Неизбежное

Самообман, самообман… так не может продолжаться вечно. Он словно снежный ком, с каждым оборотом становится всё больше, набирая скорость. И вот я оказался под ним. Порочный цикл разомкнулся.

Неизбежное пришло за мной.

Отрицание

Октябрьское небо заслонили графитовые тучи, зажглись первые фонари. Их теплый желтый цвет немного осветил фигуры прохожих, которые отбрасывали на аллею тени, причудливые из-за шарфов и шапок. Тихий шелест облысевших кустов напоминал шепот, мне казалось, они осуждали мой поступок. Атмосфера осеннего вечера рисовала в моей голове безумные картины: в мире, где украденное солнце заменяют россыпи электрических фонарей, бродят тени людей, когда-то населявших этот потерянный мир. Тревога в момент охватила меня, сердце вырывалось из груди. "Это ведь не сон… я остался совсем один?" — отчаянный вопрос бился в истерике о стены сознания, пока наконец не заставил действовать. Чтобы избавиться от пульсирующей боли в висках, я кинулся к проходящей мимо паре спросить дорогу до станции. Умирая от смущения, выслушал указания и быстрым шагом направился в нужную сторону. Холодный свет из витрин кафе и магазинов слепил глаза, а гул оживившихся улиц оглушал. "Что я творю, черт подери? Я просто не выспался", — в очередной раз утешил я себя. В квартире свет горел до самого утра.

Утром, а точнее уже днем, вместо будильника меня разбудил пустой желудок. Голова гудела, а тело предательски занемело. Я снова осознал, что та вкусная домашняя еда, которую мать регулярно готовила для меня, закончилась уже две недели назад, а я всё еще помню её вкус. Рука дотянулась до телефона на тумбочке, и я, как обычно, начал выбирать, что бы заказать. "От этой пластмассовой пищи я скоро откинусь… Может, матери позвонить?" Мой взгляд упал на красный аттестат, лежавший на полу. Я был ещё не готов к разговору, поэтому продолжил лениво листать меню. Неожиданно телефон завибрировал от входящего звонка. Рука машинально отправила смс и сбросила звонок. "Она что, мои мысли читает?! Никогда она об этом не узнает", — зарёкся я, и всё моё нутро сопротивлялось неизбежному. Я откинул телефон, лег и повернул голову к окну. На такой высоте не было видно даже многоэтажек — только небесный холст. Холода наступали: на сером полотне показалась стая сизых птиц. В какой-то момент одна птица резко спикировала вниз. Когда я подбежал к окну, птицы было уже не видать. "Что же её так увлекло?" Я жадно рыскал глазами, но ничего примечательного не увидел. "Вот же дуреха… не выживет ведь теперь тут одна". Вдруг раздался надоедливый звук уведомления. Я нехотя взял телефон и обомлел: мне написал мой старый школьный друг. У меня было плохое предчувствие, но любопытство взяло верх, поэтому я спешно открыл сообщение. "Привет, дружище! Видел на днях твою картину на студенческом конкурсе — она была прекрасна, как и всё то, что ты рисовал ещё в школе. Не понимаю, почему её не оценили, но мне и ребятам она понравилась! Не вешай нос!" Ноги от волнения подкосились, я оказался на полу. Это был второй удар в то же место. Мысли бешено забились у меня в голове, словно свежевыловленные рыбы на льду. "Нет, нет, нет, не может быть! Неужели все знают? Может, он имел в виду своих друзей… Как же он прознал? Да чтоб вы все знали — мне просто не повезло с судьями!" В гневе я начал пинать аттестат из угла в угол. "Так, спокойно… надо написать ему, что он меня с кем-то перепутал… что я, мол, давно бросил… чёрт, это неубедительно!" Отчаяние захватило меня, и я начал стучать головою о стену, но ничего на ум не приходило. "Теперь все знают о моём позоре… как стыдно! Скоро еще встреча выпускников..." Лишь мысль о том, что трещина на идеальной картине моей жизни уже дала тысячи других мелких трещинок, сводила меня с ума. И тут меня озарило: не так мне и важно их мнение. Да и видеть я их всех не хочу, эти кислые рожи приелись мне еще в школе. Выдох, равнодушный взгляд на экран телефона, удалить сообщение, сигарета, зажигалка, вдох. Стая птиц превратилась в точки. Я закрыл жалюзи.

