Значит это кому-нибудь нужно?

Неизвестно, как томик стихов Маяковского попал на чердак моего дома. Может, родители привезли его с собой с Земли и забыли о книжице, а, может, сборник попал сюда из рук контрабандистов. Правда, невозможно представить, чтобы через таможню нашей планеты могла пройти такая крупная добыча.

Из рассказов родителей я слышала, что есть еще одна планета, которую населяют живые существа — Земля. Правда она не идет ни в какое сравнение с нашей Вайндой. Когда с экологией стало совсем худо, ученые с Земли стали искать новые планеты, куда можно было бы переселить хотя бы часть людей, и нашли. Вайнда. Несколько веков люди усердно трудились, чтобы «обустроить» эту планету. Человечество эволюционировало. Наука — основа цивилизации. Строго настрого запрещена художественная литература, религия и другие пережитки земной цивилизации. Население Вайнды — новый тип людей, обитатели нового мира. А в прогрессивном мире не место слезливым романам, музыке и шумным программам, они только отвлекают от дела.

На Земле еще живут люди, правда, жители Вайнды не контактируют с ними. Кто-то из землян даже переселяется сюда. На них смотрят искоса, хотя внешне они отличаются от нас несильно. Только кожа темнее из-за пагубного воздействия ультрафиолета. Землянам запрещено привозить с собой что-либо, кроме документов. Одежду, гаджеты, провиант им выдают уже здесь. Селятся они в небольших белых домах кубической формы. Там нет ничего лишнего, в отличие от домов землян.

Поэтому меня так удивила книга, найденная на чердаке. В школе у нас есть история Земли, мы слышали о земных государствах, немного даже о деятелях искусства. Все они, если верить учебникам, вели путанную, взбалмошную жизнь, умирали в драке или же заканчивали жизнь самоубийством. Ни живопись, ни музыка, ни литература не принесли еще обществу пользы. Просто способ отвлечься от дел, предлог для безделья. Но все-таки мне всегда хотелось увидеть своими глазами картины мастеров того времени, прочитать стихи поэтов, так прославленных землянами, что даже на Вайнде мы читали про них в учебниках по истории. Может, это было детское любопытство, может, желание проверить, а правда ли все так, как расписывают учебники.

Я открыла потрепанную книжонку. Болезненно-желтые листы бумаги хрустели у меня в руках. Книга где— то порвалась, несколько листов выскользнуло и упало на пол. Сердце забилось сильнее, адреналин зашкаливал. Вдруг войдет мама, и увидит меня с книгой Маяковского в руках? Меня отдадут под суд? Или ей станет жаль меня, и она просто сделает мне выговор? Не очень-то мне хотелось узнавать. Я дрожащими руками подобрала листы с пола и начала быстро просматривать книгу. Напрягая слух до предела, я пыталась уловить любые звуки, чтобы успеть вовремя припрятать книгу, если кто-то войдет. Строчки бегали у меня перед глазами, я читала настоящие стихи! После двух-трех произведений я почувствовала разочарование. Рифм почти не было, громады нестройных слов ползли по грязным страницам, как жирные гусеницы, ритм не соблюдался. Набор пестрых слов. Я пролистывала страницу за страницей, пытаясь найти что-то интересное. Тут взгляд зацепился за яркое слово, написанное отдельно от всех, выделенное шрифтом. «Послушайте! » Внимательно я читала строки и представляла себе картину в голове...

… Человек бежит к богу, падает на колени и, причитая и плача, просит его о звезде. Бог простирает свою мощную руку над небом и над крышей старого дома загорается белый фонарик. Человек плачет еще сильней, благодарит бога. И каждую ночь не может сомкнуть глаз, пока не увидит СВОЕЙ звезды. Небо на секунду озаряется. Дрожит слабенький огонек над головой человека. И тут он успокаивается, теперь он может уснуть. «Теперь ведь не страшно? »...

Голову будто заволокло тучами, я не могла выбросить из памяти эти бессвязные строчки. В них не было мелодичности и ритма, но они будто открыли мне глаза. Я изменилась. Вот он, смысл. Все мы так. Нам нужна звезда, иначе наша жизнь — сплошная ночь.

