Родник

Это было в конце весны, приблизительно полгода назад. Он тогда только вернулся из школы и встретил у подъезда дома соседку — подругу матери, бабу Валю. Эта очень добрая пожилая женщина всегда присматривала за его матерью, когда мальчик был в школе.

— Здравствуй, Тюха-Матюха! — она, улыбаясь, погладила мальчика по голове. — Матушка твоя только заснула, пойдем, зайдем ко мне домой, я покормлю тебя. Утром сварила грибной суп! Вкусный, жуть! Пошли — пошли.

Матвейка особо и не отказывался, ему нравилось бывать в гостях у соседки. После того, как мама заболела, он нигде и не бывал особо. Школа-дом-рынок-школа… Да и голоден он был, утром на завтрак ничего не съел.

Суп действительно был очень вкусным.

— Спасибо, а как мама? Приходил участковый врач?

— Приходила, приходила. Померила давление, пульс… Давай немного добавочки подолью, грибы мы еще прошлым летом с Верой собирали. Она тогда еще ходить могла. Ох, горе, горе… Послушай, пока она спит, пойдем, сходим вместе со мной?

— Куда? Мне еще уроки делать, а потом на работу, может, что продам на рынке… Еще я к Юле Столяровой хотел заглянуть, она сегодня в школу не пришла.

— А кто такая Юля?

— Это соседка моя по парте в школе. Она одна вместе с отцом живет, может что-то случилось. Мне нужно обязательно сходить к ней.

— Давай заглянем лучше сначала ко мне на работу, — баба Валя улыбнулась, — в церковь! А потом вместе к Юле зайдем.

— Я не пойду в церковь.

— Почему? — очень удивилась женщина.

Матвейка насупился и молчал.

— Ну? Чего ты?!

— Зачем? Я там не был, как себя там вести, не знаю. Вдруг я что-то не так сделаю: не там встану, повернусь спиной в ненужное время… или чихну. К какой иконе подойти, где и сколько свечек поставить, я же не знаю и не умею… мне будет неудобно, а Вам еще и стыдно за меня.

— Вот как! Брось! Я горжусь тобой, мне за тебя не стыдно ни перед кем…

Мальчик отвернулся и стал смотреть в окно.

— Матвей, что случилось? Я смотрю, сегодня ты сам не свой.

— Баба Валя, а что делать?

— Прости, я не поняла? Повернись, пожалуйста, ко мне.

— Баба Валя, а что будет со мной, когда мама умрет? — он повернулся в ее сторону.

Валентина посмотрела на мальчика и почувствовала страх и отчаяние в его душе.

* * *

Желание привести в храм сына своей подруги, возникло у Валентины спонтанно. Дела у соседки, с которой она давно дружила, совсем плохи — по словам медиков, она была обречена. Жалко мальчика, совсем юный, всего 15 лет, а уже сколько бед на него выпало.

Что мы вообще имеем право советовать в такой ситуации? И если выхода совсем нет, что-то же нужно предложить, какую-то последнюю инстанцию.

— Постой, пожалуйста, здесь и подожди меня! Я ненадолго отойду, поищу батюшку, — тихо сказала Валентина подростку.

Он и не собирался никуда убегать. Матвейка постоял у неизвестной ему, но очень красивой иконы. Неумело перекрестился. Потом подошел к церковной лавке.

— Мне свечку, пожалуйста, — сказал он немного глухо и тихо.

Взял свечу, снова подошел к иконе, поставил ее и снова встал.

— Отец Михаил, это мой сосед, мальчик о котором я Вам рассказывала, Матвей. Прошу Вас, благословите его, — баба Валя, наконец, вернулась и не одна, рядом с ней находился настоятель церкви.

Часто новые прихожане испытывают неловкость при встрече со священником, однако у Матвея такого чувства совершенно не было, он почему-то его совершенно не стеснялся.

— Знаешь, Матвей, если хочется побыть в тишине, то лучше выбирать время, когда церковная служба будет уже окончена. Приходи днем после школы, — священник осенил мальчика крестным знамением и отечески улыбнулся.

— Если душа просит уединения, в этом нет ничего страшного. Можно аккуратно отойти в сторону, чтобы никому не мешать и провести в храме столько времени, сколько необходимо. Валентина Семеновна рассказала мне о несчастье в твоей семье. Я буду молиться о здравии твоих родных и близких. Надо помнить, что самое эффективное лечение — комплексное: лечение и тела, и духа.

Священник немного задумался и продолжил:

— Никто не станет лечить перелом ноги с помощью таблеток от головной боли, правда? Для каждой болезни — свое лекарство. Так и молитвы, и чудотворные иконы со святыми мощами. Чудодейственными свойствами обладает любая православная святыня, но у всех свое поле деятельности, своя, так сказать, «специализация». Подойдут ли святые мощи нашего храма для лечения твоей матери? Пока не знаю. Валентина же научит тебя нужным молитвам, а пока ты не знаешь слов молитвенных, то говори сам от себя, своими словами, все равно Господь и помощники Его их услышат.

Мальчик с огромным интересом слушал батюшку.

— Ты никуда не спешишь?

— Нет особо, правда, я сегодня обязательно должен сходить к другу, то есть, к подруге.

— Знаешь, я немного устал, на улице хорошая погода, у меня есть немного свободного времени, пойдем прогуляемся. При храме есть небольшой садик. Cоставишь компанию?

Сад был действительно небольшим, но очень красивым и ухоженным.

Они гуляли между деревьев и перед каждым священник немного задерживался, будто встречал старого знакомого человека.

— Хочу дать тебе небольшой совет, — отец Михаил остановился возле небольшой молодой березки и любовался ею, — ай, какая красавица, правда? Молода, нарядна и стройна! Чудо-девица! Так вот, когда будешь себя чувствовать усталым и совсем вялым, не кофе пей или там чай, а лучше просто прогуляться и подзарядиться от природы. Знаешь, есть такое выражение, не знаю, кто автор: «Природа — топливо для души». Очень верная, на мой взгляд, и правильная мысль.

— Я тоже люблю гулять, особенно в лиственном лесу, — — поддержал его Матвей. Он остановился возле странного большого и очень красивого камня, лежащего в центре садика, вокруг которого очень кучно росла мать-и-мачеха, и недоуменно посмотрел на своего спутника.

— Дядя Миша! Ой! Простите меня, отец Михаил! А что здесь делает этот камень? Он какой-то странный!

— Интересно — интересно! И почему, по-твоему, он странный?

— Я не знаю.

— Ну, все же?

— Ну, знаете, все здесь молодое, цветущее, а он… он как будто здесь старый хозяин и самый главный. Он совсем не против своих соседей, этих цветов и деревьев, такое чувство, что даже он присматривает за ними, заботится, и он… рад им, да, именно рад.

Священник с восторгом посмотрел на мальчика.

— Вот как! Интересно — интересно, — опять повторил он, — а что еще скажешь о нем?

— Я думаю, он все же чем-то серьезно опечален, причем очень давно, правда, чем? Я не понимаю. Странно… Вы не будете смеяться?

— Что ты, нет, конечно! Продолжай!

— Подождите немного, мне нужно постоять перед ним. Он, как и любой другой камень, очень медленно думает, гораздо медленнее, чем мы, люди.

Однако через пару минут он как будто все понял.

— Ему неудобно лежать и он грустит о воде.

— Уверен? — лицо батюшки вдруг просто засветилось огромной радостью. Он неотрывно смотрел на мальчика и улыбался. Причем улыбка его была какой-то странной, не просто открытой и искренней, а немного даже загадочной.

— Да, именно о воде! — подтвердил свою догадку подросток.

— Удивительно!.. Пойдем-ка присядем, отрок, вот как раз скамеечка. Я тебе кое-что обязан рассказать.

* * *

В апреле этого года прораб, бригада которого делала ремонт крыши храма, пришел к настоятелю с неожиданной находкой.

— Ваше преподобие, если честно, мне как-то неловко Вас отвлекать. Вот, смотрите, что мои ребята нашли, лежало под досками. Хотели выкинуть, а я: «Стой, — им говорю, — может, ценность какая историческая, нужно отцу Михаилу показать, он человек просвещенный, не то, что вы, — олухи. Если скажет, что хлам, так это я тут же…», — и он положил на стол очень старый и потрепанный жизнью небольшой коричневый кожаный портфель с двумя замками.

