Шаги в тишину

Багровое солнце устало садилось за древние горы. Но, уходя, щедро проливало последние лучи на небольшой двор и несколько каменных ступеней, что вели в белый невысокий домик. На его пороге, на сложенном платке, сидела девочка. Во всём дворике и доме она была совершенно одна. Впрочем, её это совсем не волновало. Она просто сидела, обратив лицо в сторону садящегося светила. Скоро оно погаснет, и перестанет слепить глаза людям. А главное… Уступит место звёздам!

Солнце, словно вздохнув, рывком опустилось за горные пики. Девочка напряглась. Оставалось совсем немного времени и на тёмном небе появится сверкающее ожерелье Ойнис. Но едва робкое голубое сияние коснулось вершин гор Кейт, одиночество девочки нарушили. Во двор белого дома вошли две высокие женщины. Одинаковая одежда и одинаково уложенные волосы делали их похожими. Однако, одна из них, рыжеволосая, выглядела значительно моложе своей темноволосой спутницы. Женщины тихо переговаривались.

— Эта Ойнис слишком своенравна! — Рассерженно шипела старшая.

— Ты права! — Добродушно соглашалась с ней младшая. — Вроде бы с самого рождения воспитывалась с остальными девочками-сестрами, но совсем не имеет должного повиновения. Хорошо ещё, что её глаза видят только звёзды, и можно надеяться, что она не заметит своей смерти…

— Странно, что только она начала танцевать во время священного приступа Волувейны! Странно!

Так переговариваясь, они почти вплотную подошли к девочке. Но она их не замечала. Её глаза неотрывно следили за первой взошедшей звездой.

— Ойнис, дорогая, не могла бы ты войти в дом. — Ласково заговорила с ней рыжеволосая. — Становится прохладно, и ты можешь простудиться. — Девочка промолчала, и не пошевелилась.

Это вывело из себя старшую из пришедших.

— Завтра с восходом солнца кончится… — заговорила она, холодно, со змеиной выдержкой, разрывая паузами предложения в самых неподходящих местах. — Праздник и тебя запрут… В подвале там ты не… Увидишь своих… Звёзд там ты вообще ничего… не увидишь. Ничего!

Угроза подействовала. Быстро встав, и подхватив платок, девочка тут же исчезла в доме. Свежевыкрашенная, ещё пахнущая краской дверь, захлопнулась прямо перед носом разъярившейся женщины.

— Всё! Завтра же запру тебя в подвале! — продолжала кричать она. — Что, в конце концов, она о себе думает?! Кто она?!

— Она, единственная Танцующая Жрица нашего храма, — вздохнув, ответила ей рыжеволосая. — Единственная… и к счастью, или, к сожалению, ещё слишком юная, чтобы осознать серьёзность своего положения. Пойдём.

Едва женщины ушли, дверь дома отворилась. И девочка вновь появилась на пороге. Необычайно синие глаза смотрели на полностью взошедшее созвездие, и в них не было ни намёка на слёзы, хотя лицо и выглядело заплаканным.

Размышляя вслух рыжеволосая, кривила душой. Девочка не родилась в храме. В приют она, оторванная от родной матери, попала в возрасте пары лет от роду. Совсем кроха, но она до сих пор помнила свою мать. Ойнис, кто-то сидевший в повозке, держал на руках — а красивая коротко остриженная женщина шла следом, словно из последних сил, протягивая к ней руки, и беззвучно плача. И глядя на неё, Ойнис ослепла. Ослепла странным образом. Она перестала видеть солнечный свет, и прозревала лишь, когда на небе появлялись звёзды. В приюте боялись её слепоты и никогда с ней не играли. Единственным развлечением для неё стали танцы.

Вот и сейчас, она немного постояла, заплетая косу цвета пепла, а потом спустилась на площадку перед домиком. Живой желто-голубой свет ярких звёзд просвечивал её лёгкую тунику, превращая в призрака, сотканного из тумана и звёздной пыли. Под бубны могла танцевать только Танцующая Жрица, поэтому свет звёзд с самого детства стал для Ойнис единственной музыкой. И только под неё она танцевала от сердца…

На что походил этот танец?… На танец пламени в домашнем очаге, на дыхание ветра, солнца, течение волн…

Король, болезненный мужчина лет сорока, принимал советника ни в зале заседаний, а у себя в покоях, где не можно было не придерживаться этикета. И всё же Советник, зайдя, прежде чем начать, низко поклонился.

