К 80-летию Эдуарда Стрельцова

На выходе со стадиона молодой болельщик помог пожилому мужчине подняться со скамьи и предложил проводить до метро. Беседуя, они неторопливо направились к станции.

— Ну, как тебе матч? — спросил старик.

— Ужасно, — парень был слишком расстроен бездарной игрой нашей сборной, чтобы сдерживать эмоции, — Сколько же можно ждать, когда наберут нормальную команду.

— Будем ждать, — ответил дед.

Усмотрев в его ответе упрёк своей запальчивости, юноша завёлся ещё больше.

— Да чего там ждать… Вот хоккей — наш вид. А в футболе нам не на что рассчитывать. Такого, как Пеле, у нас никогда не будет. Наверное, футбол нам чужд генетически.

— А может, это искупление? — спросил старик.

— Искупление за что? — несказанно удивился парень, — В чем мы, граждане страны, провинились? За какие грехи наша команда наказывает нас сонной игрой, в то время как другие за полтора часа разворачивают перед зрителями целую жизнь?

— В Числах 14:18, Исаия 14:21 сказано «Готовьте заклание сыновьям его за беззаконие отца их». Ты слышал что-нибудь про Эдуарда Стрельцова?

— Да, слышал, от родителей. Это, конечно, вопиющая несправедливость…

— Это наша беда. Мы убили волшебство игры, а теперь ждем её реинкарнации. Принесли в жертву воплощение футбольного гения, и удивляемся, что получили поколение, лишённое дара импровизации.

Эдуард был далеко не идеален — пил, безобразничал, нарушал, нарушал, нарушал… Несомненно, страдал звездной болезнью. Но за один пас пяткой ему можно было простить развал всей Солнечной системы. Он не оборону противника таранил, а взламывал серые будни. Не гол забивал, а разносил в дым шаблоны и косность.

Это была не игра, а поэзия, искренняя и завораживающая — ни одной фальшивой ноты на поле. Есенин мяча, блистательный, мятущийся, душевный и непревзойдённый.

Он был щедр, делился с товарищами по команде успехом, не унижал своих разгромным счетом, но бескомпромиссно отстаивал честь страны в матчах с зарубежными командами.

Система капканов для всех, перепрыгнувших среднестатистический порог, сгубила и его.

Его посадили в период, когда амнистировали уголовников. За недоказанное преступление дали максимальный срок. И это на фоне миллиона двухсот тысяч деклассированных элементов, выпущенных по бериевской амнистии. Неуправляемая криминальная ситуация была менее опасна, чем один гениальный футболист. Он угрожал системе куда больше, напрочь отказываясь влезть в смирительную рубашку послушного обывателя. Справиться с непредсказуемым художником мяча, который мог запросто послать куда подальше министра культуры с матримониальными планами или остаться за рубежом в любой грезящей о таком форварде команде, было немыслимо. Значит, оставалось одно — сломать ему крылья.

Он всё равно остался легендой. Пять лет отсидки не превратили гения в бездарность. Но кто посчитает, сколько ювелирных пасов и блестящих голов мы не увидели. Пеле был бы вторым на футбольном Олимпе, если б не семь безфутбольных лет, выдранных с мясом из жизни великого Стрельцова.

А теперь мы ждём второго пришествия. Дождёмся, конечно. Когда-нибудь над нашей страной снова сойдутся светила и шальные комбинации генов преподнесут нам ещё одну мегазвезду. Но когда это будет… когда…

Старик замолчал и оглянулся. Их со спутником окружала толпа молодых ребят, с интересом слушавших монолог про великого футболиста.

— Как Вас зовут, отец? — спросил юноша.

— Нариньяни. Это мой псевдоним. Мой проклятый псевдоним.