1

Летающий ковер

история о начинающем дознователе Тайного Имперского сыска Мирино Лике, еще не обзаведшегося прозвищем Праведник

— А помнишь, Бельк, ту историю с летающими коврами?

Мерино сидел на своем любимом месте, в кресле против входа в кабинет, грея руки о большую глиняную кружку. В которой, против обыкновения, исключительно в лечебных целях, был не отвар из сбора отца Гаспарэ, коего трактирщик в шутку уже начал величать "поставщиком трав Ее герцогского высочества", а горячий, сваренный со специями и фруктами, глинтвейн. Перевалившая за половину зима в этом году была на редкость холодной, поэтому вернувшиеся с улицы люди изрядно замерзли. Да и вообще, зимним вечером выпить горячего вина со специями сам Единый велел.

— Помню, — без оживления, уместного, как правило, при воспоминаниях о былых днях, ответил северянин. Он был всецело поглощен очищением лап гикота от смерзшегося снега. Дэниз относился к процедуре с философским спокойствием и терпением, которые, впрочем, были ключевыми чертами характера димаутрианского зверя. — Забавная история.

Не зная Белька, сочетание слов "забавная история" и того равнодушного тона, которым он его произнес, можно было бы принять за скрытую издевку. К счастью, все находящиеся в кабинете люди знали его достаточно хорошо, чтобы так не подумать.

— Что за история? — спросила Карла, устраиваясь на подлокотнике кресла Мерино и обнимая его за плечи. — Расскажи! Что еще за летающие ковры?

Мерино с любовью посмотрел на свою женщину, в очередной раз подумав о том, что Единый наградил его сверх всякой меры, введя в его жизнь Карлу.

— Я, кстати, тоже не помню такой истории, — подал голос барон Бенедикт да Гора, занимавший почти весь диван в кабинете. — И прекратите уже эти ваши гляделки! Это неприлично, в конце концов!

— Что бы ты понимал, мальчишка! — продолжая улыбаться, буркнул Мерино. — Доживешь до моих лет...

— История, Мерино! — напомнила Карла. — Ты обещал историю!

— Когда это, скажи на милость, я уже успел это пообещать? — притворно нахмурился трактирщик. — Если память еще не начала меня подводить, то я лишь напомнил Бельку о некоем факте нашей общей службы. А ты тут же потребовала, чтобы я об этом факте развернуто поведал. И где тут прозвучали обещания с моей стороны?

— Женщины… — изрек Бельк, закончив возится с питомцем. — Ты сам выбрал этот путь. Привыкай.

Карла сверкнула зелеными своими глазами на северянина, но магический эффект их работал только применительно к Мерино Лику, владельцу остерии "Старый конь", а не к его другу, по совместительству — вышибалы в оном заведении. Что последний и подтвердил, равнодушно пожав плечами.

— Ну правда, синьор Лик! Расскажите! — подал голос с угла дивана Гвидо. Паренек лет тринадцати числился в остерии на многих должностях: и посыльного, и помощника повара, и даже писаря (после того как был обучен Мерино грамотности). На подобного рода дружеских посиделках он, как правило, не участвовал по юности лет. Просто принес вина и закуски, да так и остался, слушая разговоры и истории старших и изрядно робея в присутствии целого барона.

— И верно, Праведник, — лениво протянул да Гора. — Вечно ты заставляешь себя упрашивать! Рассказывай уже, не тяни!

— Рта мне не даете раскрыть! Как я начну историю в таких условиях? — проворчал Мерино, наткнулся на взгляд Карлы Тотти и согласно кивнул: — Ну хорошо, хорошо!..

Он хмыкнул, посмотрел сквозь потолочные балки, вспоминая.

— Это было в 768 году. Патрик, я имею в виду нашего последнего Императора Патрика Фрейвелингского, только взошел на трон и многие провинции, далеко не все из которых приняли его благожелательно, порядком лихорадило. Сильнее всего недовольство было в Оутембрийской Лиге вольных городов и Таболерготе: Торговый Совет Лиги опасался очередного безумного фрея^[1] (и будем честны — не без причины), а таболерготский ландграф Азар Нэшер, с воцарением Патрика получивший отставку от должности Канцлера Империи, просто его ненавидел. Немного бурчали горцы Димара, но они всегда бурчат и всем недовольны, так что никто их особо и не слушал. Но Лига, центр торговли и кровеносная система имперской экономики… Ее недовольство оставлять без внимания было нельзя. Тем более когда лавочники, имевшие свои войска, и довольно многочисленные, решают побунтовать.

— Невесть что о себе возомнившие торгаши, — подал голос да Гора.

— Да. С точки зрения нашего дворянства, воротилы Лиги уже давно утратили и совесть, и страх. Они ведь, до чего дошло, стали называть нобилями членов городских советов! И родословными своими хвастать стали. А в тех родословных корни в глубину веков уходят столь глубоко, что не многие бароны таким похвастать могут! Наглецы, в общем!

Мерино бросил на Бенедикта ехидный взгляд, после чего продолжил:

— В общем, император Патрик терпением не отличался и после пары особо дерзких выходок со стороны этого самопровозглашенного нобилитета двинул на города Лиги полки. Его войска довольно быстро разбили мятежников. Тут надо сказать, что эти ребята, я имею в виду Нобилей, вкладывали довольно много денег в своих солдат, по уровню оснащения и обучения они считались лучшими среди армий владетелей. Однако солдаты Лиги почти никогда не воевали и самым крупным военным конфликтом до того времени для них был разгон беспорядков в каком-нибудь вольном городе. А дружины владетелей были выращены на войнах больших и малых, вскормлены на них, как дети — молоком матери. Так что у лавочников действительно не было шансов. Ну да речь не об этом. К концу лета шестьдесят восьмого года в Оутембрийской лиге уже все затихало. Магистраты городов, шепотом проклиная императора Патрика и Нобилей, которые их в это втянули, разбирали крепостные стены (такое наказание положил им император за мятеж), а до ушей Тайной стражи, а именно вашего, господин барон, отца, дошли слухи, что Нобили решили отомстить императору по-своему. Ударить, так сказать, по карману.

— Лишить его налогов с провинции? — уточнил Бенедикт.

— Совершенно верно! Но так, чтобы претензий у трона к Совету Нобилей не осталось. Налоги отправлялись обозами, с хорошей охраной, но до Февер Фесте ни один из них за весь год так и не добрался. Торгаши заламывали руки, рвали на своих плешивых головах остатки волос и сетовали на распоясавшихся грабителей, которых после подавления мятежа стало неожиданно много. Дело шло уже к середине осени, когда императору наконец надоело слушать оправдания торгашей и он поставил барону Сантьяго да Гора задачу разрешить этот вопрос раз и навсегда в свойственной нашему государю манере «сделай или умри».

— А нашу группу только сформировали, — вновь дал о себе знать Бельк. Он уселся в кресло, усадил на колени своего зверя и внимательно слушал Мерино. Лицо его было таким отстраненным, что (не будь это Бельк!) можно было бы подумать, что сейчас мужчина предается ностальгическим воспоминаниям.

— Верно! — Мерино усмехнулся. — Группа наша, собранная, что называется, с бору по сосенке, туда и была отправлена господином бароном...

^[1] Сокращенное название любого выходца из провинции Фрейвелинг.