Окончательный ответ

— Солнце вращается вокруг Земли или Земля вокруг Солнца?

Раскрываю рот, чтобы ответить. Тут же закрываю. И вроде бы знаю, что Земля вокруг Солнца, кто ж не знает, а не оставляет меня поганенькое такое чувствишко, что что-то не так. Что-то…

— М-м-м… дайте подумать.

— Что же, думайте, думайте…

Думаю, думаю. Вспоминаю картинки из детских книжек, Солнечная Система, вокруг неё вращаются планеты, Меркурий, Венера… тьфу черт, меня не про планеты спрашивают, а про то, что вокруг чего вращается.

— Так все-таки?

Обреченно говорю:

— Земля вокруг Солнца.

— А если подумать?

— Земля вокруг Солнца.

Ведущий прищуривается:

— Точно?

Молчу. Думаю, точно или нет. До Коперника считали, что Солнце, и звезды, и планеты вращаются вокруг Земли. Кто это говорил… Птолемей… Только сейчас меня не про Птолемея спрашивают, а про Солнце и Землю…

— Это ваш окончательный ответ?

Меня осеняет. Внезапно.

— Э-э-э… Солнце вращается вокруг центра нашей галактики. Галактики разлетаются от центра вселенной. И Земля… вращается вокруг Солнца… как-то так.

Ведущий кивает. Ведущий никогда не скажет, правильный ответ или неправильный.

Аплодисменты в зале, кто-то издевательски свистит.

— Что же, продолжим. Чему равно ускорение свободного падения?

— На Земле?

— Ну, тогда назовите на Земле и не на Земле.

— А оно… разное?

Ведущий пожимает плечами, не знаю, не знаю. Мысленно бью себя по губам, на кой черт я это ляпнул, вот теперь еще и думай, разное оно или одинаковое, ускорение это…

— Э-э-э… девять и восемь.

— На Земле?

— М-м-м… везде.

— А если подумать?

Легко сказать — подумать. Не думается. Как на экзамене. Ускорение…

— Оно вроде как иррациональным числом измеряется…

— И каким же?

— М-м-м… не знаю.

— Вы сдаетесь?

Хватаюсь за соломинку.

— Помощь зала.

Нет, что-то я не то сказал…

— Уважаемые зрители, помогите мне пожалуйста.

Вот так будет лучше. Зрители начинают набирать что-то на своих экранах, издевательски на меня поглядывают, ухмыляются, похрюкивают короткими свиными рыльцами, наклоняют рогатые морды или рыбьи головы. Вспоминается Гоголь со свиными рылами вместо лиц и кончиками отвратительных крыл и хвостов. Только бы они мои мысли не прочитали, а то не видать мне победы, как своих ушей. Да мне её хоть как не видать…

Ведущий оживляется.

— Ну что, девяносто шесть процентов наших зрителей считают, что на Земле ускорение свободного падения равно девять целых, восемь тысяч шестьдесят шесть десятитысячных, а на других планетах зависит от их массы. Три с половиной процента зрителей указали, что ускорения свободного падения не существует. И полпроцента сказали, что на полюсах Земли ускорение равно девять восемьсот тридцать два, а на экваторе — девять семьдесят восемь. Что скажете вы?

— Э-э-э… я согласен с большинством.

— Это ваш окончательный ответ?

— Нет.

— Так что же?

Вспоминаю школьную программу, не вспоминается, вижу в памяти картинку из тетради, Земля, но не круглая, а приплюснутая с полюсов…

— Я выбираю ответ, где про полюса и экватор.

— Вы так решили?

— Да.

— Ой ли?

— Да.

— А на других планетах?

— По-разному.

Ведущий широко распахивает белые глаза.

— И что, по-вашему ускорение везде разное?

— Ну да.

— И как вы это себе представляете? Число Пи у вас тоже везде разное?

— Нет.

— А какое?

— Три, четырнадцать… и дальше там… иррациональное число. И вообще мы не про Пи говорим, а про ускорение.

