Из жизни мух

Забабахнулись

Не верьте, если вам скажут, что ленивые люди — самые счастливые, и что нет большего блаженства, как предаваться лени. Это далеко не так. А по правде говоря, совсем не так. И даже наоборот.

Открыл глаза Лёха где-то ближе к обеду, долго рассматривал потолок, потом сделал утреннюю гимнастику: почесался, позевал, потянулся, оглядел стены.

Делать было нечего, да он и не собирался ничего делать. Еще не хватало загружать себя с самого утра! Оказалось, что это невозможно. Через час он так устал от безделья, что просто сил никаких не было. Дотянулся до пульта. А там по телеку то Украина, то Сирия, то Корея. Одно и то же! Больше нечего показывать! «Культуру» он не смотрел принципиально. Он что контуженный на всю голову, чтобы такую муть смотреть. Прощелкал по всем каналам. Опять закрыл глаза. Вскоре и голова, и тело начали раскалываться от трудового безделья. Это уже становилось невыносимо. «Книжку что ли почитать?» — подумал он. И весело рассмеялся.

Читал когда-то. Кажется, в третьем классе. Даже помнит, что про обезьянку, которая примеривал очки. В доме, однако, не было ни одной книжки. Зачем всякий хлам носить в квартиру?

Тут, как и положено, пришло спасение. Не могло же его бедствие продолжаться бесконечно! Звонок. «Ууу!» — завыл он. Так волки воют долгими зимними ночами. Зимой у них всегда начинаются вокальные сессии.

Это ж надо вставать, идти вон сколько, открывать. И за что ему такое наказание? Но делать нечего. «Я вам стахановец что ли? Оборзели в край!» Он зашаркал прихожу, почесываясь и зевая. По ходу он изрыгал проклятия.

— Блин! Леший! Ты совсем офигел? Дрыхнуть до тех пор?

В прихожую в приоткрытую щель протиснулся Шалапута. Глаза его сияли, как ночная реклама на магазине. Шалапута — это не погоняло, а фамилия, если что. Но, как корабль назовете, так корабль и поплывет.

Куртка была расстёгнута, шнурки не завязаны, а футболка была надета задом-наперед, как и всегда. «Отпендюрить что ли?» — радостно подумал Лёха и улыбнулся.

— Прикинь, Леший! Иду я, значится, по улице, — тараторил товарищ, скидывая обувку. — То сё! Сам такой клёвый, крутой, блин! Круче не бывает. Ну, может быть, где-то и бывает, но не у нас.

Шалапута зашвырнул разбитые кроссовки в дальний угол, продолжая тараторить:

— Тёлки в мою сторону даже не смотрят. Боятся глаза сломать. Как я их понимаю. Надо беречься!

— Шалапута! Ты сразу переходи к делу! А то у тебя каждый раз одно и то же длинное вступление. Обязательно надо все мозги вынести сначала!

Шалапута помахал у него перед носом диском.

— И чо? — спросил Лёха.

Как будто он впервые в жизни видит диск.

— Через плечо! Прикинь, купил только что этот диск.

— Ну!

— Каральки гну! Читай!

— Ну, Бах какой-то.

— Въехал теперь! Крутецкое название! Если бы я собирал группу, я бы взял обязательно такое. Бах! И всех замочил, как в стрелялке. Все в вповалку убитые лежат. Бах — это значит у них убойный ударник. Так бабахает, что в перепонках зашкаливает и крышу на фиг сносит! Ууу! Представляю!

Он весь заходил ходуном

— Бах! И мы лежим с тобой в трансе. Это покруче «Рамштайна»! Тёлки бесятся, сходят с ума… А ты дальше, Леший, посмотри! Я офигеваю!

Шалапута провел пальцем по пластиковой коробочке. От пальца осиался след. Он вытер его рукавом. И опять провел пальцем. «Беляши лопал!» — со злостью подумал Лёха. Мог бы и занести ему.

— Читай! «Музыка для Органа». Прикинь!

— Да вижу я! — отмахнулся Лёха. Еще раз перечитал. — Для какого органа? Может быть, это типа релаксации. Ну, для расслабухи. Сейчас много такого музла. Врубят. Врубят и лежат, пошевелиться ботся.

— Ну, как же! Тогда бы назвали иначе. Ну, типа, «Умиротврение» или «Шелест морской волны», «Покой и расслабон», «Полная прострация» … А то «Бах»! чувствуешь?

— Тарарах! — радостно воскликнул Лёха.

И хором:

— Трамбабах-бабах!

— Усёк теперь для какого органа? — спросил Шалапута.

— — Так это для…

— А то! Аэно три гектара! Это ж до самой пенсии хватит! Ууу! Я балдею! Вот везуха так везуха!

— Так, может, сразу телок пригласим? Ну, и винца, само собой. Там у нас в магазине дешевенькое завезли.

— Само собой! Сейчас только предварилку послушаем для разгона, чтобы день задался.

Они радостно рассмеялись.

— Я сегодня богатый, — сказал Шалапута. — У родоков косарь подрезал, пока они за столом клювом щелкали. Ты телок обзванивай, Леший! Только таких попокладистей и не совсем страшных. Не как в прошлый раз, когда полный облом вышел. Прям все такие недотроги!

— Хоп!

Они звонко хлопнули ладошками.

— Отрываемся по полной, чувело!

— Ха-ха-ха, корефан! Сегодня живем, а не существуем!

Они потопали в зал к музыкальному центру.

— Прикинь, Леший! Я уже в напряге! А чо будет, когда Баха врубим? Ууу!

— Бах!

— Тарарах!

И хором?

— Трамбабах!

Они радостно засмеялись. День обещал быть ярким и насыщенным.

Из динамиков полилась торжественная небесная музыка.

— Чо это такое? — удивился Лёха.

— Это упертюра называется, — важно ответил Шалапута. — Сначала кидают такую заманку: мол, это, чуваки, такая скукотища, что скулы сводит. Ну, кое-кто покупается. А потом как забабашут из всех ударных! Сразу в башне начинает зашкаливать.

Они упали в кресло и расслабились в предвкушении.

— У тебя для органов-то есть? — спросил Шалапута. — То я потратился, блин!

— Что-то долго упертюрят! — проворчал Лёха. — Задолбало уже!

— Затянули! — согласился Шалапута.

— Давайте, чуваки, бабахайте! Что вы в натуре тяните кота за хвост!

Лёха подпрыгивал от нетерпения на кресле.

Время как будто остановилось. Прошла четверть часа. У Шалапуты челюсть отпускалась всё ниже. Лёха нервно сжимал и разжимал кулаки.

— Блин! Братан! Кажется, колонули меня. Блин, как лоха развели!

Лёха медленно поднялся. Шалапута тоже медленно поднялся и попятился задом в коридор.

— Леший! Ты чего? Ну, мой косяк! Лоханулся! С кем не бывает?

— «Бах» говоришь? Сейчас тебе будет «Бах»! такой кайф обломать!

Лёхин кулак стремительно приближался к шалапутинскому глазу.

— Чего ты так долго увертюришь? — пробурчал Лёха. — Опять себе цену набиваешь?