Гнев

Очередное моё утро. Я давно проснулся, но не хотел вылезать из теплой постели. Кажется, даже мой организм стал сопротивляться пробуждению: тяжелые веки сильно слиплись и не желали открываться. Но голод взял своё. Я машинально потянулся за телефоном и с полузакрытыми глазами сделал заказ. Дневной свет нарочито врезался в мое лицо, пока я не скрылся под одеялом. Через некоторое время раздался звонок. Я вскочил, предвкушая запоздалый завтрак. Всё было, как всегда, пока последняя купюра не была отдана курьеру, и на меня из кошелька тоскливо глянула пустота. "Вот черт, даже и не заметил, как деньги с подработки кончились… всё же придется написать родителям" — подумал я не без стыда, уминая подостывшую пиццу. Свободной рукой я выключил игравший фоном стрим и отправил сообщение. Ответ последовал незамедлительно, правда, в виде нежеланного звонка. Я с минуту смотрел на звонивший телефон, и всё же поднял трубку.

"Да, привет".

"Да всё нормально, просто деньги кончились".

"Да нам на работе зарплату задержали".

"Да просто найду другую, наверное".

"Да я как-то запамятовал про эту справку об успеваемости".

"Да зачем она тебе?!"

"Да хватит меня контролировать!"

В порыве злости я сбросил звонок и швырнул телефон на кровать. Скоро дым снова заполнил небольшую комнатку, стало душно, и я приоткрыл окно. Вокруг пустого каменного фонтана резвились и смеялись дети. Вздох. Звук уведомления. Вздох. Я не мог не посмотреть, что там: оказалось, снова тот школьный друг. Он написал: "Всё нормально? Если что, ты можешь поговорить со мной". Бес вселился в меня. Я закричал: "Да кого ты из себя строишь? Не нужны мне твои подачки", — и телефон полетел в угол вслед за аттестатом. Я начал ходить кругами по комнате, приговаривая себе: "Они откровенные дилетанты, что с них взять!" Постепенно это меня успокоило, но еще одна едкая обида зародилась во мне. Одна сигарета, вторая, третья. Голова начала болеть, я решил прогуляться. Как раз надо было выбросить мусор. Снаружи всё казалось таким ослепительно ярким и шумным, что вводило в ступор — только ноги сами вели меня к цели. Но всё же глоток свежего воздуха немного приободрил меня и навел на интересную идею. Я быстро направился обратно в квартиру. Из-за сломанного мусоропровода я стал чаще натыкаться на жильцов дома, и вот на лестнице меня заметила моя соседка снизу, молодая девушка с миловидным лицом. Как-то я затопил её квартиру, и мои родители долго возились с возмещением ущерба её прихотливой семейке. Меньше всего на свете я хотел говорить с ней.

"О, это вы! Здравствуйте!" — удивлённо воскликнула она и через секунду оказалась рядом со мной. Мне пришлось остановиться.

"Да, здравствуйте", — холодно ответил я, не желая продолжать разговор. Мой взгляд был прикован к двери на мой этаж.

"Этот мусоропровод, заноза в заднице… Что может быть хуже, чем выходить в такую ужасную погоду на улицу?" — неожиданно спросила она, наклонив свою маленькую головку к моему лицу. Наши взгляды встретились.

"Действительно" — растерянно ответил я, не отводя глаз. Вблизи её лицо было ещё красивее.

"Всё нормально?" — неожиданно спросила она с обеспокоенным выражением.

"А что, со мной что-то не так?" — в недоумении спросил я, раздражённо поправляя рукава. Я повернулся к двери.

"Просто вы в последнее время практически не выходили из дома, вот я и подумала… Знаете, о вас ведь странные слухи ходят, но поверьте, я не в-"

Я был ошеломлен. Она что, следит за мной? Вот же, сует свой нос, куда не просят, как и все женщины!

"Со мной всё прекрасно", — перебил я её и уверенным шагом направился на свой этаж. В моей голове мысли жужжали как пчелы в улье: "И не стыдно же ей, этой сплетнице, со мной говорить! Насмехаешься надо мной, да? Я не сумасшедший затворник!" Я заворачивал рукава всё короче, пока не дошёл до двери. Ключи, замок, пара щелчков, — и я снова в безопасности. Выдох.

