Начало

Словно с гулом кружащийся смерч,

В пятнах крови повязки на ранах,

Эскадрон пробивается в Керчь,

На корабль уходящий в туманы.

Им не стоит коней торопить,

Хоть и держатся всадники гордо,

Но всё больше уснувших в степи,

И всё меньше оставшихся в сёдлах.

К водопою наперегонки,

Где в овраге ручей говорливый,

Обагрённые кровью клинки

Вытирают о конские гривы.

Пряча раны под потным бельём,

Оглянуться назад не дерзая,

Где шурша в тишине ковылём,

Кони ищут по стонам хозяев.

На востоке полоска видна,

Надо силы собрать уезжая,

Дышит в спину пожаром страна,

И уже не своя, а чужая.

От причалов ползут корабли,

Словно кровью, закатом облиты,

А в степи давит конь ковыли,

Потерявшим подкову копытом.

.............................

Там привязаны кони уздой к фонарям,

Сделан выбор, поручик, и дался он трудно,

В неизвестность уходим по бурным морям,

Зря наверное мы торопились на судно.

Горяча под рукой рукоять палаша,

Всё, что было — вчера, ничего на сегодня,

В полосе за кормой тонет чья-то душа,

Вместе с верным конём — опоздавшие к сходням.

Остаётся на честь и на верность лимит,

Но не надо пророков, не надо мессии,

Парохода труба надо мною дымит,

Закрывая завесой больную Россию.

Мы ещё на чужбине отплачем по ней,

На чужих берегах в похоронные будни,

Дай нам Бог не стрелять благородных коней,

Не выискивать лица знакомых на судне.

Торопиться не стоит, спеши — не спеши,

Здесь не будет перины, а просто полати,

Где-то там, за кормой, половинка души,

На трёхгранном штыке у кого-то из братьев.

Там ещё выбирают для черни вождей,

Здесь, над мачтой струится туман пеленами,

Гривы волн за кормой, как табун лошадей,

Всё стремятся за нами, стремятся за нами.

........................................

Пора бы забыть, и уже не жалеть ни о ком,

Отречься от прошлого в жизни приняв перемены,

Тот год високосный скатился змеиным клубком

В холодные воды Парижской, дымящейся Сены.

Тоска по России, в которой не те времена,

И где тот корабль под Андреевским флагом на рее,

В Париже весеннем, цветами торгует княжна,

Букета в корзине фактурно собрать не умея.

Похоже, что в ручках когда-то держала иглу,

И платье заштопано тонко, со вкусом как будто,

А штабс-капитан оставляет цветы на углу,

Чтоб можно продать эти розы ещё раз кому-то.

На тумбе бумажки почти что прозрачны на свет:

— Ищу сослуживцев, на фронте командовал ротой.

— Владеет французским, непьющий, военный, корнет,

Умеет шофёром, но ищет любую работу.

Ещё поднимается где-то Андреевский флаг,

И горны играют, встречая французские зори,

А там, на востоке, уже заселяют ГУЛАГ,

И строят ограды скрывая от всех лепрозорий.

Висит над страною махорочный, жёлтый налёт,

И блекнут цвета, в серой жизни, на лицах, в одежде,

Россия жива, и она никогда не умрёт,

Но в ней не бывать благородству такому как прежде.

Ещё темно, на Сен — Жермен — де — Пре

Готовят кофе и пекут батоны,

Течёт в прохладном воздухе амбре,

Ванильных нот на памятник Дантону.

Над мусорным контейнером пожар,

Горит бумага — старая газета,

А на углу задумчивый клошар

Похож на загулявшего поэта.

Кафе " Де Флор", кюре сосёт винцо,

Манкируя своим духовным саном,

И женщины скуластое лицо

Над чашкой кофе с тёплым круасаном.

Простой костюм, вельветовый берет,

Блузон с большим, широким, пышным бантом,

Не торопясь, пассажем " Сент Андре"

Сюда идут поэты, музыканты.

Для женщины наверное престиж,

Просиживать с художниками днями,

Врастая в этот ветренный Париж

Славянскими надёжными корнями.

Но что-то ей покоя не даёт,

Она как будто сжатая пружина.

Сегодня ожидается полёт,

К Парижу недоверчивых снежинок.

Сливаясь вместе, замедляя бег,

Когорта туч спускается всё ниже.

Славянка ждёт, когда закружит снег,

Нормальный снег над чувственным Парижем