Почему-то практически в любом человеке есть тяга к поиску сокровищ. Кто не мечтал о том, чтобы когда-нибудь найти клад? Пусть хотя бы небольшой, но клад. Все знают, что они могут быть спрятаны где угодно: под водой, закопаны в землю, засунуты в кладку дома и, в том числе, могут быть укрыты на чердаке.

Содержимое старого портфеля аккуратно разложили и, увы, сегодня не повезло. Один сточенный почти на половину карандаш и пять старых газет за август 1911 года явно не тянули на богатый клад.

— Может кто-то подумал, что ненужные газеты могут пригодиться для бытовых нужд… Старая бумага от газет подойдет для розжига печки или костра, например, — предложил идею строитель.

— Да, нет, вряд ли. Дело в чем-то другом. Зачем тогда прятать это на крыше церкви? Нужно подумать. Спасибо тебе, ступай.

После ухода прораба отец Михаил стал внимательно рассматривать старые газеты: «Русские ведомости», «Русский народ», «Новое время», «Биржевые ведомости» и «Сельский вестник», все они были в отличном состоянии. Однако очень странный набор печатных изданий. Газеты были совершенно разные по своей политической направленности и, скажем по-современному, ориентированы на разную целевую аудиторию. Такое чувство, что кто-то просто скупил все газеты, что были в киоске или магазине в тот день. Что же его так заинтересовало, что он искал?

Ответ стал ясен, когда дело дошло до просмотра газеты «Новое время» и ее колонки «События Дня». Именно в углу этой статьи стояла галочка, поставленная карандашом, скорее всего, тем самым, что лежал сейчас рядом на столе.

Сердце священника учащенно забилось, как только он стал читать эту статью, и не удивительно, рассказ касался его храма. Газета сообщала:

«В нашей округе много родников, которые в старину считались целебными и святыми. Самым сильным считался родничок недалеко от храма святых апостолов Петра и Павла, у подножья холма, где прямо из-под очень изящного камня бил из земли этот источник. Местные его называли «Святой ключ». Вода в роднике являлась чистой как слеза, многие жители в свободное время приходили к нему за водой или просто отдохнуть, посидеть под тенью растущих рядом деревьев. Всем известна притягательная сила родников. Возник родник в том месте, где, по легенде, воткнул посох в землю святой человек.

При современной активной хозяйственной деятельности в нашем городе предохранить родники от истощения и загрязнения крайне непросто, но до вчерашнего дня это удавалось. Всю прошедшую ночь была сильная гроза, а рано утром ночной сторож церкви Леонид Столяров, молодой парень лет 20-ти, обнаружил, что родник исчез.

Отчего же истощаются или даже вовсе исчезают родники? Причин тому может быть немало, чаще всего это непродуманная вырубка леса, грубое нарушение почвенно-растительного покрова в зоне питания родника и нарушение водоносного пласта при строительстве.

Однако никакого строительства или вырубки леса около храма давно не было.

По словам настоятеля храма протоиерея Александра Шугаевского, он приложит все усилия, чтобы восстановить иссякший родник, насчитывающий вековую историю.

Вполне понятна тревога людей, местных жителей. Родник считался святым и целебным. Выстраивались целые очереди любопытных осмотреть тот камень, около которого бил родник. Полиция была вынуждена принять меры.

По городу прошли слухи, что якобы родник пропал на сто лет и что возродит его некий мальчик, который должен преодолеть препятствия и вернуть родник, проявив свои самые лучшие качества. Источник слухов не известен.

Начальник уездной полиции Котляров В.М. подтвердил намерения властей в самом скором времени организовать меры по восстановлению столь необходимого жителям источника и призвал не распространять пустые слухи.

Наша газета будет следить за развитием этой пока печальной истории.

А. Петрищев»

Все почти встало на свои места. Скорее всего, сторож храма в 1911 году, некто Леонид Столяров — хозяин этого портфеля — купил все эти газеты, предполагая найти упоминание о себе. Наверное, все же был обрадован, так как аккуратно подчеркнул свою фамилию в «Новом времени». Зачем спрятал на чердаке портфель? Да, скорее всего он там и жил. Легально или нелегально, кто теперь знает.

Печально было другое, отец Михаил и не знал, что у храма был когда-то родник, да и камень этот он отлично знает, как раз недавно вокруг него разбили новый садик, лично подбирал деревья и кустарники. Прошло столько лет, и все забыли об источнике, но он-то должен был знать, просто обязан. Стыдно. Жалко, что так и не удалось его тогда восстановить.

C тех пор у отца Михаила появилась мечта — возродить этот родник.

Визиты в местный краеведческий музей, изучение архивов дали только то, что история, описанная в газете, подтвердилась, и то, что водоносный горизонт действительно проходит под церковью. Однако, как вернуть родник яснее не стало.

* * *

Матвей неспеша шел из церкви, баба Валя осталась там по своим делам, извинилась, конечно, что обещала составить компанию, но не смогла. Да вообще-то он на нее и не думал обижаться. Наоборот, он хотел побыть один.

Все в голове просто перемешалось. Было даже как-то странно и неловко после посещения церкви и общения с батюшкой.

— Что я приперся со своим неверием в храм? — думал он, обходя грязные лужи, — люди вон молятся, искренне, наверное, веруют, а я… И зачем я рассказал отцу Михаилу, что немного понимаю, что говорят камни? Что, я волшебник или там язычник какой-то? Говорила мама: «Не рассказывай никому, что у тебя есть особенное чувство, многие его называют шестым, люди тебя не поймут, только испугаются».

Он всегда знал с детства, что каждый камень имеет свою энергию и по-своему воздействует на людей, да и в целом на окружающий мир, он их просто интуитивно чувствовал.

Он даже помнил, что еще играя, совсем маленьким, в песочнице, находил много камушков и раскладывал их в разные кучки. По очень даже ясным ему критериям. Просто одни камни были открыты для общения и разговаривали с ним, а другие, наоборот, молчали и не собирались с ним играть. Что тут непонятного?

Совсем интересные камушки он клал себе в карман и приносил домой. Когда их в квартире скапливалось слишком много, мама собирала их всех в кучу и выбрасывала. Было очень обидно, а ведь многие из них рассказывали очень интересные истории, ну как рассказывали — — подержишь их в руке и в голове начинали звучать иные, не свои мысли, иногда даже всплывали целые очень яркие и разные картинки.

— Очень неудобно получилось, теперь отец Михаил явно думает, что я помогу ему вернуть родник, — продолжал он размышлять, уже выйдя на свою улицу, — и как я смогу помочь интересно? Если бы я сам знал!.. Стоп! — Зачем он идет домой, он же хотел заглянуть к Юле. Он ей уже звонил много раз, она не поднимала трубку, на СМС тоже не ответила… Странно.

Они дружили с первого класса. Юля, Юля… В ней его привлекало абсолютно все.

Немножко гордая… как огонь, точнее огонек. Совсем худенькая. У нее было очень приятное лицо, с короткими волнистыми волосами черного цвета. Маленькие губки и умные лучистые темные глаза. Брови тонкие и темные. И она очень приятно пахла, нет, вовсе не дорогим парфюмом. Это был запах свежего хлеба, она, как и он, немного подрабатывала, работала вечерами в небольшой пекарне, и этот ее запах ему очень нравился. Такое чувство, что это был ее естественный запах.

И еще, Юля, как и он, безумно любила гулять по лесу. Правда, нужно признать, у нее сложный характер, порой даже несносный, и с ней ему было нелегко, зато никогда не скучно. Волчонок, а не девчонка.

Юля жила одна с отцом. Ее мать умерла от сердечного приступа, когда ей было всего 5 лет. Жили они в совсем старом доме, который не пощадило время. Дом был совсем ветхим. Темный, некрашеный, покосившийся набок, c мутными маленькими окнами, весь покрытый трещинами и с кривой ржавой трубой. И, что особенно неприятно, в нем был затхлый запах гниения и сырости. Перед домом был небольшой двор, окруженный толстой металлической решеткой. Калитка, скамейка, такой же старый, как дом, сарай и палисадник перед самым домом. Этот палисадник резко контрастировал со всем окружением и был Юлиной гордостью.

Чувствовались вкус и фантазия его хозяйки. В отличие от многих других дворов, этот не был «цветником» всего и вся, наоборот, ее палисадник не был перегружен растениями. Основу составляли декоративные кустарники и многолетние цветы. Матвей не помнил, как многие из них назывались, хотя Юля много раз рассказывала ему про них, запомнил только, как выглядит резеда, фиолетовая гортензия и галантусы.