Торг

Когда уже починят этот мусоропровод? Опять приходится выходить наружу. Я взял мешок и начал открывать дверь. Вдруг дверная ручка ударила меня легким током. Мне стало не по себе. Почему-то я решил заглянуть в глазок. Моё сердце остановилось на секунду: напротив двери стояла темная тень, казалось, смотревшая сквозь неё прямо на меня. Моё тело в страхе отпрянуло, кисть соскользнула с дверной ручки, и та громко щелкнула. Левый глаз задергался, но я снова заглянул в глазок — от тени не осталось и следа. Выдох. Ещё немного постоял я в ступоре, пытаясь понять, что это было. "Не выспался, наверное" — уверил я себя и резко открыл дверь. Никого. Благополучно сделав дело, я неторопливо поднимался на свой этаж. И тут я снова столкнулся со сплетницей: она спускалась вниз. Я был уже готов шмыгнуть на балкон, но тут она преградила мне путь. Я растерялся от такого неожиданного поступка и не знал, что сказать. Тут мне пришло сообщение, я достал телефон и прочитал: "Всё нормально?" от школьного друга. В этот момент я поднял глаза на соседку: она смотрела на меня с жуткой неестественной улыбкой на лице и озвучила тот же вопрос, но почему-то голосом моей матери: "Всё нормально?". Теперь мне действительно стало страшно. Сделав пару неуверенных шагов назад, я рванул вниз по лестнице. Чей-то знакомый до боли мужской голос кричал мне вслед: "Помогите, помогите!". Звук разбитого стекла.

Я проснулся.

Кошмары мучили меня уже какое-то время, но я не придавал этому особого значения. После них голова была разбитая, словно меня её пару раз приложили о стену. "Отвратно" — сказал я и удивился, каким хриплым был мой голос, будто я всю ночь надрывал глотку в караоке. Во рту пересохло, поэтому я сразу же встал и побрел на кухню. По пути моё внимание привлекли солнечные зайчики из прихожей. Там был беспорядок: пока я спал, большое зеркало, стоявшее у двери, упало и разбилось взребезги. Я наклонился над большим осколком и увидел в нём себя: сильно похудевшего, серокожего небритого парня с сигаретой в руках. Я поднял голову на фотографию в рамке, стоявшую на стеллаже. Оттуда на меня задорно глядел мальчишка, весь измазанный в краске, с улыбкой до ушей. Я опустил голову. Потухшие глаза равнодушно смотрели на меня с пола. "Что со мной стало? Нет, это совсем не я." Я затушил сигарету, встал и ногой наступил на осколок. Треск. Моё отражение дало трещины. Тут раздался звонок в дверь. "Черт, как же не вовремя" — подумал я, но мучительное ожидание выводило меня из себя, поэтому я был готов принять уже кого угодно. Я открыл дверь: передо мной стоял высокий парень во всем черном.

"Здравствуйте!" — как можно дружелюбнее сказал я.

"Здравствуйте. Я пришёл по объявлению. Оно ещё актуально?" — тихо спросил он осипшим голосом.

"Да, конечно, проходите" — ответил я. Мне было неловко, что незнакомец говорил из-под капюшона, но как только он переступил порог и стал с любопытством осматриваться по сторонам, капюшон слетел с его головы. Это был бледнолицый, с утонченными чертами юноша лет 20. Он обладал вычурной, я бы даже сказал почти женской красотой. Длинные иссиня черные пряди волос спадали на его форфоровые скулы. Незнакомец заметил, что я разглядываю его, и посмотрел на меня: его миндалевидные глаза идеально очерчивали зрачки, чёрные и блестящие как две бусины. Он спросил: «Вы поклонник Акутагавы?», — и взглядом указал мне на полку стеллажа, где лежал сборник рассказов японского писателя. «Я только недавно начал изучать его творчество, и, должен признать, это довольно любопытно», — сдержанно ответил я. Парень широко улыбнулся. «Вы хотели сказать, что он запал вам в душу, так ведь? Зачем же скрывать свои симпатии? Мне он тоже нравится!» Он бодро взялся рассказывать мне о его любимых историях Акутагавы и, как оказалось, наши вкусы буквально идентичны. Я был удивлён и растроган до глубины души: давно я так с кем-либо обсуждал свои интересы. Душевное тепло разлилось между нами в ходе первого же разговора, и мне стало настолько хорошо, что я уже мысленно принял его как своего соседа. Мы могли бы бесконечно обсуждать писателя, но новоявленный сосед вдруг опомнился и спросил: «А как же тебя звать? Хотя, знаешь, дружище...», сказал он с лукавой улыбкой на лице, положа мне руку на плечо — «отныне ты Рюноскэ, или Рю, если кратко!» Я немного оторопел от такой его веселой выходки, но будучи в приподнятом настроении, на своё удивление, я быстро примирился со своим новым именем и лишь усмехнулся. Тут же он добавил, будто читая мои мысли: «Меня можешь звать Нуэ! Ты ведь знаешь, кто это, не так ли?» Я кивнул и улыбнулся. С того дня мы стали не только соседями, но и лучшими друзьями.