— Ваше Величество. — Король безвольно махнул, разрешая продолжить. — Армаван не прекращает своих нападок. Может быть, нам не стоит дальше ждать, и самим объявить войну?

Услышав известие о войне, о возможной войне, мужчина не удивился. Скорее лёгкая тень печали исказила властные черты лица.

— Может быть, ты и прав относительно Армавана, но мне бы не хотелось развязывать войну именно сейчас. Ты не хуже меня знаешь, что Волувейна умерла и вместо неё сейчас другая, сущий ребёнок…

— Ну и что?! — Почти истерично переспросил советник. Было очевидно, что этот аргумент уже не впервой звучит в подобных разговорах, и уже порядком поднадоел. — Когда идёт речь о безопасности государства, нет времени вспоминать о суевериях!

— Это не суеверия! — Король устало покачал головой. — Это не суеверия, а жизненная необходимость. Без благословенного танца ни один воин не пойдёт в бой. Это древняя традиция, и именно благодаря ей наши войска ни разу не терпели поражения. Ты пришелец в этих краях, и много не понимаешь. А я не могу заставить людей перешагнуть через устоявшиеся верования.

— Ваше Величество, успех нашей армии это в большей мере отражение вашего военного гения, а ни мистической силы храмовых жриц…

— Благословение Танцующей Жрицы — это традиция наших предков! — Повысив голос, проговорил король. И всё же спор и ему основательно надоел. — Будь, по-твоему! И всё же без Танца нельзя. А я не уверен, что новой жрице под силу будет провести его…

— Так спросите её об этом! — Раздраженно бросил советник, и смолк, испугавшись собственной дерзости. Но ни тон подчиненного заставил короля изумленно вскинуть брови.

— Ты прав! — Он с внезапным энтузиазмом хлопнул по спине склонившегося мужчину. — Я, действительно, просто возьму и спрошу об этом! Позвать мне Нону! — Крикнул он стражникам, что стояли на карауле у дверей, и тут же их остановил. — Нет, стойте! Лучше я сам пойду к ней, незачем лишний раз гневить богов…

— Итак, мать Нона, под силу ли нынешней жрице провести Благословенный танец?

Нона, рыжеволосая наставница Ойнис, встретила короля сидя на каменном троне цвета священных цветов. Вопрос короля, прозвучавший после череды церемониальных приветствий, превратил её лицо в безжизненную маску статуи, и повис в воздухе удушающим облаком.

— Почему вы молчите? — Не выдержав и малой паузы, с нескрываемой тревогой тут же обеспокоился король. Молчание жрицы действовало угнетающе. И даже щелчок и шорох переворачивающихся песочных часов показался монарху предвестником катастрофы. Нона же, словно проснувшись, беззвучно прошептала молитву, и лишь после этого решилась ответить:

— Ваше Величество, вы должны это знать… Благословляющий танец — это не просто танец — это призыв жрицей особых сил способных охранять большое количество людей от смерти, и если повезёт принести охраняемому войску победу. В своей жизни жрица может станцевать такой танец не более трёх раз. А нынешняя жрица так молода, что подобное слишком опасно для её жизни… — Лицо короля отразило недовольство, и какое-то едва уловимое облегчение. — Но, думаю, проводить и встретить войска она сумеет… но, позвольте смягчить её участь. Пусть этот танец состоится хотя бы через месяц… — она хотела ещё что-то добавить, но в этот момент в зал вбежала вторая наставница. Её прическа растрепалась от бега, а привычно бледное лицо порозовело.

— Ойнис будет танцевать, Ваше Величество! Когда вам это будет угодно! — И, окатив сестру негодующим взглядом, добавила. — Хоть завтра ночью!

— Но, Каура… — попыталась возразить Нона, но сестра не дала ей такой возможности.

— Завтра ночью! — Твёрдо повторила она.

Король в шоке наблюдал безмолвную борьбу взглядов почтенных матерей храма. Обещание матери Кауры одновременно и обрадовало, и огорчило его. И выйдя из внутренних покоев храма, он продолжал об этом думать. Если Танец может состояться, то теперь действительно можно объявить Армавану войну. Но может погибнуть сама жрица. Впрочем, чего стоила жизнь девочки, по сравнению с безопасностью целой страны? Но в тоже время это всё-таки Танцующая Жрица, и не могла ли её смерть принести стране больше неприятностей и бед, чем внезапное нападение старых врагов? Размышления зашли в тупик, даже так безопасность страны явно перевешивала.

