Кузьмич и розовый смартфон

Молодой человек еле увернулся от старой диванной подушки, которую в него швырнула разъяренная подруга. И вот уже в сотый раз за последние сутки пожалел, что привёз эту стерву сюда, на дачу, в эти выходные. И в тысячный — что вообще познакомился с этой фурией, казавшейся ему ранее скромницей и тихоней.

— Это стопудово твои дружки увели мой телефон! — кричала она, переворачивая в очередной раз весь деревенский домик вверх дном.

— Да зачем им твой телефон, Лиз, ну правда?..

— Да твои дружки все сплошь отмороженные, от них можно ожидать чего угодно!

— Вот как, — Ваня тяжело вздохнул. — И я, видимо, такой же?

Девушка замерла, убирая белокурые пряди с лица, вдруг осознав, что сморозила что-то лишнее.

— Нет, ну что ты, ты особенный. Меня бы не было рядом, если б ты был такой же… — это не помогло: парень уже обиженно отвернулся, скрестив руки на груди. — Ну или они случайно, схватили мой вместо чьего-то другого. Ведь напились вчера все в хлам, сегодня еле выгнали их.

Лиза подсела к нему на диван и примирительно погладила по руке.

— А твои варианты?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Я уже всех обзвонил: ни у кого нет твоего телефона. Разве что домовой унёс…

— Блин, Вань, ну я серьезно, а ты…

— А что я? Бабка всегда говорила, что у них здесь домовой жил, она ему всегда молока за печку в блюдечке ставила.

— Да, а теперь молока ему мало, он стал телефоны у людей уводить, — скривилась подруга.

— Я серьёзно, Лиз…

— Ну вот и спрашивай теперь своего домового, где мой телефон! — девушка вскочила, вновь с раздражением бросив в парня подушкой. — И спать сегодня с ним будешь, понял?!

Что-то еще бормоча про него, его друзей, древнюю дачу в глухой дыре и заодно всех его треклятых родственников, Лиза отправилась спать, надеясь завтра же с утра пораньше убраться отсюда.

Иван же пошел на кухню, достал оставшуюся со вчерашней гулянки бутылку водки и решил успокоить таким образом свои расшалившиеся нервы. Горячительное шло хорошо, он постепенно расслабился и решил уже идти мириться с подругой, как услышал шум в сенях. «Наверно, Лиза пошла в туалет на улицу и обо что-то споткнулась», — улыбка парня, представляющего, как он вызволит её и получит благодарность за это, расцвела на его лице. Он включил на телефоне встроенный фонарик, так как ещё вчера в сенях разбили лампочку, и вывалился наружу. В сенях никого не было, но дверь, ведущая в чулан, была открыта, и там моргало что-то яркое.

Иван хотел крикнуть девушке, что она заблудилась в темноте, но вдруг услышал тихие проклятия и шорох. Голос был точно не женский. Парень торопливо сунул телефон в карман джинсов, чтоб не выдать себя, пока не поймет, кто это забрался в дом посреди ночи, и осторожно шагнул вперёд, заглянув в чулан.

Кто-то светил экраном телефона и пробирался к окну, запинаясь о стройные ряды пустых бутылок, выпитых вчера, и чертыхался. Телефон отсвечивал розовыми блестками и не мог быть спутан ни с одним другим: это был смартфон Лизы. Иван задержал дыхание, пытаясь разглядеть гостя. Тот точно был невысокого роста, а пальцы, держащие «светило», походили на короткие сосиски.

Наконец, воришка добрался до окна и с ловкостью трюкача вскарабкался на подоконник. Луна услужливо осветила незваного гостя: это был маленький мужичок, заросший рыжей паклей волос, на голове у него был какой-то странный головной убор, похожий на шапку танкиста. Пухленький живот, короткие ножки. За спиной увесистый рюкзак, похожий на тот, что подарила Ване когда-то бабка, но он так его и оставил в деревне, потому что посчитал, что его, тогда парня десяти лет, засмеют с ярко-салатовым рюкзаком за плечами.

Мужичок резво сдвинул щеколду и распахнул окно в теплую летнюю ночь. Практически сразу за домом начинался лес, только огород перейти.