Дни летели за днями. Я всё больше стал узнавать о моем соседе. До своего переезда он работал удаленно, довольно успешно подрабатывал на сайте фриланса, играл круглые сутки в игры, и вообще вёл уединенный образ жизни. Я не понимал, что могло сподвигнуть такого человека на сожительство, да и меня это мало интересовало. Я радовался тому, что теперь я не одинок в этих четырёх стенах — мне наконец-то повезло встретить свою родственную душу.

Нуэ был похож на меня прежнего, но более… идеальный что ли? Он преуспел в сфере, которую я не смог осилить, приспособив работу под свой образ жизни. Он курил, ел что попало, да и в принципе вёл нездоровый образ жизни, но выглядел безупречно. Его белое и чистое как полотно лицо даже пугало иногда в темноте. Но и к этому я привык. Что действительно меня волновало, так это смутное досадное чувство, которое я постоянно испытывал, смотря на него: его лицо казалось мне безумно знакомым. Как потом выяснилось, он был моим дальним родственником, и мы даже, по его словам, как-то были на одном семейном собрании, но нас никто друг другу не представил. Когда разговор зашёл о нашей семье, я сгоряча проболтался о своих напряженных отношениях с родителями на тот момент. И тут мой сосед предложил мне идею, как решить проблему — просто солгать. Я сомневался с минуту, но возможность скинуть тяжелый груз с сердца соблазнила меня. Мы сели за ноутбук и принялись за подделывание ведомости об успеваемости. Вдруг Нуэ отвлёкся на ореховый шкаф, стоящий в углу комнаты и спросил: «Рю, зачем этот безобразно огромный шкаф, если ты все равно разбрасываешь одежду по стульям?» Вопрос застал меня врасплох, хотя я и ожидал рано или поздно услышать его. Ответ был готов уже сорваться с полуоткрытых губ, но тут слова будто встали у меня поперёк горла. Нуэ сжирало любопытство, и он, сощурив глаза, уставился на меня. Наконец, я смог вымолвить: «Картины… мои картины». Заметив некую разочарованность в его взгляде, я с усмешкой спросил: «А ты ожидал, что я прячу там чей-то труп?» «Да нет, просто это как-то банально. Хотя драматическая нотка делает эту тайну немного интересной.» «Я рад, что смог тебя немного занять», — ответил я, снова уставившись в экран ноутбука. Но, кажется, любопытство моего друга еще не было удовлетворено. Он снова отвлёкся: «Рю, а почему ты сейчас не рисуешь? Дай угадаю: для тебя нашли занятие поважнее, так?» Глаза Нуэ загорелись, а в его надменной улыбке читалось самодовольство. Желая осадить его, я незамедлительно ответил: «Что-то гениальная интуиция тебя в этот раз подвела». Немного оробев, сосед снова атаковал: «Значит, энтузиазма надолго не хватило? Такая нелепая трата, хотя как раз в твоём стиле!» Слепая уверенность Нуэ в своих суждениях и их полная несостоятельность добили меня, и я с громким хохотом повалился на кровать. Гордость моего друга была изранена, поэтому мне пришлось открыть тайну: «На самом деле все проще, чем ты думаешь. Я начал рисовать только недавно, хотя это интересовало меня и раньше. Когда я брался за живопись, моя душа переходила в особое состояние, оно длилось недолго, но в такие моменты я будто осознавал и принимал суть мироздания, мою суть. Это волнующее чувство чистой страсти, когда все чувства обостряются до предела, и ты будто внемлешь голосу Вселенной. Я хочу жить этим.» Моя громогласная песнь искусству закончилась, и в комнате повисла тишина. Тут Нуэ решил нарушить её: «Так ты больше не рисуешь?» Вопрос, словно пощёчина, заставил меня отвести взгляд от его холодных глаз. Я чувствовал, как тёплые слезы подступают, мое тело напряглось как натянутая струна. Я не мог рассказать ему, так как не знал, какую реакцию ожидать. Мне не нужна ни его жалость, ни тем более насмешки. Поэтому я решил промолчать. Вдруг я почувствовал лёгкое прикосновение к моему плечу, и от неожиданности вздрогнул. «Ладонь холодная» — пробормотал я и отвернул лицо к окну. Нуэ тихо сказал: "Покажи мне".