Король вздохнул. Уловив сказочный аромат, осмотрелся. И обнаружил, что по пути к носилкам оказался рядом с оградой, разбитого во дворе храма сада. Где в полном одиночестве старик садовник бродил от куста к кусту, осторожно подрезая мертвые ветки. Обилие розовых оттенков и небесный аромат цветов — околдовывали, и только скрип открываемых ворот на другой стороне сада сумел привлечь внимание короля. Он поднял голову и увидел Танцующую Жрицу. Если так можно было выразится. Невысокая фигурка, укутанная с головы до ног в храмовое одеяние, совершенно не срывавшее худобы. Она подошла к цветам, почти скрытая высокими кустами, и король увидел её руки. Тонкие, почти детские. Руки девочки. Пальцами она легко касалась пышных соцветий, словно наощупь определяя их красоту, и лишь определившись кивала садовнику, чтобы он срезал цветок. Собрав небольшой букет жрица снова исчезла за массивными воротами.

Король помотал головой, скидывая с себя оцепенение и цветочный дурман. Сад опустел совсем, исчез даже старый садовник. И то, что жрица была здесь казалось сном. А потому король с легкостью подавил в себе мимолетное желание всё отменить, и поспешил к носилкам.

— Во дворец! — приказал он, откидываясь на подушки. День предстоял не из лёгких. Начать военную кампанию за сутки — это вряд ли кому удавалось раньше. Но он принял решение, и потому ощущал в себе мрачную решимость. Советник получит свою войну, а армия свою защиту…

— Танец будет! И мы начинаем войну!

Советник подобострастно поклонился.

— И кто же, Ваше Величество, поведёт войска? — заискивающе поинтересовался он, и отшатнулся от прожигающего взгляда короля.

— Мой сын, конечно! — Он хорошо обучен и сможет привести армию к победе! — перед глазами вдруг снова мелькнула фигурка жрицы, и твердый голос короля надломился. Он закашлялся. — Иди, и сообщи ему об этом.

— Каура, это жестоко с твоей стороны, — воскликнула Нона, в ответ на упорство сестры, — Она ведь совсем ещё ребёнок. Она не сможет так быстро собраться силами для Благословляющего Танца. Ты погубишь её, она умрёт! — Она остановилась, чтобы передохнуть и заодно посмотреть на реакцию сестры. Но всем своим видом Каура показывала незыблемость своего решения. — Учти, и её смерть, и последующий гнев богов будут на твоей совести!

Ничего не добившись, Нона ушла, а Каура продолжила занятие. Кое в чём сестра была права. Без посторонней помощи Ойнис точно не сможет подготовиться к Танцу. Но не впервые Танцующей Жрице нужна была помощь в этом. И только Каура знала рецепт зелья испокон веков использовавшегося матерьми-наставницами.

Когда Нона рассказала Ойнис о предстоящем танце — та не испугалась. Обо всех грозивших ей последствиях — она знала, но считала их просто очередной жестокостью со стороны Кауры. Хотя и это её мало волновало. В полной безмятежности она выпила предложенный напиток, и осталась одна, ожидая, как и во все предыдущие вечера восхода Ожерелья Ойнис. Но задолго до того, как звёздное сияние озарило её дом, она сама словно исчезла.

В раскалившейся добела голове заполыхало пламя, и зашумел шторм. Мысли растаяли в огненном мареве, не оставив и следа. Сознание улетучилось, оставив пустую телесную оболочку. Сквозь воющую пустоту и огненные смерти пробился бой священных бубнов, и она начала танцевать. Она слышала часть звуков, но совсем ничего не видела, хотя каждый миг понимала, что над головой её сияют звёзды. Напиток Кауры делал своё дело.

Лёгкая, гибкая, как тростник — она, как волшебная нимфа, танцевала, едва касаясь лежащих под её ногами цветов.

Раз — грохнули бубны. Она открыла слепые от огня глаза, и её руки белыми птицами устремились вверх, пытаясь сорвать священное ожерелье Ойнис с ночного неба.

Два — птицы упали, и тело заструилось вниз водой. Живительной влагой, какую может дать только одинокий родник в пустыне. Капля за каплей струится ручей вниз, ударяется о камни и рассыпается вокруг каплями, переливающимися в языках пламени.