— Домовой… — Иван смотрел на гостя круглыми от удивления глазами и не мог поверить им. — Права была бабка…

Домовой навострил уши, обернувшись, и тут же спрыгнул с подоконника. Уйдёт ведь сейчас, и не видать Ивану ни домового, ни телефона, ни Лизки!

— Стой! — вдруг закричал он и, гремя разбросанными бутылками, рванул к окну. — Стой, ворюга! Отдай телефон!

Ловко, как ему казалось, он впрыгнул в оконный проём, и, как куль с картошкой, вывалился из окна, кувырнувшись через голову и распластавшись там же, под окном, глядя не только на «живые» звёзды на небе, но и на искусственно созданные неудачным падением.

Еле поднимаясь и вытряхивая из светлых, давно не стриженных волос чернозём, Иван увидел горящий экран смартфона уже на заборе, отделяющем огород от леса. Мелькнул зеленый рюкзак — и исчез за забором. Но, набравшись то ли водки, то ли храбрости, к тому же немало разозлившись за своё падение, молодой человек не собирался отступать. С высоты больше падать не хотелось, поэтому он просто выломал несколько штакетин из гнилого забора и выбрался к лесу, сразу определив по мельтешащему вдалеке огоньку направление своей погони.

В лесу пыл сразу поубавился, но отступать уже жаль, тем более огонёк был вроде бы так близко. Ваня теперь не шёл напролом и не орал, а осторожно пробирался от дерева к дереву, стараясь не показываться на глаза преследуемому.

Вскоре он увидел в лесу более яркий свет, чем от экрана смартфона. В лесу горел костёр. Вкруг него сидели такие же невысокие человечки, как и тот, кого преследовал. Они очень походили на людей, только уши у них заметно выпирали из-под густой шевелюры и, кажется, шевелились, улавливая звуки. Все были курносые, густо заросшие волосами до самых этих «картофельных» носов, и множественные морщинки лучами расходились от центра лица, давая схожесть то ли с котами, то ли с тупомордыми собаками. Иван смотрел на всё это с любопытством. Отобрать телефон у толпы точно не получится, хоть они и маленькие. Остается наблюдение.

Воришка подошёл к костру, и Иван наконец увидел, что странная шапка на его голове не что иное, как лифчик Лизки, который она сегодня тоже искала. Все сидящие кругом мужчины перецеловали его в обе щеки, вытащили картофелину из костра и вручили ему.

— Ну и чего ты как долго? — спросил один из них, с самой длинной седой бородой.

— Да еле выбрался! Этот шалопай столько вчера народу нагнал, кутели до утра…

— Ты, чай, присоединился, Кузьмич, а? — крякнул один из домовых, выгребая из костра оставшуюся картошку. — Всосал, поди, пузырь горилки? Вон шапочку какую угнал, — хихикнул.

— Нее, что вы, пьют они какую-то дрянь…

— Скажи еще, ключница делала? — все хохотнули.

— Доставай уже, чего принёс в своём моднючем рюкзаке, — сказал старший, глаза его задорно блестели.

— Не, погоди, Макар, дождемся. Недолго осталось.

— Горячего тоже принёс?

— Только для дела, — качнул головой Кузьмич и отставил рюкзак подальше от глаз собратьев.

— Нуу, так не интересно. А этого-то чего притащил за собой?

Иван замер, прижавшись к дереву. Они, явно, говорили о нём.

— Он сам погнался за мной. А я решил: к лучшему. Понимаешь ведь, чего я хочу от него…

— Ишь…мечтатель! — седой покачал головой недоверчиво.

Дело пахло жареным. Любопытство любопытством, а одному в лесу с толпой странных существ жутко. Иван шагнул было прочь, но вдруг услышал:

— Вань, ну что ты, как не родной. Проходи, погрейся, продрог, наверно.

Молодой человек испуганно выглянул из-за дерева: все лица были обращены к нему. Кузьмич поманил.

— Иди, иди, не бойся. Можешь хвороста захватить для костра.