Как только дверцы таинственного шкафа распахнулись, словно портал в посторонний мир, комнату наполнил едкий запах краски. Я упал на колени и начал рыться в рулонах изрисованной бумаги. "Нашёл" — прошептал я как можно спокойнее, и протянул другу холст. "Так-так, посмотрим… акварель? Пейзаж? Ха! Скука смертная," — заключил с важным видом знатока Нуэ, и добавил — "Хотя рисуешь ты неплохо." Не выдержив давления, я вкрикнул: "Да знаю я, знаю! Ничего не могу с этим поделать, только в природе я нахожу вдохновение. Истина приходит через созерцание природы, ведь так?" Я отчаянно вглядывался в горный пейзаж в сине-зеленых тонах, будто ждал поддержки от него. Вздохнув, я опустил картину и поднял глаза. Нуэ стоял, скрестив руки на груди, с выражением просветленного, знающего всё на свете человека. Он наклонился ко мне и ответил на мой мысленный вопрос: "Общество погрязло в грехах и во лжи. Это интересно людям, а не твои зеленые кляксы. Они хотят видеть в твоём искуссстве себя." Последние слова пробрали меня до мозга костей. Будто сама муза спустилась с небес, чтобы дать это простое, но гениальное озарение. Я резко вскочил и вышел из комнаты. Нуэ встревожился и окликнул меня: "Эй, ты чего, обиделся?" Тут же я вернулся с газетами и быстро расстелил их по полу. Мой друг всё понял без слов.

Пять утра. В одной руке сигарета, в другой — кисть. Нуэ сопит в кресле с открытым ноутбуком на коленях. Последний мазок — готово. Выдох. "Эй, задрот, просыпайся," — хриплым голосом проговорил я. Он тут же открыл глаза, словно и не спал. Я передал ему картину дрожащими то ли от нервов, то ли от усталости, руками. "О, вот это уже лучше… да, это определенно то, что нужно!" Он несколько минут с благоговением рассматривал черное полотно, в центре которого красовался вулкан-великан, извергающий адскую лаву с лицами людей в агонии. Потом сосед поднялся и аккуратно положил картину на стол досыхать. Неожиданно он заговорил: "Ты ведь будешь участвовать в конкурсе?" Я замялся: "Это всё так внезапно… думаешь, стоит?" "Разумеется! Это феноменальная картина!"— горячо высказался он. Впервые я видел, как Нуэ был охвачен огнем энтузиазма и искренне восхищался чем-то. Мне было приятно быть причиной этого. Вдруг он посерьезнел и пристально посмотрел на меня. "Вот увидишь, они ещё пожалеют о том, что недооценили тебя в первый раз!". Я не мог не согласиться.

Отчаяние

Зима настала. Наконец-то объявили дополнительный набор на выставку. судьба предоставила мне второй шанс, который мною не был упущен. И вот я снова тут, в галерее: длинный зал с низкими потолками и панорамными окнами, открывающиеся на лесопарк. У окон расположилась небольшая сцена, а на ней восседали судьи. Зрителей и участников усадили рядами в центре зала, чтобы было видно все картины. Работы висели на белых стенах, буквально окружая нас. Я вжался в стул — по помещению ходил лютый сквозняк, а я был легко одет и сидел с краю. Поначалу было тихо, и я пару раз чуть не заснул, наблюдая за тем, как хлопья снега неторопливо падали на ветви елей за окнами. Но как только судьи отлучились на совещание, поднялся жуткий гул: все наперебой принялись обсуждать работы участников конкурса. Я пытался уловить мнения о моей картине, но после 2 недель без нормального сна я не слышал ничего, кроме навязчивого голоса в голове, просившего поспать. Вскоре судьи вернулись. Все затихли, превозмогая любопытство и волнение.

Объявили имя победителя. Оно было не мое. Я перестал слушать и отключился. Проснулся только после церемонии: меня разбудил один из организаторов и всучил в руки конверт. Там были отзывы каждого из судей. Конечно же, я ожидал многого и принялся читать. Но чем больше я бегал глазами по тексту, тем истеричнее становился мой смех. Это был провал: с прошлого второго места я слетел аж на шестое, тем самым став абсолютным аутсайдером второго набора. Техника все так же страдала, но в этом раз мне знатно попало за тематику моей картины. Смешанные чувства кипели во мне, я быстро собрался и вылетел из здания. Ноги сами понесли меня к лесу.