Три — и заметался огонь! ВОЙНА! Горят деревни, поля, леса. Гинут люди! И всё это ВОЙНА! Всё это — всепожирающее пламя!!! Но вот… Тихо, тихо стелется дымок… Ветерок… Нежный, как весна, как первый поцелуй любимой… Он несёт утомлённым войнам прохладу и запах родной земли… И всё это время с неба сыплются звезды…

Ойнис танцевала так впервые. Она вслушивалась в музыку, слагавшуюся из ударов бубнов, религиозного завывания толпы, биения собственного сердца и под её воздействием ощущала приход той самой силы, которую так неистово призывала. Она танцевала, а за ней следили, ловили каждый вздох, каждый шаг. И она почти чувствовала их взгляды. Что-то жгло её… что-то очень сильно жгло!

Заворожённый Терах ни на мгновение не отрывал глаз от юной жрицы. Вторя всем остальным, он сыпал ей под ноги белые цветы. А она порхала по ним невесомая как бабочка, едва касаясь лепестков маленькими босыми ступнями. Он следил за ней, завороженный. Нет, ни красотой. Слишком уж юна она для такой грубой оценки. Его влекла её сущность. Суть, светившаяся в её необыкновенных глазах.

Кто-то коснулся его плеча, привлекая внимание. Терах оглянулся. Позади стоял принц Эфрон, его давний друг.

— Не смотри на неё, — тихо сказал Эфрон. — Она всё равно что слепая, её глаза видят только звёзды. И тем более — она жрица…

Терах не ответил. Лишь снова посмотрел на Танцующую Жрицу. Но уже другими глазами. «Она видит только звёзды…» — мысленно повторил он слова принца, и почему-то они отозвались горькой болью в его сердце.

Над толпой разнеслась команда на построение. Но жрица не остановилась, не отпуская от себя Тераха. И лишь, когда протрубил рог принца, и колонна двинулась, он шаг за шагом начал отступать от помоста. Но рог протрубил повторно, и дальше тянуть стало невозможным. Бросив последние цветы на землю, он развернулся и несколькими шагами увеличил расстояние между собой и Жрицей. Мальчишка-ординарец подал ему поводья, и подождал, когда командир сядет в седло. Ударив коня шпорами, Терах послал его вперёд, догонять хвост уходящей колонны. Всё в нём молило и требовало обернуться. Но он чувствовал, что если сделает это, то потом не найдёт в себе сил уйти.

Ойнис спала. Без сновидений и движения. Девочки, что пришли вечером убираться в домике, из любопытства заглянули в спальню. И испугались. Бледная и недвижимая с закрытыми глазами, и со сложенными на груди руками она была всё равно, что мёртвая. Но Ойнис просто спала, а дух её не торопился возвращаться. Но она всё слышала. Каждое слово из неуёмного щебета работавших девочек.

— А помните друга принца? — спросила вдруг одна, и тут же со всех сторон посыпалось.

— Это тот, высокий?

— Терах? В красном плаще?

— Пепельноволосый?

— Да, да! Вы заметили? Мы танцевали, а он смотрел только на меня. — восхищенно прошептала первая. Даже не видя, Ойнис могла представить её светящееся от сладких грёз лицо. Другие девочки выдержали паузу, чтобы дать ей насладиться воображаемым триумфом, и лишь потом начали возражать.

— Нет, он смотрел на меня!

— Он смотрел на меня, а вас вообще не замечал.

— Вообще-то он смотрел только на меня, и даже не смотрел в твою сторону!

Когда шёпот перешёл в крик, Ойнис ощутила способность, а главное необходимость ожить. Она пошевелилась, и позвала.

— Эй, здесь кто-нибудь есть?

— Арчис! — позвала Ойнис, поднимаясь в постели, — Арчис!

Кто-то приблизился.

— Ты звала?

— Да, — ответила она, и улыбнулась в сторону подошедшей.

— Ты что-то хотела?

— Иди сюда, сядь, пожалуйста, рядом!

Девочка подошла и села рядом. Наугад вытянув руку, Ойнис пошарила в пустоте, ища её. Арчис помогла ей, поймав ладонь своими. Очень горячими. В скорбной тишине домика Танцующей Жрицы дыхание двух девочек казались оглушительно громкими.

— Солнце село? — наконец спросила Ойнис, и ощутив мотание головой, почти расстроилась. Но вспомнила о другом. — Опиши мне Тераха, того самого, о которым вы только что говорили.

Она говорила очень тихо, словно боялась, что их могут подслушать.

— Тераха? — переспросила Арчис. — О, он красив! Его волосы подобны твоим. Его глаза, как небо, метающее молнии, заставляют гореть и умирать в жарком пламени. Он силен! Он может взять и унести далеко, далеко, где укроет ото всех невзгод…

Ойнис слушала эти слова, и её сердце впитывало их, как иссушенная земля благодатный дождь. Зачем она спросила о Терахе? Почему слова Арчис так трогали её душу? Жаркий взгляд…

— Скажи Арчис, а на кого он действительно смотрел? Скажи мне, не солги!

