Глава 3

Войдя в общежитие, я поднялся на свой этаж и, открыв дверь в свою комнату, даже не стал закрывать её на замок. Скинул ботинки, пальто бросил в сторону стула, даже не озаботившись проверить, долетело ли оно до него. Время было давно уже обеденное, но мне не хотелось есть. Если честно, вообще ничего не хотелось. Даже дышать.

Опустившись на кровать, я заложил руки за голову и уставился в потолок — прекрасно изученный за всё то время, что мне здесь довелось жить. В носу засвербело, но я упрямо сжал зубы, сдерживаясь.

Не знаю, почему вспомнил о ней именно сегодня — о призраке своего прошлого. Ведь, что ни говори, её уже давно не существует в этом мире. И плевать, что я здесь, в совершенно чужой для себя стране, когда вижу кого-нибудь с такой же стрижкой, хочу остановить и окликнуть. Нет, я никогда, даже случайно, не встречу её в толпе и не узнаю, улыбается ли она всё так же, с маленькой ямочкой на щеке. Наклоняет ли голову набок, когда слушает очень внимательно. Никогда не узнаю, как она выглядит теперь.

Потому что девочка по имени Юна умерла. Двенадцатого апреля.

В тот день за завтраком — единственное событие, для которого мы собирались всей семьёй, — мама неожиданно положила вилку на стол и вышла. Просто так, без слов. Отец продолжил жевать, глядя куда-то в одну точку за столом, так что, кажется, я единственный заметил её уход. Потом, после завтрака, когда я собирал рюкзак в школу, я видел, как мама безмолвно ходит по гостиной, заламывая руки.

Всё так же, без слов, отец, как и обычно, отвёз меня на машине в школу. Лишь его пальцы выбивали по рулю беспокойную дробь. Юны на обычном месте не оказалось. Она не стояла на поребрике, крича мне: «Доброе утро!». Прождав девочку почти до самого звонка, я, угрюмо развернувшись, побрёл в школу. Её место за партой пустовало, но никто, казалось, этого не замечал. После первого урока вошла наша классная, вся бледная, и, вместо того, чтобы отчитывать ребят за то, что они опять устроили беспорядок на полке с учебниками, остановилась возле доски.

— Ребята, послушайте. Ваша одноклассница сегодня попала в аварию, и прямо сейчас она в больнице, где ей делают операцию. Давайте все вместе её поддержим.

Стиснув под партой ладони в кулаки, я ощущал, как меня бросает то в жар, то в холод. Юна…

Девочка с короткой стрижкой, разноцветными глазами и доброй улыбкой. Девочка, которая в тот самый день, самый первый день, молча распахнула дверь класса, прошла к предпоследней парте в правом ряду, остановилась, улыбнулась и произнесла: «Привет». Юна.

Девочка, которая смешно размахивала руками. Девочка, которая спрашивала, можно ли сохранить всё таким, как оно есть, навечно. Девочка, возле которой я то краснел, то бледнел, и шёл рядом, почти не дыша, когда мы покидали школу или шли в неё.

Юна.

Уроки продолжались, но я не слышал ничего. Небо словно рухнуло на меня, раздавило всей своей тяжестью, я тысячу раз умер, но почему-то всё ещё продолжал сидеть на своей парте, на твёрдом неудобном стуле, и все вокруг улыбались и разговаривали друг с другом.

В следующий раз классная вошла на предпоследнем уроке, вновь обратив на себя внимание всех.

— Вынуждена с прискорбием вам сообщить, что…

Моё сердце остановилось.

— Простите, — все повернули головы в сторону двери, где на пороге стоял мой отец. — Я могу забрать Михаила?

Сидя в машине на заднем сиденье, всё ещё не понимая, что происходит, я пытался унять дрожь в руках, но она всё не желала исчезать.

— Мы с мамой развелись, — сквозь зубы проронил отец, нарушая тишину впервые за долгие месяцы. — Ты остаёшься со мной, и мы сегодня же переезжаем в другой город. Поезд через несколько часов, так что нужно успеть собрать вещи.

Вцепившись ладонями в брюки, я опустил голову, глядя куда-то в пол машины. Из груди вырывались странные звуки.

— Да не расстраивайся ты так, — не глядя на меня, бросил отец. — Всё ведь когда-нибудь заканчивается.

Больше не в силах сдерживаться, я всхлипнул. Этого было не принять. Такого просто не может быть.

Юны…больше нет.

«Как думаешь, можно сделать так, чтобы всё это никогда не заканчивалось?»