Мне на глаза попалась одинокая скамья, я присел.Тут же послышался хруст снега под ногами, приближающийся ко мне со спины. «Ну что там?» Я лишь покачал головой и наклонился вперёд, чтобы волосы прикрыли мое лицо. Нуэ присел рядом, закинув ногу на ногу. «Они ничего не понимают, ты ведь знаешь» — бормотал он себе под нос. Я не слушал его. Все мое тело напряглось, переполненное злобой и обидой, готовой извергнуться в любую секунду. Но я сдерживался, поджидая момента. «Моя идея была гениальна!» — сквозь зубы проговорил он. Тут меня сорвало: я вскочил и навис над ним. «Да какого черта ты мелишь?! Это была моя идея, моя!» — вскрикнул я и тут же опешил, жалея о сказанном. Нуэ сразу же встал, вцепился своими руками мне в плечи и с жаром проговорил: «Вот именно, и она была совершенной!» В бессилии мне пришлось остыть и присесть. Вздох. Мой друг продолжил: «Да ладно тебе расстраиваться, они того не стоят. Лучше посмотри, что я тебе принёс» В протянутой ко мне белой ладони лежал потрёпанный спичечный коробок. «Те, что тебе понравились в прошлый раз» — хитро улыбаясь сказал он. Я открыл коробок и взял оттуда две таблетки. «Эй, они довольно сильные, достаточно и одной...» Мне было все равно. Я откинулся на скамейку и начал быстро жевать средство от грусти. Постепенно язык начал неметь, а затем приятное тепло разлилось от лица ко всему телу. «Ах, хо… ро… шо...» — еле проговорил я. Нуэ усмехнулся и достал сигареты. Снежинки так и норовили попасть мне в глаза, поэтому я опустил веки и отправился в путешествие. Но вдруг мертвецкую тишину нарушил легкий хруст. Я поднял голову и оглянулся: вокруг никого. Нуэ курил, кажется, не замечая ничего, погруженный в свои мысли. Звук продолжался, становясь все громче. Мне стало не по себе, и я попытался снова расслабиться. Не успел я закрыть глаза, как увидел сон, будто я в лесу. Все как обычно: мои любимые красные варежки, скрип снега под лыжами, красная шапка. Но не на мне, а на высоком человеке спереди, что прокладывал мне лыжню. «Я устал, давай отдохнём» — жалобно протянул я. Это определенно не сон, это воспоминание! Худощавый парень развернулся ко мне и с доброй улыбкой сказал: «Ну же, крепыш, осталось ещё совсем немного, давай без остановки?» Я опустил голову и нарочито громко вздохнул. «Ладно-ладно, объявляется перерыв!» — торжественно заявил он и с задорным смехом упал в снег. Это воодушевило меня, и я, раскидав палки, лег рядом. Хруст прекратился и сейчас было слышно лишь наше частое дыхание. Я пытался ловить маленькими ручонками белые пушинки, но снег продолжал тихо падать на мои щёки, как и сейчас...

Я резко открыл глаза. Снегопад закончился. Мне стало холодно: ощущение, будто ветер со всех сторон обдувал мою одинокую скамью. Я повернул голову: Нуэ все ещё сидел рядом со мной в той же позе. Он заметил, что я очнулся и спросил меня: «Ну что, пойдём домой?» Его голос был таким невыносимо громким, что я вздрогнул. Неожиданно меня охватила тревога, какая-то неведомая сила пробудилась во мне, прося об одном. Нуэ будто почувствовал это и пристально посмотрел на меня. «И что теперь будешь делать?» Бежать. Мое тело оцепенело от страха. Сердце бешено забилось, я попытался встать, но тут же упал. Ноги совсем не слушались меня. Этот дьявол даже не шевельнулся, с бесстрастным лицом продолжая наблюдать, как я беспомощно ползаю на коленях. «Ты… ты ведь… это он» — мямлил я, пока наконец не встал и что есть духа рванул из парка. Мысли покинули меня, перед моими глазами стояло только его лицо. Животный страх за свою жизнь гнал меня все дальше, но силы были на исходе. Я заметил какой-то пустынный переулок и забрёл туда, чтобы передохнуть. Отдышавшись, я почувствовал ужасную усталость во всем теле. Темнота.

Луч солнца. Я зажмурился и отвернулся, но тут же уткнулся носом в стену. «Холодно. Ног не чувствую. Есть хочу. Надо встать и закрыть окно.» Я открыл глаза. Чёрная кошка спала у моей груди, а сам я лежал не в своей мягкой постели, а в куче картона. Откуда-то доносился гул улиц. Где я? Как тут оказался? Попытка сесть увенчалась успехом, хоть и с трудом. Проверил карманы: телефона нет, но нашёл спичечный коробок. Открыв его, я увидел содержимое: руки затряслись и белые таблетки посыпались на землю. Воспоминания начали бомбардировать мою больную голову.