Плохо было не то, что они живут в старом доме, на ремонт которого у них не было денег, а то, что отец Юли пил и пил запоями. Два-три раза в год он уходил в пьянство на неделю, а то и на две. Еще хуже было, что при этом он ничего не соображал.

Это была огромная Юлина беда, она любила отца и искренне хотела ему помочь. Пробовали все: кодирование, таблетки, уколы, но ничего не помогало.

На второй неделе пьянства организм привыкал к водке, отец внешне сильно не пьянел, начинал скандалить и лезть драться со всеми, не жалел и дочку.

Вчера, когда Юля пришла в школу, на руках у нее были огромные синяки, никто этого не заметил, кроме Матвея. Она специально надела блузку с длинными рукавами, но он-то сидел рядом, и когда случайно она подняла руку, он увидел на запястье огромную гематому. На перемене он спросил, что случилось. Юля отвела глаза в сторону и сказала, что упала, но он-то не идиот, он-то заметил, что на ее глазах были слезы.

Матвей остановился около калитки ее дома и стал внимательно смотреть и слушать. Вроде тихо, но тут он услышал совсем тихий плач со стороны сарая.

Это был ее голос, он бы его узнал из миллиона. Отец запер дочь в сарае на целый день, а чтобы она не убежала, закрыл на засов и подпер дверь еще какой-то палкой. Сбив преграды, Матвей распахнул дверь. Она сидела на скамье почти голая, на Юле была только одна ночная сорочка, хорошо, что был конец весны и ночи были не такими холодными. Увидев его, она утерла слезы и тихо сказала:

— Прошу тебя, никому не говори, очень прошу, если ты мне друг. Он проснется и ничего не вспомнит, а он любит меня… я знаю, любит… как я без него?

Матвей сжал кулаки и сказал страшные для любого человека слова:

— Я убью его, если он тебя тронет…

* * *

Валентина Семеновна много лет работала на трех работах уборщицей, но возраст берет свое, силы не те. Уже почти год, как она устроилась работать в церковь, а из других мест пришлось уволиться.

— Хватит, уже не девочка, — смеялась она, — пора остепениться, никак седьмой десяток пошел.

Причем во всех учреждениях, где она работала, просили ее остаться, даже зарплату обещали побольше, однако не уговорили.

— Пора замуж снова выходить, засиделась в девках, хватит вкалывать. Вот жениха ищу работящего, у вас нет на примете? — громко и очень заводно смеялась она с подругами. — А что? Я баба бойкая! Могу многих еще приворожить! Был бы купец! Товар при мне!

Что правда, то правда — женщина она была боевая. Ростом выше среднего, с длинными темно-русыми, немного вьющимися волосами, в которых не было никакого намека на седину. Глаза цепкие и в тоже время добрые. Жизнь, конечно, у нее была не сахар, но никогда она не боялась любой, даже очень грязной работы, причем которой не видно конца и края.

— Чего бояться? Глаза боятся, а руки делают, — любила она говорить, приступая к делу, немного по-мужски засучивая рукава.

Странно, но многие отмечают, что у небрезгливых людей жизнеспособность в разы больше. Хотя, может, и наоборот, у людей, любящих жизнь, совсем другие понятия о чистоте и о том, что в этом мире ценно, а что нет.

Ценное у бабы Вали было только одно — ее дочь Софья. Растила она ее одна, без мужа.

Сейчас уже дочь давно выросла, вышла замуж и перебралась в Москву. Что остается одинокому пожилому человеку? Сидеть дома, попивать чай и сериалы смотреть? Без работы баба Валя сидеть не могла и не умела, да и мизерная пенсия шиковать особо не позволяла.

Так она и жила, последние годы постоянно где-то понемногу подрабатывая. Изредка приезжала летом дочка с зятем, детишек у них не было. Очень горевала по этому поводу Валентина, не дал Бог внуков. Хотелось ребеночка, а не получалось у Софьи с мужем.

Одно время она пыталась работать свечницей при храме, да не сложилось. Тяжело это для нее оказалось. Хотя сначала было интересно. Много новых людей сейчас стало ходить в церковь, кого только не увидишь, чего только не услышишь. Не только свечки интересовали, спрашивали книги, иконы, четки и многое другое. Даже простые вещи в церкви для молодежи были в диковинку, действительно, как назвать свечницу — «женщина», «дама» или «гражданка»? Лишь немногие говорили правильно — «сестра». Ведь христиане должны быть как родные, по сути, должны быть одной семьей. Эх, как бы хотелось, чтобы так было в действительности.

Стоять несколько дней подряд по 10 часов на ногах для нее было делом привычным.

— Всяк не торфяные разработки. Вот где каторга, так каторга, — говорила она с содроганием.

При этих воспоминаниях слезы наворачивались на глаза бабы Вали. Однако подробностей своей молодости она никогда никому не рассказывала.

Зарплата у свечницы очень даже невысокая, да не это огорчало, главное — постоянное нервное напряжение при общении с незнакомыми людьми. Валентина не просто уставала, она была измождена каждый вечер.

Пришлось идти к отцу Михаилу и просить благословения, чтобы уйти с этой должности и снова стать обычной уборщицей.

Как и очень многие, Валентина считала, что с новым батюшкой мирянам повезло. Истинная правда в народной поговорке: «Каков поп, таков и приход».

Отец Михаил относительно молодой священник, ему нет даже сорока лет. Говорить с ним было настоящим, непередаваемым удовольствием.

Будучи очень ярким и сильным человеком, он обладал талантом притягивать к себе людей. Приход ожил и преобразился при нем. Священник — духовный пастырь, и для него важно помочь своим прихожанам. В этой помощи батюшка действительно выделялся.

Валентина приходила в церковь рано утром. Как и большинство православных храмов, он, как правило, был открыт для посещения ежедневно, начиная с 8.00 до 19.00. Каждый день около 6 утра она, трижды совершив крестное знамение с поясными поклонами перед входом, открывала его двери и приступала к работе.

Сегодня было редкое исключение. Сейчас в конце осени она взяла небольшой отпуск. Завтра утром она уезжала в Москву, повидаться с дочкой. Так что сегодня пришлось прибираться с вечера.

— Дочка давно звала, наконец я собралась. Всего дня на три, а то, как бы не надоесть еще, — говорила она своим соседкам по дому, — гостинцы уже собрала, вот думаю, как унести? Зять обещал на вокзале встретить. Вы только за Матвейкой посматривайте, сынишкой Веры. Хорошо?

Однако все события сегодня пошли совсем другим чередом, совершенно не так, как она задумала.

Как только храм опустел, пошла она в свою каморку, взяла свой скромный и видавший виды инструмент, оглянулась, да и обомлела…

Ковчег пропал.

* * *

— Ты шутишь? Как к тебе в голову эта мысль пришла? Это даже не смешно — глупость полная! — очень громко, совсем забыв, где нахожусь и сколько сейчас времени на часах, сказал я.

— Поверь, это не глупость, это очень большая просьба к тебе, моя личная просьба, — ответил мне священник, — помоги! Буду молиться за тебя!!!

Дверь на кухню немного отворилась и высунулась голова матушки Марии:

— Тише вы! Девочки только уснули, завтра разбираться будете. Ночь на дворе.

— Машенька, прости нас, иди спать, мы больше шуметь не будем, у нас с Игорем серьезный разговор, — батюшка тихо встал со стула, поцеловал супругу в лоб, перекрестил и прикрыл аккуратно дверь.

— Тихо ты, не кричи, — сказал он мне с укором и сел снова напротив меня, — подумай сам? На кого я могу положиться в расследовании этого дела кроме тебя? Прошу, помоги!

Мы уже сидели часа три на кухне, и чем дольше мы сидели, тем смотреть на моего собеседника становилось все печальнее и печальнее и даже иногда немного страшновато.

Сколько я его помню, таким он никогда не был. Из энергичного, деятельного и уверенного в себе и своих силах мужчины он превратился в совсем мрачного и беспомощного человека, хотя таким он был только сейчас, дома, среди близких.

Несмотря на свой сан, священник все равно оставался обычным человеком, которому почти постоянно приходится находиться среди людей, и вести он себя должен соответственно.