— Всему когда-нибудь приходит конец, — повторил отец. — Это мир взрослых, так что я хочу, чтобы ты понял это сейчас.

Я не хотел понимать.

Громкий и продолжительный стук в дверь заставил меня неохотно раскрыть глаза и даже сесть. Шею ломило от неудобного положения, а правая рука онемела, но мой нежданный посетитель явно сдаваться не собирался. Чертыхнувшись сквозь зубы, я, шаркая ногами, добрался до двери и умудрился в темноте нащупать выключатель.

— Михаэль, тебе так плохо?

За дверью оказалась Паула. Только взглянув в моё лицо, она побледнела и смело перешагнула порог комнаты, так что я не успел ей помешать. С запозданием заметил, что моё лицо после приснившегося сна явно оставляет желать лучшего.

— Нет, я в норме, — повернувшись к девушке спиной, я прошёл в сторону туалета, включил воду и хмуро взглянул на своё отражение. Волосы всклокочены, глаза красные, кожа бледная. Действительно, больной. На всю голову.

Нимало не заботясь об одежде, я сунул голову под кран с ледяной водой, заставляя себя взбодриться. Мало-помалу, но сердце успокоилось и уже спокойнее забилось в грудной клетке.

— Ты ужинал?

Встревоженные глаза Паулы встретили меня, как только я вернулся в комнату. Она сидела на стуле, аккуратно повесив моё пальто на его спинку. Не произнеся ни слова, я прошёл к своей кровати, сел на неё и откинулся на стену, чувствуя, как мокрые капли стекают с головы на рубашку.

— Нет, — наконец, ответил.

— Так и знала, что нужно было захватить с собой что-нибудь, — девушка расстроено поджала губы, тряхнув копной светло-русых волос. — Стефан тебе домашнее задание не передавал?

— Нет, — повторил ответ.

— Тогда я тебе сейчас всё сама напишу, — решительно поднялась девушка, и, выхватив из моей полураскрытой сумки первую попавшуюся тетрадь, распахнула её. — Михаэль, это…

По тому, как широко распахнулись её глаза, я понял, что за тетрадь она взяла. Молча поднявшись, легко выдернул немного помятые листы и захлопнул тетрадь. Бросил её на стол и снова занял своё место у стены.

Паула повернулась: волосы разметались по плечам, губы поджаты, глаза смотрят с непониманием и даже осуждением.

— Ты правда…ненавидишь?

Отвожу взгляд.

— Просто так себя развлекаю, когда скучно.

Тишина. Так тихо и холодно в комнате, что слышно, как за дверью, в туалете, мерно капает вода из крана.

— Михаэль, тебе настолько не нравится находиться в этом месте?

Наверное, нужно ответить.

«Лучше напиши что-нибудь другое: «Люблю».

— Мне нигде не нравится, так что прости, если тебя это задело.

Паула стоит прямая, как скала, ещё некоторое время, после чего я вижу, как один раз сотрясаются её плечи, но она лишь мотает головой.

— Наверное, тебе непросто, — слышу. — Учиться в чужой стране, особенно когда твоим родителям на тебя плевать.

В душе в ответ на её слова не шевелится ничто. Всё-таки поднимаюсь с кровати.

— Да, — роняю ничего не значащую фразу, не глядя ей в глаза. — Наверное.

— Михаэль, знаешь, ты мне…

— Я всё ещё плохо себя чувствую. Давай в другой раз, ладно? — смотрю ей прямо в глаза, отчего она вздрагивает. Вижу, как несколько раз сжимаются в кулак и разжимаются её руки.

— Да, — проходит мимо меня, открывает дверь. На несколько секунд останавливается на пороге. — Приходи завтра в школу.

Ничего не отвечаю ей, так что девушка вынуждена уйти, плотно прикрыв за собой дверь.

Я делаю несколько шагов в сторону двери, но останавливаюсь, опустив руки в карманы брюк. Наверное, если она сейчас прибежит к Стефану в слезах, то назавтра мне придётся оправдываться и объясняться. Плевать.

Подхожу к окну, распахиваю створку на полную ширину и упираюсь кулаками в подоконник. В лицо сразу же ударяет холодный ветер, сдувает со стола вырванные листки, которые белыми птицами кружатся по комнате. Из-за мокрых волос голове становится очень холодно, но я всё же стою, не шевелясь, и вглядываюсь во тьму.

Не знаю, зачем всё это делаю. Не знаю, чего хочу. Я ничего не знаю.

Взрослые ведь и не должны знать ответ на этот вопрос?