— То есть, вы решили извести свою планету и свою Вселенную, сделать ускорение везде разным.

— Да.

— Это ваше последнее слово?

— Да.

— И это… правильный ответ.

Аплодисменты.

Воспоминания лезут в голову не к месту и не ко времени.

Вскидываю автомат, хочу выпустить всю обойму, автомат плавится в моих руках, еле успеваю отбросить.

Сволочи.

Это я им. Которые обступили со всех сторон. Войну с которыми мы уже проиграли, давно проиграли, осталось только расстрелять последние патроны и…

И…

Автомат плавится у меня в руках, еле успеваю отбросить.

Твари обступают.

— Так нечестно.

Говорю вслух. Уже терять нечего, говорю как есть, вслух, так нечестно. Всплывают в памяти какие-то детские обиды не к месту и не ко времени, играем в шашки, а победителю батончик шоколадный, или еще там чего. И я выиграю, а мелкая слезами зальется, а-а-а-а, хоцу-у-у-у, и мать мелкой батончик отдаст, она же ма-а-а-ленькая, и хочется во весь голос заорать, так нечестно…

— Так нечестно.

Говорю.

В голос.

— Еще думаю про себя, детсад, настоящий детсад, видел бы командир, только не увидит уже, в сырой земле лежит, то есть, что я говорю, нет никакой земли здесь, Земля за сотни световых лет осталась…

— Что нечестно? — спрашивает тот, кто уже хотел впиться мне в глотку.

— Это… нечестно… надо, чтобы силы равны были.

— Черт возьми, что я вообще несу…

— Хотите, чтобы с вами боролись вашим оружием?

Он говорит не оружием, а орущ-щ-щием, не все звуки произносит.

— Ну да… хотя бы.

— А что еще?

Хочу сказать, что хочу, чтобы с нами вообще не воевали. Не говорю.

— Ну… хочу, чтобы нам хорошо было…

— Вы хотите получать от сражения удовольствие? Чтобы вам… нравилось?

— Ну…

— Хорошо… мы сделаем. Чтобы вам понравилось.

— Итак, мы переходим к следующему вопросу!

Считаю, сколько осталось вопросов. Три. Вроде всего-ничего, только чувствую, напоследок они оставили самое-самое. И этот не тот случай, когда можно забрать деньги или поощрительный приз, откланяться и уйти под аплодисменты публики. Здесь на кону жизнь земли, один неверный ответ — и мир полетит к чертям.

Может, уже и полетел.

Они обещали, что мне должно понравиться.

Мне нравятся телевикторины.

Нравились раньше.

— Итак, предпредпоследний вопрос: чему равно ускорение свободного падения в открытом космосе?

— Э-э-э…

— Вам дается два варианта ответа. Девять с половиной и три целых, четырнадцать сотых.

— Гхм…

Отчаянно вспоминаю, что три и четырнадцать — это число Пи. Значит, три и четырнадцать отпадает. Хотя вполне может оказаться, что три и четырнадцать — это не только число Пи.

Хотя…

— А… пятьдесят на пятьдесят можно?

— Вы хотите убрать неверный ответ?

— Да.

Смех в зале, шепотки, хорошо устроился, ну-ну…

— Хорошо, мы убираем два неверных ответа.

Вздрагиваю. Оба ответа исчезают с табло, чер-р-рт…

Гхм…

— Что скажете?

— Ну…

— Так чему равно ускорение свободного падения в открытом космосе?

Огрызаюсь, терять уже все равно нечего.

— Ничему.

— Совершенно верно, в космосе его нет!

Аплодисменты.

Лезут воспоминания не к месту и не ко времени:

— А ты что, хочешь, чтобы всегда по-твоему было?

— Хочу! — ору во весь голос, — хочу чтобы что я ни скажу, все сбудется!

Бойтесь своих желаний, они могут исполниться.

Сбылось.

Все, что я ни скажу здесь, все сбудется. Ошибусь с одной постоянной, с одной переменной, с одним знаком в формуле — и вся наша вселенная полетит к черту. Этим вон на радость.