Наступила тишина. Арчис молчала, почти совсем не дыша. Зашуршали песочные часы, и вскоре комнату озарил свет звёзд Ожерелья Ойнис. В открытое окно виднелось полностью усыпанное близкими звёздами небо. Но сегодня Ойнис было не до них. С трепетом она смотрела на подругу в ожидании ответа. Сколько она помнила, Арчис никогда не была особенно красива, а сейчас немое горе ещё более изуродовало её лицо.

Послышался стук в дверь.

— Он смотрел на тебя! — пискнула Арчис, и, соскользнув с постели, бросилась открывать. Ойнис осталась одна. Терах смотрел на неё! Это его жаркий взгляд жёг её, когда она танцевала! Он смотрел на неё! Он…

Арчис ушла, а в спальню влетел голос Ноны. Её опять зачем-то звали. И всё пошло по кругу, изо дня в день, и ночи в день, от танца к танцу.

Шёл четвёртый год войны, и, по словам Эфрона, оставалось лишь несколько сражений, которые могли реально повлиять на исход военных действий.

— Ты рассматриваешь карту? — поинтересовался принц, заходя в шатёр и застав друга рассматривающего карту военных действий, — С чего бы это?

— Пытался представить, где армия Армавана может пойти в наступление. Но ничего не приходит в голову. — В раздражении Терах оттолкнул карту от себя так сильно, что она слетела на пол.

— Странно, раньше тебя не интересовали такие вещи. — Удивился Эфрон, поднимая невинный лист бумаги обратно. — Тебе было всё равно…

Терах нахмурился.

— Да, конечно. Но… Ты же сам ещё вчера говорил, что военный перевес теперь у нас, и буквально от ближайших сражений зависит когда, наконец, закончится эта война, и сколько нас вернётся домой…

Принц деланно удивился.

— А ты собираешься домой? Устал от походной кухни? — Терах отвернулся, а принц понимающе коснулся плеча друга. — Всё ещё думаешь о ней? Не забыл…

И замолчав Эфрон наклонился над картой, словно бы внимательно изучая, но было видно что задумался о другом. И воин знал о чём. У его венценосного друга тоже имелась тайна, тайная любовь — Дэмирэ дочь короля Армавана. И девушка отвечала принцу взаимности, но у них не было не единой возможности быть вместе, пока королевства враждуют. Как ни посмотри, ни одному из них не позавидовать, дочь врага или жрица.

— Ну, вот я нагнал на тебя тоску, — попытался развеселиться Терах, и, подойдя к столу, снова склонился над картой. — Где же всё-таки пойдут армаванцы? Может быть, через реку? Вот здесь возле гор? Там же когда-то был навесной мост…

Эфрон вскинул голову посмотреть на друга. На что тот намекал? Навесной мост через реку действительно был, но по приказу отца Дэмирэ его разрушили, чтобы не дать влюблённым встречаться. Но Тераху было не до чужих воспоминаний, он продолжал развивать мысль. — Зацепят верёвки на нашей стороне, поднимут лестницы.

— Ты прав! Нужно отправить туда пару отрядов, или даже…

Продолжить принцу не дали, в шатёр ворвался перепуганный адъютант с бледным лицом и бухнулся на колено перед Эфроном, выдохнув:

— Ваше Высочество!

Но вслед за адъютантом внутрь ворвался шум схватки, а потом и вооружённые люди. Слаженно и напористо они мгновенно оттеснили поднявшегося солдата и Тераха к стене, окружив безоружного принца. И лишь громкий возглас «Сложить оружие!» остановил воина от безрассудной попытки сопротивления.

На вход в шатёр стояла принцесса Дэмирэ. В свободном розовом платье с поднятыми над головой золотистыми кудрями она походила на диковинный цветок.

— Сложить оружие! — Снова повторила девушка, и проследив как закутанные в чёрное люди опускают клинки, которыми угрожали Тераху и остальным, прошла меж ними до принца.

— Что ты тут делаешь? — Эфрон спрашивал спокойно, но бледность выдала его беспокойство за любимую. — Тут передовая, и войска твоего отца могут начать наступление в любой момент.

— Отец умер. Теперь королева я, и я остановила военные действия со стороны Армавана. Наступления не будет!

