Играть на фортепиано было огромным наслаждением для Людмилы.
Она встала из-за рояля и подошла к картине, висевшей на стене ее комнаты. Исаак Левитан «У омута»… Разумеется, это была всего лишь репродукция, но зато какая! На дорогом холсте, в массивной бронзовой раме. Эта картина всегда завораживала девушку и вселяла неведомую опасность. Мила, как Алиса в Зазеркалье, погружалась в это полотно. Ее затягивала черная вода, деревянный мостик из бревен, глухой лес на заднем фоне холста. Причем, девушка чувствовала неизбежность перехода на другую сторону по этому мостику. Но что ждет ее на другой стороне? Глухой лес, над которым нависло темное небо?
Уже позже она прочитала, что эта картина — часть «мрачной трилогии» Левитана. А пейзаж был написан недалеко от Затишья в Тверской области. Когда-то там было имение Берново, принадлежавшее баронессе Вульф. Живописцу рассказали легенду об этом страшном месте сама баронесса. Оказывается, здесь бывал Пушкин, когда гостил в имении Малинники. Великий поэт записал рассказ о трагедии, случившейся у заброшенной мельницы. У старика-мельника — любимая дочь Наташа, красавица и шалунья. А у деда баронессы Вульф — конюший. Сама судьба свела их. Наталья уже ждала младенца, но кто-то донес об их любви барину. В итоге конюшего секли и полуживого отправили в солдаты. Наташа утопилась… Говорят, что эта драматическая легенда дала поэту ткань для «Русалки».
Страшная легенда и, скорее всего, подобная картина с идеей безнадежности жизненной ситуации никак не должна висеть в доме, где должна царить атмосфера уюта, счастья и лада. Но девушка никак не могла избавиться от этой репродукции… Да и не хотела.
Бог мой, как болят руки! Даже чашку с чаем поднять не могу, что уж тут говорить о звукоизвлечении и прикосновении! Полная невозможность воспроизвести музыку так, как слышу… Врачи, говорят, что это артрит.[1]
Людмила опять взглянула на картину и застыла от ужаса: на картине появилось изображение, которого раньше не было — на бревенчатом мостике спиной к Миле сидела русалка, смотрелась в зеркало и расчесывала свои длинные волосы.
«Я схожу с ума», — подумала девушка, — «этого просто не может быть».
Она подошла поближе в надежде, что ей просто показалось, но образ русалки никуда не исчезал. Было уже довольно поздно.
— Я, наверное, просто устала, да еще переживания мои душевные. Это все объясняет.
А переживать душевно ей было из-за чего: Владимир Алексеевич был ее педагогом по фортепиано в институте. С самого первого взгляда Людмила потеряла голову. Казалось, никогда еще она так не любила занятия по фортепиано. Мила часами занималась, чтобы Владимир Алексеевич оценил ее усилия и похвалил ее.
Ей нравилось в нем абсолютно все: внешность, характер, возраст (он был на тридцать лет старше Людмилы, но это, скорее, был даже плюс). Она посещала все концерты, где он выступал.
Одно обстоятельство нестерпимо жгло сердце Людмилы — он был женат и, видимо, довольно счастлив в браке. Сотни тысяч раз девушка заставляла себя разлюбить, ругала себя за непозволительное чувство, но все было напрасно. Сколько раз она сама слышала о подобных историях, которые ничем хорошим не заканчивались. Прекрасно понимала, что все ее душевные терзания напрасны, но поделать с этим ничего не могла.
Людмила один раз даже перевелась к другому педагогу, но хватило ее только на месяц. А потом, как нашкодившая школьница, опять пришла к Владимиру Алексеевичу с просьбой взять ее обратно.
Мила не чувствовала стыда за свои поступки — она чувствовала только желание быть с ним. Пускай, даже как ученица. Главное — рядом. Осознание, что она может прийти к нему, поговорить с ним, делало ее самой счастливой на свете. Но понимание, что это единственное, на что она может рассчитывать, убивало ее душевно и физически. Однако, уж лучше так, чем вообще никак!