Я не могла оставить эту книгу на чердаке. Было рискованно держать ее рядом с собой, но, почитав перед сном, я прятала ее каждый раз в новое место. Эти стихотворения научили меня смотреть на наш мир по-другому. Я поняла, чего нас лишили, отобрав искусство. Нервы превращались в искрящие провода, когда я повторяла про себя эти строчки. Неужели можно испытывать столько эмоций за раз? Как можно запечатлеть все тонкости чувств на клочке бумаги? Это казалось мне даже более удивительным, чем все изобретения Вайнды. Я поняла. Без искусства люди теряют чувства. Сердце каменеет со временем и только крошится, если пытаешься растормошить его, заставить чувствовать. Наше общество разучилось любить друг друга, разучилось радоваться простому летнему дождю или мягкому искристому снегу. Оно лишь ищет выгоду в том, в чем люди Земли находили радость, счастье, смысл жизни.

Ночью я ворочалась с бока на бок, думая, как объяснить людям вокруг меня, что они живут неправильно. Бессильные слезы душили меня, сердце колотилось, как сумасшедшее, а мозг отчаянно соображал. Чтобы немного отвлечься, я тоже начала писать. Иногда стихи, иногда небольшие рассказы. Только вот их прятать было уже куда сложнее. Правда, без них я бы попросту сошла с ума.

Так шло время. Я бежала со школы домой, чтобы перечитать еще раз стихи Маяковского, а потом написать что-нибудь в свою тетрадку. Одним утром учитель представил нам новую девочку (теперь нашу одноклассницу), которая прилетела с Земли. Ее звали Вита. Ее кожа была куда темнее нашей: загорелая, впитавшая в себя лучи Солнца. Вита была высокая, подтянутая, похожая на сжатую пружину. Столько в ней было энергии, что, когда ее глаза встречались с глазами собеседника, тот мог почувствовать тепло. Она всегда улыбалась, пыталась быть приветливой и вежливой со всеми. Иногда в ее медово-карих глазах бушевала самая настоящая буря. Можно было даже разглядеть крохотные, острые молнии, сверкавшие в глубине карего омута. Она сильно отличалась от ребят с Вайнды. Она была живой. Не боялась показывать своих чувств, высказывать своих мыслей, из-за чего не раз ссорилась с учителями.

Мне хотелось с ней общаться. Она будто сошла со страниц моей книги, которая кочевала из одного тайника в другой каждую ночь. Несколько раз я пыталась завязать с Витой разговор на общие темы, понемногу мы стали общаться, а потом стали закадычными подругами. Часто наши мнения с ней о многих вещах не сходились. Мы спорили о новых изобретениях, экологии, научных открытиях. Всегда было о чем поговорить. Не могло не удивлять, что два таких разных человека смогли стать друзьями. Ее звонкий смех гулял по белоснежным коридорам школы, отдавался задорным эхом в пустых классах, а я только слегка улыбалась уголками губ, когда мне удавалось победить ее в споре. Вита горячилась, повышала голос, пытаясь доказать свою правоту. Щеки загорались румянцем, она начинала размахивать руками, а я спокойно возражала ей.

Учителя искоса недоверчиво поглядывали на нас, проходя мимо по коридору — считали, что Вита может пагубно на меня влиять. Она все время произносила невнятные фразы и сама усмехалась им, ожидая, что и собеседник улыбнется в ответ, но мы просто не понимали всей сумятицы, которую выдавала Вита. Позже я узнала, что это были фразы из фильмов, книг или песен, популярных на Земле.

Мы стали ходить друг к другу домой, вместе делали уроки. Мне очень хотелось рассказать подруге о своем секрете, может быть, даже дать Вите прочитать что-то из моих сочинений. И в один день я решилась.

— Давай сегодня ко мне? — беззаботно бросила я на перемене.

— Без проблем, только иди без меня, я приду позже. Беседа с учителем по истории, — Вита закатила глаза.

— Что на этот раз?

— Я сказала, что мне нравятся сочинения Блока.

Я понимающе улыбнулась и кивнула.

— Ничего нового. До встречи. Пытайся не сильно выводить учителя из себя.

Я все время искала глазами в комнате бледный циферблат часов, напряженно сидела и думала о том, что вообще собираюсь сказать. Пыталась пойти выпить чаю, почитать учебник по физике, но могла только сидеть в оцепенении и усиленно думать. Тишину пронзил звонок, я открыла дверь.

По лицу Виты было видно, что разговор с историком выдался не из приятных.

— Как ты? — все же решила поинтересоваться я.

Вита глубоко вздохнула. Складка между бровями обозначилась еще четче.

— Я надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что все вы на своей планете странные! Ты бы слышала, что она мне говорила про литературу! Чтение стихов отвлекает от дела, скрывает истинную суть вещей и выставляет их в ложном свете! Жители Вайнды должны гордиться тем, что им удалось избавиться от этого бремени! Так смешно. На Земле школьников заставляют читать книги, а здесь это занятие считается антиобщественным.