Тераху только оставалось выразить соболезнования, и порадоваться за них обоих. А ещё, раз война, наконец, закончилась, он мог вернуться к своей Ойнис. Именно так «своей» он называл её в мыслях.

Армию во главе с Эфроном на входе в город встретил сам король. Он уже знал обстоятельства «победы», и конечно не мог сдержать радости. Ведь теперь сын мог беспрепятственно жениться и тем самым прибавить к королевству огромные спорные с Армаваном территории в качестве приданного.

Война началась ранней осенью, а теперь вокруг буйствовала поздняя весна. Но времени прошло значительно больше, чем шесть месяцев. Целых четыре года оказались вырванными из жизни всех сумевших вернуться. Дома Тераха ждала старая мать, и всё же в отличие от большинства солдат он туда не пошёл. Не дожидаясь ночи, он поехал к храму, не в силах оставаться дольше вдали от своей танцующей жрицы. Но прежде чем на горизонте каменные стены погода испортилась, необычайно лазоревое до этого небо заволокло тёмными тучами, принёсшими с собой дождь.

Ойнис сидела на ступеньках дома. В предстоящий вечер никто не смел потревожить её покой и одиночество. За прошедшие четыре года она научилась быть независимой от своей странной слепоты, и сумела заставить всех, включая наставниц чтить и уважать свои желания. Но жестокость не смогла полностью изменить её сущность. Она по-прежнему относилась хорошо к хорошим людям, любила Арчис, и хранила в глубине сердца драгоценные воспоминания о переносимо жгучем взгляде.

Почувствовав усилившийся ветер, ставший холодным и промозглым, Ойнис поняла, что ночью придёт дождь, а значит ждать восхода «Ожерелья» уже бесполезно. Свет звёзд не сумеет пробиться сквозь пелену грозовых туч. И всё же она не ушла в дом сразу. Словно бы ожидая какого-то чуда.

И раздавшийся шорох, который обычный человек и не услышал бы, для Ойнис, привыкшей жить в темноте, прозвучал оглушительно громко. Кто-то перебирался через ограду во двор её дома. Она не стала звать охрану, и просто замерла в ожидании. Лишь когда нарушитель спрыгнул на утоптанную землю двора, поднялась, и плохо подражая голосу человека, застигнутого врасплох, громко спросила:

— Кто здесь?

Ей не ответили. И хотя на ум тут же пришла байка Арчис о жрице убитой обезумевшим фанатиком, Ойнис не испугалась. И всё же она не ожидала, кто-то вдруг обнимет её, мягко закрыв ладонью рот.

— Только не кричи! Умоляю, не кричи!

Не узнав голос, девушка, тем не менее, чувствовала, что знает его обладателя. И, потому аккуратно кивнула, соглашаясь с мольбой. Ёе рот освободили. Но она не могла не спросить.

— Кто вы?

— Ойнис… — донёсся до неё страстный шёпот. — Моя Ойнис!

И всё-таки она узнала этот голос, почувствовав взгляд — воспоминания, о котором хранила в сердце все эти годы.

— Ты Терах! — Больше утверждая, чем спрашивая, произнесла она. — Да, ты, тот самый Терах!

Но он не отвечал, и она отстранилась, а её пальцы заскользили по чужому лицу, пытаясь увидеть. Высокий лоб с едва заметными следами от глубоких некогда морщин. Сросшаяся с носом переносица. Тревожно раздувающиеся ноздри. Мягкие губы, что едва касались её лба, обжигая горячим дыханием. На большее он не посягал.

— Почему же ты молчишь, Терах? Ответь, пожалуйста!

— Подожди! — Услышала она, наконец. — Мне нужно привыкнуть к мысли, что ты рядом. И ещё… уезжая, я оставил сердце деве, а нашёл его у жены. Отдай моё сердце Ойнис!

— Не раньше, чем ты отдашь моё! — Ответила она и в тот же миг увидела его глазами. Взглянув мимолётно на небо, она благословила выглянувшее из-за туч созвездие св. Ойнис, и снова посмотрела на любимого. — Я вижу тебя Терах, друг принца! Твои глаза, подобны небу, метающему молнии, заставляющие гореть и умирать в жарком пламени! Ты силён — может взять на руки и унести далеко-далеко, где укроешь от всех невзгод. Я вижу тебя и счастлива этому!

Терах с тихим стоном вгляделся в её глаза.

— Ты действительно видишь? — Переспросил он, словно не веря. — О, боги, кого из вас мне благодарить за это чудо?!