Кто бы мог предположить, что из моего одноклассника, с которым мы столько лет сидели за одной партой, вместе взрывали самодельные бомбочки из карбида на стройке, купались нагишом зимой в прорубе на спор, раскуривали на двоих первый и последний раз в жизни украденную мной у отца «беломорину», выйдет священник, да еще и местного прихода?

Правда, он мог то же самое сказать и про меня.

Кто бы мог предположить, что из полного сорванца, разбившего мячом не один десяток стекол горожан, чья мать ходила в отделение милиции чуть ли не каждую неделю забирать своего сына после очередной драки с мальчишками из соседнего района, на котором директор школы давно поставил крест, считая, что ему одна дорога — колония для несовершеннолетних преступников — выйдет капитан полиции, да еще и станет участковым уполномоченным района, где находится его школа?

Чудеса, да и только. Реальная жизнь — не бразильские сериалы, так твой корабль повернет и окатит волнами судьбы — закачаешься.

Все представления о зажиточности духовенства разбивались очень легко, когда осмотришь помещение, в которой жил мой друг. Эта маленькая двухкомнатная квартирка недалеко от храма давно не то, что требовала, кричала о ремонте уже, наверно, лет десять. К тому же старенькая «шестерка» жигули и облезший местами золотой крест никак не формировали священнику нашего областного города образ финансово благополучного человека.

Многие не знали, а я-то знал, что живет он совсем небогато, зарплату не получает, оказывается, она положена только служителям в крупных городах или приходах. В небольших городах и сельских приходах главный доход священников — это пожертвования прихожан или плата за крещение, отпевание или венчание. Так еще и три дочки, три папиных сокровища сопели в кроватях в соседней комнате (у меня же в этом плане был полный ноль — два пацана). Если бы не жена — Мария, плохо бы пришлось отцу Михаилу, это точно.

Правда — она всегда простая. Самым крепким был и остается брак по любви. Матушка занималась воспитанием детей, вела хозяйство и разбиралась в денежных делах своего супруга.

— Вы там, в церкви, совсем не представляете реального положения дел в полиции, — почти шепотом ответил ему я, — пойми, предварительным расследованием преступлений занимаются соответствующие подразделения, а участковые уполномоченные полиции участвуют в уголовном процессе лишь на стадии возбуждения уголовного дела. Дело уже возбудили. Следователя назначили. Уже сегодня к поиску подключились сотрудники отдела по розыску культурных ценностей Управления уголовного розыска. Завтра создадут усиленную следственно-оперативную группу под руководством Главного следственного управления МВД. Прилетит куча народу из Москвы. Собаки уже все обнюхали, след, правда, взять не смогли, церковь по кирпичикам обыскали, дома все прилегающие обошли, всех по два раза опросили. Все ломбарды прошерстили. Фотографии украденного во всех местных газетах напечатали, объявления на каждом столбе. Местную шпану и более серьезных ребят трясем — только скулят. Скупщики краденого уже не рады, что на свет родились. Завтра водолазы осмотрят все проруби и начнем осматривать все чердаки с подвалами. Все машины и автобусы, выезжающие из города, осматриваются досконально, у всех на вокзале чуть ли не карманы заставляют выворачивать, не то, что здоровый ящик, коробок спичек из города не...

— Это не ящик, — батюшка вскочил со стула, — это не ящик, как вы все этого не понимаете? — еще немного и он бы заплакал.

— Прости, это я сгоряча и не подумав сказал! Еще раз прости! Дурень я, как только это у меня с языка слетело?

В общем-то, сам я не духовный человек. Это, конечно, был не просто ящик, нельзя так говорить. Я некрещеный, да и в церкви до вчерашнего дня был всего пару раз, но даже я отдавал себе отчет в случившемся.

Во многих православных храмах есть мощи святых, которые хранятся под престолом в специальном сундуке — небольшом ковчеге, выполненном из драгоценных металлов. До вчерашнего вечера такой был и у нас в городе. Из храма святых апостолов Петра и Павла, где настоятелем был отец Михаил, был украден уникальный серебряный ковчег с мощами святого, конечно, его ценность и значимость для православных верующих не поддавалась определению — они почитались чудотворными.

Крадут везде и все, что только можно. Из магазинов — алкоголь и продукты. Из квартир — деньги, драгоценности и дорогую аппаратуру. Злоумышленники не брезгуют ничем, но до вчерашнего вечера никто не покушался на церковь в нашем городе. Хулиганства и пьянства, как и везде, у нас хватало, даже с избытком, но серьезных преступлений было мало, а такого масштаба не было никогда.

— Понимаешь, Игорь, Господь сохраняет тела праведников не столько для них самих, достигших уже Небесного отечества, сколько для нас, странствующих здесь, на земле. Почитание мощей ведет свое начало с самых первых веков христианской истории. Известно же, что мысли и чувства могут произвести большой переворот в теле.

— Я, пожалуй, пойду, поздно уже, да и завтра будет тяжелый день, — отхлебнув напоследок немного уже давно остывшего чая, я стал прощаться.

Отец Михаил молча встал и пошел меня провожать до двери. В коридоре он остановился и посмотрел на меня, как смотрят дети — широко раскрытыми глазами и ожидая чуда.

— Очень прошу, ты должен найти ковчег первым, и еще скажи, пожалуйста, что грозит преступнику?

— Это статья 158, кража. Ларец, прости, ковчег, точно стоит больше миллиона рублей, так что это кража в особо крупном размере, наказывается лишением свободы на срок до десяти лет. Штраф при таких обстоятельствах очень маловероятен.

— Если ты найдешь преступника, а ты найдешь, то не арестовывай его, не надо. Я потом все объясню. Честно, — он грустно замолчал и опустил голову, — сейчас не могу…

И я сам, не понимая почему, как будто был чем-то виноват или обязан перед ним, сказал:

— Простите, батюшка, и благословите.

* * *

Самое интересное, как всегда, было утром на разводе. Личный состав был выстроен перед дежурной частью и подвергался полному распеканию как местного, так и приезжего руководства полиции. Причем и те, и другие как будто тренировались между собой в проявлении отеческих чувств к своим подчиненным.

Местное руководство сразу смекнуло, прикинув расклад по последним событиям, что, как минимум, придется уволить часть подчиненных и желательно громко и с помпой — показательно для других разгильдяев, а главное для отчета высшему руководству, что, в общем-то, справедливо, а ему самому явно светит, по меньшей мере, выговор, что совершенно неприемлемо и нужно срочно принимать хоть какие-то реальные меры по поиску преступников.

— Вы, товарищи офицеры, отличаетесь от детей лишь размерами детородных органов и умением жрать водку в неограниченных количествах, — — смотря на капитана Бибикова брызгал гневом наш уважаемый местный начальник управления внутренних дел.

Эта «шутка юмора» была старой, заезженной и давно эмоций у личного состава не вызывала. Все ждали от начальства новых афоризмов.

— Дай вам волю, пропьете мать родную и погоны, — почему-то теперь уже глядя на меня, возмущалось руководство так, что я понял: лично мне воли, то есть заслуженной пенсии от государства, нескоро видать.

— Куда все смотрели? Я вас спрашиваю! Как так оказалось, что ни одной видеокамеры нет около храма? Опросили весь город, никто ничего не видел? Чушь! Не умеете или не хотите искать свидетелей!!! Будем тренироваться!

Рядом были построены временно прикомандированные подразделения.

Пригнали автобусы со всей области, пособирав народ отовсюду, откуда смогли. Выкорчевали из кабинетов огромную массу людей, совершенно не привыкших к оперативной работе. Какой нормальный начальник отдаст дельного подчиненного при общем завале дел в отделе на целую неделю минимум и не то что в соседний отдел, а в соседний город?

«Не дельные» подчиненные, по мнению их руководителей, были построены так же рядом возле здания нашего УВД в ожидании, какую дыру и на каком фронте борьбы с преступностью ими заткнут. Как и мы, они слушали постановку задачи на сегодня.

— Запомните, товарищи, чтобы ничего не делать, надо уметь делать все, так что сегодня согласно утвержденного плана обыскиваем подвалы и заброшенные здания, — доносилось до нашего строя.

Нет, у нас установочный инструктаж был явно повеселее.

— У меня от этих поисков изжога начинается. Проторчал уже двое суток на участке, ловил не пойми кого, искал не пойми чего, — — пыхтел себе под нос стоящий рядом со мной в строю мой приятель — «пятнадцатилетний» капитан Дмитрий Бибиков.