Я не удержалась, чтобы не вставить:

— Вас заставляли читать?

— Ага, и обязательно писать сочинения о прочитанном. Литература важна для землян. В ней отражается вся история и характеры людей того или иного времени. Вы же здесь просто пытаетесь обмануть историю, запретив искусство. Глупо как-то. Можно мне стакан воды?

Мы сделали уроки и снова вернулись к обсуждению литературы.

— Ты знаешь, на Земле была такая книга, в которой описывалось, что правительство начало сжигать все книги, чтобы людьми было легче управлять. Без чтения человек отвыкает от размышлений, поэтому ему легче внушить нужные мысли.

Я недопонимающе свела брови. Было видно, что Вита злилась. Ее щеки знакомо раскраснелись, а в глазах бушевали уже привычные для меня молнии.

— Как же сложно! — раздраженно воскликнула она. — Если бы могла, обязательно бы вернулась на Землю. Есть ли тут хотя бы одна нормальная книга?!

— Вообще-то… — неуверенно начала я.

— Да, я знаю, что это преступление и за распространение, хранение и чтение запрещенной литературы грозит суд.

— Нет, ты не поняла, у меня есть книга.

Я порывисто встала и на несгибающихся ногах побрела к тайнику. Да, Вита считала книги нужными и полезными, но, показав ей сборник стихов, я сделала бы подругу соучастницей преступления. Я оглянулась, мне стало стыдно и страшно.

Вита с интересом во взгляде смотрела на меня. По моему виду было видно, что я колеблюсь.

— Если ты волнуешься, что я расскажу кому-то, то брось.

Я достала книгу, Вита бережно взяла томик из моих рук и начала медленно пролистывать страницы. Лицо озарилось теплой улыбкой. Пульсирующая жилка на виске успокоилась. Моя подруга засмеялась.

— Значит, все время, что мы с тобой общались, у тебя был Маяковский, и ты мне не сказала? Ясно, почему ты выглядела так взволнованно, когда уходила. Можно было предвидеть, как я разозлюсь.

— Вита, это преступление. Если сейчас кто-то войдет и увидит нас с этой книгой, мы попадем в тюрьму, наша жизнь будет перечеркнута в один миг.

Вита потупилась, брови снова сошлись у переносицы.

— Ты права, это серьезно, но посуди сама. Они отбирают у нас драгоценные моменты. Это не просто стихи! Ты же сама это понимаешь!

Я кивнула. В этих листочках бумаги, пожелтевшей от времени, несовершенной, сделанной по старой технологии была заключена целая жизнь. Я знала это.

— Мы не сможем пойти против всей этой системы. Нас всего двое… Давай просто сядем, почитаем, — сказала Вита.

Я решила согласиться потому, что не знала, что мы вдвоем можем сделать. Весь вечер мы провели над книгой в обсуждении стихотворений. Теперь эти чтения стали нашим еженедельным ритуалом. Иногда мы размышляли, как можно было бы продвинуть нашу идею, убедить людей в нашей правоте. Неужели в них не осталось ни единой искры чувства? Неужели им не хотелось влюбляться, радоваться теплому весеннему вечеру, общаться с друзьями? Мы ломали головы, строили самые невероятные планы.

Хотели полететь на Землю, рассказать всем, какой ужас твориться на Вайнде и попросить у людей помощи. Была идея создать подпольную организацию и распространять стихи и рассказы, показать людям, что вообще такое живая литература, а не сухие научные трактаты. Хотели мы даже рассказать родителям про книгу Маяковского. Каких только безумий мы не придумывали! Наши выдумки помогали нам справляться с безвыходностью положения на планете. Нам казалось, что мы что-то делаем, пытаемся спасти людей.

Так мы выросли, закончили школу и пошли учиться дальше. Я занялась органическим синтезом, а Вита увлеклась изучением инопланетной жизни. Мы редко с ней виделись. Повзрослев, моя подруга совсем не изменилась. Осталась все той же озорной, вспыльчивой девчонкой, которую недолюбливали все учителя за ее острый язык. Изредка проскальзывала в наших разговорах мельком тема искусства. Кто-то из нас мог пошутить про детские мечты изменить мир, возобновить печатанье книг. Но после наступала гнетущая, густая и душная тишина. Наивная мечта не умерла в нас до конца. С грустью мы думали о том, каким станет человечество в будущем, если разучится мечтать и чувствовать совсем. Еще горше нам становилось, когда мы понимали, что не в силах ничего изменить. Нам и оставалось только жить по правилам холодной Вайнды.