Ойнис быстро прикрыла ему рот ладошкой, боясь, что его могут услышать храмовые стражники, и указала пальцем на пять ярких звездочек, повисших ожерельем над тёмными громинами гор Кейта:

— Благодари святую Ойнис и её глаза освещающие землю каждую ночь.

Их любовь была нежной и чистой, как горный ручей, как первый цветок, появляющийся на весенних проталинах. Как и всяким влюблённым им казалось, что время, отпущенное на то чтобы быть вдвоём бесконечно. Но разве в силах человек предугадать, где наденет бусинку несчастий на нить жизни дочери Богини Судьбы — Катта и Ринн? Своенравные богини не считаются ни с чем, кроме своих желаний.

Прошло не больше пары месяцев с момента окончания предыдущей войны, как два других государства объявили войну отцу Эфрона. И Дэмирэ вновь пришлось расставаться с любимым, но провожая мужа, она шёпотом сообщила радостную весть, которую всегда с нетерпением ждут в любой и даже королевской семье.

— Нужно будет закончить войну, как можно быстрее, — смеясь, отозвался Эфрон, обнимая зардевшуюся жене. — Иначе, кто встретится здесь моего сына?

Ойнис никогда не плакала. И даже сейчас не имея возможности поцеловать любимого на прощание, она не плакала. Танцевала, благословляя армию. Или может быть только его? Ойнис не знала, лишь продолжала танцевать.

Снова, как и в первый раз Терах не мог оторвать взгляда от изящной фигурки своей возлюбленной. Он твёрдо решил, что украв её из храма, женится на ней, и увезёт к морю.

Он помнил, то, что она однажды рассказала ему. « Знаешь, мне однажды приснился чудный сон. Я ушла из храма. Долго-долго шла навстречу солнцу и вдруг оказалась перед озером. Это было огромное озеро — больше всех тех, что есть у нас в стране. Я спрашивала… Яркие лучи солнца пробивали тёмные воды, до самого дна и крупными волнами накатывали на белый песчаный берег. А вода была тёплой и солёной. — Ойнис рассмеялась. — «Представляешь? Солёная! Ну, совсем как та рыба, что привозят заграничные купцы. Они называют то озеро — Морем. Терах, я так хочу увидеть это Море!»

Только пусть кончится война. И он обязательно увезёт на море, подальше от королей и настоятельниц. Он подарит ей свою любовь и жизнь.

Война проходила успешно, настолько, что даже армии двух государств не могли противостоять объединенному с Армаваном войску, и вскоре из освободительной превратилась в завоевательную уводя солдат всё дальше от столицы. И всё же по сути уже почти закончившаяся. И никто уже не ожидал плохих вестей из дома, надеясь на скорое возвращение.

Но они пришли сами, то есть принеслись с всадником на взмыленной лошади, которая с тяжёлым храпом пала на землю замертво, едва её наездник спешился, чтобы спешным шагом подойти к шатру принца.

— Ваше Высочество! — Воззвал человек, когда его попытавшегося войти внутрь остановил караул. В борьбе кто-то сдёрнул с головы гонца капюшон и по плечам последнего рассыпались каштановые кудри.

— Женщина! Служанка королевы Дэмирэ!

И словно услышав последнее, из шатра вышел Эфрон. Солдаты тут же расступились, позволяя девушке пройти.

— Ваше Высочество, — не пройдя и пары шагов, служанка Дэмирэ устало упала на колени, — Пожалуйста! Меня послала ваша супруга! — Предупреждая испуг мужчины, добавила: — С ней всё в порядке… но, умоляю, скажите, где генерал Терах?!

— Он в шатре, но в чём дело?

Девушка не ответила, а подорвавшись с земли, словно из последних сил кинулась за цветной занавес. Последовав за ней, принц уже на пороге услышал её тихие слова обращённые к другу.

— Ойнис умирает!

Никто и никогда не видел прыгающих гор, но после слов прислужницы жены Эфрону как раз показалось, что он их увидел и услышал. В одно мгновение он словно оглох и ослеп. Танцующая жрица умирала, не станцевав третьего танца.

Сдавленный стон в глубине палатки напомнил о Терахе.

— Коня! — Крикнул Эфрон, поймав взгляд вскинувшего голову друга, кивнул. Они поняли друг друга без слов, и в следующую минуту генерал уже мчался к любимой.

Он загнал коня, и последние мили до храма ему пришлось проделать пешком. Шёл, не думая ни о чём. Забыв про всё на свете, видя перед собой только лишь лицо Ойнис.