«Пятнадцатилетний» не потому что молодой, а потому что пятнадцать лет капитаном проходил, и большая звездочка майора полиции ему ну никак не светила. Кто даст майора полицейскому, который всегда выглядел, как будто он, так сказать, «навеселе», причем не то что это остатки после вчерашнего, а совершенно точно дела сегодняшние. Только-только вставший из-за стола гуляка.

Местное начальство к Диминому внешнему виду давно привыкло, а вот приезжее каждый раз проходя строй, останавливалось возле него и удивленно глядя то на него, то на сопровождающего местного офицера, как правило, говорило: «Это что такое? Фамилия? Как допустили? Примерно наказать!»

Требовалось почти минут десять потратить, чтобы уверить, что Дима такой и есть в жизни, а глаза у него такие мутные от рождения, морда лица красная из-за повышенного давления и рвения к службе, а не от тяги к зеленому змию, что он абсолютный трезвенник, семьянин, опытный работник внутренних дел и так далее…

— Трезвенник, говорите?! Странно, странно, как же он служит? Вы мне тут голову не дурите! Я не первый год в полиции, — возмущалось руководство и, неудовлетворенное ответом, шло дальше вдоль строя.

После пятого рассказа очередному приезжему генералу о данном местом феномене мудро решили, если есть возможность, Диму в строй больше не ставить и отправлять куда-то по срочному приказу от греха подальше в местную командировку или в наряд, но тоже подальше.

Сегодня на общем фоне накала страстей в городе об этом просто забыли. Пришлось ему вставать в строй вместе со всеми. Не знаю почему, но он был этому очень рад. Соскучился, наверно, по ценным указаниям в строю.

Дима действительно был редким индивидуумом, даже для полиции: во-первых, он действительно не пил, причем совершенно, даже пиво, во-вторых, он постоянно попадал в различные истории, в-третьих, обладал редким энтузиазмом, с которым он брался за любое служебное дело.

Не было и месяца, что бы с ним не приключилось чего-нибудь, причем оригинального, что все управление восторгалось минимум несколько дней.

В городе было мало собак, которые его еще не покусали, маршрутных такси с водителями-нелегалами, которые бы его не сбивали, прорубей, в которые он не проваливался, догоняя карманников, а главное, шпаны, которую бы он не хватал за руку при попытке совершить очередное нехорошее дело.

Лично мне всегда нравились построения, у меня почему-то на них все внутренне успокаивалось и систематизировалось. Вот и сейчас было идеальное время для размышлений.

Итак, вес ковчега — более 15 килограммов, особо c ним не побегаешь.

Насколько я знаю, выдвинуто всего три версии: целенаправленное хищение с целью продажи, мощи святого понадобились представителям какой-либо религиозной секты для отправления своих специфических обрядов и хищение из хулиганских побуждений.

Работал все же не профессионал. Вор явно не разбирался в искусстве, религии и действовал наудачу, скорее всего, спонтанно, наобум. Просто схватил, что плохо лежит, и не подумал о последствиях.

Лично я, да и почти все в полиции, склонялись именно к этой версии. Поэтому предполагалось, что преступник избавился от неудобной добычи и просто скинул ее при первой возможности. Однако поиски успехом пока не увенчались.

* * *

На стеклянной двери кафешки висело написанное от руки крупным почерком некое подобие рекламы: «Наш кофе действительно бодрит. Всего 50 руб».

— Нам сюда, — сказал «абориген», толкая дверь общественного заведения, — все остальное еще закрыто. Рано еще.

После того, как развод закончился, и мне поручил третий раз обойти участок Бибикова на предмет свидетелей, а Бибикову, соответственно, мой, мы дружно решили вдвоем отметить данный ценный приказ в ближайшем кафе и заодно погреться. Хотя на улице было не так уж и холодно, стоял ноябрь, морозы еще не наступили, но стояние больше часа навытяжку не особо поднимало наш профессиональный дух, а вот чашка горячего кофе точно была в тему.

— Что думаешь? — начал я первый, пробуя темную жижицу. Вкус был не очень.

— Думаю, фигово дело, не найдем мы мощи! — Дима скривился, — кофе так себе. Понятно, что сделал это местный или местные. Хотя, думаю, он был скорее один, а еще я думаю, ни черта этот паршивый кофе не бодрит.

— Согласен, действовал одиночка, а вот найти надо, действительно надо. Поможешь?

— Ну, надо так надо, а как? — Дима посмотрел на меня очень внимательно, усмехнулся и спросил:

— Что, решил частным сыском заняться? Ну ладно, спрашивай.

— Церковь на твоем участке, напротив входа три старых двухэтажных дома, неужто там нет ни одной старушки, которая сидит постоянно у окна и смотрит на улицу?

— Как нет, целых две. Плюс одна дама как раз в это время своего мопса выгуливала, все говорят одно и то же. Ничего необычного не видели, подозрительных не было, все как обычно.

— А «как обычно» — это как? — заинтересовался я.

— Жук ты, Игорь. Я все в рапорте руководству написал. Почитай. Думаешь, тебе одному интересно раскрыть это дело?

— Не томи! Ты же умный мужик, явно что-то накопал!

— Накопал-то накопал, только что делать дальше, не знаю…

* * *

Дима, конечно, молодец. Улица, идущая вдоль входа в церковь, была пешеходная. Мало того, до ближайшего места, где можно было поставить машину метров 200, но как раз там было здание банка, обвешанного видеокамерами, просматривающими все подходы к нему. Дима доложил об этом руководству. Видеоархив был оперативно запрошен и получен. Ни одной машины в предполагаемом временном диапазоне кражи там не стояло, и соответственно, никто в них ничего не грузил.

Вывод простой — уносили ковчег, так скажем, вручную. Как? Дима догадался — коробейники. Дело в том, что относительно близко был городской рынок, и многие мелкие торгаши, так как в тот день стоял серьезный мороз, свой товар относили, а часть отвозила на санках домой. Склады на рынке не отапливали, да и платить лишнюю копеечку за аренду многие не хотели. Почти у всех были одинаковые здоровые клетчатые китайские сумки «мечта оккупанта», как их прозвали в народе. Кто-то быстро кинул туда краденое и пошел дальше, как ни в чем не бывало. Кто заподозрит?

Казалось, дальше все просто — бери и тряси всех торговцев, однако вышла заминка и серьезная. Cо слов старушек, многие прохожие в тот вечер заходили в церковь на время, чтобы укрыться от непогоды. Приблизительно за один час до закрытия церковь посетило порядка пятидесяти человек. В тот день дул сильный ветер, мело порядочно, все посетители были плотно укутаны, лиц не видно. Дима стал выборочно опрашивать знакомых торгашей — дохлый номер. Ответы у всех как под копирку. Никто точно не помнил, во сколько он заходил в церковь, кто был рядом: — не рассматривал или не заметил, был ли ковчег на месте: не обратил внимания, погрелся минут пять и пошел дальше.

Промучившись несколько часов, капитан с трудом составил перечень людей, работавших на рынке в тот день, получилось аж 127 человек. А если к ним к концу дня подошли помочь знакомые или родственники? Это никак уже не поддавалось вычислению. Иди ищи!

* * *

— Столяров, стой! Стой, я тебе говорю!!!

Как бы случайно оглохшая на оба уха «темная личность» Столярова Виталия пыталась скрыться от меня очень скорым шагом за углом ближайшего дома.

Жители мегаполисов реальную жизнь глубинки России не видят — это знают все. Если случайно они оказываются за пределами своего привычного мира крупного города, то ходят по провинции своеобразными и хитрыми, понятными только им тропами. Столичные жители, по их собственному мнению, двигают будущее. В глубинке же занимаются своими делами, и никто не считает, что является двигателем прогресса. Мало того, в провинциальных городах совсем другие разделения по роду деятельности и понятия по уровню дохода.

Род деятельности Столярова был на данный момент простой — безработный, уровень дохода ниже плинтуса, а по городским тропам, которыми пользовался Виталий, я точно никому не советую ходить. А ведь был неплохой мужик, дочку один воспитывал, работал на заводе слесарем. Год как потерял работу, завод разорился. Теперь запой за запоем. Дочку жалко. Ходили слухи, что пьяный он обижал ее, но заявлений по этому поводу в полицию не поступало.

Сегодня ему явно не повезло — его тропинка пересеклась с моей дорогой. Бегал я пока чуть быстрее его.

