Мат и молодость

Во времена, когда я учился в ВУЗе, студентов в каникулы отправляли работать на благо общества. Я с друзьями загремел в стройотряд на целину. На целых два месяца.

Отправили туда только парней, и скоро мы как следует одичали. Родителей рядом не было, девушек тоже, и мы запустили свою речь до такой степени, что слова нам служили для связки мата.

Когда до отъезда домой осталось две недели, мы спохватились, что и дома начнём изъясняться на привычном наречии. Тогда на общелагерном совете было принято решение: чтобы отучиться от матюгов, ввести штрафы. Штраф за употребление обсценщины составлял пять копеек, и содрать его с нарушителя имел право любой из товарищей. Все собранное шло в общую кассу, ласково поименованную антиматкой.

Хуже всего перевоспитание давалось моему товарищу Косте. Надо сказать, что он не особо и старался. Но были в отряде и ответственные люди. Аккуратный и педантичный очкарик Владик внимательно следил за соблюдением нового правила и беспощадно штрафовал нарушителей.

Понятно, что больше всего от него доставалось Косте. Не успевал он пропустить трель, как к нему подскакивал Владик и ехидно выговаривал:

— Ты матюкнулся! Плати!

Костя отделывался от педанта пятикопеечным медяком и продолжал в том же духе. Однако Владик не отставал. Он буквально преследовал матерщинников по пятам и казался вездесущим.

И вот, когда он пятый раз на дню прицепился к Косте, тот спросил:

— Сколько у нас штраф за слово?

— Пять копеек! — ответил Владик.

— Держи!!! — Костя вытащил из кармана помятый рубль, эквивалент ста копейкам, — А теперь стой и слушай.

— Шёл бы ты на хуй, интеллигент залупоглазый, фискал заебучий, чтоб черти тебя в жопу отымели! Чтоб твоим жабо бляди подтирались! Чтоб из твоих штиблет говнохранилище сделали! Задрот триперданутый! Мудак мандовшивый, падла многопиздючая!..

Костя вошёл в раж и матюги нарастали по экспоненте. Отборные ругательства уносились в целинное небо и оглашали окрестности. Хорошо, что ближайшее жильё было в нескольких километрах от лагеря.

Бледный Владик с трясущимися руками ждал, пока багажа наберётся на сто копеек.

Издав последний матерный вопль, Костя облегчённо вздохнул, вручил Владику рубль и, посвистывая, пошёл к кухне. После таких трудозатрат очень хотелось есть.