Годы шли. Нас поглотила рутина, мы стали общаться все меньше. Виту все больше увлекала наука, и ей все меньше хотелось читать мои сочинения или перечитывать стихи Маяковского. Мы стали переписываться и созваниваться все меньше и меньше, а в конце и совсем прервали общение. Я осталась одна со своей несбывшейся мечтой.

Я все еще хранила детские сочинения и совсем уже ветхую книжицу со стихами. Я часто перечитывала все сочинения. Моим любимым всю жизнь оставалось стихотворение «Послушайте! ». Страница с ним в старой книге была более потертой, чем все остальные. Я пронесла с собой свою несбыточную мечту сквозь года. Над моей крышей так и не загоралась звезда, и бессонница душила меня каждую ночь в кромешной темноте. «Не вынесу эту беззвездную муку»...

Я вышла замуж. Мой муж был таким же роботом, как и остальные жители планеты. Все его мысли были скопированы из текстов по истории, физике, географии. Несмотря на это, он был порядочным и честным человеком. У нас родилась пара детишек. Старшую девочку я назвала Санни, а ее младшую сестренку — Кэтти. Крошки росли на удивление активными и улыбчивыми девочками. Они стали моей отрадой, в них теплился огонек жизни, который я тщетно искала в своем окружении, и находила до этого только в книге. Я пыталась превратить эту искру чувства в них в пожар. Часто мы с ними разговаривали о книгах, обсуждая параграфы по истории. Кэтти спрашивала, не знаю ли я какие-нибудь стихи, а Санни сокрушенно качала головой, объясняя младшей сестре, что такого рода литература запрещена. Я улыбалась и говорила:

— Надеюсь, что не навсегда. Когда-нибудь вы прочтете стихи…

— Почему их вообще запретили? — снова и снова спрашивала Кэтти. Санни принималась за объяснения. А я с грустью думала о звезде…

Санни выросла рассудительной девушкой, поступила на врача, а Кэтти — маленькая мечтательница — захотела стать журналистом. Она всегда думала, что хоть так будет ближе к литературе. Иногда моя младшая дочь приносила мне черновики своих сочинений и вопросительно глядела на меня, ожидая реакции, как я когда-то глядела на Виту. Я, нахмурившись, читала ее статьи, где она ставила под сомнение всю политику Вайнды и говорила о необходимости возродить искусство.

— Это не примут ни в одно издательство. Кому нужны проблемы с правительством?

— Ты можешь говорить все, что угодно, мама, но я вижу, что ты согласна с моей точкой зрения. Неужели тебе нравится так жить? Бесцельно, без красоты, без любви? Я не могу так, я хочу что-то изменить.

Тщетно Кэтти ходила от издательства к издательству, предлагая свои статьи. Как я и сказала, никому не нужны были проблемы. Но Кэтти не отчаивалась, не сдавалась, а продолжала писать и носить свои рукописи в типографии.

Мое время уже прошло… Я не смогла сделать ничего стоящего. И с этой мыслью я просыпалась каждое утро. А потом приходила моя жизнерадостная Кэтти, начинала говорить про погоду или про дела на работе, и мне становилось легче. Моя дочь умела жить всей душой, как я только мечтала жить когда-то, она не боялась что-то делать, а я всю жизнь отсиделась в уголке. Вместе с Кэтти, я переживала о судьбе каждой рукописи, вместе мы редактировали ее сочинения.

Я прогуливалась по парку, когда разглядела знакомую фигуру, приближающуюся ко мне.

— Мама! Мама!

Голос Кэтти дрожал, срывался от волнения.

— Мама, они приняли статью! Ее опубликуют! Они сказали, что это как раз то, что нужно сейчас обществу!

Я улыбнулась и крепко обняла дочь.

— Крошка, я верила, что у тебя получится…

Слезы катились по моим щекам. Она сделала это! Не верится! Просто статья в журнале, но это только начало. Когда-нибудь веселая школьница сможет зайти в книжный магазин по дороге домой и купить себе томик стихов Маяковского. Так же, как я когда-то, она удивится и ничего не поймет в калейдоскопе слов. А потом…

Статью читали, нашлось много людей, которые считали, что нельзя запретить искусство. Оно живет внутри нас, в сердце. Оно помогает нам находить смысл в существовании или становится этим смыслом.

Я сидела допоздна, правя текст, перечитывая сочинения. Наконец, я встала, убрала бумаги в ящик и посмотрела в окно. На синем холодном небе сияла крохотная звезда. Ее свет врывался в комнату, падал мне на лицо. «Значит — это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда», — подумала я и легла спать.