Я любил своего дядю. Но ему было наплевать. Он исчез, когда мне было лет 8. Веселый юноша, красавец, талантливый художник — кажется, он был обречён на счастье. Так и было, пока не настал тот самый день. Я отчетливо помню, как сижу в машине, а за окном чернота и пурга. Ветер жутко завывал, отчего по коже бегали мурашки, но я предвкушал времяпровождение с дядей, поэтому сидел смирно и не капризничал. Родители спереди о чем-то говорили, но я мало что понимал тогда. «Ну хоть что-то полезное сделает, бездельник!» — постоянно причитала мама. Наконец-то мы приехали. Младший брат мамы занимал небольшую квартиру их родителей, которая находилась в старенькой пятиэтажке на краю города, совсем рядом с лесом. Мы с мамой как обычно поднялись на 2 этаж и постучались дверь. Лампа в коридоре неприятно жужжала и мигала время от времени. Все ещё нет ответа. Мама стучится снова и приговаривает: «Вот же, сначала звонки игнорирует, теперь и за порогом держит!» От нетерпения она дернула ручку и та с легкостью поддалась ей. Мама зашла в квартиру и громко сказала: «Ты совсем уже с ума сошёл?!» Но ей никто не ответил. Мы растеряно взглянули друг на друга. Тут она заметила исписанный лист бумаги на тумбочке и с облегчением вздохнула. «Вот так сложно было предупредить, что уходишь? Ещё и дверь забыл закрыть, бестолковая голова», — возмущалась она, снимая обувь. Когда записка оказалась в руке, ее лицо начало бледнеть. «Отвратителен?» — вдруг воскликнула она. Мама закончила читать. «Это что за шутки такие? Где его носит?» Она снова взялась звонить. Тут из спальни прозвучала знакомая мелодия. Она принесла оттуда телефон дяди. Мне стало страшно и я подбежал к маме. «Раздевайся и проходи на кухню» — скомандовала она мне. Пока я мучился со шнурками, был сделан второй звонок. «Да что происходит?!» — с негодованием она отложила телефон дяди. Я пошёл на кухню и стал уплетать мое любимое печенье, которое всегда ждало меня на столе в красивой расписной тарелке. В квартире было непривычно тихо, только старые деревянные окна дрожали от натиска метели, бушевавшей снаружи. Я подсел ближе: на улице не видно ни зги. Вздох. С прихожей доносился мамин встревоженный голос. Тут на меня напала такая тоска, что даже печенье мне опротивело, и я отодвинул от себя тарелку. Через пару минут на кухню зашла мама и сказала, что мы останемся здесь и дождёмся дяди. Мне не оставалось ничего, кроме как пойти спать.

Настало утро. Мы позавтракали и мама снова принялась звонить кому-то. Небольшая кухня была залита светом: стоял солнечный безветренный день, идеальный для лыжной прогулки. Вдохновлённый, я побежал в комнату проведать лыжи, но обнаружил только свои. Мне стало обидно, что дядя ушёл кататься без меня. Однако я не терял надежды: взял с подоконника баночку с мазью, принёс свои красные варежки и уселся на старый диван.

Я ждал, когда он придёт. Ущипнёт за нос, потрепет мои кучеряшки, натрет лыжи, наденет свою смешную шапку, пошутит.

Он не пришёл.

Суматоха длилась ещё какое-то время, но потом все резко прекратилось. Никто не хотел отвечать на мои вопросы. Однажды вместо няни за мной в школу пришла мама и мы поехали на квартиру дяди, чтобы забрать мои вещи и какие-то документы. Однако там нас поджидал сюрприз. Прямо напротив двери в квартиру дяди как вкопанный стоял парень в чёрном, будто не решаясь постучаться. Тут он заслышал стук каблуков и вышел из своего транса. Мама злобно зашагала к двери. Ее рука больно сжимала мою.

«Уходи» — холодно сказала она, избегая зрительного контакта. Вдруг парень начал плакать.

«Простите, простите меня! Я не думал, что так будет… я не хотел!» — жалобно молил он, дрожа всем своим двухметровым телом.

«Ты… ты...!» — закипая от злости, сквозь зубы проговорила мама. Она открыла дверь и рукой подтолкнула меня внутрь.

«Это ты отвратителен!» — слова эхом разошлись по коридору. Парень никак не отреагировал, лишь смотрел в пол и продолжал всхлипывать, как маленький мальчик. Эта сцена тогда меня удивила, потому что я знал его. Он был лучшим другом моего дяди и часто бывал у него дома. Для меня тогда этот человек был олицетворением живости и силы, и видеть его таким беспомощным и отчаявшимся в тот день было странным и даже смущающим. Мама захлопнула дверь. Нас никто не встретил. Ком подступал к моему горлу, я дернул край маминого плаща. Тут же она присела и глядя мне прямо в глаза, сказала: «Малыш, твой дядя… он уехал в другую страну. Навсегда.» Я заметил, что маме тоже грустно и погладил ее по голове. «Мы ведь можем поехать к нему?» — не теряя надежды, промолвил я. «Нет, не можем, он слишком далеко» — ответила она дрожащим голосом.