Храм встретил его широко открытыми воротами и пустым двором. И Терах знал почему. Существовало поверье, что оказавшегося рядом с умирающей жрицей смерть настигнет в тот же час, что и её. Поэтому все служители уходили из храма, оставляя Танцующую в одиночестве.

Двери и окна домика Жрицы зияли открытыми проёмами, вплоть до крохотного слухового окошка. Никто не хотел, чтобы душа бунтарки Ойнис хоть на мгновение задержалась среди живых. Пройдя мимо зажженных на крыльце свечей, Терах зашёл внутрь. Внутри их было ещё больше. Они заполняли всё свободное место, стояли на полу, стульях, столе, и слепили глаза вошедшему с темной улицы мужчине. Не видя других дверей, он заметался, ощущая, что яркое сияние словно держит его в плену, не давай пройти к любимой.

— Ойнис! — Отчаявшись крикнул он, и ему тут же ответили.

— Сюда, Терах!

Двинувшись на голос, ему удалось увидеть дверь, пройдя в которую он оказался в спальне, столь же освещённой свечами, как и предыдущая комната. На кровати белее белоснежных простыней лежала Ойнис. Рядом с ней, держа её за руку, сидела девушка. Терах её знал, подруга Жрицы — Арчис. Девушка не плакала, а лишь чуть нервно покусывала подрагивающие губы. Услышав шаги генерала она не оглядываясь, тихо проговорила:

— Ты почти успел! Мне кажется что она вот-вот умрёт…

Жрица зашевелилась, и Арчис тотчас встав, уступила место мужчине.

— Ойнис, милая! — Позвал Терах целуя холодные и почему-то полупрозрачные руки любимой. — Ойнис! Я здесь. Очнись! Посмотри на меня! Любимая!

Где-то в глубине дома шелохнулись и замерли песчинки в часах, а Ойнис открыла глаза.

— Терах, ты… — она слаба улыбнулась. — Значит, Дэмирэ не солгала. Жаль только, её здесь нет. Она боится. Они все боятся. Словно я заразная… — она кивнула на подругу. — А вот Арчис не боится, и ты не боишься… Или боишься? И тоже уйдёшь?!

— Нет, родная, не уйду! Я люблю тебя! Я не уйду! — Терах сжал девушку в объятиях, и тут же почувствовал, как она обмякла в его руках, словно тряпичная кукла, потеряв сознание.

— Ойнис! — Дико закричала Арчис, кидаясь к подруге. Крик испугал умирающую и она снова открыла глаза.

— Помоги… — совсем тихо попросила она, пытаясь подняться. — Помогите мне встать!

Терах осторожно обнял её за талию, ставя на ноги. Она покачнулась, но уже в следующее мгновение освободилась от его рук.

Через открытое окно в спальню лился голубой поток лунно-звёздного света. Ойнис подошла к нему. И мужчине показалось, что она стала лишь туманным облаком, а чистый сверкающий, как снег, свет проходит сквозь неё. Она оглянулась.

— Хотите станцую? — И не дожидаясь ответа начала.

Танцевала она долго, но никто не замечал времени, они просто смотрели на неё, затаив дыхание, словно боялись спугнуть. И каждым движением им казалось, что танцующая меж звёзд становиться всё прозрачнее и прозрачнее, словно бы растворяясь в лунном потоке.

Стукнула и перевернулась стеклянная колба песчаных часов. Арчис вздрогнула от порыва ледяного ветра ворвавшегося в окно и разметавшего неопределённой формы туманное облачко. Девушка огляделась. В полумраке тоскливо догорали свечи, почти погашенные ветром. У разобранной пустой постели Жрицы навзничь лежал генерал, устремив на окно безжизненный взгляд. А самой Ойнис не было.

Где-то за открытой дверью послышался тихий шёпот и удаляющиеся шаги. Казалось бы кто-то торопливо покидал домик Танцующей жрицы и храм, но выйдя Арчис никого не увидела.

Через несколько дней после таинственного исчезновения последней танцующей жрицы и смерти любившего её генерала, разразилась страшная гроза, какой ещё не видели в тех краях. В самый разгар грозы в крышу храма ударила молния, от которой начался пожар в считанные часы дотла уничтоживший весь храм. Люди спаслись, все, кроме Кауры — первой матери настоятельницы.

Спустя почти четыре века на развалины храма посетил известный менестрель, и именно там он написал свою не менее известную одну, названную «Шаги в тишину». Может быть, кто-то помнит, там были такие строки:

«Как случилось всё это

Никогда не пойму,

Помню лишь только

Шаги в тишину…»