Иван зачарованно потянулся к ветке над головой, что постоянно его задевала, и дернул.

— Эээ, малой, не трожь, руки вырву! — вдруг услышал он около самого уха. Поднял голову. — Бу! — улыбнулось ему дерево — и мир померк. Молодой человек свалился без сознания.

— Ну и неженки нынче мужики, а, Кузьмич? Неужто это внук той самой бабы Клавы, твоей хозяйки? Эх, боевая баба была. За такие шуточки вмиг бы из Ясеня Буратино выстрогала! — слышал Иван, приходя в себя.

— А я что, ветки ж не казенные, свои… — обиженно причитало дерево.

— О, пришел в себя, — добродушная рыжая моська Кузьмича склонилась над ним. Сбоку грел костер.

— Что вы от меня хотите? — Иван резко сел, прижав колени к груди. — Я…я…не вкусный…

Все грохнули. Парень испуганно озирался, представляя уже, как его жарят на вертеле над этим костром, и ужас сковывал его члены. Немного успокаивало то, что существа добродушно смеялись, один даже хлопнул его по спине.

— А малой ничего, забавный, — утирал слёзы Макар.

— Кто вы?

— Вань, ну не глупи, — Кузьмич сидел рядом, скрестив руки на груди. — Сам давно понял, кто мы. Домовые.

— А что вы тогда в лесу делаете?

— А шабаш у нас! — пошутил чернобровый здоровяк, но хохотал один. И так же резко замолк.

— Резонный вопрос, Вань. Мы, так сказать, домовые без дома. Точнее, без хозяев. Деревни-то повымирали, новые не заселяются, дома разрушаются. Вот и живём, как можем.

— А что вы от меня хотите? Жить я всё равно в деревне не буду… Но навещать вас буду, — вдруг опомнился, — и молока ставить…за печку.

— Ну-у, не пропадешь, Кузьмич, — издевательски пропел один из домовых. — Молоком напоят. Может, даже косточку бросят.

Вдруг поляна оживилась. Вбежали две домовые. Да, точно женского пола, так как не были обросшие волосами, оттого еще более походившие на морщинистых собачек.

— Началось, Кузьмич! Она зовёт тебя. И Фому, — вскричала рыжая пухляшка, утирая руки о фартук.

Черноволосый хохотун вдруг посерьезнел.

— Мы скоро, — кивнул Ванин домовой пришедшей. — Иван, ты должен пойти со мной, — уже обратился к нему.

— Куда? — опешил.

— К моей сестре…

Иван заглянул во все ближайшие лица, силясь найти ответ. Наконец, мозг нашел один вариант, про который Ваня слышал как-то в передаче про африканские племена. Сглотнув, молодой человек улыбнулся как можно дружелюбнее.

— Спасибо за оказанную честь, но я…не хочу… — усиленно подбирал слова, — вашу сестру…

Все молча смотрели на него, потом стали переглядываться.

— …не думаю, что она в моем вкусе… — добавил.

И тут все разом расхохотались. Кроме Кузьмича, который, впрочем, всё же улыбался в усы, и Фомы, тот был мрачнее тучи. Он встал, молча подошел и отвесил Ивану подзатыльник.

— Оу! За что?..

— Тише, тише, Фома, от него зависит судьба твоего ребенка.

Чернобровый плюнул под ноги и удалился вслед за женщинами.

— Вань, я хочу, чтоб мой племянник стал твоим подопечным, — выдохнул Кузьмич скороговоркой.

— То есть крёстным что ли? — удивился парень, нахмурившись.

— Ну-у, типа того…

— И сожрать вы меня не собираетесь? — улыбка Вани вдруг растянулась от уха до уха.

— Нет, — смотреть на довольное лицо парня не было сил, поэтому Кузьмич добавил: — Оставим на чёрный день, — улыбка пропала. — Шутка.

— А если я не соглашусь?..

Домовые переглянулись.

— Тогда я не отдам твою игрушку, — Кузьмич достал розовый смартфон и помахал им перед молодым человеком. Это был отличный аргумент, ведь из-за этого смартфона Ваня и погнался за домовым.