Я дал волю слезам.

Темнеет. Черный кот жмурится от каплей, что падают на его голову, и в конце концов сбегает. Я оглянулся вокруг и подумал: возможно, такому бесполезному мусору как я здесь и место. От этой мысли мне стало так горько, что кольнуло в сердце. Как же достало это всё. Хочу домой. В теплый родительский дом, подальше от всего этого. Подальше от себя. Я утираю глаза и кое-как встаю. Выхожу на главную улицу и пытаюсь вспомнить, в каком направлении идти. Оживленные вечерние улицы, заполоненные людьми, спешашими домой после работы — я их понимаю, но почему мне так тоскливо? Тут мой глаз цепляется за знакомое лицо в толпе. Мой школьный друг тоже заметил меня и пошел навстречу, прорывая поток людей. Я ускорил шаг в обратном направлении. Он продолжал идти, но тут девушка остановила его. Еще какое-то время его взгляд был прикован к моей спине. Через пару часов я всё-таки добрался до пункта назначения. Это был аккуратный частный домик в пригороде, идеальный для встречи старости. Я подошел к калитке и упал на колени. В окне еще горел свет и играла тихая музыка. Я лишь смотрел сквозь прутья на него, а внутри меня съедали чувства. Блудный сын вернулся, не имея права переступить порог без покаяния, без наказания. Вскоре свет погас и дом затих. Настала глубокая ночь, которая принесла мороз. Мои колени промокли от снега, руки почти примерзли к калитке. В голове звучал только один вопрос: "Ну почему я не могу признаться?" Сильный ветер гнал меня от дома, жутко завывая, прямо как в ту ночь. Не в силах больше испытывать натиск природы и выбора, я встал и побежал к станции на последний поезд до города. О том, как я добрался до квартиры, ничего не помню.

Принятие

Крик. Птичий.

Сизая птица отстала от стаи.

Крик. Смерти.

Одинокая птица упала.

Крик. Мой.

Мертвая птица в пустом фонтане.

Где вода? Я подбегаю к фонтану. Слезы ручьями текут из глаз. Протягиваю руки к птице, а из ладоней хлещет кровь. Слезы и кровь заполняют фонтан до краев. Но птицу уже не спасти.

Я проснулся. Мне нужно глубоко заснуть, чтобы не видеть кошмары. Я отсыпал себе еще снотворного и снова лёг. Внезапно тишину в комнате нарушил протяжный скрип. Звук пробрал меня до костей, но я не смел встать. Страшная мысль промелькнула в голове; я медленно повернул голову в угол комнаты и приоткрыл глаза — дверца шкафа была открыта. Страх сковал тело от осознания — он всё это время был тут.

Темный силуэт вышел из тени на свет. Нуэ аккуратно присел на край кровати, и луна в окне осветила его обеспокоенное худое лицо. Я оцепенел, не мог оторвать от него взгляда. Он заговорил: «Значит, больше не хочешь меня видеть?» Его голос еле дрожал, но достиг каждого укромного уголка квартиры. «Ты безумец» — тихо ответил я. «Кто бы говорил» — ухмыльнулся Нуэ. Собрав всю волю в кулак, я сказал: "Ты больше не можешь здесь жить, прости.» Вдруг освещенное лунным светом правильное лицо, напоминающее в тот момент лик божества, страшно исказила дьявольская злоба и обида. Нуэ резко набросился на меня, и, схватив подушку, плотно накрыл моё лицо. Я хотел сопротивляться, но не мог: жизненные силы стремительно покидали меня. "Это ты больше не можешь жить здесь" — закричал он, придавливая меня сильнее. Прежде чем отпустить руки, я почувствовал, как по ним стекают теплые капли. Темнота.

Через пару недель к студенту приехали его родители и долго стучали в дверь, прежде чем использовать свои ключи. В квартире они обнаружили мертвое тело своего сына, мирно лежащего в кровати. Мать на месте хватил сердечный приступ, в связи с чем на квартиру приехала скорая помощь, а потом и полиция. Запах смерти привлек на место происшествия соседей. Странная смерть окружена странными слухами: парень то разговаривал сам с собой, то громко хохотал по ночам, а то и неделями тихо отсиживался. Посреди бурного обсуждения в квартиру забежала и с криком выбежала молодая девушка. Почтовый ящик был забит бесполезной бумагой, но среди них нашлось несколько неподписанных конвертов с любовными письмами. Выявить отправителя так и не удалось.