***
Музыку чувствую, музыкой дышу, музыкой живу.
Людмила играла Прелюдию Демиса Висвикиса[2]. Эта прелюдия ей нравилась особенно. Она входила в цикл «Прелюдии сентября», поэтому при исполнении возникал вполне определенный образ: холодный, с порывами ветра. Правда, девушка в своей интерпретации немного снижала темп пьесы, в результате чего менялось настроение, появлялась возможность остановить свое внимание на резкой смене нюансов, прочувствовать все краски: образ становился теплее, тучи уходили, и в конце пьесы из-за туч выходило солнце.
Но получалось явно не так, как Людмила себе представляла. Пальцы не хотели слушаться. В отчаянии, она резко встала из-за инструмента и случайно посмотрела на любимую картину.
— Бог мой, опять русалка!
Мифологический персонаж сидел на том же месте в той же позе.
— У меня галлюцинации, — в полной уверенности произнесла испуганная девушка.
И тут произошло нечто совсем уж невероятное: русалка на картине повернулась к Людмиле и звонко захохотала, после чего тут же кинулась в воду и картина обрела прежний вид.
Мила дрожала мелкой дрожью от увиденного. Не в силах сделать хотя бы какое-нибудь движение, она стояла и смотрела на репродукцию, но ничего больше не менялось: не было ни русалок, ни водяных, ни других посторонних изображений.
***
Шла неделя после Троицы. Людмила где-то читала, что у славян это время называлась Русальная неделя.[3] И правда — русалка на картине появилась именно в понедельник. А сейчас уже пятница. Все эти дни по вечерам выплывала из мутной воды русалка, садилась на бревенчатый мостик и звала к себе.
Играть она уже не могла. Пальцы болели нестерпимо, и невозможность воспроизвести на фортепиано любимую музыку приводило Людмилу в отчаяние. Еще и эти мысли о Владимире Алексеевиче…
— Мы ждем тебя, — вдруг раздался голос.
Мила замерла. Неужели ей послышалось? Откуда этот голос?
Девушка повернулась туда, откуда, как ей показалось, доносился голос. Это была все та же картина, с которой на Милу смотрела уже знакомая русалка и звала:
— Мы ждем тебя, Людмила.
***
Воскресенье. Последний день Русальной недели.
Картина Левитана «У омута»: депрессивная атмосфера, в зарослях у пруда притаилась всякая нечисть, никакой надежды на счастливый исход. Все та же мутная вода, тот же мостик, который ведет на другую сторону, где безнадежность, безысходность. И еще одна деталь — русалка.
Несчастная душа… Раненое сердце…
— Иди сюда, — звала русалка.
Людмила решительно подошла к картине.
— Мы ждем тебя.
Девушка протянула руки к картине, и в тот же миг оказалась на бревенчатом мостике возле русалки. Людмила с недоумением посмотрела на свой хвост, звонко расхохоталась и стремительно бросилась в мутную воду омута.
[1]Артрит — болезнь суставов. Прогноз условно неблагоприятный, заболевание хроническое медленно прогрессирующее, лечение лишь замедляет скорость его развития. Исходом является утрата функции пораженных суставов и инвалидизация больного.
[2] Димитриос Деметре Демис Висвикис — родился в 1951 году в Каире, гражданин Греции и Франции. В своей музыке он делает акцент на модели «созвучие-диссонанс», что отражает китайскую философию «инь-ян». Сочетание политональности и полиритмии также является особенностью его произведений. Музыка Демиса Висвикиса — это сочетание традиции и современности, построенное на классической философии, в частности, учении Пифагора о гармонии сфер и математического порядка в космосе, Платона о всемогуществе числа.
[3] Русальная неделя считалась временем пребывания на земле русалок.