— Стану крестным, и вы меня отпустите? И отдадите смартфон? — парень никак не мог прийти в себя от такой перемены: из страха быть съеденным в странную роль крёстного для домовёнка.

— Ага, твоя безмозглая стерва будет довольна.

— Что-о?!

— Ну ты ж сам её так перед друзьями называл… — пожал плечами его домовой.

— Нормальная она, — Иван встал недовольный, отряхнул брюки, — и Лизой её зовут, Ли-зой.

— Это ваши дела, нам всё равно… Пойдём уже.

Ваня махнул рукой и побрел за Кузьмичом.

Они углубились в лес. Выйдя к речке, увидели огромный еловый шалаш: ёлочки сгрудились в одном месте, укрыв находящихся там плотной завесой. Молодой человек уже не удивлялся «живым» деревьям, которые вздыхали и охали, заглядывая под свою крону.

— Нам туда.

А вот увиденное внутри шалаша шокировало его: на подстилке из тряпок лежала беременная домовая и, судя по всему, собиралась рожать.

— Я…эээ… Мы не вовремя. Где же твой племянник, Кузьмич?

— Ты должен принять его и обрезать пуповину, — домовой говорил об этом, как об обыденной вещи.

— Что?! Нее, — замотал головой. — Мне надо выйти… — Ваню замутило. — Мы так не договаривались.

— А как же игрушка?

— Да пошёл ты! — в сердцах крикнул Иван и развернулся уйти. Ели плотно сдвинули ветви, и он вновь обернулся. — Зачем тебе это? Пусть примет роды у твоей сестры кто угодно другой! Почему я?!

Кузьмич тяжело вздохнул.

— Ты знаешь, что такое не иметь дома?! А мы знаем. И не хотим подобной участи нашим детям…

— Причём тут я?! — искренне недоумевал парень.

— Если человек берёт домового в подопечные, он обеспечивает его жильём на всю жизнь… Если он сам не захочет уйти.

— Ха-ха, хитрющие! — нервно хохотнул, порывисто проведя рукой по волосам. — Хотите поселить в моей квартире домового? Ну вас нафиг! Я ухожу. Хоть убейте, я в ваши игры не играю.

Он вновь развернулся уходить.

— Отпустите, — прозвучал за спиной поникший голос Кузьмича, и ветви разъехались. Никто его не держал. — Твоя бабушка не была моей хозяйкой от рождения, я достался ей по наследству, а мне — угол за печью в её избе. Но сколько домовят она пристроила к добрым хозяевам — не счесть. Я думал, в её внуке течёт её благородная кровь…

Иван выслушал последние слова спиной, не уходя. Но потом всё же вышел и, не оборачиваясь, пошел от места обитания домовых. Лесных домовых.

Около поляны, где догорал костёр, он вдруг споткнулся на выпирающем корне Ясеня, и, чтобы не упасть, схватился за ствол.

— Упс, простите, Иван, — сказало дерево издевательски, — вам тут передали посылку. Только не надо столь бурно выражать свою радость. Я дерево приличное, руки убери-те.

Крона зашевелилась, перехватив что-то розовое от ветвей ближайшего дерева, и в руки Ивану спустился смартфон Лизы. Парень удивленно замер, глядя на подарок с удивлением и тоской. Домовые оказались славными ребятами, а он не хочет помочь им.

Помнится, бабушка говорила, что в каждом доме должен жить домовой, иначе это несчастливый дом. И его новая квартира, от которой он должен был получить ключи в ближайшем будущем, видимо, обещала именно такой и стать. Неужели он после всего, что сегодня узнал и увидел, сможет жить, как и прежде? Он никогда не совершал поступков, которыми мог гордиться. Лизка и та сама к нему приклеилась. Наверно, хотела с ним в квартире новой жить вместо своей общаги. А бабуля так верила, что будет гордиться своим внуком. Всегда ему это говорила.

Иван долго смотрел на смартфон в своих руках, вдруг решительно развернулся и зашагал обратно. В шалаше его встретили молча, словно ждали его прихода. Домовая, что прибегала на поляну, полила на руки воды, Кузьмич протянул бутылку с водкой, какую пили в его же доме вчера. Вымыл руки еще и водкой, глотнул из горла немного. Крики рожающей, хоть и сдержанные, смелости не прибавляли.