— Начальник?! За что? — кипишился он, зажатый в угол.

— Дурака валять не будем. Бегать от меня в десять утра с бутылкой водки тебе ума и здоровья хватает. Сейчас пойдем в участок и будем разбираться, откуда у тебя деньги на спиртное и кто тебе его продал в нарушение закона так рано утром? Соответственно, добычу твою придется изъять!

— Игорь Сергеевич! Совесть имейте. Честно заработанное отнимаете. Правду Вам говорю, на разгрузке товара вчера в ларьке отработал, давать вчера не хотели, только вот сегодня рассчитались. Я ж водяру употребляю только как лекарство. Я же неизлечим, а помощи теперь уж не дождешься. Профукали святыню. Все — нет мощей. Мне вот, например, помогало, бывало так скрутит нелегкая, придешь… дотронешься… помолишься…

— Не понял, что ты сказал?

— Я говорю раньше специально приходил в церковь утром, касался святых мощей, и отступало, а теперь вот вынужден…

— Стоп, хватит ныть. Дуй куда шел, завтра поговорим.

А ведь он прав, мощи украли вовсе не для материальных благ, просто кто-то очень хотел кому-то помочь и для этого нужно было до них дотронуться.

* * *

— Светлана?! Привет! Как детишки? Как жизнь у Вас там в собесе? Все ключом бьет? Денег вам не прибавили? Нет? Странно, вот у нас в полиции так прибавили, что лопату решил купить, в руках домой не унести. Давай к нам! Нет? Жалко, жалко… слушай, че звоню-то — нам тут указание из министерства пришло — до Нового года всех неизлечимых больных обойти на предмет, все ли у них нормально? Нужны неходячие. Да, да… знаешь, опять жуликов расплодилось — втюхивают свои чудодейственные пилюли. Cволочи! На днях получите обязательно официальный запрос. Сможешь мне список скинуть в рабочем порядке на почту? Нам тут надо предварительный график обхода уже сегодня вечером накидать и завтра утром уже представить начальству! Конечно, наверное, лучше совместно. Согласен. И не говори… через полчасика? Спасибо! Так как дети? Серьезно? Ну, здорово! Пока! Еще раз спасибо! Жду!

* * *

Когда Светлана, моя старая знакомая скинула по электронной почте нужный мне список, достаточно было пару минут сверить его со списком капитана Бибикова. Совпала одна фамилия и один адрес. Понятно, что имена, конечно, были разные. Действовать нужно было быстро.

Я подъехал по указанному адресу и тут же понял, что не я один такой шустрый и догадливый… Около нужного мне подъезда на холодной скамейке одиноко сидел отец Михаил, он просто сидел и смотрел в одну точку, явно о чем-то тихо и глубоко размышляя. Он был, так сказать, в «штатском». Что ж, иногда и священнику хочется побыть обычным человеком, нежели пастырем. Рядом с ним лежал небольшой рюкзак, который священник обнимал одной рукой.

Почему-то я совсем не удивился этой неожиданной вроде бы встрече. Наоборот, я даже подумал, что он как будто ждет именно меня. И я был прав.

* * *

— Я не понимаю, как это возможно? Как у него рука поднялась? Неужели он думает, что украденная святыня излечит кого-то? У меня это в голове не укладывается, — моему возмущению не было предела.

И хотя мы сидели уже не на кухне моего друга поздно вечером, а в небольшом кафе, и кроме нас посетителей не было, батюшка тут же опять поспешил остановить мой пыл.

— Тише ты, тише! — он положил свою руку на мою, — ты прав, воровством нельзя получить благословение святых. Святые мощи — они же принадлежат всем верующим, а не лично мне или Церкви. В Церкви есть каноны, положения, которые создавались и выполнялись столетиями, тысячелетиями. Существует заповедь «Не укради», и она касается абсолютно всех людей, которые прислушиваются к Слову Божию. Знаешь… Вокруг образа священника очень часто складываются ложные стереотипы: якобы он всех учит и учит, как нужно жить, а сам втихаря нарушает все, что можно.

— Прости, это ты все к чему?

— Понимаешь… все гораздо серьезнее, гораздо серьезнее… парень не крал мощи.

— Я не понял, что значит: «не крал мощи»? Они же пропали из церкви и главное, где ковчег? Я чего-то не знаю? Расскажи!

— Эко много у тебя вопросов! Давай-ка закажем немного водки, я уж, наверное, лет пять не пил, а чувствую, сегодня надо.

— Какая водка? Ты, о чем? Это же обычная кафешка, здесь нет спиртного, да и нельзя тебе, ты же священник.

— Ну да, ну да, — отец Михаил попытался встать со стула, но туже снова сел, — я все же постараюсь пояснить. Все мощи святых Церковь хранит с величайшим благоговением и не допускает, чтобы они оказались у мирян, не дай Бог, чтобы появилась хоть слабая возможность, чтобы кто-то осквернил их специально или по глупости. А что делать, если они нужны срочно, сейчас и конкретному человеку?

— Глупости, спасают не мощи и не крест. Спасает вера и любовь. В это я верю и это-то я говорю священнику?

— Ты опять прав, подлинный, истинный смысл жизни действительно очень простой — любить, а ведь любовь — это, прежде всего, жертвование.

— Прости, а при чем здесь жертвование?

— А что, по-твоему, главное — ходить в храм, молиться и свечки ставить? Любовь — это не просто чувство, это, прежде всего, действие. Мы всегда думаем, что для хороших дел будет завтра, а сегодня стоит подождать, а ведь завтра может и не быть. Действовать нужно сегодня…

Он немного помолчал, внимательно посмотрел на меня, а затем глубоко вздохнул:

— Они нужны были на время, всего на одну ночь, так как его мать тяжело больна, прикована к постели, она не в силах была прийти в церковь, и он, и я надеялись, что святые мощи помогут исцелить его мать. Это я их отдал ему…

— Сукин ты сын! Да простит меня Бог, если он есть, — теперь уже я жалел, что в этой кафешке не продают водку, я бы точно сейчас выпил, — как ты мог? Мало того, что ты священник! Ты же мой друг! Песни мне еще пел по ночам, помоги, мол, найти преступника! Как же так? А, батюшка?

Такого развития события я никак не предполагал.

— Где ковчег?

— Вот здесь рядом со мной, в этом рюкзачке. Прости, мы никак не могли вернуть его раньше, вокруг церкви кругом полиция. А подбросить боялись, вдруг пропадет.

— Позже будешь оправдываться. Где парень?

— Мы разговаривали, обсуждали похороны матери. Ему девочка знакомая позвонила, он отошел в сторону, я не слышал, о чем они разговаривали, только он вдруг как закричит: «Что, опять в сарае? Я бегу!», схватил куртку и убежал, мне ничего не сказал.

— Имя девочки?

— Вроде Юля, да — Юля Столярова, его одноклассница.

— Столярова! Что ж ты молчал, старый церковный пень? Поехали немедленно! Я знаю, где это, у меня машина за углом и еще, звони, вызывай немедленно скорую.

— Зачем? Что сказать?

— Считай, полицейская интуиция, скажи человеку плохо на улице Мира, дом 7. Все, некогда, поехали!

* * *

Для своего возраста этот пацан, наверное, был чуть ниже своих сверстников, а, может, он просто съежился или мне так показалось? Русые волосы были коротко подстрижены и зачесаны назад. Сидел он совершенно без движения, а рядом с ним также тихо сидела симпатичная девочка и держала его за руку.

Я медленно подошел к ним.

— Это тебя, как я понимаю, зовут Матвей?

Парень кивнул головой:

— То, что вы, наверное, искали, было все время у меня, под кроватью у мамы… Они не помогли, может кому другому… Нам нет… У меня к вам большая просьба, я честно не убегу, не сажайте меня в тюрьму до похорон? Пожалуйста. И еще — я очень виноват перед батюшкой Михаилом и бабой Валей. Я же хотел их утром вернуть, а вот не вышло. Они мне верили, а я… Я во всем виноват. Это меня нужно в тюрьму.

— Давай об этом чуть позже, сначала с текущими событиями нужно разобраться.

Разбираться было с чем.

Когда мы приехали, все активные события явно уже закончилось, но картина была налицо.

На снегу с окровавленной головой лежал мужчина лет 45-50 в рваной рубахе, в ботинках на голую ногу, от которого за километр разило перегаром. Это был мой старый знакомый Виталий. Эх, знал бы я, к чему приведет его сегодняшняя бутылка, виноват я, конечно.

