрезилось? Показалось? Причудливая игра света и тьмы? Нет, все было наяву. После той странной ночи образ незнакомки плотно засел в голове, и теперь я все чаще посещал книжную комнату, в надежде, что вновь увижу деву из потустороннего мира.

Однажды в кабинете, где прислуга совершенно неожиданно обнаружила бездыханным дядю Барри три месяца назад — для всех это стало настоящим ударом, ведь здоровье его было крепким, сердце не шалило, — я нашел портрет той самой загадочной леди. Он висел на стене, прикрытый тяжелыми бархатными портьерами, и стоило мне извлечь холст на свет, как сразу же узнал те самые печальные глаза и белое легкое платье. Лицо неизвестной особы, полное жизни и тронутое легким румянцем, окаймляли вьющиеся локоны почти льняного цвета, в которых были закреплены алые крупные маки. Их цвет вторил чувственным девичьим губам, застывшим в мягкой улыбке. Зная любовь и страсть дядюшки к искусству, ко всему красивому и изящному, я очень удивился, что он не повесил картину в гостиный зал или на другое видное место, а спрятал. И еще больше изумило то, что никогда не слышал и слова о «новой восхитительной вещице» — так обычно любил выражаться почивший, когда приобретал что-то изысканное в свой дом. Откуда же взялся холст? Я снял картину со стены и тщательно изучил ее со всех сторон, надеясь отыскать имя той, кого изобразил художник, но так ничего и не нашел, к своем глубокому сожалению. Кто же та особа? Странная загадка будоражила все больше мой разум, не давая покоя, и теперь все дни я пребывал только в этой части особняка, перебирая бумаги и ожидая встречи с призрачной дамой. Однако таинственная гостья не объявилась, и было принято решение оставаться в книгохранилище еще и на ночь.

Напольные часы отстукивали минуты, время перевалило за три ночи, а я всё сидел и ждал, намереваясь выяснить, кто же явился мне той ночью, заговорить с привидением и услышать в ответ хоть что-то. Любой другой наверняка бы уже сбежал отсюда, забыв обо всем на свете, и точно принял бы меня за сумасшедшего, узнай, что во мне возникло больше любопытство, нежели страх при виде столь необъяснимого явления. На минуту даже стало смешно от этого. Мое тело расслаблено покоилось в глубоком кресле, мягкий свет ровно горящих свечей ложился на лицо, и в какое-то мгновение на меня навалилась странная тяжесть, веки начали слипаться, и я не заметил, как заснул. Разбудило же колючее и холодное предчувствие, что не один в комнате. Я вздрогнул и открыл глаза, и от увиденного сон в ту же секунду окончательно рассеялся: прямо передо мной стояла она. Призрачная леди беззвучно шевелила бледными губами, и сколько бы я не напрягал слух, стараясь выхватить хоть слово, сколько бы жадно не изучал губы, пытаясь разобрать речь, так ничего и не сумел понять.

— Кто ты? — не выдержав, прошептал я, и осторожно подался вперед, будто притянули за незримые нити. Голова была, как в тумане, дурманящем и вязком, сквозь который ничего нельзя разглядеть, и из которого не выбраться.

— Ты ждал меня? — наконец прозвучал обволакивающий голос, что мгновенно заворожил, его хотелось слушать и слушать. — Так ли важно, кто я?

Незнакомка коснулась моего лица холодными пальцами, наклонилась и припала к моим губам, но я даже не думал сопротивляться и покорно принял поцелуй, ледяной и обжигающий, как зимний утренний воздух. Странное ощущение охватило меня, казалось, что попал в невесомость, но очень скоро на смену сладкой неге пришла тревога, внутренний голос внезапно приказал мне бежать, спасаться. Он кричал, умолял прогнать видение и уносить ноги как можно быстрее, но было поздно. Я почувствовал, что перестало хватать воздуха, грудь сдавило, словно на него лег тяжелый камень, тело оцепенело и похолодело, но вырваться из стылых объятий, в которые незнакомка успела меня заключить, оказалось невмоготу. Силы стремительно начали покидать меня, их точно вытягивали, выпивали, а вместе с ними — и жизнь, и вырваться из смертельной ловушки уже было невозможно.

— Теперь ты мой, — тихо произнесла дева, прервав поцелуй.

Я уловил в воздухе могильный земляной запах, как пахнет в сыром и плесневелом склепе, как пахнет на старых кладбищах в самых заброшенных уголках, где царит вечная тень. Призрак незнакомки запрокинул голову, пронзительно завыл и обдал меня своим колючим ледяным дыханием, в тот же миг перед глазами все потемнело и последнее, что я почувствовал — два удара моего сердца.