Всё делали домовые. Словно во сне, парень принял маленькое кричащее существо на руки. Отдал, перерезал толстенную «нить», соединяющую мать с ребенком.

— Мальчик. Иванычем будет, — похлопал ему по плечу его домовой. Имя дашь?

— Пусть будет… Сёма, — пожал плечами парень.

— Сёма так Сёма.

Ваня взглянул в серьезное лицо, обрамленное рыжими волосами, подвязанное кружевным черным лифчиком под подбородком, и это вдруг показалось ему настолько смешным и нелепым в этой ситуации, что он расхохотался, запрокинув голову. И все остальное вокруг показалось таким чудесным!

— Ты чего? — нахмурился Кузьмич.

— Ты…это…шапку эту сестре подари, она найдёт ей лучшее применение.

Домовой стащил женское бельё с головы и, кажется, поняв его суть, рассмеялся тоже. Только что родившийся домовёнок Сёма замолчал, прижатый к груди матери.

Когда они вернулись на поляну, там уже был накрыт импровизированный праздничный стол. Кажется, все продукты были со вчерашней вечеринки в доме Ивана. Но это его уже не задевало. У него до сих пор тряслись коленки, но он чувствовал невероятную наполненность и гордость за себя. Ему поднесли водки, поздравили. Поздравляли и Фому с Кузьмичом.

— Слушай, а в тебе есть стержень, парень, — подошел к нему седой Макар. Иван сидел: так удобнее было общаться с маленькими домовыми. — Если честно, я до последнего сомневался. Но Кузьмич редко в людях ошибается.

— Спасибо, — Ивану было и приятно, и неудобно это слышать.

— Ты не переживай, Сёма не сразу к тебе заселится. Подрастет немного. Пару месяцев. Первое время и не заметишь его, пока он привыкает к жилью. Сдружитесь — и шалить не будет, практически и не услышишь.

Парень кивал, слушая.

— Я его кормить буду, — умиленно улыбнулся Ваня пьяной улыбкой. Мир для него вдруг обрел смысл.

— Конечно будешь. А то сбежит чего доброго.

— Буду, честно, — он ногтем щелкнул по зубу. — Зуб даю.

Макар благодушно хлопнул ему по спине.

— Будешь жить со своей стерв…эээ…Лизой?

— Это вряд ли, — помотал головой, крутя в руках розовый смартфон. — Не пара мы…

— Так может того… У нас свободные домовые есть, красивые, молодые, сочные барышни, — подмигнул ему Макар, толкнув в плечо.

— Нее, спасибо, — шарахнулся в сторону от такой перспективы Иван. — Обойдусь, — и примирительно улыбнулся. Собеседник расхохотался громко, раскатисто.

— Иди уже к своей страшиле, а то без своей розовой игрушки ускачет…

Над рекой разгорался рассвет, красные лучи просачивались между стволов живого леса, заставляли траву блестеть холодной росой .

— Да, пора.

— Всего тебе доброго, Иван! Баба Клава гордилась бы тобой.

Ваня кивнул, сдерживая слёзы.

— Спасибо.

Лиза уже была собрана на утренний автобус. Злая, какая-то помятая. Иван протянул ей её смартфон, и она сразу преобразилась, заулыбалась.

— Откуда?!

— У домового отобрал.

Ваня прошел мимо, слушая вслед:

— Угу, очень смешно. И бухал, наверно, тоже с домовыми?

Обернулся, широко улыбнулся и развел руками.

— Как ты догадалась?! А еще со мной теперь будет жить домовой.

— Совсем свихнулся… — удрученно покачала головой Лиза. — Пить меньше надо.

Засмеялся, с разбега рухнул в кровать и вскоре уснул, даже не услышав, как Лиза его покинула. Его вдруг совсем перестало волновать, что она о нем думает.

…Через несколько месяцев Иван заехал в новую квартиру. Только вместо кошки первым в нее вошёл маленький домовёнок Сёма.