Рядом с ним лежал топор.

Врачи бригады скорой помощи вынесли из машины носилки и стали укладывать потерпевшего.

— Товарищ капитан, можно вас на минутку, — один из них отозвал меня в сторонку и стал немного мяться, — травма явно криминальная, мы обязаны будем доложить. Я вас, ну, в общем, вежливо предупреждаю!

— Ну, раз обязаны, то докладывайте. Только, где вы видите криминал? Человек сидел дома, выпивал немного, замерз, вышел за дровами с топором, подскользнулся и ударился случайно головой об доски. Что делать? Несчастный случай. Вон, сидит дочка — свидетель!

— Ну-ну! Спасибо за пояснения, я все понял, — доктор усмехнулся и хотел уже отойти, но я немного его придержал:

— Постойте! Вот мой телефончик. У меня просьба, как придет в себя — позвоните мне. Мне очень-очень нужно провести с ним профилактическую беседу о мерах безопасности при рубке дров, а то вдруг повторится такая беда? А очень бы не хотелось!

Через минуту мы попрощались c врачами, и машина скорой помощи, включив свои мигалки, умчалась спасать человека, который только что пытался убить своего собственного ребенка.

— Вот как бывает, — отец Михаил подошел поближе ко мне, — а ведь Бог выбрал именно его, а не кого-то другого для того, чтобы «поставить на ноги» эту девочку, подарить ей родительскую заботу, ласку и наставить на правильный путь.

— Это ты его так, Матвей? — обернулся он в сторону подростка.

Мальчишка посмотрел на священника и опять кивнул головой.

— Я его убил?

— Да нет, оглушил только серьезно, так что его пока госпитализируют. Ушиб хороший, но не смертельный. Я спрашивал, врачи говорят, что ритм дыхания нормальный, нарушения реакции зрачков на свет нет. Оклемается.

— Он… Он опять меня в сарае запер, деньги требовал, а как увидел, что Матвей меня освобождает, выбежал из дома и с топором на него пошел. Матвей был вынужден схватить палку, которой он меня запер, и защищаться. Я выбежала из сарая, а он развернулся и на меня, только топором машет… если бы не… я не знаю…, — девочка, как могла держалась, но сильные эмоции взяли свое, и она разрыдалась.

— Ну все, ну все, плохое уже позади, — священник подсел к девочке, — и я, и вот — Игорь Сергеевич, вас не бросим. Сегодня оба переночуете у меня, а завтра… Завтра будет завтра. Разберемся и отца твоего вылечим и вас в беде не оставим.

Он почему-то встал и перекрестил ребят: «Храни Вас Бог!». Постоял немного, снова присел рядом и стал гладить по голове сначала Матвея, а потом Юлю.

— Чем это вы его? А? Дайте-ка, пожалуйста, посмотреть поближе.

Мальчик протянул невзрачную суковатую палку отцу Михаилу. Священник с каким-то непонятным трепетом взял в руки эту деревянную палку с очень странно загнутой вершиной. Сразу было видно, что он чем-то очень взволнован.

— Это очень старый дорожный посох. Да! Не может быть… не может быть… нужно, конечно, проверить… хотя это он, я, конечно, не на сто процентов уверен, но скорее всего это именно он, — бормотал батюшка, гладя древко, — спасибо тебе, Господи!

— О чем вы? Отец Михаил, сможете пояснить? — спросил Матвей.

— Это же не просто палка, на которую опирались странники. Ведь в древности посохи наделялись особой силой. Этот посох до 1937 года хранился в нашем храме святых апостолов Петра и Павла до его разорения. По преданию этот посох святой старец воткнул в землю возле него и заструился новый источник — родник.

— А с чего вы взяли, отец Михаил, что это именно он? — засомневался я.

— Я же отлично помню опись церковного имущества тех лет. Посох из сосны ненадежен, так как сосна дерево ломкое и непрочное. Настоящий, рабочий посох делали чаще всего из орешника или дуба, редко — из яблони. Этот из пятилетней яблоневой поросли. Длина посоха чуть больше двух аршин, так и есть, он где-то полтора метра и будет. Наверху, Т-образная ручка. Все сходится. Если не верите — сохранилась даже его фотография!

— А как звали его хозяина? — теперь спросила Юля, которая уже немного успокоилась и, как и мы, заинтересовалась этой историей.

— Кто он был и как жил — сведений до нас не дошло. Это некий странник, который неизвестно откуда появился и неизвестно куда ушел. Прощаясь, подарил свой посох младшему сыну настоятеля храма и покинул эти края. Больше его в городе не видели. Это случилось очень давно, — в 1810 году, как раз в год окончания строительства нашего храма. Сохранилось в письменных упоминаниях только последнее пожелание этого святого человека: «Храните родник! Храните родник как жизнь, как божий дар».

— Почему святой-то? — опять спросил я, будучи скептиком по жизни.

— Почему святой? Святой в данном случае значит чистый. А чистых людей на Земле очень мало. Это не что-то недоступное простым людям. Святые — это образы, примеры того, что жить по-христиански можно.

Радости настоятеля не было предела. Такое чувство, что еще немного, и он бы тут стал и петь, и танцевать.

— Как я счастлив! Услышана моя молитва! — и он трижды перекрестился, — у меня ко всем вам большая просьба — пойдемте прямо сейчас в храм, очень прошу! У меня есть идея! Господи, благослови!

* * *

Честно сказать, эта затея мне не особо понравилась. Это явно была авантюра. Сто лет прошло, как родник пропал, а тут мы пришли, такие хорошие, святые мощи с собой принесли, палку волшебную отыскали, молодого «чародея» где-то откопали и собираемся каким-то образом святой источник восстановить, причем сами не зная пока как. Бред, а не идея.

Вслух же я сказал только один аргумент против этого мероприятия: «Холодно ведь!»

— Уже два дня как оттепель и температура около нуля градусов, а еще зимой родниковая вода не замерзает, у нее же плюсовая температура, — и это мне пояснил человек, получивший тройку по физике за год в восьмом классе.

Скептическое настроение у меня от этих доводов священника не уменьшилось.

— Слушай, — я отвел его немного в сторону, — а проще нельзя было? К чему это шоу? Ведь есть, я знаю точно, люди, которые рамками ищут воду или там лозой? Если тебе так хочется, давай гидрогеологов вызовем, пусть скважину сделают?

— Представляешь, я их звал, с десяток приходили, так и не помогли. Сто лет назад, аналогично, я читал, тоже очень на них надеялись, а нет, увы, не получилось ни тогда, ни сейчас. Природа — штука тонкая, угадать, как она отреагирует на вмешательство трудно. А бурить возле храма я не дам. Родник сам должен пробиться. Тихо давай постоим, не будем мешать.

— Не будем мешать? Давай помогать уж, искатель воды нашелся тут, — проворчал я, — пойдем поближе. Еще немного и парня совсем застудим. Сам отвечать будешь за свои идеи.

По моему мнению, все было крайне нелепо.

Раздетый по пояс подросток лежал голой грудью на камне и слушал его, прислонив правое ухо. С одной стороны, рядом с камнем лежал небольшой рюкзачок, в котором находился ковчег с мощами, с другой был воткнут в землю посох.

Я, Юля и отец Михаил внимательно смотрели на мальчика. Прошло минут десять, если не больше.

— Я не знаю, он молчит, разговаривать не хочет, — Матвей поднялся с камня. Юля тут же накинула на его голые плечи куртку, — я честно пытался, может потом еще раз? Раньше же он говорил! Я помню.

Парень был крайне расстроен.

Состояние у всех было подавленное. Все молчали и смотрели на камень, как будто он реально сейчас что-то скажет в свое оправдание.

Первым не выдержал я:

— Вот что, охотники за святыми источниками, давайте сворачиваться, нужно еще Юлиного отца в больнице навестить, а мне еще думать, как красиво обыграть возврат святых мощей в храм, что б все поверили, что их подкинул неизвестный.

И священник, и мальчик посмотрели на меня. Явно первоначально задумывали что-то сказать, но оба промолчали.

— Что, натворили дел? Думаете, я вас арестовывать буду? Фиг! Не буду, кто будет храм восстанавливать и родник? Вас ведь, батюшка, точно с большим скандалом лишили бы сана и условным сроком Вы бы не обошлись. С Матвеем сложнее, скорее всего, направили бы в воспитательную колонию для несовершеннолетних. Эх вы, разбойники! — я взял посох и ударил им от досады об камень.