— Предпоследний вопрос. Сколько существует кварков?

Вздрагиваю.

— Это что такое?

Смех в зале, шепотки, хорошо же он знает свой мир.

— Вам виднее.

Кварки, кварки… ничего не вспоминается… нет, есть что-то в памяти, кварк нижний, кварк верхний, кварк жуткий… или странный… и кварк очаровательный.

— Четыре.

— А если подумать?

— А если подумать, то не знаю.

— И сколько же?

— А… звонок другу можно?

— Конечно, можно, кому мы будем звонить?

— Алославскому… по имени-отчеству не знаю.

— Хорошо, мы звоним физику Сергею Ивановичу Алославскому.

Длинные гудки в тишине зала. Ну только посмей не ответить…

— Алло.

Женский голос, нет, это не Алославский…

— День добрый, Сергея Ивановича я могу услышать?

— Он занят.

Тявкающий голос режет по ушам, если бы она знала, если бы знала…

— Это очень срочно….

— Перезвоните потом!

Короткие гудки.

Падает сердце.

— Вижу, ваши сородичи не очень-то хотят иметь с вами дело.

— Я могу позвонить…

— Вы уже звонили.

Черт…

— Так все-таки… сколько существует кварков?

— Четыре.

— Это ваш окончательный ответ?

Краем глаза смотрю на омерзительную мохнатую тварь в двух шагах от меня, тварб, которая больше всех хохотала надо мной. тварь поднимает конечности, показывает… гхм… четыре, шесть… восемь.

— Восемь.

Смех в зале.

— Вы уверены?

— Да.

— Может, назовете их нам?

— Верхний, нижний…

— Ну и названия.

— Удивительный… очаровательный…

— Ой ли?

— Дальше не помню. Но их восемь.

— Это ваше последнее слово?

— Да.

— Что же… ответ принят. Во времена вашей молодости было известно четыре кварка.

Замирает сердце.

— Сейчас вашей науке известно шесть кварков…

Рушится мир.

— …но на самом деле их восемь.

Аплодисменты. Хочу с благодарностью посмотреть на мохнатую тварь, не смотрю. Еще не хватало, чтобы уличили нас…

Пью воду.

Перевожу дух.

— Итак, последний вопрос. Готовы?

— Да.

— Чему равен коэффициент сцепления автомобиля на обледенелой дороге?

Это я знаю. Хорошо знаю. Даже слишком хорошо.

Олеся выбегает из дома мне навстречу.

Жму на тормоз.

Жигуль несется вперед как ни в чем не бывало.

…отключить от аппарата жизнеобеспечения…

Бью кулаком по столу. Ведущий оторопело смотрит на меня.

— Вы что?

— Да ничего… бывает…

— Устали?

— Да.

— Вам остался последний вопрос.

— Да, да…

— Так сколько же?

Знаю. Одна десятая. Проклятая одна десятая, когда машина несется на полной скорости, и черта с два ты тут что-то сделаешь…

— Может… отдохнете сначала?

— Нет. Я знаю ответ. Ноль семь.

— Что?

— Ноль целых семь десятых.

— Э-э-э, насколько я знаю, это сцепление с сухим асфальтом.

— Да. И с обледенелой дорогой.

— То есть, что сухой асфальт, что дорога обледенелая — все одно?

— Да.

— То есть, у сухого асфальта — ноль семь, у мокрой дороги — ноль четыре, у снега — ноль два, а у обледенелого шоссе снова ноль семь?

— Да.

— Это ваш окончательный ответ?

— Окончательный.

— Что же… вы свободны. Можете возвращаться в ваш мир… будем надеяться, ваш мир остался прежним. Большое спасибо за игру.

Аплодисменты.

Пожимаем друг другу руки.

Меня ведут к порталу, спохватываюсь, что так и не поблагодарил ту тварь, которая подсказала про кварки. Теперь уже поздно…

Думаю, что я переделал в своем мире, свойства льда или что похуже.

Не знаю.

Иду домой.

Может, Оксана ждет меня.