Хотя я ударил именно камень, такое чувство, что удар пришелся по голове Матвея. Он тут же схватился обеими руками за нее, гримаса боли исказила его лицо. Он немного качнулся и просто рухнул на землю.

— Ты что натворил? — закричал батюшка на меня и кинулся к мальчику, быстро уложил его обмякшее тело ровно на землю, закинул его ноги на камень и стал проверять пульс, — Юля, немедленно беги в церковь, у него обморок, в свечной лавке на входе аптечка, нужен нашатырный спирт.

Юля тут же рванулась бежать, тем временем священник взял в ладони мокрый снег и стал растирать им виски мальчика. Один я, как олух, стоял, держа в руках посох, и ничего не понимал, для меня все происходящее было как в тумане.

C помощью носового платка, смоченного нашатырем Матвейка наконец очнулся.

— Нужно копать, слышите, нужно копать! — чуть присев на снег возле камня, еле-еле произнес он.

— Матвейка, сынок, как ты себя чувствуешь? Ты о чем? Где копать? Зачем? — совсем по-отечески забеспокоился батюшка.

— Нормально, прорвемся! Ух ты, — Матвей покачал головой из стороны в сторону, — у меня так в первый раз, я никогда не терял сознание. Ладно, как вы говорите, оклемаюсь! Вот что, главное — я все понял! Нужно окопать камень со всех сторон и перевернуть его.

— C чего ты взял? Ты в себе? — Юля снова забеспокоилась.

— Я-то в себе! Это он подсказал, — довольно зло огрызнулся Матвей и кивнул в сторону камня.

— Ну что, пошли за штыковыми лопатами и ломами, Игорь Сергеевич! Хватит тут только посохом размахивать. Здесь недалеко у меня хозяйственная постройка. Пойдем, пойдем, — явно оживился батюшка.

Вот ведь неугомонный человек!

Пока копали, нашли огромное количество мелких старинных монет.

— Странно, откуда здесь деньги в таком количестве? Клад что ли? — я очистил от грязи одну из них и попытался рассмотреть номинал, оказалась 1/4 копейки 1896 года.

— Ничего странного, издревле народ считал родники священным местом. Очень многие считали, что после пития воды из родника, нужно помолиться и кинуть в него монетку. Отблагодарить таким образом источник. Родник был очень популярным, дарил свою воду почти сто лет. Что ты хочешь? Многие не четверть копейки кидали, а бывало, и серебряные рубли, — просветил меня уже немного запыхавшийся землекоп-священник.

Ребята сидели недалеко на скамеечке и тихо разговаривали о чем-то о своем.

— Так здесь же целое состояние! Давай соберем, продадим, вот тебе и деньги на ремонт храма, думаю, у них хорошая нумизматическая стоимость!

— Да нет, Игорь, грех это. И я уже догадываюсь, почему вода ушла из родника именно после сильной грозы, когда нет никого и темень. И наоборот, удивляюсь, почему так мало монет? Видно, не я один такой начитанный.

— В чем грех? Я не понял? Мы же их не украли и на благое дело хотим отдать.

— Да нет, как не украли? Именно украли, если возьмем. Это чужие деньги, это деньги родника. Не зря говорят: «Чужое взять — свое потерять». Люди свои кровные копеечки давали не тебе и не мне, и не храму, а именно ему.

Уже стало заметно темнеть, когда, наконец, камень был серьезно обкопан нами со всех сторон. Ребята подошли к нам, видя, что мы уже закончили.

— Юленька, ведь твоя фамилия же Столярова? — почему-то поинтересовался отец Михаил.

— Да, а что? — вздохнула девочка.

— А дедушку ты помнишь, как звали по отцовской линии? — продолжал любопытствовать священник.

— Да, конечно — Столяров Ефим Леонидович!

— Леонидович? Вот ведь как бывает! Как все сошлось, — батюшка изумленно покачал головой, — пожалуй, у меня есть небольшой подарок от твоего прадеда.

— Подарок? Откуда? Вы шутите! — Юля была искренне удивлена.

— Я не шучу! Завтра обязательно покажу, а сегодня у нас немного другие дела.

Мы обступили валун со всех четырех сторон.

— Ну! Дальше что? — поставил вопрос ребром я, — Матвейка, если можешь, поясни. Куда его переворачивать? На какой бок? В какую сторону?

— А я точно не знаю. Он просто сказал: «Переверни, как было».

— И все?

— И все!

— Что же ты молчал?! Понятно, это конечно чисто по-нашему, по-русски — взяться за дело, а там посмотрим, — я с раздражением плюнул в сторону, — Отец Михаил! Предлагаю перекур, чаем нас угостишь? А то я тут вместо того, чтобы преступников ловить землекопом устроился и устал маленько.

Пока мы сидели в кабинете священника, находящегося в административном здании церкви, и наслаждались горячим чаем, мне позвонил врач и успокоил, сообщив, что отец Юли — Виталий Столяров — уже давно пришел в сознание, поужинал и спит. Ну и славно, хотя, если честно, меня сейчас больше волновало решение загадки родника, заразил меня этой идеей мой друг.

— Батюшка, вот Вы говорите, что сохранилась фотография даже посоха, а фотографии церковного садика, точнее камня c родником до 1911 года у Вас, часом, нет?

— Откуда? — священник тут же понял мою мысль, — большевики, когда разоряли храм, делали это методично, четко по церковной описи, проверяя, чтобы духовенство или местные жители что-то ценное не спрятали, поэтому опись и сохранилась. А фотография в те годы была дорогим удовольствием, люди снимались в основном в специальных фотоателье и то по большим событиям.

— Ну, хорошо, а там рисунки какие-нибудь? Церковь наша красивая, может, местный художник и зарисовывал?

— Игорь! Ты вспомни! Гражданская война, коллективизация, эмиграция, репрессии, снова война… Ничего нет, восстанавливаем все по крохам. Спасибо, Господи, что хоть ковчег сохранился. Кто бы стал хранить рисунок с церковью? Только если он на чем-то ценном нанесен…

И тут я в очередной раз удивился реакции священника на текущие события и его эмоциональности. Он буквально подпрыгнул на стуле, вскочил как ошпаренный и стал бить себя, что есть мочи по голове: «Идиот! А я полный идиот! Безмозглый и тупой идиот. Ну конечно!».

Его поведение явно не гармонировало с тихим и благочинным образом православного священника. Не знаю почему, но он мне таким нравился! Как никогда, сейчас он мне напоминал моего школьного товарища.

— Очки, Юленька, дай, пожалуйста, мне очки, вон там, на краю стола!

Чашки были сметены в сторону. Аккуратно вынув из рюкзака, священник водрузил посередине стола ковчег. Я никогда его и не видел вживую, только на фотографии в отделе полиции.

— Это произведение искусства неизвестных мастеров. Святыня сделана из серебра, золота и китайского тика (просто это дерево практически не гниет). Как правило, на внешних стенах ковчега дается описание жизни святого, или изображена его жизнь, его подвиги, но наш ковчег имеет небольшое исключение. Посмотрите, — батюшка повернул к нам заднюю стенку ковчега, — это мало кто видел, ведь она всегда обращена к стене храма.

Она — это довольно-таки большая лаковая миниатюра, почти во всю стенку ковчега. На ней был изображен небольшой садик, на заднем плане храм святых апостолов Петра и Павла, а на переднем — бурный родник и наш камень.

Все мелочи были очень детально прописаны. Художник был талантлив, все мелкие белые вкрапления в сером камне, его сколы и неровности были видны лучше, чем на какой-то фотографии.

* * *

Я очень устал за сегодняшний день и практически без сил присел на камень, да простит он меня за это.

Вода просачивалась сквозь породы. Струи родника были совсем слабыми, потом чуть-чуть посильнее, и тут я не вытерпел — вытер свои ладони прямо об одежду и, наконец, отведал самый лучший напиток, подаренный природой — простой чистой воды. Жутко холодной и восхитительно вкусной.

Не знаю, что будет со мной дальше, но скорее всего это был один из лучших дней в моей жизни, не каждому ведь дано увидеть, как рождается родник.

Жалко только, что никто не узнает, какой ценой он снова появился на свет.

Ну и хорошо! Не в этом же дело